Чалоно явно не понравилось то, что замечания Рондо, сделанные в его адрес, вызывают смех присутствующих. Не желая оставаться в долгу, он начал рассказывать историю, пользовавшуюся в прошлом неизменным успехом.

— Один мужчина на старости лет ослеп настолько, что, изловив самку плоскоголовых, решил, что имеет дело с женщиной…

— Да. И у него отвалилось то, что делало его мужчиной. Мерзкая история, Чалоно, — перебил его Рондо. — И вообще, разве можно спутать самку плоскоголовых с женщиной?

— Спутать их действительно сложно. Но некоторые идут на это сознательно, — сказал Тонолан. — Мужчины из одной западной Пещеры пользовали самок плоскоголовых, из-за чего у их сородичей было много неприятностей.

— Ты шутишь!

— Какой там шутка! Нас окружил целый стая плоскоголовых, — подтвердил Джондалар. — Злой-презлой. Потом мы знал о том, что один люди брали плоскоголовый женщина, отчего было много беда их Пещерам.

— И как же вам удалось от них уйти?

— Они отпускать, — ответил Джондалар. — Вождь стаи — умный. Плоскоголовый умнее, чем думать люди.

— Я слышал о таком мужчине… — кивнул Чалоно.

— Где? Кто это был? — прыснул Рондо. — Уж не ты ли, Чалоно?

Чалоно хотел было дать насмешнику достойный ответ, но слова его утонули в дружном хохоте. Когда его товарищи успокоились, он с обидой в голосе заметил:

— Я говорил не об этом. Если вы помните, речь тогда шла о вине и грибах. — Он явно переусердствовал и с тем и с другим и потому говорил заплетающимся языком: — Многие мальчишки, которые еще не знают, что такое женщина, любят поговорить о самках плоскоголовых. Так вот. Один из них утверждал, что он овладел такой самкой…

— Мальчишки чего только не выдумают, — покачал головой Маркено.

— Ну а девочки, по-твоему, о чем говорят? — фыркнул Тарлуно.

— Должно быть, о самцах плоскоголовых, — вздохнул Чалоно.

— Хватит вам. Меня уже тошнит от ваших разговоров, — буркнул Рондо.

— Раньше-то ты любил поболтать на такие темы, Рондо, — заметил Чалоно, явно желая перейти в наступление.

— Ну и что из того? С той поры я успел повзрослеть, а вот ты, похоже, нет. Как мне надоели твои мерзкие замечания!

Захмелевший Чалоно обиделся не на шутку и решил угостить сотоварищей чем-нибудь действительно мерзким.

— Ты это серьезно, Рондо? Я слышал об одной женщине, которой нравилось путаться с плоскоголовыми. Мать даровала ей дитятю, у которого…

— Тьфу ты! — выругался Рондо, передернув плечами. — Чалоно, как ты не понимаешь, что такими вещами нельзя шутить? И вообще, кто его сюда звал? Гнать его нужно отсюда! Такое ощущение, будто он облил меня грязью! Шутки шутками, но всему же есть предел!

— Рондо прав, — согласно кивнул Тарлуно. — Чалоно, может, ты все-таки уйдешь?

— Нет, — покачал головой Джондалар. — Поостынь, чернявый. Уходить не надо. Смешанный дети шутить нельзя, но скажите — почему все знать о такой дети?

— Полуживотные-полулюди… Это гадость! — процедил Рондо сквозь зубы. — Даже говорить о них не хочу! Здесь и без того жарковато. Пойду-ка проветрюсь.

— А ведь мы хотели немного расслабиться… Верно, Тонолан? — громко произнес Маркено. — Может, немного поплаваем в речке, а потом вернемся сюда? Вина Джетамио у нас еще вон сколько. У меня было целых два меха!

— Мне кажется, что камни еще не нагрелись, Карлоно, — сказал Маркено. В его голосе слышались напряженные нотки.

— Плохо, когда вода стоит в лодке слишком долго. Древесина должна отмякнуть, а не разбухнуть. Тонолан, где у тебя стойки?

— Смотри, скоро они нам понадобятся, — заметил Карлоно, неожиданно нахмурившись.

— Здесь они, — ответил Тонолан, указывая на шесты, вырезанные из стволов ольхи, которые лежали на земле возле большого челна, наполненного водой.

— Пора начинать, Маркено. Надеюсь, камни разогрелись.

Джондалар изумленно взирал на результат, хотя и присутствовал при этой удивительной трансформации. Ствол дуба перестал быть обычным бревном, лишившись своей сердцевины и приобретя сходство с лодкой. Толщина ее бортов теперь не превышала длины фаланги пальца, шире были только нос и корма. Он внимательно следил за тем, как Карлоно работает своим похожим на долбило теслом, снимая стружку с тонкого, словно ветка, борта, дабы придать судну окончательную форму. Джондалар попробовал было сделать то же самое, но тут же оставил это занятие и еще больше поразился сноровке мастера. Корпус лодки сужался к носу и заканчивался острым водорезом. Лодка имела слегка сплюснутое днище, немного сужалась к корме и казалась необычно длинной и узкой.

Четверка мужчин быстро перенесла к челну калившиеся в большом костре камни и бросила их в воду, которая тут же забурлила и подернулась паром. От нагревания воды для заварки чая этот процесс отличался только масштабами и конечной целью. Жар и пар предназначались не для готовки, а для изменения формы сосуда.

Маркено и Карлоно, стоявшие друг против друга у бортов лодки, уже пытались растягивать ее корпус вширь. Эта операция являлась одной из самых ответственных: тресни один из бортов — и вся работа по выдалбливанию челна и приданию ему нужной формы пошла бы насмарку. Едва Шамудои растянули борта, Тонолан и Джондалар попытались вставить в лодку самую большую распорку. Когда она послушно опустилась на нужное место, братья вздохнули с облегчением.

Установив центральную поперечину, они занялись другими, короткими распорками, которые надлежало расположить по длине судна. Затем, накренив лодку, они слили на землю горячую воду, вынули камни и, перевернув лодку вверх дном, вытряхнули из нее остатки воды, после чего поставили ее на колоды, чтобы дерево могло хорошенько просохнуть.

Когда мужчины отошли в сторону и посмотрели на свое творение, ими овладел подлинный восторг. При длине порядка пятидесяти футов судно в средней части имело ширину около восьми футов. Растяжка бортов повлияла не только на его ширину. Расширение сопровождалось заметным подъемом носовой и кормовой частей лодки, изогнувшейся вследствие этого изящной дугой. Такая форма судна придавала ему особые свойства — оно становилось не только устойчивее и вместительнее, но подвижнее и маневреннее.

— Самая настоящая лентяйская лодка, — процедил Карлоно сквозь зубы, когда они наконец направились к другому краю поляны.

— Ничего себе лентяй! — воскликнул Тонолан, давненько не сталкивавшийся со столь тяжелой работой.

Карлоно довольно улыбнулся, услышав именно то, что и ожидал услышать.

— Есть у нас такая история… Один лентяй, у которого была жутко ворчливая жена, поздней осенью оставил свою лодку на берегу и вспомнил о ней только тогда, когда зима уже закончилась. Она была до краев полна водой и снегом, от которых борта ее раздались вширь. Все решили, что его лодке пришел конец, но других лодок у этого лентяя попросту не было. Хорошенько высушив, он спустил ее на воду и, к своему крайнему удивлению, обнаружил, что она стала ходить куда лучше! Если верить этой истории, именно с той поры люди и стали делать такие лодки.

— На самом деле это очень смешная история. И рассказывать ее надо совсем иначе, — заметил Маркено.

— Возможно, здесь есть какая-то толика истины, — добавил Карлоно. — Если бы мы делали маленькую лодку, наша работа на этом бы и закончилась…

Они подошли к группе людей, сверливших костяными буравами отверстия в краях досок. Этот труд был утомительным и тяжелым, и потому он совершался большим количеством сменявших друг друга работников.

— Да… И я смог бы жениться… — вздохнул Тонолан, заметив среди работников Джетамио.

— У вас на лицах улыбки. Выходит, растяжка прошла нормально? — спросила молодая женщина у Карлоно, хотя смотрела она в этот момент только на Тонолана.

— Для начала надо дать ей обсохнуть. Тогда-то мы все и увидим, — уклончиво ответил Карлоно, не желавший искушать судьбу. — Как дела с обшивкой?

— С этим мы уже покончили. Теперь занимаемся досками для дома, — ответила женщина постарше. Так же как и Маркено, она походила на Карлоно, особенно когда улыбалась. — Молодой паре одной лодки мало. Ей и дом нужен. Он для них даже важнее, милый мой братик.

— Твой брат заинтересован в их браке не меньше тебя, Каролио, — заметил Бароно, с улыбкой посмотрев на молодых людей, томно взиравших друг на друга. — Но что такое дом без лодки?

Каролио бросила на него обиженный взгляд. Она слышал этот давний афоризм племени Рамудои уже столько раз, что тот начинал действовать ей на нервы.

— Ух! — воскликнул Бароно. — И этот сломался!

— Сегодня он какой-то неловкий, — заметила Каролио. — Ломает уже третий бурав. Наверное, хочет заняться чем-нибудь поинтереснее.

— Брось ты ворчать на своего супруга, — сказал Карлоно. — Буравы ломают все. Тут уж ничего не поделаешь.

— В одном она права. Занудная работа… Я не знаю ничего более утомительного, — усмехнулся Бароно.

— Он хочет показаться смешным. Что может быть хуже мужчины, считающего себя смешным? — вздохнула Каролио. Люди, стоявшие вокруг, заулыбались. Все знали об их любви, скрывавшейся за этим добродушным подшучиванием.

— Если у вас есть запасной бурав, я могу попробовать, — сказал Джондалар.

— Что это с ним? Ни один нормальный человек не захочет заниматься этим занудством, — искренне изумился Бароно, поспешив подняться на ноги.

— Джондалар интересуется строительством лодок, — ответил Карлоно. — Он хочет попробовать себя во всем.

— Ничего, придет время, мы сделаем из него настоящего Рамудои! — заявил Бароно. — Весьма разумный молодой человек. А вот по поводу его брата я не уверен, — добавил он, с улыбкой глянув на Тонолана, не отрывавшего глаз от Джетамио. — Если на него сейчас упадет дерево, он этого даже не заметит… Может, нам следует занять его чем-нибудь стоящим?

— Он может собирать дрова для парилки или обдирать ивовые прутья для сшивки досок, — сказал Карлоно. — Как только лодка обсохнет, мы начнем сверлить отверстия в корпусе. Потом можно будет заняться наращиванием бортов… Бароно, как ты думаешь, сколько нам нужно времени? Нужно сообщить Шамуду, тогда он сможет назначить день их свадьбы, и Доландо пошлет гонцов в другие Пещеры…

— Что еще нам остается сделать? — спросил Бароно, когда они направились к торчавшим из земли столбам.

— Помимо прочего, нужно установить стойки на носу и корме… Эй, Тонолан, ты идешь или нет? — окликнул жениха Маркено.

— Ммм… Конечно, конечно! Уже иду!

Едва они ушли, Джондалар подобрал с земли костяной бурав с рукоятью, выточенной из оленьего рога, и стал наблюдать за движениями работающей Каролио.

— Зачем дырка? — спросил он, просверлив пару отверстий. Каролио разбиралась в строительстве лодок не хуже своего брата-близнеца. Он занимался главным образом выдалбливанием челна и приданием ему нужной формы, она — пригонкой и сшивкой накладных бортов. Каролио повела Джондалара к другой рабочей площадке, на которой стояла частично разобранная лодка.

У плотов плавучесть определялась свойствами древесины, у лодок Шарамудои — объемом воздуха между бортами судна. Это замечательное новшество позволило начать постройку судов, имевших отличную маневренность и грузоподъемность. Доски обшивки, позволявшие нарастить борта и тем самым увеличить объем лодки, выгибались на пару и буквально пришивались к корпусу ивовыми прутьями, пропущенными через заранее просверленные отверстия; их концы жестко пригонялись клиньями к носовой и кормовой стойкам. Крепившиеся в последнюю очередь поперечины увеличивали жесткость лодки и позволяли устанавливать в ней скамейки.

В результате получалось водонепроницаемое судно, которое могло служить в течение нескольких лет, выдерживая серьезные напряжения и нагрузки. Первыми выходили из строя ивовые прутья. Когда это происходило, лодка разбиралась и полностью перестраивалась, некоторые старые доски заменялись на новые, что существенно увеличивало срок жизни судна.

— Смотри. Видишь, где находились доски обшивки? — Каролио указала на разобранную лодку. — Вдоль верхнего края корпуса просверлен ряд отверстий. — Она показала ему изогнутую доску, кривизна которой соответствовала кривизне корпуса. — Первый пояс. Тонкий край прилегает к корпусу — там и здесь отверстия расположены одинаково. Потом они сшиваются лозой, понял? Второй же пояс накладывается на первый — вот так…

Они обошли вокруг лодки и подошли к тому ее борту, который еще не был разобран. Каролио указала на сломанные и истершиеся прутики, торчавшие из некоторых отверстий.

— У этой лодки давно пора менять обшивку. Видишь, как накладываются друг на друга доски? Если речь идет о маленькой лодке — на одного-двух человек, — борта можно не наращивать. Им достаточно и челна. Правда, по бурной реке на нем ходить куда труднее. Челн может неожиданно выйти из-под контроля.

— Когда-нибудь моя этому учиться… — сказал Джондалар. Взгляд его упал на искривленную доску, и он поспешил спросить: — А как вы гнете доски?

— Так же, как и корпус лодки. Нужны горячий пар и сила. Те столбы, возле которых находятся сейчас твой брат и Карлоно, используются для крепления оттяжек, поддерживающих пришиваемые к корпусу доски обшивки. Эта операция занимает не так много времени — главное, чтобы были просверлены отверстия. Сверлить их действительно непросто. Мы то и дело точим наши костяные сверла, но ведь они постоянно ломаются!

Уже вечерело, когда они стали подниматься к террасе. Тонолан обратил внимание на необычную задумчивость своего старшего брата.

— О чем это ты задумался, Джондалар?

— О постройке лодок. Я и не представлял, что такое возможно… И о лодках таких я никогда не слышал. Вспомни, как ловко управляются с ними Рамудои! Их детишки чувствуют себя в лодке куда увереннее, чем на берегу! А как они обращаются со своими орудиями! — Глаза его возбужденно блеснули. — Я их хорошенько рассмотрел, слышишь? Если бы мне позволили довести инструмент Карлоно до ума, я отколол бы от него приличный кусок, так чтобы на нижней стороне тесла образовалась гладкая вогнутая поверхность. После этого работать им будет куда сподручнее. И провертки я стал бы делать не из кости, а из кремня!

— Вон оно в чем дело! А я-то думал, что тебя заинтересовало изготовление лодок. Большой Брат! Тебя привлекли совсем не лодки, а орудия, с помощью которых они изготавливаются! Нет, Джондалар, как ты был каменных дел мастером, так ты им и остался!

Джондалар заулыбался, понимая, что Тонолан совершенно прав. Его заинтересовали не столько лодки, сколько инструменты для их постройки. В племени имелось несколько неплохих отбойщиков камня, но в отличие от Джондалара они не понимали того, что ряд небольших изменений мог сделать их орудия куда более эффективными. Он всегда испытывал особого рода удовольствие, приспосабливая инструменты для разного рода технических задач, и его изобретательный ум уже видел способ улучшить орудия, которые использовали Шарамудои. Именно таким образом он смог бы достойно отблагодарить людей, которым был обязан столь многим.

— Мама! Джондалар! Пришли новые люди! Тут уже столько палаток, что может не хватить места! — выпалил Дарво, вбежав под навес. В следующее мгновение он уже выскочил наружу — да и как он мог усидеть дома, когда рядом происходили столь необычные события.

— Когда Маркено женился на Толи, гостей было куда меньше, — заметила Серенио. — О Мамутои знают все, а вот о Зеландонии здесь и слыхом не слыхивали.

— Они что, сомневаются в том, что мы похожи на них? Что у нас два глаза, две руки и две ноги? — ухмыльнулся Джондалар.

Обилие гостей поразило и его. На Летнем Сходе Зеландонии людей бывало и побольше, но одно дело — видеть кругом знакомые лица и совсем другое — оказаться среди незнакомцев. Джондалар был знаком только с Пещерой Доландо и плотом Карлоно. На праздник пришли не только Шарамудои. Здесь присутствовали Мамутои, сородичи Толи, их любопытствующие знакомые, а также представители племен, живших выше и ниже по течению.

Брачные Обряды племени Шарамудои казались братьям достаточно своеобразными. У Зеландонии во время Брачной Церемонии заключался не один, а сразу несколько браков. Будучи единственным кровным родственником Тонолана, Джондалар должен был принять деятельное участие в предстоящем ритуале. Мысль об этом не давала ему покоя.

— А ведь ты кажешься таким уверенным в себе… Не волнуйся, все будет хорошо… — прошептала Серенио, придвинувшись к Зеландонии и обняв его за шею. — Ты ведь такой хороший, Джондалар…

Она сделала именно то, что было необходимо в этой ситуации. Близость Серенио отвлекла Джондалара от тягостных раздумий, ее нежные слова положили конец всем его тревогам. Он поцеловал ее в губы и позволил себе расслабиться.

— Думаешь, ничего? У меня ведь и одежды приличный нет — только дорожный шкура… — пробормотал он, неожиданно вспомнив о праздничных нарядах Зеландонии.

— Ты думаешь, они поймут? Таких нарядов, как твой, здесь еще никогда не видывали. Можешь на этот счет не беспокоиться, они ведь совершенно тебя не знают, Джондалар. Многие пришли сюда только затем, чтобы посмотреть на тебя и на Тонолана. Главное, чтобы одежды были впору, — все остальное не важно…

Она выскользнула из его объятий. Он поднялся с ложа и через щель стал разглядывать толпу, собравшуюся на террасе. Вид ее привел его в трепет. Он отошел к дальней стене хижины и, немного подумав, вновь вернулся к щели, решив получше рассмотреть гостей.

— Джондалар, позволь мне приготовить для тебя чай. Заваривать его меня научил сам Шамуд. Ты тут же успокоишься.

— Думаешь, я нервничаю?

— Нет, нет! Это я так, на всякий случай. Может, все-таки заварить?

Она налила воду в прямоугольную посудину, предназначенную для готовки, и, бросив в нее несколько раскаленных камней, села на маленькую деревянную скамеечку. Джондалар стал рассеянно разглядывать геометрические фигуры, вырезанные на стенках посудины: узор из прямых линий, пересекающихся под углом, напоминал ветви ели.

Стенки резной коробки были сделаны из цельной доски, изогнутой на пару. Этой операции предшествовала проточка поперечных пазов в местах сгиба. Края доски, сходившиеся под прямым углом друг к другу, соединялись с помощью особых шипов. Проточка делалась и вдоль края, обращенного к днищу короба. Разбухнув от сырости, он хорошо держал воду. Короба использовались для самых разных целей — начиная от готовки и кончая хранением всевозможных продуктов (тогда они оснащались крышкой).

Короб этот странным образом напомнил Джондалару о брате. Как ему хотелось бы оказаться сейчас рядом с ним! Тонолан быстро освоил принятую у Шарамудои технику обработки древесины. При правке древков копий или при изгибании досок для снегоступов он пользовался подобными же приемами. Мысль о снегоступах напомнила Джондалару о начале их Путешествия и доме, от которого их отделяло немыслимое расстояние. С тех самых пор, как он надел на себя дорожную одежду, его то и дело одолевали приступы тоски по дому, нападавшие на него в самое неподходящее время. На сей раз причиной сердечного смятения стал резной короб Серенио.

Он резко встал, задев стул, и, попытавшись подхватить его, едва не сбил с ног Серенио, которая держала в руках чашку, наполненную горячим чаем. Он тут же вспомнил о том, что случилось во время Праздника Обета. Толи и Шамио успели совершенно оправиться от происшедшего, ожоги их благополучно зажили, однако Джондалар так и не смог забыть своего ночного разговора с Шамудом.

— Джондалар, пей свой чай. Он тебе наверняка поможет…

Джондалар улыбнулся и сделал небольшой глоток. Чай, в состав которого, судя по запаху, входила и ромашка, оказался очень приятным на вкус. Через какое-то время тревога действительно покинула Джондалара.

— Серенио, ты была права… Мне действительно стало получше. И сам не понимаю, что это со мной…

— Не каждый же день тебе приходится женить своих братьев, верно? Твое беспокойство мне понятно.

Он вновь привлек Серенио к себе и страстно поцеловал ее в губы.

— Увидимся вечером, Серенио, — шепнул он ей на ухо.

— Джондалар, не забывай о том, что сегодня вечером праздник, посвященный Матери, — напомнила она. — Пусть все идет своим чередом. Можешь делать все, что угодно. Пообщаться друг с другом мы сможем и в другое время, правда?

— Я совершенно забыл о празднике, — согласно кивнул Джондалар, однако сердце его при этом сжалось от боли. Подобные чувства он испытывал впервые. Он по-прежнему чувствовал себя свободным человеком, но легкость, с которой Серенио принимала его независимость, почему-то задевала за живое. Джондалар немедленно решил, что этот вечер он проведет не с кем-нибудь, но именно с ней.

— Джондалар! — воскликнул вбежавший в хижину Дарво. — Меня послали за тобой. Они хотят тебя видеть! — Запыхавшийся мальчуган приплясывал от нетерпения. — Скорее, Джондалар! Тебя ждут!

— Успокойся, Дарво, — улыбнулся мужчина. — Сейчас приду. Разве я могу пропустить свадьбу своего собственного брата?

Дарво застенчиво улыбнулся, понимая, что без Джондалара церемония в любом случае не начнется, однако меньшим его нетерпение от этого не стало. Он выбежал наружу, и Джондалар, вздохнув, последовал за ним.

При его появлении толпа зашумела. Заметив поджидающих его женщин, Джондалар вздохнул с облегчением. Рошарио и Толи сопроводили его до небольшого холмика у боковой стены, где их ждали другие участники церемонии. Рослый светловолосый Зеландонии, лицо которого было прикрыто деревянной маской птицы, стоял на самой его вершине.

Заметив приближающегося брата, Тонолан нервно улыбнулся. Джондалар смотрел на него во все глаза, пытаясь разгадать его истинные чувства. Он искренне сожалел о том, что обычаи племени Шарамудои не позволяли ему общаться с братом. Впрочем, он успел заметить, что тот чувствовал себя здесь как рыба в воде, и это наблюдение больно резануло Джондалара по сердцу. Как дружны они были в начале Путешествия, и как сильно разошлись теперь их пути… Джондалар чувствовал, что пропасть, разделяющая их, с каждым днем становится все шире и шире. Им вновь овладели горестные чувства.

Он закрыл глаза и, крепко сжав кулаки, попытался взять себя в руки. Гости опять дружно загалдели. Джондалар сумел расслышать два слова: «высокий» и «одежда». Он открыл глаза и с изумлением обнаружил, что Тонолан успел напялить на себя костюм племени Шамудои, который, надо сказать, шел ему как нельзя лучше.

Не случайно его собственная одежда вызвала у гостей такой неподдельный интерес… Да, Тонолан уже успел стать одним из них, Джондалар же остался Зеландонии.

Высокий мужчина присоединился к группе новых родственников его брата. Хотя формально он не принадлежал к Шарамудои, с этого момента он тоже становился их родственником. Вместе с родней Джетамио они должны были раздавать гостям подарки и еду. Чем больше гостей прибывало на празднество, тем обременительнее становилось его проведение для хозяев. Многих гостей привлекло сюда происхождение и положение молодой пары, и потому хозяева делали все возможное, чтобы те не обманулись в своих ожиданиях и не ушли с праздника неудовлетворенными.

Внезапно все замолчали и дружно повернулись к группе людей, направлявшихся к холмику.

— Ты видишь ее? — спросил Тонолан, став на цыпочки.

— Нет, — покачал головой Джондалар. — Но в том, что она идет вместе с ними, я нисколько не сомневаюсь.

Поравнявшись с окруженным многочисленной родней Тоноланом, плотная группа расступилась, открывая свое главное сокровище. Едва Тонолан увидел украшенную цветами красавицу, одарившую его лучезарной улыбкой, в горле у него пересохло. Его радость и счастье были настолько явными, что Джондалар не смог удержаться от улыбки. Тонолан стремился к любимой женщине так, как стремится пчела к цветку, источающему мед. Родственники подвели его к невесте и взяли молодых в кольцо.

Группы перемешались и тут же разбились на пары. Шамуд поднес к губам дудочку и принялся наигрывать на ней какую-то нехитрую мелодию. Человек в птичьей маске стал отбивать ритм на большом круглом бубне. Джондалар тут же решил, что видит еще одного Шамуда. Все Служители Матери были неуловимо похожи друг на друга. Это вновь заставило его вспомнить о доме.

Представители двух родственных групп то образовывали пары, то расходились, двигаясь в такт музыке. Белоголовый Шамуд продолжал играть на своей маленькой флейте. На конце длинной прямой палочки с выжженной сердцевиной и рядом высверленных отверстий была вырезана птичья голова с широко раскрытым клювом. Звуки, извлекавшиеся Шамудом, порой действительно походили на птичье пение.

Участники церемонии выстроились в два ряда и, соединив поднятые над головой руки, образовали проход. Как только молодая чета проходила под очередной живой аркой, ее участники расцепляли руки и пристраивались в хвост торжественной процессии, возглавляемой Шамудом. Шествие направилось сначала к краю террасы, затем — вдоль каменной стены. Джетамио и Тонолан шли вслед за музыкантом, за ними Маркено и Толи, затем — Джондалар и Рошарио, являвшиеся ближайшими родственниками молодой четы. За ними следовали прочие родственники, члены других Пещер и гости. Шамуд, игравший на бубне, держался возле своих сородичей.

Белоголовый Шамуд направился вниз, к поляне, на которой изготавливались лодки, однако вскоре свернул на боковую тропку и вывел участников церемонии к Щедрому Древу. После того как они расположились вокруг огромного старого дуба, Шамуд стал наставлять тихим голосом молодую чету, давая разнообразные советы, как снискать расположение и благоволение Матери. Его слова могли услышать только ближайшие родственники молодых, находившиеся рядом с ними. Стоявшие поодаль гости и дальние родственники принялись переговариваться между собой, но стоило Шамуду замолчать, как все разговоры разом смолкли.

Установилось напряженное молчание. Из леса донеслись хриплый крик сойки и отрывистая барабанная дробь большого пятнистого дятла, которой вторило гулкое эхо. В следующее мгновение поляна огласилась сладостными трелями взмывшего в небо жаворонка.

Человек в птичьей маске, который, казалось, только этого и ждал, поманил к себе молодых. Шамуд извлек из одежд веревку и сделал на ней петлю, быстро затянув узел. Посмотрев в глаза друг другу, Тонолан и Джетамио соединили руки и продели их сквозь петлю.

— Джетамио и Тонолан. Тонолан и Джетамио. Я связываю вас друг с другом, — громко возгласил Шамуд, стянув петлей их запястья. — Завязав этот узел, я связал ваши жизни воедино и соединил их новыми узами родства с Пещерой и Родом. Вы замыкаете квадрат, начало которому положили Маркено и Толи. — Последние сделали шаг вперед и соединили руки с новобрачными. — Шамудои владеют дарами земли, Рамудои — дарами воды. Теперь, когда вы связали свои жизни, вы стали Шарамудои — обладателями того и другого. Помогайте же друг другу.

Толи и Маркено отступили назад. Шамуд вновь заиграл на своей удивительной дудочке. Тонолан и Джетамио стали неспешно обходить древний дуб. Когда они стали описывать второй круг, зрители принялись осыпать их птичьим пухом, лепестками цветов и сосновой хвоей, выкрикивая пожелания новобрачным.

Когда Тонолан и Джетамио обходили Щедрое Древо в третий раз, к ним присоединились смеющиеся гости. Кто-то затянул обрядовую песнь, которую тут же подхватило множество голосов. Заиграли флейты, загрохотали бубны и полые, выдолбленные изнутри чурбаки. Женщина из племени Мамутои взяла в руки лопатку мамонта и стала ударять по ней деревянной колотушкой. На миг все замерли. Звонкий, раскатистый звук изумил участников обрядового действа, но еще сильнее их поразило то, что женщина могла изменять тон и высоту звука, меняя силу и место приложения удара. По завершении третьего круга Шамуд вновь возглавил шествие и повел группу вниз, к поляне, находившейся возле самой реки.

Джондалару так и не довелось стать свидетелем окончания строительства лодки. И хотя он принимал участие едва ли не во всех работах, связанных с ее постройкой, от вида лодки у него захватило дух. Она оказалась куда больше, чем ему представлялось, и имела соразмерные с пятидесятифутовой длиной изящно изогнутые высокие борта и мощную заднюю стойку. И все-таки сильнее всего его поразила передняя часть судна, украшенная резным изображением головы и шеи водяной птицы, закрепленной на носу лодки при помощи клиньев.

Сам нос был раскрашен красноватой и темно-желтой охрой, черным марганцем и белыми кальцинированными известняковыми землями. Глаза, нарисованные на нижней части корпуса, должны были уберечь лодку от незримых опасностей, таившихся под водой. На бортах и корме виднелся характерный орнамент из повторяющихся геометрических фигур. Внутри лодки появилось несколько скамеек для гребцов. Там же лежали и новые длинные весла с широкими лопастями. Навес из желтоватой шкуры серны, сделанный в центральной части, защищал судно от дождя и снега. Лодка была усыпана цветами и птичьими перьями.

Она потрясала. Поражала воображение. Джондалар приосанился и горделиво поднял голову, чувствуя себя одним из создателей этого замечательного судна.

Условием заключения любого брака являлось наличие лодки — новой или отремонтированной, но далеко не все лодки отличались такими размерами и совершенством формы. Так уж случилось, что Пещера решила обзавестись еще одной большой лодкой именно в тот момент, когда молодая чета объявила о своем решении. На празднество прибыло необычно много гостей, и потому подобное совпадение следовало признать особенно удачным. И Пещера, и виновники торжества испытывали законную гордость.

Молодые люди, запястья которых оставались связанными веревкой, забрались в лодку и сели на среднюю скамью, находившуюся под навесом. Ближайшие родственники последовали за ними; некоторые из них держали в руках весла. Корпус лодки стоял между столбами, предотвращавшими ее раскачивание, на бревнах, спускавшихся к самой реке. Собравшиеся члены Пещеры и гости с радостными криками столкнули лодку на воду.

Они удерживали ее близ берега, пока судно не было признано пригодным для плавания — оно практически не протекало и не имело сколько-нибудь заметного крена. После этого они отправились вниз по течению, туда, где находился плот Рамудои. На воду было спущено несколько лодок меньших размеров, казавшихся утятами, послушно следующими за своей матерью.

Оставшиеся на берегу гости поспешили к тропе, надеясь добраться до верхней террасы раньше молодых. Несколько мужчин быстро взобрались наверх по ведущей к водопаду тропе и приготовились к спуску большой плоской корзины, в которой некогда были подняты наверх Тонолан и Джондалар. На сей раз предстояло поднять Тонолана и Джетамио, руки которых оставались стянутыми. Они решили связать свои жизни и потому — по крайней мере в течение всего этого дня — не должны были ни на минуту расставаться.