Вчера Осипов почти весь вечер изучал дело об убийстве Валентина Сокольского. Одновременно он попивал купленное в соседнем гастрономе пиво и к одиннадцати часам осилил почти целую трехлитровку. Поэтому голова слегка побаливала, а во рту словно переночевал кавалерийский полк. В придачу беднягу донимала мощная изжога. На кухонном столе среди засохших корок сыра возвышалась давешняя трехлитровка с мутными остатками пива на дне. При виде этой декадентщины Осипов скривился и сглотнул слюну. Впрочем, мужественный журналист не поддался похмельному синдрому и выплеснул прокисшие опивки в раковину. Потом он смел крошки со стола, заварил крепчайший чай и, прихлебывая жидкость дегтярного оттенка, постарался восстановить ход вчерашних рассуждений. То ли пиво было тому причиной, то ли некий внутренний подъем, но вчера все казалось простым и ясным. Осипов даже похихикивал, злорадно представляя, как вытянутся лица у прославленных сотрудников МУРа, когда он преподнесет им убийцу на блюдечке. Перед глазами даже стояло это самое блюдечко, слегка надтреснутое, с розовыми цветочками. Точно такое же, в котором он за неимением пепельницы тушил окурок. Но вот сегодня… Сегодня все по-прежнему пребывало за туманной завесой неведения. С чего, собственно, начинать? Он снова раскрыл лежавшую на столе папку. Бледноватый машинописный текст сливался в серую однообразную массу, видом своим да и содержанием напоминавшую прокисшую манную кашу. Вчитываться в казенные строки ужас как не хотелось. Но деньги нужно отрабатывать.
      "А почему бы не пойти по наиболее простому пути, - мелькнула вялая мыслишка, - пообщаться с приятелями убитого? С теми самыми, которые составили ему компанию на даче. Помнится, два парня и девушка, его однокурсники".
      Осипов зашуршал страницами, отыскивая их адреса. "Ага. Вот! Кандалов Ростислав Петрович - студент третьего курса МГИМО, проживает в районе Таганской площади. Кутузов Владимир Ильич, студент того же института, живет в общежитии. И девица, некая Наталья Круль, временно не работает. Обитает в Выхине. Так-то они собрались готовиться к экзаменам. Девчонку с собой прихватили. А может, решили изучать анатомию? Интересно, входит ли в программу МГИМО курс анатомии? Может быть, дипломатам эта наука тоже необходима? - Он хмыкнул. - Разберемся. Отправляться, конечно, надо на Таганку. Кутузов из общаги вряд ли бывает в ней в период каникул, а выхинская Наташа скорее всего на лоне природы". Впрочем, возможно, он и ошибается.
      Дом, в котором проживал Ростислав Кандалов, добротное солидное здание постройки конца сороковых годов с имперскими башенками, бордюрами и лепными украшениями на фасаде, являл собой незыблемый форт эпохи культа личности. В подобных домах, как правило, "ютятся" отставные генералы, чиновники высоких, но не высших рангов, удачливые бойцы культурного фронта. А вход в святилище охраняют грудастые тетки неопределенных лет - не то лифтерши, не то вахтерши. Однако в громадном парадном на этот раз оказалось пусто, и Осипов, присмотревшись к табличке с именами жильцов, определил, что путь лежит на шестой этаж. Лифт, в котором преобладал запах сапожной ваксы и одеколона "Шипр", неторопливо понес его на руководящие высоты. На звонок долго не открывали. Наконец из-за высоченной двери послышался недовольный голос:
      – Кто там?
      Осипов сказал, что по делу.
      – Нету никого, - сообщил голос все с теми же интонациями, - все на даче.
      – А Ростислав?
      – Да кто спрашивает?
      – Из газеты, - официальным тоном отрекомендовался Осипов.
      За дверью некоторое время сохранялось молчание, видимо, вызванное тяжким раздумьем. Наконец дубовая махина приоткрылась, придерживаемая цепочкой, и на него уставилась пара цепких старушечьих глаз. Бабка пытливо оглядела его с ног до головы, потом молча звякнула цепочкой и распахнула дверь. В просторной прихожей вспыхнул свет, и Осипов увидел крошечное высохшее создание, одетое в темное.
      – Роетик! - крикнула бабка неожиданно зычным голосом. - К тебе!
      Пока Осипов переминался с ноги на ногу, ожидая хозяина, старуха не спускала с него глаз, словно сторожевая овчарка, контролируя каждое движение. Наконец тяжелые бархатные портьеры шевельнулись, и возник высокий, атлетического сложения молодой человек, облаченный в яркие плавки. Кроме этой мелочи, остальные детали туалета отсутствовали.
      – Чего надо? - сонно спросил детина, недоуменно щурясь на Осипова.
      – Вот, к тебе пришел, - быстро сообщила старуха, - говорит, что из газеты.
      – Из газеты? - удивленно и несколько растерянно переспросил парень. - Из какой газеты?
      Осипов отрекомендовался.
      – Ты документы проверь, - бесцеремонно сказала старуха, - а то ходют здесь всякие…
      Не дожидаясь просьб, Осипов достал из кармана свои "корочки" и протянул парню. Тот, видимо, испытывая некоторую неловкость, стал изучать редакционное удостоверение.
      – Осипов?! - произнес он, точно пытаясь что-то вспомнить. - Ах, Осипов! Тот самый! Да вы проходите!
      Недовольно фыркнув, старуха удалилась.
      Иван привык, что его узнавали, поэтому восклицание парня польстило ему совсем чуть-чуть. Но тем не менее… Народ знает своих героев.
      Обиталище молодого человека, просторная комната с эркером и высоченными потолками, выглядело настолько стандартно, что Осипов невольно усмехнулся. Приняв улыбку журналиста за признак одобрения, атлетический юнец довольно ощерился и, кивнув на кресло, сообщил:
      – Мое логово.
      Осипов еще раз окинул взглядом убранство "логова". Два ярких плаката на стене - ансамбли "Битлз" и "Роллинг Стоунз", импортный магнитофон на полированной тумбочке, кассеты, лежащие повсюду, а также огромная неубранная тахта, Кроме плакатов, на стене висели черная икона и какие-то ржавые вериги. На полке громоздилась батарея пустых бутылок из-под заграничного спиртного. Все подобные жилища выглядели, по мнению
      Осипова, одинаково, с той лишь разницей, что вместо бутылок могла присутствовать коллекция сигаретных пачек, упаковок с жевательной резинкой или спортивных моделей и кубков.
      – Музычку поставить? - предложил шустрый юнец. - Есть последние записи Джимми Хендрикса.
      – Пока не надо, - осторожно сказал Осипов.
      – Чай, кофе?..
      – Если можно, кофе.
      – Эй, Марфа! - прокричал парень в глубины квартиры. - Кофе вари и пожрать чего-нибудь приготовь! Так что же вас привело в наш дом? - с интересом спросил он.
      – Писать о вас хочу, - сообщил Осипов.
      – Обо мне? - Юнец удивленно и радостно осклабился. - Да, кстати, меня зовут Ростислав, - запоздало представился он.
      – Я знаю. А меня Иван. И давай лучше на "ты".
      – Отлично, - просиял Ростислав. - Так о чем же вы, то есть ты, хочешь писать? О моих спортивных достижениях? Я ядро толкаю. Тяжелый атлет, так сказать. Но ведь ты вроде о спорте не пишешь?
      – Не пишу, - подтвердил Осипов. - Я о другом… -Ну-у?..
      – О Сокольском…
      – О Валентине? - Радостная улыбка сползла с лица тяжелого атлета как бы кусочками. Губы его еще продолжали улыбаться, но глаза сделались холодными и настороженными. Он вскочил с тахты и забегал по комнате.
      – Но его же убили?! - слегка успокоившись, произнес Ростислав.
      – Вот-вот…
      – Ага. Ты же по криминальной части… Судебные очерки… Как же?.. "Выстрел на окраине"… "Жареные" фактики выискиваете. - Он снова заметался. - Знаете что, товарищ корреспондент, на эту тему я беседовать с вами не желаю, уж извините!
      – Ты вроде испугался?
      – Вроде?! А чего мне пугаться? Меня уже пугали и так и сяк. В ментовке… Все признания добивались. Откуда я знаю, кто его убил? Только-только отстали. А теперь вот ты! Кто тебя послал? Менты?
      – Да нет, я же говорю, что хочу написать судебный очерк. Произошло зверское убийство, а преступник так и не пойман.
      – Тебя, наверное, мамаша Валькина подговорила. Или купила? - Парень пытливо взглянул на журналиста. - Скорее всего второе. Ну признайся, тогда, может быть, чего и скажу.
      – Мать Сокольского действительно встречалась со мной, - осторожно сказал Осипов, - но дело тут не в деньгах… Просто я специализируюсь на этой тематике…
      – Тематике, - усмехнулся Ростислав. - Забашляли тебя, вот и вся тематика. Ладно, почему не поговорить.
      Он нажал клавишу магнитофона. Из динамика полились жуткие, скрежещущие звуки, словно лесопилка пыталась в спешном порядке перевыполнить план.
      – Классно! - убежденно сказал Ростислав, кивнув на магнитофон. - Джимми Хендрикс, "Электрик леди ленд", во чувак заливает. Ты знаешь, он самый клевый гитарист в мире. Круче нет. Играет не только руками, но и локтями, и даже зубами.
      – А членом он не умеет?
      – Членом? - Ростислав хихикнул. - Может, и членом умеет, а яйцами ритм отбивает… Вот-вот! Слышишь?! А? Классный рифф! А ты, я вижу, шутник. Хотя в роке, конечно, не сечешь… Этот придурок Валентин тоже не врубался. Ему все Том Джонс, Эйгельберт Хемпер-динк, Элвис… "Битлов", правда, слушал, но до "Роллин-гов" не допер. Ясное дело - "голубенький". Ты знаешь, что он был "голубым"?
      Осипов кивнул.
      – Мамочка его, что ли, просветила?
      – Да нет, нашлись другие источники.
      – Ну ясно, в ментовке сообщили! Впрочем, какая мне разница. Поговорить о Вальке я с тобой могу, хотя прекрасно понимаю, что ты ничего про него не напишешь. А если и попытаешься, то все равно материал не пройдет. Не пишут у нас об этом. Если только где на Западе опубликуют. Хотя сомнительно, ты же не враг себе. Скорее всего ты хочешь попытаться распутать это дело. Заплатили тебе, ты и отрабатываешь. Ладно, подкину информацию, но, если найдешь убийцу, с тебя ящик коньяка. Договорились? И еще одно условие. Нигде о том, что толковал со мной, не свисти. Я, конечно, ничего нового тебе не скажу, из меня в конторе все вытянули, но тем не менее моего имени упоминать не надо. А если… - Он не договорил и согнул руку, продемонстрировав могучие бицепсы. - Не посмотрю, что ты известный журналист. Можешь спрашивать.
      – Ты был с ним в приятельских отношениях?
      – Да не то чтобы очень. Только в последнее время. Он, ты понимаешь… меня хотел. Ну как мужчину. - Ростислав усмехнулся. - Прямо, гад, домогался. Развращен он был до мозга костей. Я, конечно, тоже не ангел, но с педиками не якшался. По мне девочки лучше. Хотя у каждого свой вкус. Так вот. Валька в меня влюбился. Мне, конечно, смешно, а он… Ну, ладно, у него башлей - выше крыши, я, конечно, тоже не бедный, а он вообще. Крез! И нежадный. По кабакам любил шататься, ну и меня с собой. Вроде как похвалиться перед своими хотел. Падла такая… ты, наверное, даже не представляешь, сколько их в Москве. Но! - Ростислав поднял палец. - Конспирация у них будь здоров! Как у большевиков в период проклятого царизма. Вообще-то, конечно, я хватил… Никакой особой конспирации нет. Кентуются почти открыто. Но большие фигуры, кто этим делом балуется, те, конечно, стараются не светиться. Валька мне много чего порассказал. О некоторых и вовсе не подумаешь. На вид орел орлом. Героев в театре и кино играет, настоящих челове-ков, а в натуре - пидор! Вот она какая - наша творческая интеллигенция. - Он хохотнул и замолк. Потом внимательно посмотрел на Осипова. - А ты вроде с бодуна? Что-то глаза больно красные. А, журналист? Вы вроде это дело любите. Давай похмелю, и разговор поживее пойдет. Эй, старая! - заорал он. - Ты где застряла? Тащи закуску. Хочу с хорошим человеком выпить.
      Через пару минут старуха внесла поднос, на котором стояли две чашки дымящегося кофе и вазочка с печеньем.
      – Колбасы принеси, - распорядился Ростислав, - и хлеба.
      – Сутра нажираешься, - заканючила старуха, - и вы, - она с укором посмотрела на Осипова, - а еще в газете работаете.
      – Вали, вали, - беззлобно прикрикнул на нее хозяин. Он достал из тумбочки бутылку "Айгешата". - Давай по портвешку пройдемся.
      Я тебе вот что скажу, - произнес он немного погодя и вытер мокрые губы тыльной стороной ладони, - марочные вина не уважаю, больно сладкие. То ли дело обычный портвейн, ну, скажем, "13" или "66", а уж "Три семерки"… - Он закатил глаза. - Ну что, пресса, захоро-шело?
      Осипов действительно почувствовал себя получше.
      – А Валька любил именно такие напитки, - сообщил Ростислав, - собственно, это его "Айгешат". Он мне как-то целый ящик приволок, мы с тобой остатки допиваем. Я всегда, между прочим, удивлялся, почему он не родился девчонкой. Что уж такое сотворила его мамаша, а может, съела чего не то… Вот и вырос… вместо дырки. Красивый мальчик был… Хотя определение "мальчик" к нему не подходит. Но в целом ничего, безвредный. В тот день, когда его грохнули… Помню, был конец апреля, до майских праздников оставалась неделя, стояла отличная погода. Почти лето. Солнечно, даже жарко. Он меня уговаривал на дачу к нему поехать. Видно, расчеты какие-то имел. Я тоже, знаешь, кое-чего планировал, А планировал я развлечься с одной классной кадрой - Наташкой (она тоже проходит по этому делу), и не где-нибудь, а на даче у нашего красавчика. Но главное, чтобы он ничего не знал, а то скандал, ревность и все такое прочее. Я Наташке сказал, что поедем с ночевкой к одному моему другу на дачу Министерства обороны. Роскошная хата, телефон, центральное отопление, мебель из красного дерева… Запудрил, одним словом, мозги. Но, говорю, мы вроде отправляемся готовиться к сессии. Приятель мой, толкую, отличник, очень правильный студент, гулянок не любит. Но ничего страшного. Выпьет чуток и развеселится. Ты, главное, не должна показывать, что моя девушка. До поры до времени, конечно. Пока он к тебе не привыкнет. А для этого я возьму с собой нашего одногруппника Вовку Кутузова, ты должна изображать, что ты - его подружка. Наташка сначала начала упираться, мол, что это ты придумал… Три парня, а я одна. Хором, мол, хотите… Я поклялся всеми клятвами, что все будет тип-топ. Никакого насилия, никакого криминала… И вот ведь сглазил! Мы приехали на дачу, выпивка, закуска… Музыка играет, танцы-шманцы затеяли. Все идет нормально. Вовка с Наташкой, а вокруг меня Валька увивается. А у него все ужимки бабские. Он даже, идиот, накрасился… Она, конечно, ничего понять не может, и глаза у нее становятся все круглее. Потом смотрю, они с Вовкой исчезли. Я, понимаешь, разозлился. Как же так, думаю. Ведь мы договорились и с ней, и с ним. Зачем же друга кидать? Минут через двадцать они появляются… Я на Наташку смотрю, вижу, ее смех распирает. Так и есть, думаю, уже… Но вроде не потные и одежда в порядке. А этот сукин сын ей все рассказал. Про Вальку то есть. Открыл глаза, ты понимаешь! Эта змея и решила развлечься за мой счет. Мы, значит, танцы устроили. Вовка с ней танцует, а в меня педик вцепился. Я, честно говоря, изнемогаю. Наконец меняем партнеров. Валька сидит, а мы с Наташкой. И тут она молча расстегивает штаны и сует туда руку. Ты понял! Педик сидел-сидел и заплакал. Эта дура хохочет как сумасшедшая.
      Тогда наш благодетель впадает в истерику и закатывает такой скандал, которого я, честно говоря, от него и не ожидал. Набросился на девку, вцепился ей в волосы, меня исцарапал. Откуда что и взялось. Я плюнул - и в дверь, а Наташка и Вовка за мной.
      Прихожу на другой день на занятия. Вальки нет. Я не придал особого значения. Он вообще к учебе относился с прохладцей. На другой день опять его нет. Я решил: выдерживает характер. Потом его мать прибежала: где, спрашивает, Валентин? А я откуда знаю. Был, объясняю, вместе с нами на даче. Мы уехали, а он остался. Потом его находят в лесополосе. Первые подозреваемые, конечно, мы. Нас повезли на опознание. Ты себе не представляешь, как он выглядел. Наташка в обморок грохнулась. Вовка давай блевать, да и я… Менты, как я понимаю, хотели нас на испуг взять. Мол, посмотрите, что вы натворили, и колитесь скорее. Но нам виниться не в чем. К тому же нашлись свидетели - соседи по даче, которые видели, как мы уезжали в город, и время запомнили, а уж после этого, на следующий день, утром встретили Вальку живым и здоровым. То есть он еще минимум часов двенадцать был жив. А вот что потом случилось? - Ростислав замолчал, налил себе вина и залпом выпил. - Эта история всем нам много крови испортила. Мало того, что в деканате меня и Вовку шпыняли, словно Белку и Стрелку. Дошло до ректора… Запахло отчислением. Хорошо, у меня предок - человек влиятельный. Заступился. У Наташки дома тоже скандал. Словом, влипли. Тут еще разные сплетни но институту пошли… "Голубой", не "голубой"… Бодяга!
      – А как ты сам думаешь, кто его убил? У тебя на этот счет, наверное, есть собственное мнение?
      Ростислав почесал затылок, облизнул губы и разлил остатки "Айгешата" по стаканам.
      – Знаешь что, старичок, - насмешливо произнес он, - ты уж извини, но я не Шерлок Холмс. Мне это все ос…ло, ты не представляешь. Только из уважения к популярной молодежной газете, где ты пашешь, я с тобой сейчас говорю. И все-таки… - он замолчал и сделал важное лицо, - и все-таки, мистер Мейсон, я открою вам страшную тайну. - Он засмеялся. - Чейза читал? Хотя ты, наверное, по-английски ни бум-бум. Так вот. Я думаю, что его убили свои. Так называемые гомосексуалисты. Из ревности.
      – Это я уже слышал, - равнодушно сказал Осипов.
      – Послушай еще раз. Ты понимаешь, в этой среде господствуют такие страсти, куда там Отелло. Пришибли его свои. Может быть, даже из-за меня. Приревновали.
      – А почему тебя не пришибли?
      – Типун тебе на язык! Что за глупости! Я-то тут при чем? Клянусь, у нас ничего не было. Впрочем, у меня есть еще одна версия. О ней я никому еще не говорил, ни единой душе.
      – Ну и?..
      – Какой скорый. Тут без второго пузыря не разобраться.
      Осипов вздохнул и покорно кивнул.
      – Прости, друг Валюха! - шутовски заголосил Ростислав, доставая из тумбочки очередной "Айгешат". - Ты мертв, а твое вино пока еще в бутылке.
      Потом он принял позу вдохновенного поэта и, подняв над головой руку с бутылкой, торжественно прочел:
      Упиться торопись вином: за шестьдесят Тебе удастся ли перевалить? Навряд -
      Покуда череп твой в кувшин не превратили,
      Ты с кувшином вина не расставайся, брат.
      Этому нас учит славный Омар Хайям. Так-то вот, пресса! Мы тоже не лаптем щи хлебаем. Он разлил вино по стаканам.
      – Давай помянем раба Божьего Валентина. Хоть и непутевый был гражданин Страны Советов, но уж пусть ему земля будет пухом. - Он задумался и потом внимательно посмотрел на Осипова: - А ты правда хочешь влезть в это дело?
      Иван пожал плечами:
      – Уже влез.
      – Сколько же она тебе пообещала?
      – "Волгу".
      – Ого! Не хило! Правда, ты не видел Вальку, лежащего на столе в морге, а я видел. И честно тебе скажу, даже за "Кадиллак" не стал бы связываться. Впрочем, не хочу навязывать своего мнения. Ладно, скажу все до конца. Как-то у меня с покойным зашел разговор о специфических нравах так называемых сексуальных меньшинств. Он, конечно, начал хвастаться своими знакомствами. Разболтался, как попугай, а потом и говорит: "Есть такая разновидность сексуальных маньяков, которая получает удовлетворение от истязания и убийства гомосексуалистов". Я пропустил его сообщение мимо ушей. Тогда он продолжает: "Именно такой маньяк появился в Москве. На его счету уже две жертвы. Одного человека убили в августе прошлого года, другого в январе нынешнего - 71-го!" А что же, спрашиваю, милиция? "Да ничего, - отвечает, - им до нас дела нет. Впрочем, возможно, они в курсе и даже знают, кто этот человек. Скорее всего очень большая фигура. Величина! Ты понимаешь, этот нелюдь, - он так и сказал - нелюдь, - в данном случае выполняет вроде бы санитарную миссию. Знаешь, как хищники: волки, медведи там - слабых и больных животных добивают. Обычные люди нас не любят, сторонятся, издеваются, а некоторые просто ненавидят. А этот вроде бы оздоровляет общество. Ну и удовольствие получает, балдеет… Что из того, что мы не такие, ведь мы никого не совращаем…" Ну-ну, подумал я, не совращаете, но промолчал. Вот и сейчас, возможно, крадется по чьему-то следу, - неожиданно сказал Ростислав. - Разговор этот состоялся у нас в конце зимы, а через два месяца… Ладно. Выпьем, брат!
      – А в милиции ты об этом не рассказывал? Ростислав покачал головой.
      – Кому? Этим?.. Они меня в первый день в капэзухе закрыли, потом избивать попробовали.
      – Отбился? Конечно, с твоей мускулатурой…
      – Мускулатурой!.. Они и слона уложат. Вдесятером-то. Просто я напомнил им, кто мой папа.
      Стружка, выползавшая из-под рубанка, напоминала завитки сливочного масла и выглядела настолько аппетитно, что ее хотелось попробовать на вкус.
      – Все-таки сосна - отличное дерево, - заявил Безменов, методично водя по доске рубанком.
      – Дерево-то ничего, мягкое, красивое, - согласился Осипов, - непрочное только.
      – Ну не скажи. - Безменов остановился и провел ладонью по струганой поверхности, проверяя ее на гладкость. - Из сосны корабельные мачты делали, такелаж там всякий, рангоуты…
      – Такелаж - это не дерево, а снасти.
      – Ну извини! Какая разница… Главное - мачты. А мачта, сам понимаешь, противостоит ветрам и ураганам. Ее из всякой дряни делать не станут. - Он усмехнулся. - А мне вовсе не мачту нужно… Обошью баньку сосновым шпоном, представляешь - аромат бора.
      Воскресный день только начинался, но июльское солнце припекало не на шутку. "Денек, судя по всему, будет знойным", - подумал Осипов и покосился на Илью.
      – Пива бы сейчас…
      – Пивка? - Безменов отложил в сторону доску и посмотрел на товарища. - А не рано ли?
      Осипов хмыкнул.
      – Пиво никогда не оказывается рано или поздно. Во всяком случае, для меня.
      – Даша! - крикнул Безменов. - Принеси банку из погреба! Я, ты понимаешь, не сельский человек, - сообщил он, - но вот дача, она как-то сближает меня с природой. Как-то вдохновляет на трудовые подвиги, вот, скажем, эта доска…
      – Послушай, Илья, - перебил его Осипов, - я все-таки хотел бы узнать твое мнение о том, что я тебе рассказал.
      – Если бы ты не связывался с разными глупостями, а каждый выходной исправно помогал мне возводить сей бельведер, пользы было бы больше, - заметил Безменов, - трудотерапия, свежий воздух, купание в речке. Плюс пиво, разумеется, за мой счет. Неужели не привлекает?
      – Почему же, привлекает. Даже искушает. Но все же? - С Ильей Безменовым Осипов был знаком с семилетнего возраста, с того момента, как их обоих посадили в первом классе за одну парту. Детская дружба переросла в юношескую, и, хотя их жизненные пути разошлись, многолетняя привязанность с годами не ослабевала. Илья Безменов подался в правоохранительные органы, и не без его помощи Осипов писал свои знаменитые криминальные статьи. Уже несколько лет Илья возводил дом в одном из подмосковных дачных кооперативов, а Осипов от случая к случаю оказывал посильную помощь, сводившуюся зачастую к потреблению огромного количества пива. Сегодня он без приглашения явился на участок с единственной целью: посоветоваться, а возможно, и узнать нечто новое по делу, которым его вынудили заниматься.
      Даша, дочь Безменова, принесла запотевшую банку, и приятели, усевшись в тени за домом, наполнили стаканы.
      – Ты знаешь, - задумчиво сказал Илья, - я совсем недавно выяснил, что вон в той убогой речушке водятся гигантские раки. Ты представляешь?! Кто бы мог подумать? Не организовать ли нам после обеда экспедицию в ее глубины? Раки и пиво! Это фантастика!
      – Я не против, и все-таки, может быть, скажешь несколько слово по делу?
      – По делу… Ну что ж. Я считаю, что ты по уши в дерьме. Говорю это совершенно серьезно, безо всяких подначек… Тебя, очевидно, хотят подставить. Не знаю уж, с какой целью, но подставка явная.
      – Поконкретней, пожалуйста.
      – Ради бога. Дело это, как тебе правильно объяснили, дохлое. Никому связываться неохота. Вот оно и повисло. Но даже если бы за него взялись всерьез, результат, я думаю, был бы скорее всего нулевой. Причин тут несколько. Во-первых, как я понял, у следствия слишком мало улик. Ведь так? Ты же внимательно просмотрел материалы. Труп найден в лесополосе. Никаких следов. Нанесенные увечья даже не дают возможности точно идентифицировать орудие убийства. Но, самое главное, убитый принадлежал к тому специфическому кругу людей, с которым предпочитают не связываться.
      – Почему? Безменов поморщился.
      – Тебе же объяснили. Развлечения этой публики подпадают под статью Уголовного кодекса. Но, как правило, осужденных по ней бывает крайне мало. Доказать что-нибудь невозможно. Поэтому и не связываются. И не потому, что брезгуют. Никто ничего рассказывать не станет. Они всегда молчат. Еще один нюанс. Среди этих… "голубых" встречаются очень влиятельные лица, что тоже играет свою роль. На Петровке, очевидно, зашли в тупик, а мамочка убитого и те, кто за ней стоит, требуют результатов, вот поэтому нашли тебя, дурака… Что-нибудь отыщешь - хорошо, не отыщешь - с тебя и спросу нет. Что касается журналистской стороны… Ведь у нас не Америка. О таком не пишут: строжайшее табу. Серийные убийства, маньяки - это все на Западе. А у нас этого нет, как нет и организованной преступности. Последний раз о серийных убийцах писали в прессе, наверное, в двадцатых годах, когда идеи Фрейда еще не были под запретом. Да, именно в начале двадцатых, дело извозчика Комарова в частности. Очень нашумевшее преступление. А потом - все! У Шейнина в "Записках следователя" тоже кое-что имеется на эту тему, но Шейнин подводит под все подобные преступления социальные и политические мотивы, классовую борьбу, а отнюдь не подсознание.
      – Что это за извозчик?
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.