Мурка нетерпеливо переминалась на ногах, не докурив сигарету - бросила её в урну.
      --Жаль. У вас незаурядные способности. Прощайте, капитан!
      Она повернулась, не ожидая ответа, скорым шагом направилась к главному УВД, скрылась за массивной дверью.
      Ромейко через дорогу побежал на автобусную остановку, сел на переднее сиденье маршрутного такси, откинулся на спинку и зевнул, прикрывая рот рукой. Шумная улица, рокот мотора, толкотня в салоне "рафика", многоязычный говор, запах бензина. Он еще раз зевнул, маршрутка тронулась и поехала, дребезжа разболтанным капотом.
      20
      --Сережа? Дела! Когда приехал? Ну заходи, не стой на пороге. Привет! Юля отстранилась от прохода, пропуская Сергея в квартиру. - Так неожиданно! И без предупреждения.
      --Ты разве не рада? - Сергей снял обувь, повесил куртку на вешалку и через узкий коридор пробрался в комнату, втаскивая сумку и целуя хозяйку.
      Она увильнула, проскочив под его рукой.
      --Почему? Рада. Располагайся. Я обед готовлю.
      Зажарка на сковороде из лука, сала и томата слегка надымила. Сергей прошел за Юлей на кухню, сгреб остатки разбросанных по столу кириежек, закинул их в рот и громко захрустел.
      --М-м-м! Вкусна-а! Я эти сухарики с пивом люблю.
      --Если хочешь - пиво в холодильнике.
      --Не-а. Потом.
      Юля работала у газовой плиты, Сергей, жуя кириежки, обхватил её сзади, она присмирела.
      --Заходил к твоим родителям, передали кое-что, в сумке. А мои шлют поклон.
      --Спасибо. - она повернулась и чмокнула его в губы. - У тебя вежливые родители.
      --Они тебя обожают. А я, между прочим, приехал за тобой.
      --Как за мной?
      --Ты же говорила - ждем весны?
      --Ну, говорила.
      --Все, Юлька, тянуть не будем. Или разлюбила меня?
      --Почему? Нет.
      Сергей отпустил её, сел между столом и холодильником.
      --Мне снился сон один... Я вообще-то не верю снам, чепуха это. Но он сидит во мне неделю, и-и, как-то тревожит.
      --Что за сон? - Юля закинула зажарку в красный украинский борщ из свеклы, ложкой оттуда зачерпнула несколько раз бульона и ошпарила сковородку. - Плохое? Если плохое - скажи: куда ночь, туда и сон. Три раза. Перекрестись и скажи: аминь. Я всегда так делаю.
      --Э-э-э! Знаю я все! И крестился, и аминькался.
      --Ну ладно. Колись, что за сон.
      --За ночь он снился мне три раза. Представляешь, фигня какая. Я видел, будто тебя убили. Ты так звала меня на помощь, плакала, но все равно умерла. Только проснусь, обрадуюсь, что это всего лишь сон, поаминькаюсь, начинаю дремать - снова он. Так ты просила помощи! Всю неделю рвался приехать, всю неделю болело сердце, и наконец добрался. Теперь - все, хватит ждать!
      --Действительно, сон у тебя... Вроде пока здорова. - Юля постучала костяшками пальцев по подоконнику.
      --Да ладно... Дело не во сне, глупость это. Просто соскучился, Юль. он снова подошел и обнял её.
      --А ты?
      --Тоже.
      Он долго и страстно поцеловал её, она не сопротивлялась, потом отпустил и пошел разбирать привезенную из Кентау сумку. Родители передали связанный матерью свитер, банки маринованных с дачи огурцов, помидоров и письмо. Юля распечатала его и углубилась в чтение. Благодарили её за триста долларов, оставленные в вазочке, этих денег хватило рассчитаться с долгами, сообщали о новостях, передавали привет от родственников, а в конце письма сделали приписку о том, что приходил Сергей и объявил о женитьбе. Родители кандидатуру зятя поддержали: милый парень, с университетским образованием, с большими и смелыми планами на жизнь, только почему Юля сама не сказала обо всем, когда приезжала?
      Она дочитала и отложила письмо.
      --Ты сказал, что мы женимся?
      --Ага. Взял ответственность на себя. Сколько тянуть? А что, не правильно сделал?
      Она не ответила.
      --Борщ сварился, пошли кушать. Оценишь мои кулинарные способности.
      Борщ был вкусным, проголодавшийся Сергей зачерпывал полной ложкой жижу с овощами и, обжигаясь, торопливо глотал. Юля выжала ему из упаковки майонез, кусочки хлеба полила кетчупом, на дольки порезала присланные из дому огурчики, положила рядом пучки свежего зеленого лука и петрушки.
      Сергей уминал и нахваливал.
      --А сама-то, почему не ешь?
      Она села напротив, подтолкнула ему соль с перцем.
      --Там много мяса, а я пощусь. Не знаешь разве? Великий пост начался.
      --Знать - знаю. Ты разве верующая? С каких пор?
      Она пожала плечами.
      --Особо, конечно, не верующая... В церковь хожу редко, но тянет иногда грехи замолить.
      --Какие могут быть грехи? Ты молодая, не успела наследить. Слушай, а может, мы в церкви обвенчаемся? Сейчас это модно.
      --В церковь идут не для моды. Душа должна потребовать. Когда перестаешь понимать себя, когда там поселился беспорядок, сломался стержень, когда там хаос и страх - тогда твоя дорога в церковь.
      --Новые мысли. Взрослые. А ты совсем ребенок, ты - моя маленькая-маленькая девочка. Да? Ты моя маленькая-маленькая девочка? - он отломил кусочек хлеба и отправил в рот. - А-а, вот что хотел спросить. Говоришь, соблюдаешь пост, а варишь борщи из мяса. И колбас полно в холодильнике, и сливочного масла, и сметаны? Какой же это пост? А вот...
      Договорить не успел. Кто-то провернул замок, вошел, и в прихожей начал раздеваться. Через несколько секунд появился хорошо скроенный, молодой мужчина, с внешностью кавказца, с оливковыми глазами и волосами, зачесанными назад. В прихожей раздавались голоса других, тоже раздевающихся мужчин.
      Сергей отложил ложку в сторону и вопросительно глянул на Юлю, поднимаясь из-за стола.
      --Не понял...
      Юля молча стояла у подоконника, сложив руки на груди и опустив глаза. Вошедший мужчина, увидев поднимающегося Сергея, положил руку ему на плечо, усаживая на место.
      --Гость? - спросил, обращаясь к Юле, с улыбочкой.
      Из прихожей вывалились еще пятеро.
      --Грек, ну что, хавать готово? С утра не жрали!
      Юля показала рукой на Сергея.
      --Это Сережа, из Кентау. Мой давний друг. - затем указала на Грека. - А это Эдик, но мы шутя зовем его Греком.
      Сергей тихо спросил:
      --Обед готовила для него?
      --Сережа, давно хотела тебе сказать...
      --Нет, подожди. Для него?
      --Я сейчас объясню, и ты поймешь. Грек, пока убери пожалуйста ребят из квартиры.
      Тот, после некоторой заминки, скомандовал:
      --Костя, ждите на лестнице. - и кивнул на выход.
      Костя ухватил пикантность ситуации и, прыская в кулак, повел дружков за дверь.
      Сергей, глядя на Грека снизу вверх, предложил:
      --В ногах, говорят, правды нет? Может, посидим гуськом, побалакаем? Эдик?
      --Ну, давай. Побалакаем. - Грек опустился напротив, а Юлю посадил посредине.
      Сергей спросил:
      --Юля, скажи честно, давно у тебя с ним? И вообще, что происходит?
      --Понимаешь, Сережа...
      --Ты его любишь?
      --Я бы сама все объяснила, но ты ве...
      --Любишь его?
      --Не торопи. Не так все просто.
      --Ну почему? Я же вижу, слишком у вас зашло далеко. По семейному. Обеды готовишь, ключ у него от квартиры. У меня ведь нет? Чего ж ты стесняешься? Любишь - скажи: да, люблю. Чтобы внести ясность.
      Юля, опустив голову, чуть слышно сказала:
      --Да, люблю. Прости, Сережа. Я, наверное, слабая женщина, не решалась сказать. Я виновата перед тобой.
      Сергей сглотнул подкатившийся ком.
      --И что же вы, поженитесь?
      --Я не знаю...
      Грек сидел хмурый, перебирал губами, молчал.
      Сергей вздохнул.
      --Вот теперь ясно. Только, любить как я - не сможет никто. И он тоже. Помни об этом. Елы-палы! Какой я дурак! Дурак и глупец! Я был ослеплен этой глупой любовью... Сколько лет! Наверное, с четвертого класса? - он потирал лоб и массажировал глаза. - Ну что, прощай, Юленька. Всегда звал тебя "моя маленькая-маленькая девочка". Дур-рак! Дурак!
      Поднялся, прошел в коридор, накинул пальто и двинулся к двери. Грек сопровождал его.
      --Шапку забыл. - виновато подал Сергею головной убор. - Не обижайся, брат. Такая история...
      --Да пош-шел ты! - и крикнул Юле в кухню: - Вот тебе и сон!
      Хлопнул дверью так, что посыпалась штукатурка. На лестничной площадке ржали боевики Грека. Не обращая на них внимания, медленно стал спускаться вниз.
      21
      Теплоход "Андрей Красин" завывал дизелями и дрожал железным туловищем, рассекая воды Финского залива. Штормовой норд-ост поднимал полутораметровую волну: залив две недели как освободился ото льда. Верхнюю палубу от бака до юта окатывало холодным соленым раствором - жемчужным балтийским бисером. Справа по борту плыли Красная Горка, Ломоносов, слева остался Кронштадт. На траверзе "Андрея Красина" прыгала на волнах рыбацкая шхуна, тоже, видимо, возвращавшаяся в порт.
      В кают-компании было жарко, присутствующие только что приняли банные процедуры и теперь, распаренные, в халатах, с полотенцами на шеях, сидели за длинным, богато сервированным столом. Хозяин теплохода Иван Иваныч, пожилой мужчина за шестьдесят, с обвислой кожей на лице и шее, разливал водку по рюмочкам и крякал от удовольствия, подсовывая яства гостям.
      --Это вот кальмары, рекомендую. Не те кальмары, что в магазине тухнут, нет. У меня прямые поставки морепродуктов. Это - сёмга. А это вот - икорка, между прочим тузлук сам делал. - не без гордости сообщил он. Иван Иваныч поднял рюмку. - Однако, за встречу, друзья мои! И пусть нам будет пруха!
      Выпили не чокаясь, и взялись за закуску. Один из гостей заметил:
      --Ну и болтает твой пароход, Иван Иваныч. Сил нет.
      Тот посочувствовал, удерживая съезжающую тарелку:
      --А ты Гастрит, полежи. Полежишь, оно и полегчает. И кушать не советую.
      --И правда. Мутит, полежать бы надо.
      Гастрит, высокий и тощий, держась за живот, со страдальческим выражением лица, отошел и прилег на кожаном диване, ноги оставил на ковре. Иван Иваныч разлил по второй. Опять выпили. Перемалывая зубами кальмара, спросил:
      --Что решать будем, господа-товарищи? Как поступим?
      --Ты, Иван Иваныч, сам, что думаешь?
      --Я-то? Мочить их надо! Мочить сук невоспитанных! Всех поганцев, до одного! И бабу эту в первую очередь! У тебя, Цунами, есть мысли?
      Цунами, в стрижке седого ёжика, с набитым ртом кивнул на соседа.
      --Голова пусть скажет, я ем.
      Тот дожевал и вытер рот салфеткой, затем вытер руки и плеснул в стакан минеральной воды. Головой его назвали за несоответствующие пропорции головы с туловищем и большое мясистое лицо. В детстве прозвали его Сперматозоидом, а на зоне перекрестили в Голову.
      --Далеко это. Перебрасывать людей надо больше. Сколько наших повалили?
      --Четырнадцать человек.
      --Во-от. Придется казахстанских воров привлекать.
      --Надо в Алма-Ату заслать весточку Булату-Сифону. Он в Новосибирске коронованный.
      --Авторитетный вор. Я слышал, по зонам бучу затеял?
      --Да это так, права качает. Проверяет силу.
      --А кто поручился, говоришь? Я в Волгограде на неделе отметился.
      --Седой.
      --А-а! Так замочили его, Филя теперь там! Поганый слушок ходит - Филя и мочил. Но доказательств нету. След, между прочим, тянется туда же, в Чимкент, к "Серым волкам".
      Гастрит со стоном, держась за лоб, посоветовал Ивану Иванычу, указывая на прыгающую посуду:
      --Убери ты лишнее со стола! Ведь попадает!
      Иван Иваныч согласно кивнул, вытирая пот полотенцем, и нажал кнопку для вызова прислуги.
      --Э-э-э! Сапог ты, Гастрит, сапог! - безнадежно уведомил он. - На море не стол называется, а бак. Не пол - а палуба, не стена - а переборка, не потолок - а подволок.
      Вошел гарсунщик.
      --Вызывали, Иван Иваныч?
      --Ты, мил-человек, убери с бака лишнее. Того и гляди, перевернется все. Оставь водочки и икорки.
      --Хорошо, Иван Иваныч.
      Гарсунщик, качаясь и маневрируя, ловко подхватив разнос, быстро орудовал с посудой. Голова отпил большой глоток минералки.
      --А какой резон Булату-Сифону встревать? Дело не простое, мокрухи много. Зачем ему рисковать людьми?
      --Да-а... Мокрухи много. Помню, в прежние времена за мокрое сходняк не жаловал. Интеллигентные воры были, держатели традиций. Власть была в руках законников. А теперь? Беспредел! Банд больше - чем страна может выдержать. Иван Иваныч почесал волосатую грудь. - Тесновато на одном пространстве ворам с беспредельщиками. - он вздохнул. - Менты дураки. Им бы воров поддерживать, как прежде, тогда в стране можно и порядок навести.
      Цунами скривился.
      --Ну-у, Иван Иваныч, загогулину сделал. Может, предложишь сотрудничать с ними?
      --Сотрудничать, не сотрудничать, а задуматься стоит. Они воюют на два фронта: и против воров, и против мокрушников-беспредельщиков. Как ни крути, а тактические интересы у нас схожие: лишняя кровь ни к чему. В отличие от бандитов.
      Голова снова спросил:
      --Булату-Сифону пообещать что-то? Или как?
      Цунами в который раз протер голову полотенцем, сверкая золотым перстнем.
      --Они нам сколько, тринадцать должны? "Волки"?
      --Тринадцать, плюс счетчик.
      --Ну вот. Пятьдесят процентов - Булату-Сифону. На меньшее не согласится.
      --И то верно.
      Гастрита на диване начинало выворачивать, он мычал, прикладывая ладони ко рту, сверкал белками и сползал на ковер. Иван Иваныч отчаянно вскрикнул, расплескивая недопитую рюмку, швыряя её на стол:
      --В гальюн! В гальюн давай! Вестовой! Гарсунщик!
      Вбежал вестовой и потащил Гастрита из кают-кампании. Через десять минут вернулся он бледный, виноватый, шатаясь от слабости, от бортовой и одновременно килевой качки.
      --Ох, Иван Иваныч, штормец... Ну, погода... На воздух бы, дышать нечем!
      Иван Иваныч прикрикнул на вестового:
      --Раздрай иллюминатор, пускай дышит!
      Тот быстро отвинтил барашки, в помещение со стоном ворвался ветер вперемешку с ледяными брызгами, Гастрит подставил лицо и задышал облегченно, хватаясь руками за буртики иллюминатора.
      --Смотри, после бани-то! - предупредил Иван Иваныч.- Не моряк ты, Гастрит!
      Надышавшись, он снова добрался до дивана и опять лег. В иллюминатор хлестнуло ошалелой волной, обильно смочило ковер. Вестовой проворно его задраил, протер палубу и удалился.
      Через час шторм внезапно успокоился, ветер ещё рвал снасти теплохода, еще завывал в стоячем такелаже, трепал капроновые концы на кнехтах, посвистывал в клюзах и шпигатах - но баламутить море сил уже не хватало.
      Иван Иванович после долгого разговора подвел, наконец, итог.
      --Будем считать - поставленные вопросы решили. Ты, Цунами, свяжись с Булатом-Сифоном, закинь нашу предложуху. С волчарами пора кончать. И без того мы пятый месяц передых им дали! Не по понятиям это!
      "Андрей Красин" подходил к причалу. Из рубки дежурного летели команды по ретрансляционной сети.
      --Баковым - на бак! Ютовым - на ют!
      Скрипел и визжал кабестан - разматывая швартовы, по трапу, неумело придерживаясь за поручни, поднимались воры-законники.
      --Отдать линь! Трави помалу! Завести концы!
      Гастрит спотыкался и путался в собственных ногах.
      --Я эту прогулочку, Иван Иваныч, надолго запомню! Чуть не уморил!
      --Не моряк ты Гастрит, не моряк! Я третий год здесь живу, и земля мне не нужна!
      Вдоль берега сновали ялики, шлюпки и баркасы. В Петербурге дело близилось к вечеру.
      22
      Склад фирмы "Ынтымак LTD" находился в бывшем деревообрабатывающем цеху строительного треста, с подъездными путями, с мостовым и козловым кранами, с собственной подстанцией. Станки были давно демонтированы и проданы с молотка еще во времена разгула приватизации. Затем огромное здание с территорией за купоны, или, как иные говорят, за спасибо, было приватизировано Шерифом и приспособлено для собственных нужд. Склад был заполнен всякой всячиной, начиная от мешков с баритом, весом в тонну, до товаров народного потребления, лекарственных товаров, виноводочных, металлов, стройматериалов, мебели и много еще чего.
      Гремя шестеренками, мостовой кран разгружал из машины прибывший контейнер, авто и электрокары подхватывали и развозили объемные деревянные ящики, свистели стропальщики и матерились грузчики.
      --Вира помалу! Вира! Стоп! Майна давай! Майна!
      --Совсем там ослеп? - двигая контроллерами, орала крановщица. - Не знаешь, где вира - где майна!?
      Мурка в красном плаще, в сопровождении мастеров и начальника склада, делала обход, наблюдая за работой предприятия.
      --Почему все грузы перемешаны, ничего не разберешь? Существуют нормы, правила, стандарты, что за бардак в хранилище? Что за ералаш? Помещение маленькое?! - гневно повернулась к начальнику. - Даю двое суток, два дня и две ночи, послезавтра с утра доложишь в головной офис, что все рассортировал. Не успеешь - по-другому спрошу! - чиркнула в ежедневник пометку и устремилась дальше. - Целый стадион, а товары скопились на въезде, гора! Лень разобрать, как положено, вы что тут, пьянствуете?! - подняла палец, и Атамбаю: - Дай задание бухгалтерии, пусть подготовятся, и начинай ревизию. Не тяни, первые результаты жду через неделю! - она внесла еще одну запись. - Грузов на миллионы, а ни какой пожаробезопасности, скученность! Где огнетушители, почему не работают гидранты?! Подготовьте совещание на завтра! - резко бросила главному экономисту и менеджеру фирмы. Бардак! -подытожила грозно.
      Везде носились перепуганные мастера и срочно наводили порядок. В это время к Мурке подошел Грек и что-то шепнул на ухо. Она все ещё находилась в гневе.
      --От кого? От Булата-Сифона? Какого черта! В гости никого не приглашала! - Немного остыв, скомандовала: - Ладно, зови в каптерку. Посмотрим, что им надо.
      Кабинет начальника склада освободили от посторонних, остались только Грек с Атамбаем. Спустя несколько минут вошел мужчина-европеец в кожанке, аккуратно выбритый, отглаженный, в темных очках, прическа на пробор.
      Мурка сидела за столом, положив подбородок на ладошку.
      --А-а, Ланцет! Ну - здорово. - протянула руку для приветствия.
      Ланцет пожал её, и пожал Атамбаю с Греком. Мурка дзынькнула ложкой в стакане, отхлебывая чай, и скосила глаза.
      --Давно, давно не виделись. Со времен, так сказать, юности. Сколько же лет прошло?
      --Много!
      --Да, много. Ты со своей шоблой к нам в детдом частенько заглядывал. Ну, что за проблемы? Зачем пожаловал? Говорят, Булат-Сифон теперь твой папа?
      Ланцет не дождался, пока его пригласят сесть, и присел сам на разболтанный табурет.
      --Да, приехал по его поручению.
      --Интересно, зачем я понадобилась вору в законе. - сделала еще один глоток, затем полезла за сигаретами. - У меня в памяти сидит, Ланцет, как ты мастерски обращался с ножом, за что и погоняло получил. Забыл увлечение?
      --Ну почему? - Ланцет сделал молниеносное движение, никто ничего не успел сообразить и среагировать, как рядом со стаканом чая глубоко в стол вонзились два ножа. Сталь еще звенела и вибрировали рукоятки, а Ланцет уже спокойно подавал спичку Мурке с горящим огнем. С поздним зажиганием спохватился Грек, выдернул из подплечной кобуры макарова и передернул затвор. Мурка раздраженно цыкнула:
      --Проснулся Грек, ты убит! - она прикурила, затянулась, подавилась закашлялась. - А мне понравилось. Ловко получается! Но так больше не шути. Ребята могут неправильно понять. А, Грек?
      Грек был на взводе, Атамбай отодвинулся в сторону. На всякий случай Ланцета обыскали и ничего больше не нашли. Мурка успокоилась.
      --Теперь рассказывай. Что за дела сюда привели, что за проблемы.
      Ланцет спокойно сидел, положив руки на колени.
      --Скорее проблемы у тебя, Мурка. Булат-Сифон забивает тебе стрелку на послезавтра, важный базар.
      --Не смеши, Ланцет. Какие у меня могут быть проблемы от Булата-Сифона? Выгляни в окошко, видишь, во дворе сто человек охраны? Через сорок минут я подниму ещё сто пятьдесят, и того - двести пятьдесят! Это четыре роты вооруженных боевиков. И потом - наши дорожки с Булатом не пересекались.
      --Мое дело передать.
      --Что конкретно ему от меня надо?
      --За тобой следок из Волгограда, там замочили Седого, а Седой поручался за Булата-Сифона на коронации. Есть еще кое-что. Короче - Булат-Сифон предлагает встретиться и обсудить вопрос.
      --Седого мы не трогали.
      Ланцет усмехнулся.
      --Так что передать?
      Мурка поднялась, заложила ладони за пояс джинсов, сигарета в зубах, и прогулялась по кабинетику.
      --Ну, хо-рошо. - процедила с сомнением.- Я буду. Где и когда?
      --В три. В аэропорту. С собой не больше двух машин.
      --Ладно. Приеду.
      Послезавтра ровно в пятнадцать часов на пустую стоянку аэропорта подкатили четыре машины, по две с каждой из сторон и по восемь человек. Из салона вишневого мерседеса слышалась песенка "Сулико". Мурка открыла дверь и вышла из машины, за ней вывалились остальные. От противоположной группы отделился человек лет сорока - сорока пяти, выше среднего роста, в костюме с тонкой продольной строчкой, белолицый казах в широкополой шляпе, с задумчивым взглядом. Мурка двинула навстречу. Поздоровались. Тот, довольно холодно, но спокойно предложил:
      --Прогуляемся пока, промнемся, за одно и поговорим.
      Медленно побрели по скверику, одетом в молодую листву, по бокам журчали поливные ручьи, на земле прыгали и дрались с чириканьем воробьи.
      --Я предложил встретиться, потому что всплыла гнилая информация. Тебя обвиняют в убийстве Седого.
      Муркины каблучки стучали и царапали асфальт. Несколько человек в форме летчиков прошли мимо, оборачиваясь на красивую молодую женщину. Ей это льстило.
      --Нет, Булат-Сифон. Это не моя работа.
      Булат-Сифон грустно улыбнулся, поправил часы на золотом браслете, покачал головой, несколько склонил её влево.
      --Не торопись. Обвинение серьезное. Лучше, если сама оплатишь этот долг.
      --У меня нет долгов. Да, я работала с Седым, но сливали его не мы.
      Булат-Сифон сцепил руки на животе и так шел, затем приостановился, полез во внутренний карман пиджака и достал с десяток фотографий, посмотрел сам, и передал Мурке.
      --Здесь лица твоих людей и номера машины, которая находилась рядом во время взрыва квартиры Седого. Вот здесь - гостиница, опять твои люди. Вот казино "Лас Вегас". Ты сделала ставку не на того человека. Филя пьяница, он не в авторитете. Он уже там! - Булат-Сифон указал на небо. - Своя братва его и замочила. Но перед тем он облегчил душу, и рассказал, кто организовал взрыв.
      Мурка внимательно перебрала фотографии, они пошли дальше.
      --Седой скурвился.- сказала она без тени смущения, пойманная на обмане.- В последний раз кинул меня на триста штук, до этого - на двести двадцать. Обещал вернуть, но, - она щелкнула пальцами, - скурвился.
      Булат-Сифон отрицательно качнул головой.
      --Он бы вернул. Седой - вор старой закалки. За его смерть нужно ответить.
      Булат-Сифон был совершенно спокойным, голос ровным, тихим, даже скучным, впечатление создавалось, что дело это ему в тягость, только обстоятельства вынуждали браться за него.
      --Но есть ещё причина, по которой я хотел встретиться.
      --Какая?
      --Твой долг питерцам. Тринадцать лимонов и счетчик. Плюс месяц простоя двух хлопкопрядильных фабрик по твоей вине.
      Мурка внезапно вскипела.
      --Даже если и так, ты какое сюда имеешь отношение?! Это наши дела, тебя не касаются!
      --На коронации Седой был моим поручителем. А когда-то, очень давно, за него самого поручался Иван Иваныч. Тот самый, которого ты наказала вначале на тринадцать миллионов, и потом загасила четырнадцать его человек в Чимкенте. Это плохо. Это не по понятиям.
      Мурка вся клокотала.
      --Плевать на ваши законы и понятия! И вообще, достал ты меня, Булат-Сифон! Наши пути не скрещивались, не советую переходить мне дорогу! У меня двести пятьдесят стволов, я не собираюсь выслушивать нотации о том, что хорошо, и что плохо!
      Они дошли до конца асфальтовой тропинки и повернули назад, так же медленно вышагивая. Не поднимая голоса, Булат -Сифон заключил:
      --Этим ты признала вину. - И добавил с укоризной. - Я хотел только узнать, согласишься ли сама вернуть то, что тебе не принадлежит? Без крови. Тебе надо подумать.
      Они подошли к машинам и остановились напротив друг друга. Постояв несколько секунд, Булат-Сифон докончил:
      --Подумай. Жалко ругаться с такой красивой, умной женщиной. - Приподнял шляпу. - Честь имею! - и сел в волгу с заведенным двигателем. На этой волге он исколесил половину Казахстана, всю подвластную ему территорию. Булата-Сифона называли мобильным вором. Машина плавно тронулась с места, за ней - сопровождение.
      Мурка стояла в окружении своих людей, рядом находился Грек и Костя. Она взяла Грека за рукав плаща.
      --Дай закурить, свои забыла! - Затянулась, и злобно бросила: - Нам выкатили ультиматум! Эта с-сука все знает! И про Волгоград, и про Питер! И вообще все! - Передала веер фотографий Греку. - Любуйся! Вот как надо работать!
      На одной из них красовался Грек, позади него - рекламный щит казино "Лас Вегас". На другой - Мессалина, за столом ужинающая с Седым. Атамбай запечатлен выходящим из номера гостиницы - с портфелем. Грек вопросительно смотрел на Мурку.
      --Это Филя, пьяная гнида! Теперь волгоградский канал закрыт! Понял, что делается!? Обложили нас, Грек, обложили!
      --Я порву его на куски! - Грек был взбешен от просмотра и сжимал кулаки.
      --Поздно Рита! Его порвали свои! Перед кончиной он и раскололся, говнюк! - её гневное лицо горело и подрагивало правое веко. - Ну, поехали, чего торчать здесь!
      Диспетчер объявил о транзитной посадке лайнера, следующего во Франкфурт. Надсадно ревели самолетные двигатели. Мурка загрузилась в мерседес и включила "Сулико".
      23
      Салон самолета оказался на половину пуст. Видно было в иллюминатор, как откатили трап, уехал аэропортовский автобус, как провожающие издалека махали улетающим и как в нарушение инструкций коровы щипали траву на поле, а козы грызли на деревьях кору. Городская делегация из семи человек расселась на свободных местах и приготовилась к дальнему перелету. Аким с исполняющей обязанности начальника городского финансового отдела Жанат Мухаметкызы Сайдулиновой выбрали место подальше от крыла, чтобы увеличить обзор. Козыбаев разделся, пиджак и куртку положил на соседнее кресло, откинулся на спинку, вытянул ноги и пристегнул ремень.
      Самолет несся по взлетной полосе и, набрав скорость, оторвался от земли. Сильно закладывало уши, Козыбаев открывал рот, справляясь с неприятными ощущениями. Рядом Жанат Мухамет-кызы делала то же самое, задрав нос - лайнер стремительно набирал высоту. Внизу - уменьшались в размерах здания, люди превращались в мурашей, в черные точки, на лентах автомобильных дорог ползли крошечные игрушки машин.
      --Летим.- удовлетворенно отметил аким, доставая из портфеля кипу прикупленных в аэропорту газет. - Наконец-то городские проблемы позади, можно немного расслабиться. А, Жанат?
      Соседка задернула шторку и отвернулась от иллюминатора.
      --Там так крылья болтаются - смотреть страшно. Кажется они отвалятся.
      Козыбаев успокоил:
      --Не обращай внимания. Не думай о плохом. - а сам опасливо и незаметно покосился на шторину. Кто знает эту авиатехнику...
      Поговорили немного ни о чем, и Жанат начала зевать, клевать носом, в меру сил поборолась со сном и стала устраиваться отдыхать.
      Аким открыл городскую газету, бегло пробежал по заглавиям, по текстам, везде упоминалось его имя: журналисты искусно льстили, в нужном месте замалчивали, в нужном месте - превозносили и правильно расставляли акценты, и удовлетворенно отложил в сторону. В центральной прессе главным стоял вопрос о войне в Ираке. Блицкриг янков не удался, теперь это было окончательно ясно. Народ Ирака не побежал востроженно сдаваться, как планировалось заокеанскими ястребами, наоборот, тяжелые бои развернулись за каждый населенный пункт. Десятки ракет с подводных лодок в Персидском заливе падали на Багдад, сотни бомбардировщиков с авианосцев сбрасывали смертельные грузы на стратегические объекты Саддама Хусейна. С обеих сторон лилась сплошная деза, толком ничего нельзя понять. Но американцы уже запросили финансовую помощь от сената - это факт. Сейчас все рассуждали о том, что важнее для них: нефть или борьба с терроризмом. Имелось ли действительно оружие массового поражения в Ираке, если да - то, какое. И не является ли аргумент об ОМУ всего лишь ширмой для оправдания оккупации свободной страны. Уверения штатовских политиков о том, что война началась ради освобождения иракского народа от тирании авторитарного режима - никем всерьез не принимались. Заурядный пропагандистский трюк. Но в качестве побочной цели вполне может быть. И даже наверняка. Главная же цель - остановить наметившийся спад производства в своей стране, взять под контроль мировые запасы углеводородного сырья, которые уплывали из-под носа американских компаний. Нефть сыграла одну из главных ролей в отказе Германии, Франции и России, имевших свою долю в этом пироге - участвовать в бойне. В случае падения режима Хусейна Москва теряла около восьми миллиардов долларов долгов, которые, естественно, новый режим ей бы не возвратил. Немыслимо огромный человеческими ресурсами Китай, зависимый от американской инвестиционной иглы, тоже осторожно заявил о своей антивоенной позиции, настолько осторожно, что ни в коей мере не высовывался вперед Франции, России и Германии.
      Официальная позиция Казахстана была для Козыбаева несколько размывчата и туманна, хотя Астана и явно поддерживала Москву, может быть, в том числе, и из-за соперничества в регионе: в противовес Ташкенту, одобрившему нападение на Ирак.
      Козыбаев посмотрел на и.о. начальника финансового отдела, прислушался, как она легонько похрапывает, и тоже прикрыл глаза.
      В военной кутерьме политики и генералы меньше и меньше ссылаются на одиннадцатое сентября 2001 года, когда погибли близнецы-небоскребы в Нью-Йорке.