Три попытки любви

Елене Васильевне с каждым днем становилось все хуже и хуже: бесконечная рвота, нестихающая боль, боль и боль. Из двухместной палаты ее перевели в отдельную – Елена Васильевна, пытаясь шутить, назвала ее «камерой-одиночкой». Капельница за капельницей, обезболивающие каждые 3–4 часа, предельно внимательное отношение персонала и друзей – все говорило о приближающемся конце.

Она, врач с большим стажем и опытом, понимала, что умирает. Было нестерпимо страшно и тоскливо, но пострадав несколько дней, она сумела договориться сама с собою: у каждого есть своя путеводная звезда, свой час разочарования… А теперь подошел мой час, значит нужно все вспомнить, оценить, простить тех, кого не простила в свое время за слабость, за измену и предательство, за многие другие человеческие грехи.

Она не пыталась просить отсрочки у той, которая со временем приходит к каждому из нас, которой пугаются и которую хотят отдалить еще и еще, кто из страха, кто из эгоизма, а некоторые святые души думают, что после их ухода их близким станет хуже, их никто не сможет защитить и уберечь от невзгод, что все пойдет наперекосяк и, вообще, мир рухнет…

К своей смерти, поплакав и посокрушавшись некоторое время, Елена Васильевна стала относиться спокойно-философски; ее здоровый врачебный цинизм, ее здравый смысл и ее железная воля помогли ей не впасть в глубокое отчаяние, в эгоистическое желание возложить на плечи окружающих свои страдания, но умирать, конечно же, не хотелось.

Сама смерть Елену Васильевну не пугала, она прожила долгую и достойную жизнь, сполна получила от этой жизни всего – счастья, и страданий, и разочарований.

Некоторое время назад, заподозрив неладное, она, естественно, обратилась за помощью к своему бывшему однокурснику, а ныне процветающему и знаменитому хирургу-онкологу. Он и стал ее лечащим врачом. Отношения у них были искренно-доверительными. Сделав все необходимые обследования, врач долго-долго смотрел на Елену Васильевну с укором и сожалением:

– Ленка, Ленка! Ну как же ты так себя не полюбила? Что же нам с тобой теперь делать?

– Поздно, Вадик?

– Поздно, Леночка. Я помогу тебе всем, чем только смогу, но смогу я теперь не слишком много…

И уложил ее в свою клинику сразу после завершения обследования, а через несколько дней перевел в отдельную палату. – Вадька, совсем мне мало осталось?

– Леночка, я добавлю тебе обезболивающих, ну всего нужного, какое-то время продержимся.

– Вадька! – прервала его Елена Васильевна, – Мне нужно точно знать, сколько времени у меня осталось – месяц, неделя?

Вадим Михайлович смотрел на свою однокурсницу, на умницу Ленку, которая если не полкурса, то уж точно треть его, и, в том числе, его, Вадима Перфильева, выволакивала на сессиях на своих знаниях, на своих конспектах и которая, наверняка, сама определила, что осталось ей совсем немного, что она просто сгорает, но, продолжая держать марку, давала ему возможность соврать ей, утешить и отвлечь.

– Мало осталось, Леночка. Я сделаю все, что смогу. Я все сделаю.

– Спасибо, Вадик. Я дам тебе список телефонов тех людей, с кем мне до ухода нужно встретиться. Обзвони их, назначь встречи, дня три-четыре я продержусь? Конечно, я должна хорошо выглядеть, ты уж наколи, обезболь меня, да пусть сестричка вымоет мне голову и подрисует меня.

– Хорошо. Ты сейчас отдохни, а часика через полтора я зайду и ты мне скажешь, что я должен сделать.

Елена Васильевна задумалась – с кого же начать? Совсем недавно ей исполнилось 55 лет, эдакий рубеж в женской жизни, когда человек отправляется на пенсию с безжалостной формулировкой «По старости». Она была с этим не согласна и праздник устроила с размахом, пригласила друзей и полудрузей, и даже просто знакомых. Набралось пять к десяти, да еще двадцать, она сама в списке была уже тридцать шестой.

Было весело, шумно, люди говорили благодарственные слова – кто-то повторял уже услышанное. А некоторые просто выпивали, поднимая в приветственном жесте бокал, и вкусно закусывали, все как всегда… И никто, кроме Вадима, не знал, что это последний вечер встречи, последнее свидание со многими присутствующими…

На этот вечер Елена Васильевна пригласила своего бывшего мужа, отношения с которым со временем стали терпимыми, они созванивались, когда кто-то из них получал весточку от дочери и внучки, живущих за тридевять земель – в Америке. Дочка звонила еженедельно то отцу, то матери, коротко сообщала о своей жизни, приглашала в гости и спрашивала, не нужна ли какая-нибудь помощь? А внучка иногда добавляла несколько слов на очень плохом русском языке, она и разу не была в России после отъезда в раннем-раннем детстве.

Муж, естественно, на юбилей не пришел, его вторая, молодая, да теперь уже, пожалуй, и не очень молодая, почти под сорок лет, но все же намного моложе Елены Васильевны, жена неодобрительно относилась к общению своего стареющего мужа с прежней женой – мало ли, что ему в голову взбредет? Возьмет да составит завещание на дочку или на Елену Васильевну? И на юбилей она его, конечно же, не отпустила. Напрасно.

Елена Васильевна ни на него, ни на его имущество никаких видов не имела. После того, как молодая и красивая подруга ее дочери «увела» ее мужа, Елена Васильевна кроме опустошенности и омерзения никаких чувств к нему не испытывала, ну, может быть, еще чувство жалости, противной и брезгливой, иногда возникало, если им приходилось где-нибудь нечаянно встретиться. Даже мысль, что они могли бы «все забыть» и вернуться к совместной жизни приводила ее к возмущению и отвращению. Долгие совместно прожитые, иногда не простые, а иногда счастливые годы были навсегда перечеркнуты черным жирным крестом. Но она знала, что это была бы последняя встреча и что она должна была бы, не посвящая его в свои проблемы, настроить его на более внимательное отношение к дочери и внучке – он у них теперь оставался единственным родным человеком.

Вот его-то она и поставила в списке первым. Вадим Михайлович принял этот список, состоящий из трех человек, из трех мужчин – для каждого был назначен свой день и час.

– А еще, Вадик, позвони моей дочери в Америку, скажи, что мне очень нужно увидеть ее и внучку. Может быть, успеет? И пригласи срочно нотариуса, тебя я очень прошу присутствовать, прости, ради Бога, что я отнимаю твое драгоценное время, но вот видишь, ты, как бы, становишься моим душеприказчиком, я без твоей помощи не обойдусь. А потом, по списку, позвони им всем, чтобы они могли спланировать свое время заранее. Пожалуйста, сделай это; и еще – никаких других посещений в эти дни не должно быть. Я не выдержу, а видеть меня жалкой и беспомощной никто не должен. Даже мои лучшие друзья.