Наиболее пострадавшими и побежденными в будущем тысячелетии станут жители как периферии, так и всей биосферы. За пределами нарождающихся Тихоокеанской и Европейской сфер четыре миллиарда людей начнут предпринимать робкие шаги к рыночному обществу и демократическому устройству. Но один рынок не в состоянии развить промышленность или создать базовую инфраструктуру системы здравоохранения и образования. Только один рынок не в силах сделать сбыт сырья выгодным делом. Не может он защитить и окружающую среду, так же как и не в состоянии заткнуть громадную, постоянно расширяющуюся брешь между привилегированными регионами и скованной параличом периферией. Если все надежды на строительство нового общества связывать только с рынком, то завтра это приведет к появлению принципиально настроенных революционеров, которые, возмущаясь богатством жителей привилегированных мировых центров, непременно поднимут восстание.
      В каждой из возникающих сфер есть своя периферия. Находящиеся на периферии государства экспортируют свои основные ресурсы — то есть сырье — в доминирующие регионы и обменивают их на производимые там товары. Часть периферии занимают страны, непосредственно прилегающие к доминирующим регионам и из-за своей географической близости находящиеся в экономической зависимости от рынков в Северном полушарии. Хотя они и образуют определенное полуинтегрированное экономическое единство вместе со своими богатыми северными соседями, все же в большинстве своем остаются закрытыми для остального мира территориями.
      Каждая из сфер будет и впредь извлекать прибыли из периферии, состоящей из групп слаборазвитых стран. Периферия Тихоокеанской сферы — бесконечно более многообещающий регион, чем, скажем, регион, примыкающий к Европейской сфере. Он включает Бирму, Таиланд, Малайзию, Индонезию, Филиппины и страны Латинской Америки. Азиатские страны, почти все будущие «тигры», уже и сейчас демонстрируют, быстрый экономический рост — они развиваются в пять раз быстрее Африки.
      Их громадный демографический рост — в Индонезии, например, уже сейчас проживает больше молодежи, чем во всем Европейском сообществе, — это, конечно, довольно весомый плюс, но только при условии, что темпы экономического развития поспевают за темпами роста населения, создавая из народной массы потребителей.
      Страны латиноамериканской периферии находятся в куда менее обнадеживающем положении. Их задолженность будет губительно воздействовать на экономическое развитие, что делает организацию эффективной рыночной экономики весьма трудной задачей. Их въевшаяся в печенки бедность не даст, демократии возможности пустить глубокие корни на этой земле. Их зависимость от экспорта сырья будет препятствовать поддержанию роста экономики хотя бы на достигнутом уровне. Уже сейчас не экспортируют свои основные ресурсы — то есть сырье — в доминирующие регионы и обменивают их на производимые там товары. Часть периферии занимают страны, непосредственно прилегающие к доминирующим регионам и из-за своей географической близости находящиеся в экономической зависимости от рынков в Северном полушарии. Хотя они и образуют определенное полуинтегрированное экономическое единство вместе со своими богатыми северными соседями, все же в большинстве своем остаются закрытыми для остального мира территориями.
      Каждая из сфер будет и впредь извлекать прибыли из периферии, состоящей из групп слаборазвитых стран. Периферия Тихоокеанской сферы — бесконечно более многообещающий регион, чем, скажем, регион, примыкающий к Европейской сфере. Он включает Бирму, Таиланд, Малайзию, Индонезию, Филиппины и страны Латинской Америки. Азиатские страны, почти все будущие «тигры», уже и сейчас демонстрируют, быстрый экономический рост — они развиваются в пять раз быстрее Африки.
      Их громадный демографический рост — в Индонезии, например, уже сейчас проживает больше молодежи, чем во всем Европейском сообществе, — это, конечно, довольно весомый плюс, но только при условии, что темпы экономического развития поспевают за темпами роста населения, создавая из народной массы потребителей.
      Страны латиноамериканской периферии находятся в куда менее обнадеживающем положении. Их задолженность будет губительно воздействовать на экономическое развитие, что делает организацию эффективной рыночной экономики весьма трудной задачей. Их въевшаяся в печенки бедность не даст, демократии возможности пустить глубокие корни на этой земле. Их зависимость от экспорта сырья будет препятствовать поддержанию роста экономики хотя бы на достигнутом уровне. Уже сейчас несветский, так и религиозный фанатизм, характеризуемый паранойей, открытым неповиновением, страхом, тревогой и чувством личного краха. Но все эти движения сопротивления вряд ли могут создать такие модели экономического развития, которые оказались бы конкурентоспособными с индустриальным развитием нового мирового порядка. Конечно, геологический каприз Земли, в результате которого пять стран (Саудовская Аравия, Ирак, Кувейт, Иран и Объединенные Арабские Эмираты) получили 60 процентов всех разведанных в мире нефтяных запасов, с уверенностью указывает на то, кто контролирует определенные источники энергии и кто правит в той или иной стране, и этот важный вопрос останется болезненным еще в течение продолжительного времени.
      Индия могла бы пережить особенно быстрый экономический рост, если бы ей удалось постоянно обеспечивать выход на мировой рынок. В результате многие сотни миллионов индусов в скором времени стали бы активными потребителями. Этот громадный субконтинент мог бы представлять очень важное звено для обоих доминирующих регионов — Европы и Японии, — и они оба попытались бы перетащить Индию на свою орбиту и превратить в плацдарм для многонациональных компаний, в важный с дипломатической точки зрения стратегический пункт.
      Китай пребывает в затяжном кризисе и отступает назад в своем экономическом развитии в результате трагедии, произошедшей на площади Тяньаньмынь, и последовавших за этим экономических реформ, проводимых без пересмотра политической системы страны. Как только логический ход развития рыночной реформы наберет обороты, снова станет возможным быстрый политический прогресс. Япония выказывает большой интерес к оказанию помощи в развитии китайского рынка, так как ее отнюдь не прельщает перспектива рухнуть под тяжестью "экономических беженцев" в следующем столетии.
      Демография и неумолимая логика развития лягут тяжелым бременем на будущее планеты. К 2050 году на Земле будут проживать 8 миллиардов людей. Более двух третей рождающихся сегодня жителей планеты будут расти в двадцати самых бедных странах. Через тридцать лет население Китая увеличится на 360 миллионов человек, в Индии — на 600 миллионов и на 100 миллионов в Нигерии, Бангладеш и Пакистане. Население Нигерии, которое удваивается каждые двадцать лет, через 140 лет достигнет численности нынешнего населения всей планеты. К 2050 году число людей трудового возраста утроится. Более половины земного шара будут составлять городские жители по сравнению с третью сегодня. В одном Мехико-сити еще до конца нашего столетия будут проживать 30 миллионов человек. Во всем мире 100 миллионов человек, не достигших пятилетнего возраста, умрут от голода и болезней.
      Стремясь избежать такой трагичной судьбы, миллионы людей предпримут попытки расстаться с нищетой, процветающей на периферии, и искать более или менее приличной жизни где-нибудь в других местах. Таким образом они превратятся в кочевников, но другого вида; это будет новая версия пустынника — номада, который будет мигрировать из одного места в другое, пытаясь отыскать для себя хоть каплю того, чем мы располагаем в Лос-Анджелесе, Берлине или Париже — городах, которые станут для них оазисами надежды, "изумрудными городами" изобилия и технического волшебства. Или же они пересмотрят свою надежду в фундаменталистских терминах, а это уже лежит за пределами современности. Такое динамичное развитие несет в себе угрозу реальной мировой войны, войны нового типа, войны террора, которая может неожиданно вспороть легкоранимую плоть различных сложных систем.
      Латиноамериканские и азиатские народы уже ломятся в дверь Тихоокеанского бассейна. В Соединенных Штатах, где испаноязычное население составляет 20 миллионов человек и постоянно растет, миграция нарушит установившееся культурное и лингвистическое равновесие, трансформирует саму природу Америки, разорвав ее связь с англосаксонскими и европейскими корнями. Вполне возможно, однако, Америка сумеет выдержать такой «шоковый» удар и даже обратить его себе во благо. В конце концов, в самой идее их страны заложено понимание, что ни один народ, ни одно этническое племя не имеет привилегированного места ни в исключительности нации, ни в ее характере. Представление о тигеле не лишено здесь исторического базиса. Будущее Соединенных Штатов связано с Латиноамериканским континентом.
      Европе, вероятно, грозят большие беды. Сама логика континентальной интеграции сталкивается с давнишней, часто кровавой традицией этнических и национальных распрей, с историей проявления шовинизма и ксенофобии. Массовая миграция из Африки вкупе с потоками переживающих большие трудности восточноевропейцев в западные и другие более процветающие государства приведет к идее возведения новой Берлинской стены, стены, которая предотвратит поток беженцев с периферии, стремящихся найти прибежище в центрах процветающего Севера. Миграция таких кочевников будет, конечно, регулироваться, так как рационально осуществляемый, полностью находящийся под контролем властей поток мигрантов может обернуться своеобразной выгодой. Подобно Германии, использующей турецких «гастарбайтеров» на таких работах, от которых отказываются почти все немцы, будут поступать и промежуточные страны нарождающегося нового мирового порядка, нанимая людей для выполнения определенных работ в течение какого-то времени. Многие представители периферийной элиты будут продолжать жить, работать, путешествовать в привилегированных регионах, обогащая жизнь центральных обществ экзотической музыкой, образами, своеобразной культурной и диковинной кухней. Но ни Тихоокеанская, ни Европейская сферы не будут принимать многочисленных бедняков-номадов. Они будут защищать свою культурно-политическую индивидуальность и закроют границы перед теми иммигрантами, которые будут отказываться возвращаться в свои погруженные во мрак невежества и нищеты земли после проведенного "в гостях" вполне достаточного срока. Будут введены — квоты и определенные ограничения в отношении права на гражданство и собственность. Иностранцы — будут подвергаться остракизму в социальной сфере. Подобно укрепленным городам Средневековья, привилегированные центры начнут возводить всевозможные барьеры, пытаясь тем самым защитить свое богатство и внутреннюю стабильность. Провал марксизма будет рассматриваться в странах "третьего мира" как провал западной культуры, как конец борьбы с постоянной нищетой. И это приведет к вспышкам фанатизма.
      Проблему границ можно было бы решить с помощью возможной интеграции периферийных стран с примыкающими к ним соседними территориями на Севере. Следуя европейскому образцу, Соединенные Штаты, Мексика и Канада, например, ведут в настоящее время подготовку к установлению свободной торговой зоны, простирающейся от Торонто до Тампико. Можно также предположить подобное урегулирование между промежуточными государствами материковой зоны и окраинными, периферийными нациями, что открывает дальнейшие возможности расширения демократических, сориентированных на рынок зон в обширных регионах, разбросанных по всему миру. Тем не менее даже в случае осуществления такого «северо-южного» обустройства вдоль границ структурные бедствия периферии в целом не смогут быть устранены.
      Кто действительно проиграет в следующем тысячелетии, так это сама планета, если рынку будет позволено развиваться безудержно, без всяких ограничений. Природные ресурсы, создававшиеся на протяжении миллиардов лет, придут к полному истощению, а по Земле будут скитаться орды номадов, нагруженных "под завязку" товарами, сделанными из невосполняемого сырья. Если нынешнему поколению не удастся освободиться от стремления завладеть всем на свете, то все будущие поколения окажутся в числе проигравших.
      Растущее население планеты требует все большего наращивания темпов экономического развития, чтобы сохранить равновесие. Однако если принять во внимание нынешнее состояние технологий, то такой рост будет вызывать все большее загрязнение окружающей среды и даже может привести к безвозвратной гибели природы, которая всем нам дает пищу и поддерживает любую жизнь. Многие утверждают: с начала XVIII века в то время, как население вс всем мире увеличилось в восемь раз, производство возросло в сто. Только за последние сорок лет промышленное производство возросло в семь раз, а использование минеральных ресурсов утроилось. Ожидается, что к 2000 году потребление во всем мире нефти и угля удвоится. Ядерная энергетика из-за ее высокой стоимости, проблем, связанных с обеспечением безопасности и захоронением отходов, в ближайшие годы не сможет заменить нефть.
      Не сможет выполнить такой роли и до сих пор слабо развитый потенциал солнечной и ветровой энергии. Запасы воды также истощаются. На периферии пятая часть городских жителей и три четверти сельского населения не получают необходимого количества воды. В результате считается, что ежегодно в мире утрачивается от 2 до 3 миллионов акров обрабатываемой земли.
      Неудержимо растущая индустриализация выбросила в окружающую среду чрезвычайно ядовитые твердые отходы и побочные газообразные продукты производства. Вскоре мы будем выкидывать такое количество мусора, которое покроет любую городскую зону слоем отходов толщиной в сто метров. Как же избавиться от отходов? Превратится ли периферия в одну гигантскую токсичную свалку для ядовитых отходов, поступающих из привилегированного региона? Газовые выбросы в атмосферу, виновником которых является промышленное производство, представляют собой еще одну реальную угрозу. Объемы газообразных веществ, выброшенных в атмосферу за последние два столетия как коммунистическими, так и капиталистическими индустриальными обществами, повинны в потеплении климата. Они создают так называемый "парниковый эффект". Нам известны главные виновники такого положения: это углекислый газ, который выделяется в результате горения угля, нефти и природного газа; хлорофторовый углекислый газ, который разрушает озон в стратосфере; метан, который получают в сельском хозяйстве и в скотоводстве; азотная кислота.
      В последнем столетии уровень содержания метана в атмосфере удвоился, а углекислого газа вырос в четыре раза. Индустриальные страны, в которых проживает только 25 процентов населения земного шара, выбрасывают в атмосферу 75 процентов тепличных газов. Если верить выпущенному в 1985 году под эгидой ООН "Ежегодному статистическому справочнику по энергетике", то Соединенные Штаты несут ответственность за 26 процентов выбросов углекислого газа, высвобождаемого большинством индустриально развитых стран; вина Советского Союза составляет почти 18 процентов, Китай виновен в 10 процентах, а Япония — более чем в пяти. (Хотя японский национальный валовой продукт, составляющий 1,2 триллиона долларов, равнялся только трети национального валового продукта США в 1986 году, выбросы углекислого газа в атмосферу Японией составляли лишь пятую часть от выбросов Соединенных Штатов.) Известно, что хлорофторовый углекислый газ уменьшает толщину окружающего атмосферу озонового слоя и тем самым вызывает рост раковых заболеваний кожи. За последнее столетие средняя температура у поверхности Земли выросла на полградуса. Восьмидесятые годы оказались самым жарким десятилетием нашего века, полярные снеговые шапки начали таять, а уровень океанов повышается на два миллиметра в год. Некоторые проведенные на компьютере расчеты предсказывают, что до 2050 года поверхность Земли разогреется еще на два градуса и что начиная с настоящего периода до конца следующего столетия уровень океанов, по крайней мере, повысится на полметра, а может, и на целых два. Можно только гадать о катастрофических последствиях подъема уровня поверхности воды в морях и океанах: семь из десяти крупнейших городов в мире — порты, и один человек из трех является жителем морского побережья.
      Серная и азотная кислоты губят леса на планете, особенно хрупкие тропические леса на периферии, которые уничтожаются бумагоделательной промышленностью, сельскохозяйственным производством. С XVIII века леса исчезли с территории, равной по размерам Европе. Всего за десять лет была уничтожена половина лесных резервов западной части Германии. В 1989 году богатые лесные массивы, размеры которых превышали территории Швейцарии и Нидерландов, вместе взятых, исчезли с карты мира. При таком темпе уничтожения лесов район, превышающий подобный в восемнадцать раз, будет целиком опустошен от зеленых массивов к 2000 году. Сверхиндустриальная Япония, которая в настоящее время является крупнейшим импортером тропических пород деревьев, уже повинна в третьей части нанесенного природе ущерба.
      Уничтожение лесов разрушает окружающую среду, которая является основной кладовой, сохраняющей разнообразие растительного и животного мира. Каждый год исчезает до 15 тысяч видов животных, и такой процесс уничтожения идет рука об руку с ежегодным отмиранием языков и культур, сметаемых потоком однообразия, что является следствием развития рыночных отношений. Но не все надежды еще потеряны. В привилегированных регионах агонизирующая реальность уже привела к возникновению движений, чутко реагирующих на экологические бедствия и стремящихся в этой связи переориентировать политику дальнейшей индустриализации. Страны Севера начинают контролировать рождаемость. Они производят товары, требующие меньших энергозатрат, в большем объеме пользуются предоставляемой им информацией, что в конечном счете значительно снижает загрязнение окружающей среды. Для стабилизации дальнейшей концентрации газов, вызывающих "парниковый эффект", и фиксирования ее на нынешнем уровне несколько европейских стран взяли на себя обязательство сократить выбросы в атмосферу, по крайней мере, на 60 процентов. В настоящее время международные соглашения предусматривают наказание для наиболее злостных нарушителей, что в результате затрудняет их «деятельность». Выбросы серной кислоты в Северной Америке и Европе за последние десять лет слегка уменьшились, а выбросы в атмосферу хлорфторового углекислого газа, вероятно, в течение ближайших пятнадцати лет вообще прекратятся. Японская промышленность уже добилась такого уровня эффективного энергопроизводства, который в два раза превышает ее эффективность в крупных европейских странах. Германия намерена стабилизировать свои выбросы в атмосферу к 2000 году, а Швеция уже готова ввести налог за использование природы и отравление ее углекислым газом. Европейское сообщество взяло на себя обязательство предотвратить увеличение объемов углекислых выбросов в атмосферу.
      Многие специалисты на Севере выступили с предложением ограничить рост экономики на Юге, чтобы тем самым защитить окружающую среду планеты. Но у периферии нет ни финансовых, ни технологических средств, чтобы играть по новым правилам промышленного развития. Несмотря на более строгие ограничения, введенные в индустриально развитых странах, выбросы углекислого газа в атмосферу в расчете на одного человека — если привести лишь один пример — к 2030 году удвоятся во всем мире, эффективно сведя к нулю все экологические ограничения, вводимые на Севере. Народы, живущие на периферии, откажутся от ограничений, которые, по сути дела, могли бы лишь способствовать сохранению тех богатств и комфорта, которых привилегированный Север добился за последние четыре столетия за счет нещадной эксплуатации биосферы. Почему, скажем, Китай или Индия должны обходиться без холодильников только ради того, чтобы избавить процветающих белокожих северян от меланомы? Бразилия уже заявляет о своем намерении не отказываться от сжигания части лесов Амазонии, если индустриально развитые страны не приступят к существенному сокращению выбросов углекислого газа в атмосферу.
      В мире, где все поставлено с ног на голову номадизмом, вновь возникает необходимость в "козле отпущения". Полстолетия спустя после окончания второй мировой войны вновь бродит по забывчивой планете призрак расизма. Новый расизм будет многоликим: он проявляется в противостоянии ислама христианству, его можно уже приметить в широко распространившейся враждебности к чернокожим иммигрантам, которые заняты поиском крова и домашнего очага на этом негостеприимном Севере. Если бы люди, наделенные властью в нарождающихся сферах процветания, знали, как нужно мыслить в далекой перспективе, то они бы с большей осторожностью взирали на периферию, лежащую возле их порога.
      В грядущем новом мировом порядке будут и побежденные, и победители. Число побежденных, конечно, превысит число победителей. Они будут стремиться получить шанс на достойную жизнь, но им, скорее всего, такого шанса не предоставят. Они столкнутся с откровенными предрассудками и страхом. Они окажутся в загоне, будут задыхаться от отравленной атмосферы, а на них никто не станет обращать внимания из-за простого безразличия. Все ужасы XX столетия поблекнут по сравнению с такой картиной.

      Человечество вступает в сверхиндустриальный век. Богатые, процветающие зоны будут беспечно соседствовать с обширными нищими регионами. Передовые технологии создадут новые виды изделий и товаров, которые предоставят гражданам недосягаемые прежде возможности, этот процесс будет сопровождаться утратой традиционной привязанности к стране, общине, семье. Новые предметы, которые я называю номадическими (кочевыми), так как все они — небольшого размера, изменят в будущем взаимоотношения во всем спектре современной жизни. И прежде всего они изменят отношение человека к самому себе.
      Эти предметы, эмбриональные формы которых, типа портативного компьютера фирмы «Сони», сегодня можно встретить повсюду, помогут создать совершенно другого человека. Мужчины и женщины больше не будут обнаженными номадами периода первых примитивных обществ, построенных на порядке священства, странствующими от колодца к колодцу в поисках воды, чтобы не умереть от жажды. Не будут они и опасными гонимыми номадами тех времен, когда царил порядок, установленный силой. Нет, привилегированные жители как Европейской, так и Тихоокеанской сферы, а также богатейших примыкающих к ним провинций станут освобожденными, наделенными властью номадами, связанными между собой лишь желанием, воображением, алчностью и амбицией. Такая новая кочевая элита уже формируется, уже разрывает свои связи с родными местами — своим народом, своими ближними.
      Люди всегда владели кочевыми предметами, этими основными инструментами, позволявшими человеку выжить. Камень и кремень — для разведения огня; амулеты — чтобы уберечься от злых духов и болезней; молотки и прочие инструменты — для строительства жилья; оружие, от копий до пистолетов, — для защиты во время войны; монеты и аккредитивы — на предмет покупки и продажи товаров. И, это лишь несколько примеров. Эти ценные предметы часто служили определенным мерилом могущества их владельца. На протяжении всей истории три вида существовавших порядков, основанных на священстве, на силе и на деньгах, наделяли все эти предметы особым значением.
      Сегодня, когда мы вступаем в девятую рыночную структуру, создаются новые кочевые предметы. Всевозможные виды услуг трансформируются в предметы, и их функции все больше и больше призваны обладать портативным, то есть кочевым, характером. Например, купцы всегда мечтали о легких предметах и товарах, которые можно было бы запросто носить с собой, избегая лишних затрат. Такие предметы, которые теперь выпускает промышленность, а завтра их будут изобретать все больше — становятся все менее громоздкими и тяжелыми. Они будут весьма мобильными, сосредоточат в себе определенный объем знаний, обеспечат связь, окажут тысячи видов услуг и тем самым вытеснят тех людей, которые сегодня занимаются такими услугами. Эти миниатюрные машины, некоторые из них толщиной в три человеческих волоса, как ожидают, окажут громадное воздействие на развитие промышленности в целом и обеспечение охраны здоровья человека в частности.
      Номадические предметы будущего подскажут вам, как нужно устанавливать новые отношения с городом и семьей, как относиться к жизни и смерти. На самом деле они куда радикальнее изменят жизнь во втором тысячелетии, чем это удалось сделать автомобилю и телевидению в XX веке. Все эти новые товары не появятся целиком готовенькими из бредовых фантазий толпы или у гораздых на технические выдумки чудаков. Нет, они явятся благодаря соревновательному духу индустрии, которая всегда чутко следит за желаниями и потребностями человека, чтобы превратить их в изделия, приносящие хорошую прибыль. Создание этих новых, безудержно привлекательных с социальной точки зрения, экономически выгодных предметов уже до некоторой степени может быть технически осуществлено.
      Чтобы описать зарю наступающего века, мне, вероятно, придется заниматься вычислениями, подобно астроному, который рассчитывает траекторию звезды, существование каковой хотя и предполагается, но точно все же не подтверждено, и для этого он изучает особенности передвижения и характеристики подобных звезд. Поступая как этот астроном, мы яснее поймем динамические рыночные силы, которые принуждают нас к изобретению в будущем номадических предметов. Мы сами убедимся в том, до какой степени кризис, переживаемый восьмой рыночной структурой, уже сам по себе является основополагающим фактором их создания.
      Начиная с XIII века все рыночные структуры отмирали главным образом в силу одной и той же при чины: когда центр (пусть это будет Антверпен, Амстердам или Лондон) стремился удержать в кулаке мировую экономику, он неизбежно старался закрыть брешь между растущей себестоимостью производимых товаров и услуг, сокращающимися прибылями, прибегая к новому займу, который он в состоянии выплатить только с помощью вновь созданных материальных ценностей. Большие долги всегда ведут к инфляции, банкротству и финансовому краху. С исторической точки зрения вслед за кризисом, вызванным таким займом, внедряются новые технологии, которые с гораздо большей эффективностью производят эти же товары, чем сокращают относительную себестоимость услуг, необходимых для поддержания рыночной структуры.
      Это происходит тогда, когда различные отрасли бизнеса оказываются способными к внедрению новой технологии с целью производства услуг, прежде пребывавших вне рыночных рамок, тем самым трансформируя их в товары, которые можно производить в массовом порядке на стоимостно эффективной основе (т. е. основе, приносящей прибыль) для удовлетворения социального спроса. Такой кризис обычно завершается реконструкцией новой рыночной структуры, организованной вокруг другого географического центра и с помощью выпуска нового потребительского товара. Новая технология — вот двигатель, позволяющий создать новое состояние.
      В середине 60-х годов нашего столетия себестоимость производства услуг двигалась по спирали вверх, когда экономика стремилась к удовлетворению растущего социального спроса со стороны в основном зажиточных потребителей. Рост цен в энергетике только усугубил проблему. Но он не стал ее главной причиной. Три вида услуг — образование, здравоохранение и обороноспособность — несли на себе большую часть вины, так как все вместе они начали потреблять непропорционально высокую долю от общего национального продукта, производимого этими индустриально развитыми странами.
      Бум, наступивший в 60-е годы в области высшего образования, особенно в США, частично объясняется беспокойством, охватившим американцев в связи с успешным запуском советского спутника Земли, и это привело к организации больших университетов с множеством различных филиалов, таких, например, как Калифорнийский. Такой шаг в значительной степени увеличил бюджетные ассигнования на нужды образования. В те же 60-е годы рождение системы здравоохранения «Медикэр» подтвердило право каждого американского гражданина на охрану здоровья, что привело к громадной напряженности федерального бюджета (американцы ежегодно тратят на нужды здравоохранения 600 миллиардов долларов). В то же время продолжали расти военные расходы, связанные с эскалацией "холодной войны", гонки вооружений и войной во Вьетнаме.
      В условиях отсутствия ликвидности, которая могла бы поддержать покупательную способность населения, американский потребитель обратился к системе безналичного расчета — кредитным карточкам «виза» и "мастер кард", а в это время корпорации продолжали накапливать долги, расширяя производство без достаточного количества акций только ради того, чтобы не прогореть и остаться в бизнесе или же не допустить его перехода в чужие руки. К 1986 году результаты такой деятельности не замедлили сказаться. По словам ученого Гарвардского университета Бенджамина Фридмана, долг среднего американца достиг беспрецедентного уровня — 66 процентов его дохода, а долг корпораций равнялся 57 процентам всех доходов, полученных от бизнеса.