IV

Пади с неба на княжеский двор молния, она не наделала бы такого ужаса, как появление Рорка. Вмиг протрезвели самые хмельные, румянец сошел с лиц, умолкли голоса, и стало слышно даже дыхание людское. Все глаза обратились на того, кто уже двадцать лет назад был объявлен умершим, на ком лежало страшное проклятие Рутгера – варяжина, с кем связывали многие несчастья народа антов и о ком Рогволод под присягой говорил, что нет его в живых. Теперь люди увидели – солгал князь. Призрак, рожденный на погибель народу антов, явился из небытия во плоти и крови и поразил ужасом самые отважные сердца.

В настоящей тишине Рогволод поднялся со своего места. Князь старался придать лицу приветливое выражение, но получилась жуткая гримаса то ли боли, то ли страдания.

– Внук мой Рорк! – сказал он. – Ты принял мое приглашение, и я этому рад.

Молодой человек поклонился, но говорить не стал. Десятки пар глаз со страхом смотрели на него, он же старался смотреть лишь на Рогволода. Князь изменился за те годы, которые Рорк его не видел, – осталась тень прежнего могучего человека из детских воспоминаний Рорка. Лишь этот больной и дряхлый человек стоял ныне между Рорком и перепуганной толпой. Рорк был отважен, но чувствовал, как темный липкий страх овладевает им. Никогда еще не приходилось ему оказаться среди стольких людей, да к тому же враждебно настроенных. Он чувствовал их ужас и оттого сам был испуган.

Браги Ульвассон вышел из оцепенения. В первые мгновения, увидев лицо Рорка, он даже привстал с лавки и стоял, выпучив глаза, будто охваченный столбняком, затем повернулся к Вортгангу и шепнул:

– Клянусь змеей Мидгадр, этот парень – вылитый Рутгер!

– Вижу, – проскрежетал Вортганг, по лицу которого вдруг пошли багровые пятна. – Но он совсем седой! Сколько же ему лет?

– Этой весной исполнилось двадцать, – неожиданно ответил Рорк.

– Э, да он говорит на нашем языке! – изумился Браги.

– Моя мать научила меня, – сказал Рорк.

– Стало быть, ты знаешь, кто твой отец? – спросил Браги.

– Знаю. Мой отец урманский ярл Рутгер, сын Ульва.

– Подойди ко мне, внук, – велел Рогволод.

Рорк пошел меж столами к княжескому месту. Сидевшие за столами в испуге отшатывались от него, когда он проходил мимо. Шепот рождался за его спиной, в ропщущей толпе было что-то грозное. Лицо Рорка стало бледным, как у навии.

– Ты просил прийти, княже, – сказал он, глядя деду прямо в глаза. – Приглашение было почетным, отказать я не посмел. Я твой гость.

– Подойди, прими мой поцелуй, – ответил Рогволод.

Изумленный вздох прошелестел над столами. Но князь уже коснулся губами лба Рорка и без сил опустился на свое место.

– Купша, – велел он дюжему сотнику с серебряной гривной на шее, сидевшему сразу за младшим сыном Яроком, – дай место моему внуку!

Молодой Ярок даже сомлел от страха. Но Рорк продолжал стоять пред князем.

– Поди же! – велел Рогволод.

– Негоже мне сидеть с ними, – странным тоном сказал Рорк. – Мое место в лесу, среди зверья, не среди людей.

– Ты мой внук, – возвысил голос Рогволод. – И я призвал тебя не для того, чтобы унизить, а чтобы вознести.

– Верю, княже. В глазах гостей твоих страх. Тревожу я их.

Рорк обвел взглядом собрание. Многие не выдержали этого пристального взора, отвели глаза, начали щуриться и бормотать наговоры. Только Яничка и варяги не выказывали страха. При появлении Рорка Яничка едва не лишилась сознания, ее сердце затрепетало, кровь хлынула в голову, ноги стали ватными. Она узнала того, кто привиделся ей в давешнем сне. Сидевшая рядом мамка Злата, сама еле живая от страха, все же заметила, что ее дитятко вот-вот упадет без чувств, и подхватила девушку под руку, чтобы вывести из-за стола и увести с пира прочь. Но княжна очнулась, неожиданно вырвалась из рук мамки.

– Оставь меня! Никуда я не пойду…

– Чего эта деревенщина так перепугана? – обратился Вортганг к Железной Башке. – Они от страха готовы под столы залезть.

– Князь все объяснит, – тихо сказал Браги.

– Княже, – заговорил Рорк, чувствуя, что наступившее молчание еще больше пугает людей, – я пришел по твоей просьбе, с миром и любовью в сердце. И еще я благодарю тебя за меч, который ты мне подарил. Есть у меня и для тебя подарок. Когда-то мать взяла с меня клятву, что если судьба сведет нас с тобой, я никогда не попрекну тебя тем, что ты сделал с нами. Клятва моя нерушима. Но одну роту[50] не перебивает другая. Вот поминок[51], который я давно поклялся тебе сделать!

– Что это? – Рогволод вперился очами в кожаный мешочек, который Рорк вынул из-за пазухи и положил наземь.

– Земля, княже. Дочь твоя Мирослава уже четыре года покоится в этой земле.

– Пусть все слушают меня! – раздался за спиной Рорка громкий и властный голос.

Новый гость вошел во двор. Световид, высокий, костистый сумрачный жестокий старик, верховный волхв Сварога, медленно прошествовал к княжескому столу, встал рядом с Рогволодом.

– Я скажу то, что вы все должны узнать, – заговорил Световид. – Много лет назад было мне откровение от богов об этом отроке. Боги говорят туманно, но имеющий глаза и уши видит их знаки и слышит их речь. Я увидел и услышал. Когда Рутгер умер от укуса страшного зверя, терзавшего наши земли, вдова его, дочь князя, осталась на сносях, и мне, волхву, подобало бы охранить ребенка княжеской крови паче прочих. Но когда ребенок родился, мне стало ясно, что лишь два пути есть у нас – либо убить дитя, либо изгнать прочь. Убить ребенка княжеской крови мы не могли и потому удалили его вместе с матерью с глаз людских. То была воля богов, а не прихоть моя, не поступок Рогволода. Разве я ошибся? Взгляни, княже, на того, кого зовешь ты своим внуком! Разве не видишь? Разве не видите все вы? Эти желтые, как у волка, глаза, эти волосы, похожие на волчью шерсть? Проклятие, постигшее Рутгера, передалось с кровью его сыну. И ныне в жилах Рорка течет волчья кровь, кровь зверя. Угубина[52] наша раскрыта тобой, княже, – так моли богов, чтобы внук твой не принес в эту землю зло, какому и названия нет!

– Верно! – крикнул кто-то, скрытый за спинами гостей.

Вновь прокатился над собранием угрожающий вздох. Световид, чувствуя поддержку соплеменников, продолжал:

– Пусть внук твой уйдет, княже. Нет ему места в нашей земле. Пусть идет на восток, к хазарам, на юг или… – тут Световид посмотрел на Браги, – или в землю урманскую, откуда родом его отец. Я, слуга Сварога, свидетельствую – Рорк, сын Рутгера и Мирославы, проклят. Он сын норманна, но не норманн. Он сын человека, но не человек. Пусть уходит! А тебя боги простят за то, что отринул ты родную кровь для блага народа своего.

– Простят? – Рогволод выпрямился, простер руки к людям. – Вот стоит перед вами внук мой, которого я не видел уже пятнадцать лет. Да, это я спрятал дочь свою и внука от взоров людских, потому что поверил ведунам. А в чем была вина моей дочери? В том, что муж ее, Рутгер, избавил наши земли от чудовища и был укушен зверем в схватке, тяжко оттого заболел и умер? В том, что зачал Рорка, еще не зная о своем страшном недуге? Моей дочери больше нет. Я дал клятву, потому что хотел добра антам: я скрыл их в лесу, о чем знали волхвы. Теперь я призвал Рорка обратно. Ты говоришь, Световид, он принесет зло в нашу землю? Но он живет на ней уже двадцать лет. Где же зло, сотворенное им? И может быть, мой внук спасет всех нас от беды, которая еще не пришла, но скоро, скоро придет!

– Отец, что ты говоришь?! – воскликнул изумленный Боживой.

– Истину говорю! – кричал князь. – Мне было видение. Смерть идет на нас от заката солнца…

– Ты пригласил его, княже, – ответил Световид, – ты и вели ему уходить подобру. Нет ему места в нашей земле!

– Пусть он уйдет! – прокричали из толпы.

Теперь уже слова волхва воодушевили толпу. Вспоминалась всем ложь Рогволода. Князь, некогда поклявшийся Перуном, что внук его похищен хазарами, солгал, и теперь обман раскрылся. Недавний ужас сменился яростью. Появление сына Рутгера показалось многим дурным знамением: люди хватались за обереги, пятились, опрокидывая лавки, скидывая блюда и ендовы со столов. Вокруг Рорка образовался круг, перейти который никто не отваживался.

– Смотрите, у него глаза светятся! – взвизгнул вдруг женский голос.

– Волкодлак! Упырь!

– Он сожрет наших детей!

– Это он резал наш скот!

– Я чувствую нечистый дух от него! Пресветлый Хорс, помоги нам!

– Вон! Тащи его вон!

– Ой, боюсь! Он зубами щелкает!

– Смерть этому волкодлаку! В огонь его!

– В кипяток! В жупел! Осиновым колом его!

Рогволод что-то кричал, размахивая руками, но его уже никто не слушал. Распаленные собственным страхом, одурманенные вином гости князя, почуяв растерянность хозяина и воодушевленные словами Световида, осмелели – ненависть к отродью Рутгера пересилила страх перед Рорком и уважение к священному закону гостеприимства и князю Рогволоду. Кольцо вокруг Рорка начало сжиматься, задние напирали на передних, пытаясь из-за их спин дотянуться до молодого человека. В Рорка полетели кости, огрызки, посуда. В руках заблестели ножи, кое-кто выхватил факелы из подставцов. Рогволода никто больше не слышал. Рорк и не думал сопротивляться: он стоял среди врагов, скрестив на груди руки и ждал. Но кровь не пролилась. Кто-то, протиснувшись между разъяренными людьми, бросился между ними и Рорком.

– Назад! – приказал властный женский голос.

– Смотри-ка, княжна! – зашептались в толпе. Круг застыл, немного подался назад.

Одновременно Браги Железная Башка перелез через пиршественный стол и закричал:

– Ко мне!

Вмиг между толпой и Рорком возникла живая стена из двух десятков вооруженных варягов. Это куда сильнее, чем заступничество княжны, подействовало на толпу, остудило ярость людей.

– Жалкие трусы! – крикнула Яничка, и глаза ее горели гневом. – Как смеете в княжеском доме котору[53] затевать?

Толпа замерла, и непонятно, что страшило ее больше – сам Рорк, варяги или же мужество пятнадцатилетней девочки. В другое время их не остановили бы ни огонь, ни сталь, но сейчас даже закаленные в битвах мужи поняли, что поступают недостойно. Слепая ненависть к Рорку сменилась стыдом и молчаливой покорностью. Еще сжимались кулаки, еще горели глаза, еще срывались с уст проклятия, но опасная минута уже прошла.

Рорк, еще не понимая, что случилось, с недоумением смотрел на Яничку. Постепенно изумление его перешло в восхищение. Отвага и красота этой девушки глубоко тронули сердце Рорка.

– У тебя кровь на лице, – сказала Яничка и подала Рорку льняной платок. – Вот, возьми.

– То не кровь, – Рорк все же принял платок, поднес к лицу, наслаждаясь ароматом летних цветов и юной красоты. – Наливка, верно. Кто ты, красавица?

– Уходи, прошу тебя.

– Если велишь – уйду.

– Князь умирает! – вдруг завопил кто-то.

Истошно закричала женщина. Все бросились к Рогволоду, который, пытаясь встать со своего стола, вдруг опрокинулся навзничь и тяжело грянулся на землю, таща на себя тяжелую златотканую скатерть. Лицо Рогволода было перекошено, глаза налились кровью, на губах появилась пена.

– Отравили! – заголосили в толпе. – Опоили ядом!

В поднявшейся суматохе один Браги не потерял присутствия духа. Он быстро отдал приказ, и его варяги кулаками начали размыкать тесное людское кольцо вокруг упавшего князя. Боживой и другие сыновья хлопотали над отцом, плескали ему водой в лицо, растирали руки и ноги, но тщетно: князь только хрипел и ворочал остекленевшими от ужаса глазами. Волхв Световид лишь безнадежно развел руками. Князя сразил внезапный удар.

– В горницу его! – вполголоса велел он слугам.

Пир закончился печально. Гости разбежались, двор терема опустел. Остались одни варяги. Упирающуюся княжну увела мамка. Сыновья князя и Световид, многие дружинники ушли в терем, чтобы остаться с заболевшим князем. Еще недавно во дворе кипело веселье, теперь же столы были опрокинуты, лавки повалены, кушанья втоптаны в землю, и смоляные факелы чадно догорали среди луж пролитого меда и разбросанной утвари. И никто не заметил, куда делся Рорк. Браги спохватился слишком поздно.

– Болезнь князя может все разрушить, – сказал Ринг, когда варяги остались одни. – Княжата ненадежны, я по их рожам понял. Им меды пить, не на войну ходить.

– Пустое, я уговорю их, – ответил Браги, думая о другом.

– Клянусь, до смерти не забуду этот пир! – ворчал Вортганг. – У меня руки чесались пустить деревенским дуракам кровь. Хорошо, мечей с нами не было.

– Мы поступили легкомысленно, согласившись оставить мечи слугам, но хвала богам, что это случилось. Нас бы перебили, как овец. Теперь меня заботит этот парень, сын Рутгера.

– Не беспокойся, отец, – сказал Ринг. – Рорк сам нас найдет.

– Как же, найдет! Эти болваны его смертельно обидели.

– Но как она прекрасна! – неожиданно воскликнул Эймунд.

– Дочь князя? – Браги выпятил бороду. – Эта дева достойна похвалы, она храбрее всех этих трусливых баранов. Если бы не она, Рорку пришлось бы худо… Проси богов, Эймунд, даровать ее тебе в жены.

От терема князя викинги спустились к берегу Дубенца. Браги решил на всякий случай быть поближе к кораблям и к своей рати. Испуганные вестями о происшедшем в княжеском тереме, жители Рогволодня попрятались в своих хатах, и только собаки во множестве бродили по городу, время от времени поднимая многоголосый лай. Следом за вождями викингов шел и совершенно ошеломленный виденным отец Бродерик. Он постоянно осенял себя крестным знамением и говорил сам с собой, мешая готский и латынь.

– Во имя Отца и Сына и Святого Духа! – бормотал монах, стараясь не отстать от варягов. – Какие времена настали! Бесовский город, бесовские язычники, бесовская трапеза! Безбожные разбойники и язычники собрались вместе, как в Вавилоне. И от них ныне зависит судьба моей страны и моей королевы. Истинно сказано: «Неисповедимы пути Господни!» Чтобы избавить страну от чумы, в нее приходится призвать проказу. Просвети и наставь меня, Господи, укажи мне путь правый во тьме, избави меня от козней дьявола и свирепости язычников…

Впереди громко захохотали варяги – так громко, что собаки всполошились, и кто-то невидимый отозвался на их яростный лай жутким зловещим воем. Лицо отца Бродерика покрыл ледяной пот. Догоняя варягов, он еще раз проклял Аргальфа, дьявольские силы и этот город язычников, который когда-нибудь обязательно постигнет участь Содома и Гоморры.

Рорк остановился только у городских укреплений. Здесь было пустынно и тихо, даже городская стража куда-то подевалась. На деревянных башнях у ворот горели фонари, но людей видно не было. Рорк не боялся стражи, но попадаться ей на глаза не хотел. Больше всего ему хотелось одного – покинуть этот мерзкий город и вернуться в лес. Поэтому Рорк быстро поднялся на лесенки, с них перебрался на галерею-стрельницу по верху палисада, а оттуда перелез через частокол и спрыгнул вниз на мягкую землю. Теперь он был свободен.