– Божественный как всегда прав. Однако не болгарские дела привели меня к тебе. Я снова хотел бы говорить с тобой о донесениях моего агента из Киева.
– Говори, я слушаю.
– За последние два месяца я получил семь донесений, и все они неутешительны. Когда Божественный назначил меня начальником разведки, я дал себе клятву, что буду не только бороться с явными врагами нашей Богом хранимой империи, но и делать все, чтобы предупредить козни врагов еще не проявившихся. Ныне я встревожен и хочу откровенно поделиться моими опасениями с тобой, Божественный.
– Довольно длинных и цветистых вступлений, Василий. Руссы опять задумали поход на нас?
– Пока нет. Однако мой человек сообщает, что новый архонт руссов Хельгер весьма опасен. С тех пор как он перенес свою столицу из Новгорода в Киев, он подчинил себе многие племена. Теперь под его властью все земли по обоим берегам Борисфена от его истока до устья. В прошлом году ему удалось отбить нападение хазар, и даже те племена, которые раньше платили хазарам дань, теперь подчинились Хельгеру.
– Ну и что?
– Вблизи от наших границ появилась сильная варварская держава, много сильнее Болгарии. Я счел, что это может быть опасным для нас, Божественный.
– Ты предлагаешь начать с ними войну?
– У меня была такая мысль. Я пытался через наших агентов подкупить хазар и направить их на Русь. Но шесть дней назад я получил секретную депешу от твоего представителя в Херсонесе и моего друга Софрония Синаита. Он сообщает, что его переговоры с хазарами ничего не дали. Каган Аарон даже отказался его принять. Один из тарханов по секрету сообщил Софронию, что Каган будто бы видел нехороший сон и теперь уверен, что в войне с руссами его ждет неминуемое поражение. Воля Кагана не очень радует хазар, которые мечтают о войне с руссами, и каган-беки, военный правитель Хазарии, готов хоть сейчас повести войско на славян, но хазары считают Аарона живым Богом и привыкли повиноваться ему беспрекословно.
– Глупцы! Все эти варвары одинаковы. Им не хватает одного царя, так они посадили на трон сразу двоих. У их государства две головы, и ни в одной из них нет мозгов.
– Сказать по совести, я не особенно рассчитывал на хазар. У меня есть свой план, который я осмелился бы изложить басилевсу.
– Что за план? – В глазах императора сверкнул интерес.
– Среди моих друзей есть один человек, который в свое время хорошо послужил империи. Еще мой предшественник, паракимомен Михаил – да упокоит его душу Господь! – пользовался его услугами. Зовут его Теофил. По совести говоря, план, о котором я собираюсь поведать тебе, о Божественный, придуман им.
– Ну, хорошо, я понял тебя. Ближе к делу!
– Теофил – единственный в империи человек, посвященный в секреты старинной боевой магии. Покойный Михаил несколько раз использовал его знания для блага империи, однако маги – народ особенный, и Теофил не всегда делал то, что от него требовали. Нрав у него капризный, но дело свое он знает. Конечно, святая мать Церковь запрещает нам пользоваться магией, но иногда ради интересов государства истинные патриоты готовы совершить грех, чтобы предотвратить беду.
– Я что-то не совсем пойму тебя, Василий.
– Скажу словами Вергилия, Божественный: «Боюсь данайцев, даже дары приносящих!»
– И что это значит?
– Я узнал, что архонт руссов Хельгер готовит свадьбу своего воспитанника Ингвара, сына Рюрика. Думаю, мы, как добрые соседи, должны поздравить будущего правителя руссов с таким чудесным событием и преподнести ему подарки. Среди подарков может быть такой, который заставит руссов забыть о богатых землях по соседству и надолго увязнуть во внутренних трудностях и бедах. А если нам повезет, то варварская держава руссов вообще может исчезнуть с лица земли.
– Что же это за подарок, который сможет уничтожить целую страну?
– У Теофила есть нечто, что может заинтересовать тебя, Божественный. Старик потратил десять лет жизни на то, чтобы отыскать эту вещицу. Вчера она попала к нему в руки. Я сам ее видел и знаю, какой силой она обладает.
– Очень интересно. Я могу увидеть вещь, о которой ты говоришь?
– Божественный может все. Но я обязан остеречь владыку; Теофил сказал мне, что его находка пока безопасна, что он имеет над ней полную власть, однако я ему не верю. Вернее, не совсем верю. Будет лучше, если мы как можно быстрее пошлем этот предмет Хельгеру. – Василий улыбнулся. – В качестве свадебного подарка.
– Что это за вещь?
– Медальон Юстиниана.
Император вздрогнул, бросил быстрый взгляд на начальника разведки.
– Медальон Юстиниана давно исчез, – сказал он.
– Он нашелся, Божественный. Теофил сумел его найти.
– Он совершил ужасную глупость. Теперь империю ждут великие беды.
– Да, если медальон останется в ее пределах, – с неожиданной твердостью в голосе произнес евнух. – Но если его отправить к руссам… Владыка, ты знаешь, как тяжело сражаться с варварами. Многие века наша Богом хранимая империя отражает бесчисленные полчища, которые обрушиваются на нас то с юга, то с востока, то с запада. Мы защищались от норманнов и вандалов, готов и арабов, иранцев и сельджуков. Уже много лет мы ведем войну с болгарами, которые терзают наши северные границы. Уверяю тебя, руссы много опаснее. Пока они были разрозненными племенами, зависящими от хазар, торков, аланов, аваров и прочих степняков, они не могли угрожать империи. Но сегодня у руссов появился сильный и жестокий вождь, возникла своя держава, и она крепнет день ото дня. Никто не мог побить хазар, а руссы побили. Если сегодня не нанести варварам смертельный удар, завтра мы увидим их под стенами Константинополя. Змееныша растоптать легче, чем убить взрослую змею. Наш дар заставит их забыть о военных походах надолго. Пусть руссы попробуют совладать с древней магией. А мы посмотрим, что у них выйдет.
– Согласятся ли руссы принять наши дары?
– Варвары алчны. А Хельгер и вовсе грязный норманн, который всю жизнь жаждал только двух вещей – крови и золота. Такого соблазна им не побороть. Я все продумал и уже подготовил письмо для Софрония Синаита. В бухте Золотого Рога уже стоит наготове самая быстроходная хеландия,
и ее капитан клянется, что доставит все, что я пожелаю в Херсонес за неделю. Если Бог будет на нашей стороне, уже к исходу месяца наше посольство отправится в Киев.
– Могут ли руссы знать о тайных свойствах медальона?
– Нет, – уверенно заявил Василий. – Еще в те дни, когда Юстиниан получил его от сицилийских магов-некромантов, о Звезде Орка знали всего несколько посвященных. Сегодня о ней знают три человека – ты, Божественный, я и Теофил.
– Патриарх не одобрит обращения к языческой магии.
– Патриарху знать необязательно. Божественный басилевс – глава церкви, наместник Христа на земле. Он обязан карать язычников и охранять от врагов нашу Богом хранимую империю, следовательно… – Начальник разведки замолчал, сообразив, что, увлекшись, сказал то, чего не следовало бы говорить.
– Ты напоминаешь мне о моих обязанностях, Василий?
– Смею ли я, Божественный!
– Ты убедил меня, Василий. Можешь отправлять наши дары русскому архонту – Император остановил тяжелый взгляд на евнухе и, сделав паузу, добавил: – Медальон Юстиниана следует вывезти за границы империи как можно скорее. А то, что будет с этими дикими язычниками, меня не волнует.
IV
Пришло время третьей стражи, когда человек, с ног до головы закутанный в темный плащ, постучался в двери неприметного дома на окраине Константинополя. Открывший дверь слуга почтительно поклонился и проводил гостя в скромно обставленный атриум, куда вскорости пришел и хозяин дома.
– Победа, Теофил! – провозгласил гость. – Император принял мой план. С рассветом военный корабль с нашим подарком руссам отправится в Херсонес.
– Я нашел в своей библиотеке кое-какие сведения о предмете, который оказался в наших руках, – сказал Теофил, садясь в кресло напротив гостя. – Все именно так, как я предполагал.
– Расскажи мне о медальоне, – попросил Василий.
– Это будет очень короткий рассказ, мой друг. Все, что я мог рассказать тебе о медальоне, я уже рассказал. Лучше выпьем вина и порадуемся, что Божественный соизволил принять нашу помощь.
Начальник разведки взял из рук старика чашу с вином, пригубил – вино было не самым лучшим. Это и понятно – лучший маг империи живет небогато. Вот и появился случай задать вопрос, который не давал Василию покоя с того момента, когда он впервые встретился с Теофилом.
– Удивительно, что ты живешь так скромно, – начал он, отставив чашу, – в этом районе, в таком доме. Такой выдающийся человек, как ты, заслуживает большего. Или ты наложил на себя добровольную аскезу, Теофил?
– Мне нравится мой дом, – ответил старик. – Я живу здесь уже много лет, и большего мне не нужно.
– Странно, друг мой. Со своими способностями и знаниями ты мог бы стать богачом.
– Мои знания похожи на огонь, Василий. Умный человек использует огонь для того, чтобы согреть свое жилище и сварить еду, глупец же устроит пожар, в котором погибнет сам и, что много хуже, причинит смерть множеству людей.
– Что означают твои слова?
– Магия – опасная штука. Я обучался ей много лет, став учеником одного вавилонского чародея. Он покинул родину, потому что захватившие Вавилон арабы преследовали магов. Мы встретились с ним в Далмации. Он казался дряхлым и больным, однако дело было не в возрасте. Когда занимаешься магией, Василий, необходимо платить тайным силам за их помощь. Но чем платить? Жителям призрачного мира не нужны золото и почести. Они забирают у мага то, чего желают больше всего – жизненную энергию. Глядя на меня, ты можешь подумать, что я дряхлый старец, но это не так. Мне едва исполнилось сорок, хотя по внешнему виду мне можно дать все шестьдесят. Так же и мой учитель – он был немногим старше меня нынешнего в те годы. Но он не колебался, когда добровольно сокращал срок жизни, отпущенный ему Богом. У него была мечта – умереть на родине, и он думал, что тайные знания помогут нам, римлянам, изгнать арабов из Месопотамии и освободить его родной город. Его мечта не сбылась, он умер изгнанником, впавшим в немилость, и единственным человеком, оплакавшим его, был я, его ученик. Магия не сделала моего учителя богатым, счастливым и бессмертным. Она прельстила его иллюзией всемогущества, истощила его силы, украла у него молодость и здоровье, озлобила его, превратила в раба тайных сил, которые он призывал всякий раз, когда творил свои заклятия. Нет цели, которая оправдывала бы применение магии, Василий. Твой предшественник Михаил считал меня великим чародеем. Но он понимал, что одна магия не способна сохранить Римскую империю. Есть вещи, которые могущественнее любого колдовства, Василий, – это справедливость и любовь. Увы, в наше время они почти исчезли.
– И все же ты согласился найти медальон Юстиниана и передать его мне.
– А знаешь, почему? Наши дни коротки. Я, последний из магов-воителей, скоро отправлюсь в мир иной. Прошло бы десять, двадцать, пятьдесят, сто, двести лет, и какой-нибудь гробокопатель, роясь в старых каменоломнях, рано или поздно отыскал бы Звезду Орка. Что тогда случилось бы с империей? Кто остановил бы Зло, скрытое в этом медальоне? Уж лучше пусть медальон еще при моей жизни навсегда покинет пределы Империи, а заодно и сокрушит наших врагов.
– Ты хочешь зла нашим соседям. – Василий шутливо погрозил магу пальцем. – Это не по-христиански.
– Всю свою жизнь я мечтал о том, что наша империя однажды вернет себе силу и могущество. Меня пугала мысль, что жадные орды варваров уничтожат Ромею так же, как четыре века назад они разорили Западную империю. Ты бывал в Риме, Василий? Город, который пятьсот лет правил всем миром, сегодня похож на жалкую фракийскую деревню; по его улицам бродят козы, великолепные храмы древности лежат в руинах. Мне нестерпима мысль о том, что Бог прогневается на нас настолько, что попустит всем этим арабам, болгарам, огузам, сельджукам, норманнам ступить на священную землю города Константина не как пленным рабам, а как победителям. Я служил империи верой и правдой, используя свои знания. А христианское милосердие… Можно любить того, кто мечом вырежет твое сердце – он лишь приблизит твою встречу с Богом. Но я не могу полюбить тех, кто без колебания устроит конюшню в храме Святой Софии или станет жарить свой варварский обед на костре из икон. Знаешь ли ты, что сделали арабы с Александрийской библиотекой? Они сожгли ее. Их предводитель сказал, что все, что нужно знать человеку, есть в Коране, остальное следует бросить в огонь. Сотни тысяч бесценных трудов по философии, астрономии, математике, медицине, истории, богословию, стихи великих поэтов сгорели в пламени Мусейона в один день. А между тем арабы не самые дикие из окруживших нас варварских народов – они так же, как и мы, верят в единого Бога и не оскверняют христианских храмов. Чего же нам ожидать от северных язычников, этих полулюдей, когда они придут на нашу землю? Так пускай же римская магия сокрушит их, если римское оружие не может до них дотянуться!
– Твои слова мудры и проникновенны, – почтительно сказал Василий, очарованный речью старика. – Я преклоняюсь перед тобой.
– Ты ведь пришел за медальоном, – ответил старик. – Он здесь, в этой комнате.
– Я боюсь касаться его.
– Не бойся. – Теофил встал, подошел к низкому комоду на гнутых золоченых ножках, открыл один из ящиков и вынул уже знакомый Василию металлический футляр. – Медальон должен получить хозяина. Чтобы стать хозяином медальона, его следует надеть на шею. Вот тогда проявится его сила.
– Но в чем она заключается?
– Ты очень хочешь знать это, Василий?
– Признаться, да.
– Я могу сказать тебе очень немного. Одно я знаю точно – медальон не есть творение человеческих рук. Это было известно еще этрускам. Он случайно оказался в нашем мире. У него есть свойство управлять потоками Силы, которые проходят между нашим миром и потусторонним миром. Он вроде как ключ, открывающий Проход. Об этом знали маги, подарившие его Юстиниану. То был третий год великой чумы, опустошавшей империю. Медальон спас самого Юстиниана и всю Ромею от гибели, однако держать его при себе дальше было смертельно опасно, и Юстиниан приказал замуровать Звезду Орка в крипте. Остальное ты знаешь.
– Выходит, ты не можешь сказать, в чем секрет медальона?
– Не могу. Я не знаю этого. В моих книгах об этом нет ни слова.
– Жаль, – вздохнул Василий. – Император очень любопытен.
– И мне жаль, что я не могу удовлетворить любопытство Божественного.
– Тем не менее басилевс знает о тебе. Он в скором будущем пожелает видеть тебя и, может быть, осыплет тебя милостями.
– Василий, я стар. Каждый вечер я ложусь спать с мыслью, что утреннего пробуждения не будет. Басилевс сделает меня счастливейшим человеком, если позволит мне доживать мой век в этом доме, наедине с моими книгами и моими воспоминаниями.
– И все же, будь я на твоем месте, я бы поспешил взять от жизни все, что она еще может тебе дать. – Евнух оглядел атриум и протянул руку: – Пока же я забираю у тебя твое сокровище.
– Я отдаю его с радостью. – Теофил передал ларец начальнику разведки. – Ты оказываешь своей стране великую службу, Василий.
– Что должен знать мой человек, который отправится к архонту руссов?
– Только то, что этот медальон защитит носящего от любой опасности. Пусть архонт руссов будет думать, что ему подарен могущественный талисман. Язычники обожают разные обереги.
– Хорошо, я запомню. Прощай, Теофил.
– Прощай.
– Подумай о том, что я тебе сказал. Император помнит о тебе.
– Поблагодари его. И скажи, что я слишком устал, чтобы хорошо служить ему. Свой последний долг империи я отдал сегодня.
– Я скажу, обещаю.
– Я верю тебе. Прощай!
Уходя, Василий заметил, как глаза старика, мутные и безразличные, внезапно ожили, наполнились мягким светом, будто озарившим сухое суровое лицо Теофила. Он внезапно напомнил начальнику императорской разведки изображения пророков с церковных фресок. Поеживаясь от овладевшего им внутреннего холода и прижимая к себе кошель с ларцом, Василий покинул дом чернокнижника. Ступая мелкими шажками, он быстро спустился по переулку к набережной. Здесь он огляделся по сторонам и, убедившись, что никто его сейчас не может видеть, пронзительно свистнул. Из темноты раздался ответный свист, и очень скоро три закутанные в темное фигуры вынырнули из темноты и встали перед Василием.
– Он дома, – сказал евнух. – С ним только слуга. Вы двое, – и он указал сначала на одного из своих людей, затем на другого, – идете к нему. Сделайте все быстро и бесшумно. Я бы не хотел, чтобы старик умер тяжело. Даруйте ему легкую смерть. А ты, – и евнух повернулся к третьему, – будешь сопровождать меня. Капитан Зенон ждет нас. Чего стоите?
– Господин, мы бы хотели узнать, когда нам можно получить обещанную плату, – без тени робости осведомился один из выбранных Василием убийц.
– Утром, – быстро ответил евнух. – А пока попробуйте отыскать что-нибудь ценное у старика. Хотя… – И тут Василий невесело усмехнулся: – Не думаю, что ваша добыча будет богатой. Пока держите этот солид, хватит на то, чтобы помянуть старика в какой-нибудь корчме. Идем, Еремей, нас ждут.
«Старик попрощался со мной, – думал евнух, уходя с набережной в сторону военной гавани, – верно, он знал, что его ждет. Знал, и не подал вида, что его страшит будущее. Так ли тяжел груз лет, что под его гнетом жизнь теряет свою притягательность? Боже мой, о каком грузе лет я говорю – ведь он не старше меня, просто магия выпила из него жизнь! Или же старик знает что-то такое о мире за порогом смерти, чего не знает никто? Надо было расспросить его. Конечно, он знает все. Он наверняка видел
тотмир. Жаль, теперь уже поздно возвращаться. Теофил, почему ты не согласился! Это не я приговорил тебя – это твоя гордыня сократила твои дни… Справедливость и любовь в наше время почти исчезли? Хм, хорошо сказано. Божественному понравится такое изящное выражение. А варвару Хельгеру понравится твой подарок, Теофил, ха-ха-ха!»
– Ты смеешься, господин? – отозвался Еремей.
– Нет, – ответил евнух и сердито сверкнул глазами. – Я сочиняю эпитафию.
Хеландия капитана Зенона вышла из военной гавани Константинополя еще до рассвета. Вместе с ларцом Зенон получил от евнуха Василия два запечатанных тубуса, которые следовало передать варду Софронию Синаиту, императорскому посланнику в Восточных землях. Один из тубусов был с императорской печатью – это была грамота о назначении Софрония послом басилевса в земли руссов. Второй тубус был залит сургучом без всяких печатей. Он предназначался секретному агенту в Киеве, которого знал только Софроний. Капитан Зенон также получил от Василия устное сообщение для будущего посла. В этом тубусе были деньги – плата агенту. Никаких письменных распоряжений от себя начальник разведки передавать не стал.
Через шесть дней корабль капитана Зенона вошел в порт Херсонеса. А еще через два дня византийское посольство вместе с торговым караваном отправилось на север, в русские земли.
Часть II
ЗНАМЕНИЕ
I
Отсюда, со сторожевой башни Вышнеграда, весь Киев был как на ладони. У замолов,
там, где Почайна впадала в Днепр, пестрели паруса судов – торговых, булгарских и ромейских, русских стругов и кумваров
и норманнских боевых драккаров. Хельгеру было хорошо видно, какое множество народа собралось у пристаней. День был погожий, солнечный, и хотя с Днепра дул холодный ветер, особенно ощутимый здесь, на стенах Вышнеграда, сидеть в четырех стенах не хотелось. Горожане наслаждались солнечным теплом, ремесленники работали в своих мастерских, грузчики на замолах таскали с кораблей товары, купцы торговали, женщины придирчиво рассматривали разложенные в лавках ткани и побрякушки, нищие просили милостыню, мальчишки играли в русских и хазар. И никто не задумывался над тем, что в эту минуту князь киевский и русский Хельгер Вещий наблюдает за ними с одной из башен детинца.
– Хороший город я оставлю тебе, Ингвар! – сказал с усмешкой князь своему спутнику, худощавому светловолосому юноше с невыразительным лицом.
– Оставишь? – встрепенулся юноша. – Что это значит?
– Тебе пора становиться мужчиной и воином. Только настоящий воин сможет удержать в руках такую землю, как эта. – Хельгер простер руку в сторону города. – Десять лет назад Киев был другим. Вон там, где сейчас Пасынча Беседа, был пустырь. Пристаней было всего две, и обе никудышные. И Подол был вполовину меньше. Каменных домов вообще не было. И кругом был лес, дома порой стояли прямо среди деревьев. Но Аскольд и Дир знали, чего стоит этот город, потому и сражались за него отчаянно… Тебе тогда было всего три года. Помнишь что-нибудь?
– Ничего, – признался Ингвар.
– Хвала Одину, что не помнишь. Тогда пролилось столько крови, что воды Почайны стали красными. В сражении за Киев полегла половина моей дружины, потому что поляне дрались яростно. В тот день Аскольд и Дир погибли. И я стал конунгом, или, как говорят руссы, князем. Хорошо, что ты всего этого не помнишь.
– Ты не ответил на мой вопрос.
– Какой вопрос?
– Ты говорил, что собираешься оставить мне этот город. Почему?
– А ты не понимаешь? Я стар. Скоро Один призовет меня в Валгаллу, и я прошу богов об одной милости – позволить мне умереть в бою. Так или иначе, рано или поздно тебе быть князем. Это твой город и твой народ. Тебе уже шестнадцать. Твой отец Рорк был чуть старше тебя, когда стал правителем словен.
– Почему ты все время сравниваешь меня с моим отцом, Хельгер? – в голубых водянистых глазах юноши мелькнули гневные огоньки.
– Я не сравниваю. Я лишь хочу, чтобы ты помнил, чей ты сын.
– Я не помню своего отца. Я бы предпочел, чтобы моим отцом был ты.
– Я не твой отец. Но я сделал все, чтобы заменить его тебе.
– Ты никогда не рассказывал мне о моем отце, Хельгер.
– Разве? – Старый князь усмехнулся. – Я плохой рассказчик. К тому же со дня смерти Рорка прошло больше пятнадцати лет. Я мало что помню.
– Ты меня обманываешь. Просто не хочешь рассказывать. Клянусь Одином, я на тебя обижусь!
– Клянись Перуном, малый. – Хельгер ласково похлопал юношу по плечу. – Или Сварогом. Один – бог норманнов, не твой бог.
– Но я же норманн!
– Ты рожден на этой земле. Значит, ты русс.
Ингвар собрался возразить своему пестуну, но внизу на стрельницах затопали тяжелые сапоги, послышались громкие голоса. Секунду спустя в проеме люка в полу башни показалась голова сотника Борзи.
– Воевода Ола вернулся, княже! – прокричал сотник; после того как в последней войне с хазарами его ошеломили в бою тяжелой булавой, Борзя стал плохо слышать. – С ним люди из Чернигова!
– Хорошо, идем. – Хельгер подкрепил слова кивком и жестами.
Борзя нырнул обратно в люк. Ингвар, повинуясь взгляду пестуна, последовал за сотником. Потом на стрельницу спустился сам Хельгер.
На току у подножия башни уже собрались любопытные, окружив группу всадников, весь вид которых говорил о том, что они проделали тяжелый многодневный путь. Воевода Ола, дюжий седобородый норманн, завидев князя, сошел с коня, опустился на одно колено.
– Слава тебе, конунг! – сказал он по-норманнски.
– Говори по-русски! – велел Хельгер, заметив, что вокруг них уже собралась большая толпа воинов и горожан. – С чем прибыл?
– Торков под Черниговом больше нет. А постарались ради этого молодцы, которых я привел с собой.
– Славная весть. – Хельгер перевел потеплевший взгляд на двух всадников, продолжавших оставаться в седлах, будто и не князь к ним подошел. Первый, тот что помоложе, явно русич, хоть и чернявый и темноглазый, с едва пробившимися усами и бородкой. Хельгер бросил на него мимолетный взгляд – второй воин заинтересовал его куда больше, ибо по виду был чужеземцем. На коне сидел гордо и спесиво, уперев правую руку в бок, и с вызовом поглядывал на собравшуюся вокруг толпу. Широкоплечий, коренастый, большеголовый, с окладистой черной бородой, в которой кое-где мелькает седина. Да и вооружен отлично – кольчуга превосходной работы, скорее всего арабская, со стальными пластинками на груди, стальные поножи, сапоги из доброй кожи. Над левым плечом торчит рукоять привешенного за спиной прямого арабского меча-шемшира, весьма искусно отделанная. К луке седла приторочены шлем с личиной и бармицей и стальная шипастая булава с яблоком в два кулака величиной. Весь грозный облик воина и его богатое вооружение совершенно не вязались с его конем, простым мерином с облезлыми коленями и спутанной гривой. Впрочем, у второго черниговского воина конь не лучше.
– Вижу я, что ты не славянского племени, витязь, – сказал Хельгер старшему воину. – Как твое имя?
– Великий князь киевский! – Чернобородый воин наконец-то спешился и склонился перед Хельгером в учтивом поклоне, прижав правую руку к груди, заговорил неожиданно на неплохом русском языке, хоть и с сильным акцентом: – Меня зовут Давид Таренаци из Гегарда, я искатель славы и подвигов. На моей родине, в далекой Армении, обо мне сложили немало песен, и мне захотелось повидать мир и прославить свое имя в далеких странах. С купеческим караваном я отправился сначала в земли сельджуков, оттуда в богатую и вероломную Романию, а затем на Русь, о которой слышал от людей, знающих немало хорошего. Я ехал в славный город Киев, чтобы поступить к тебе на службу. Но проклятые купцы обманули меня, сказав, что держат путь в Киев – на самом деле они ехали в хазарские земли. Так я паче ожидания оказался в Чернигове, о чем, впрочем, совсем не жалею.
– Ты хотел служить в моей дружине, не так ли? – спросил Хельгер, пряча в бороде улыбку.
– Хотел, – подтвердил армянин. – Я и сейчас этого желаю всей душой и всем сердцем. На моей родине хорошо знают о грозном Хельгере Русском и его победах.
– Видишь, Ингвар, – обратился князь к сыну Рюрика, – в чужих землях меня называют Хельгером Русским, а не Хельгером Норманном! Это неспроста… Вижу я, что воин ты храбрый, Давид из Армении. Но право стать моим керлом еще нужно заслужить.
– Позволь мне сказать, конунг! – выступил вперед Ола. – Витязь сей и вправду боец непревзойденный. Когда подошел к Чернигову нечестивый торчин Явуз со своей ордой, воевода Жерех струсил и задумал сдать торкам город. А этот воин как раз у Жереха гостил, ну и распорядился по-своему – Жереха связал, засадил в поруб, а сам возглавил оборону города. В первый же день, когда торки на ворота черниговские поперли, витязь Давид один выехал на них и обратил в бегство, а потом всего с пятью воинами само стойбище степняков атаковал и в пух их разбил. Самого Явуза зарубил вот этот молодец. – И Ола показал на молодого воина. – После того как хан их погиб, торки рассеялись, кто куда.
– Ты Явуза торского зарубил? – спросил Хельгер у юноши.
– Я, княже, – ответил темноглазый воин. – Прости, княже, не могу сойти с коня, чтобы поклониться тебе. Рана у меня в ноге, без чьей-нибудь помощи спешиться не сумею.
– Истинно говорит воевода Ола – этот юнец снес Явузу голову, – подтвердил Давид Таренаци, раздувая ноздри от избытка гордости. – Мечом он владеет на диво хорошо, я сам видел, как сей юноша ратной потехи ради разрубал брошенные в воздух яблоки. А я мечом своим разогнал торков, как поганых шакалов, и изрубил их немало.
– Посмотрю я, истинно храбрых воинов послал мне Один. – Хельгер милостиво кивнул молодому воину. – Как твое имя, сынок?
– Зовут Владом, а кличут все Вороней.
– Откуда родом будешь?
– Из псковской земли.
– Стало быть, Влад Вороня? Запомню. Эй, Борзя!
– Княже? – Сотник протолкался из-за спин собравшихся к князю, застыл в ожидании.
– Этих двух воинов зачислишь в свою сотню, – велел Хельгер. – И от меня по серебряной гривне на шею и тому и другому. Заслужили они награду своей храбростью. А куда собаку Жереха подевали?
– Помер он, княже, – ответил Ола. – Как разбежались торки от Чернигова, созвали черниговцы вече, чтоб решить, что с воеводой сим трусливым делать. А Жерех тем временем в порубе и удавился на кушаке своем. Видать, со стыдом таким на душе жить не захотел.
– Правильно сделал, что удавился, – заметил Хельгер. – Легкой и почетной смерти от меня бы он не дождался. Идите, воины. Борзя, кликни ведунов, чтобы рану у юнака этого посмотрели и обиходили. И коней им дай добрых, а то на этих одрах они много не навоюют.
– Если позволишь пояснить, княже, – вставил Давид Таренаци, – то коней этих мы у черниговских смердов взяли, чтобы до Киева доехать. Был у меня отличный нисийский конь, да только в бою поразила его стрела. А торкские кони, в бою взятые, меня далеко бы не увезли – стать не та.
– Верно говоришь, степная лошадка не для тебя, – усмехнулся Хельгер. – Но и мерин-оратай тебе не подобает. Борзя, позаботься о гостях! И чтобы оба сегодня были у меня на пиру.
– Все исполню, княже!
Хельгер ответил кивком на учтивый поклон армянского витязя и направился к своему терему, обметая гладкий ток своим длинным шерстяным плащом. Ингвар следовал за князем, как тень.
– Ты им поверил? – спросил он Хельгера, едва они отошли от собравшейся на току толпы.
– Я поверил Оле. А если и приврал чего этот армянин, то только самую малость. Я разбираюсь в людях, Ингвар. Тебе тоже не мешает научиться в них разбираться.
– Я еще молод. Доживу до твоих лет, стану таким же мудрым.
– Хорошие слова! – Хельгер положил юноше ладони на плечи. – Сегодня донесли мне, что к нам едут ромейские послы. Принять их надо с почетом. Я буду говорить с ними не как самовластный князь киевский, а как твой соправитель. Пускай видят, что будущий князь уже готов принять власть.
II
В огромной княжеской гриднице было душно и чадно, воздух был пропитан запахами обильной снеди, меда, браги, факельной смолы, пота и сыромятной кожи.
