Однажды Карамелькин уснул и проснулся только через трое суток, проспав все на свете, в том числе и работу. Правда, последнего никто не заметил, кроме вахтера, а тот никому ничего не сказал, потому что боялся, что Арнольд даст ему в нос.

      Однажды Карамелькин проснулся и понял, что он все это время спал и видел сны. Реальный мир настолько поразил его воображение, что он сначала задумался, а потом снова беспробудно уснул. И опять снились ему его друзья Дамкин и Стрекозов, которые пришли к нему в гости с рюкзаком пива и новыми рассказами про него, Карамелькина...
      Насколько интереснее спать, чем жить реальной жизнью!

      Нет смысла приводить здесь эту повесть целиком, все и так уже наслышаны об этом знаменательном событии. Да и не случилось ничего интересного в этом ресторане, чего зря бумагу переводить?
      А чтобы узнать об этой истории вкратце, прочитайте еще раз название главы. И не забывайте, что это шутка! Хы, хы, хы!

      Спустившись в любимый подвальчик кофейни, Дамкин и Стрекозов сразу же обнаружили Торчкова.
      Торчков сидел важный и задумчивый, как большой павиан, вождь целого племени павианов поменьше. Перед ним стоял остывший стакан чая, на коленях будущего члена Союза писателей лежала папка с листами бумаги в клеточку, Торчков аккуратно прикладывал к листу линейку и красным фломастером проводил жирную вертикальную линию.
      – У вас не занято? - поинтересовался Дамкин, присаживаясь на соседний стульчик.
      – Занято, - не поднимая головы, ответил Торчков. - Я жду...
      – Здравствуй, Торчков! - молвил Стрекозов. - Кого это ты, интересно, ждешь?
      – А, это вы! - оживился Торчков. - А я как раз вас и жду!
      – Чем это ты занимаешься? - спросил Дамкин.
      – Очень классную идею придумал, - Торчков выложил папку на стол и показал Дамкину лист. - Бумага делится на две половины. Слева я буду писать рассказ, а справа редактор будет писать свои замечания. Очень удобно!
      – Какая забота о редакторе! - восхитился Стрекозов. - Я бы не додумался!
      – Я на днях познакомился с классным редактором толстого журнала. Ему-то я и отдам свои новые гениальные произведения, которые вы для меня напишете!
      – По этому поводу мы и пришли, - сказал Дамкин. - Слушай, а почему никто кофе не пьёт?
      – Кофе нет, только чай.
      – Какая жалость, - протянул Дамкин. - Я думал, ты нас кофе угостишь...
      – Я вас чаем угощу, - сказал Торчков.
      – Чай дешевле...
      Торчков принес два стакана светленького чая, на дне каждого стакана толстым слоем лежал неразмешанный сахар.
      – Ложечек у них нет, - сказал Торчков и протянул литераторам две палочки от мороженого.
      – Все портится, - вздохнул Стрекозов, цитируя свой рассказ, - даже кухня при дворе Его Величества.
      Дамкин хмыкнул и начал неторопливо размешивать сахар.
      – Ну так как? - спросил он Торчкова. - Ты еще не раздумал покупать у нас рассказы?
      – Нет! - горячо воскликнул Торчков, просияв. - Конечно, нет! У меня столько планов! Столько редакций ждут, не дождутся, пока я принесу им новые рассказы, повести, стихи... Вы стихи принесли?
      – Пока нет, - сказал Стрекозов. - Стихи мы принесем попозже, когда ты уже станешь известным литератором. Представляешь, в журнале ждут твоих новых рассказов, а ты приносишь стихи. Тут-то они и удивятся! Скажут: "О! Этот Торчков, оказывается, не только хороший писатель, но еще и классный поэт!"
      – Повести мы тоже не принесли, - молвил Дамкин, пробуя чай и морщась. - Повесть стоит гораздо дороже десяти рублей.
      – Да, - согласился Торчков. - Это справедливо. В повести должно быть больше листов. Ну, насчет повести мы позже договоримся. А где рассказы-то?
      Стрекозов вытащил толстую папку с новенькими, недавно отпечатанными рассказами и передал ее нетерпеливому Торчкову. Тот тут же развязал тесемочки и начал пролистывать, читая заголовки.
      – "На гвозде", "Толстый и тонкий", "Жалобная книга", "Хамелеон", "Лошадиная фамилия", "Злоумышленник"... Отличные названия!
      – Рассказы тоже ничего, - похвалил Дамкин. - Каждый, кто прочитает, поймет, что это написал настоящий гений.
      – Отлично! - Торчков просто светился от счастья. - И сколько их тут?
      – Двадцать штук, как договаривались. Могли бы и больше, конечно, но вдруг у тебя денег не хватит? По червонцу за рассказ - выходит двести рублей.
      Торчков достал из внутреннего кармана пиджака двадцать пять рублей и выложил на стол.
      – Пока только четвертной, - сказал он и подвинул купюру к Стрекозову. - Больше у меня пока нет. Остальное отдам после получения гонораров.
      – Ты что! - возмутился Стрекозов. - За двадцать первокласснейших рассказов всего четвертной! Торчков, ты не прав.
      – Ну, - помялся Торчков и вытащил из другого кармана еще три рубля. Я позже отдам...
      – Нет! - воскликнул Стрекозов. - Так дела не делают. Оплатил два с половиной рассказа, их и бери. А остальные, будь добр, верни обратно!
      – Я заплачу, - Торчков закрыл папку и быстро сунул ее в сумку.
      – Так мы не договаривались! - нахмурился Стрекозов. - Деньги давай!
      Будущий член Союза писателей достал еще два мятых рубля и отдал Стрекозову.
      – Остальные потом!
      – Нет!
      – Да ладно тебе, Стрекозов, - Дамкин толкнул соавтора под столом ногой. - Пусть берет. Напечатает, гонорар получит, там и заплатит.
      – Золотые слова! - вскричал Торчков и вскочил. - Ну, мне пора!
      – Эй, эй, - Стрекозов ухватил его за рукав. - Папку верни! У нас не магазин канцелярских принадлежностей.
      Торчков быстро переложил рассказы в свою сумку, после чего убежал по-английски, не попрощавшись, и по-французски, не расцеловавшись.
      – Гад какой, а! - кипел Стрекозов. - За двадцать рассказов заплатил всего тридцать рублей!
      – Тебе-то что? - спросил Дамкин. - Твои что ли рассказы?
      – Да этих тридцати рублей не хватит Светку в кафе сводить и какие-нибудь чулочки-туфельки купить в подарок, а она субботу-воскресение угробила на перепечатывание классиков! Да и деньги этот Торчков фиг вернет!
      – С паршивого Торчкова - хоть шерсти клок! - произнес умудренный Дамкин.
      – Тридцать рублей! Ради них это дело и затевать не стоило!
      – Не скажи, - возразил Дамкин. - Кто сейчас, к примеру, читает Чехова? Разве что дети в рамках школьной программы. А тут народ будет просвещаться, читать его гениальные произведения. Пусть под фамилией Торчкова, так ведь от этого они не станут хуже?
      – Не станут, - согласился Стрекозов. - Вот только на миллион безграмотных читателей найдется один образованный, который уличит Торчкова в плагиате!
      – Ну и что? Не тебе же морду набьют, - Дамкин с отвращением допил чай, и литераторы покинули кофейню, в которой не было кофе.

      Однажды один слишком умный человек решил как следует сесть и подумать. А если слишком много думать, можно обязательно до чего-нибудь додуматься. Что и произошло с этим умным человеком. Он взял и придумал телефон.
      Хорошая штука телефон. Можно позвонить в Париж и поговорить с Жан-Полем Бельмондо, если, конечно, он тебя знает и не пошлет, куда подальше. Или вызвать скорую помощь, и тебе вырежут аппендицит. Или звякнуть любимой, сказать, что скучаешь... Нет, бесспорно, полезная вещь телефон!
      Но когда описываемый нами человек изобрел телефон, он, конечно, не предполагал, что в конце двадцатого века появится Дамкин. И что время от времени этому Дамкину будет скучно, и от скуки он будет накручивать диск телефонного аппарата.
      Дамкин не был телефонным хулиганом, но раз в квартире стоит телефон, то так и хочется кому-нибудь позвонить. Поздней ночью Дамкин мог запросто позвонить знакомому и пожелать ему спокойной ночи. Знакомых это просто выводило из себя.
      – Тебе что звонить больше некуда? - возмущались они. - Номеров тебе мало?
      – Но так я же соскучился по тебе! - оправдывался Дамкин.
      И снова набирал номер.
      – Да! - раздраженно говорил сонный приятель Дамкина.
      – Ты меня любишь? - возникал среди ночи в трубке голос Дамкина.
      – Люблю, а дальше что?
      – А за что ты меня любишь? - любопытствовал Дамкин и полчаса с упоением слушал отборные ругательства.
      Достав приятелей, Дамкин звонил наугад.
      – Алло, - говорил он в трубку незнакомой девушке. - Ну хоть ты-то меня любишь?
      – Нет, а кто это звонит? - обычно отвечали ему девушки.
      – Ты подумай хорошо, может быть все-таки любишь? Я через полчаса перезвоню.
      И действительно перезванивал. До тех пор, пока девушка не назначала ему свидание, чтобы выяснить, за что же следует ей любить Дамкина, или, что тоже случалось нередко, просто-напросто не отключала телефон. А если трубку брал потом мужчина, Дамкин невозмутимо спрашивал:
      – Алло, ты меня уважаешь?
      Сегодня Дамкину снова было скучно. Стрекозов лежал в ванной и читал книжку Стругацких, которую он украл в библиотеке. Дамкин, страдая от того, что нечего есть, придвинул к себе аппарат, пролистал записную книжку и отрицательно покачал головой. Почти все перечисленные в книжке друзья уже испробовали на себе шутки Дамкина. Литератор решил набрать первый попавшийся номер. У него уже был заготовлен новый вопрос.
      Неожиданно телефон зазвонил сам.
      – Алло, добрый день, - раздался в трубке мягкий женский голос.
      – Здравствуйте, - молвил Дамкин и автоматически выпалил свой вопрос: Вам слон не нужен? 2213 на 8345?
      – Нет, - ответила трубка. - А литератора Дамкина можно?
      – Легко, - сказал Дамкин. - А кто это говорит?
      – Это Маша. Я была на вашем дне рождения.
      – Не припомню...
      – Ну, меня и Оленьку редактор Однодневный привел, помните?
      – Не совсем.
      – Вы еще перепутали меня с Оленькой! А потом, когда все выяснилось, поцеловали в щечку и назвали Машенькой.
      – Так кто же вы, девушка?
      – Я - Машенька, мы еще водки с собой принесли!
      – Ах, водки принесли? Тогда помню, - ответил Дамкин. - Разве я мог забыть такую симпатичную Машеньку.
      – Вы...
      – Кстати, давай не будем выкать! Как ты поживаешь, Машенька?
      – Спасибо, регулярно, - пошутила Маша. - Это хорошо, что ты оказался дома. Я как раз хотела позвать вас со Стрекозовым в гости, но забыла спросить телефон, а Однодневный знает, да не говорит. Пришлось у его жены узнавать, а то он и слышать о вас не хочет! Очень он на вас за что-то разозлился!
      – Ничего, мы переживем!
      – Так вы придете?
      – В гости - это мы любим, - Дамкин кивнул. - А по какому поводу?
      – У меня день рождения, соберутся друзья. С вами многие хотели бы познакомиться.
      – Тогда, конечно, придем! Стрекозов обожает дни рождения!
      – Приходите! Посидим, послушаем музыку, видео посмотрим!
      – Стрекозов обожает видео! И когда?
      – Завтра! К двум часам я вас жду!
      Маша объяснила, как до нее доехать, Дамкин тщательно записал и повесил трубку.
      – Стрекозов, - постучался он в ванную, - ты слышал? Нас завтра пригласили на день рождения!
      – Очень кстати, заодно и поедим! - отозвался Стрекозов. - У кого день рождения?
      – У девушки Маши. Девушка была у нас в гостях вместе с редактором Однодневным, ты ей ужасно понравился, вот она и позвонила.
      – Классно! - Стрекозов вышел из ванной, вытираясь махровым полотенцем. - Жалко, этот день рождения не сегодня, а то у нас жрать совсем нечего.
      – Насчет пожрать есть идея, - Дамкин поднял палец к потолку. Позвоню-ка я Сократову и приглашу его пить пиво. А к пиву предложу закуски купить. Потом позвоню Шлезинскому и скажу, что у нас много еды, которая ждет, чтобы ее съели, но нечем запивать. Пусть Шлезинский купит пива.

      – Представляешь, - сообщил Дамкин, положив трубку, - Шлезинский выдал новую шутку Карамелькина. Несколько дней назад обиженный на нас Арнольд обозвал меня Дамулькиным, а тебя Стрекозулькиным. Так и сказал: эти Дамулькин и Стрекозулькин.
      – Дамулькин и Стрекозулькин, - произнес задумчиво Стрекозов, словно пробуя эти слова на вкус. - Для Карамелькина это неплохо... А еще можно издеваться над фамилиями, переиначивая их на национальный лад. Например, еврей Дамкинд, или, еще лучше, Дамкинштейн. Почти Франкенштейн!
      – Еврей Стрекозман, - немедленно отозвался Дамкин. - Армян Стрекозян. Грузин Стрекозелия.
      – Азербаджанец Дамкин-оглы, таджик Дамкин-бек.
      – Литовец Стрекозявичус, грек Стрекозопуло.
      – Француз д'Амкин. Швед Дамкинсон. Китаец Дам Кин.
      – А еще можно, - захлебываясь смехом, предложил Дамкин, - коверкать наши фамилии не по-отдельности, а вместе! Половину взять от Дамкина, половину от Стрекозова. Например, Дамкозов!
      – Или наоборот, Стрекозкин! - покатывался Стрекозов. - Но разве у Карамелькина на это фантазии хватит?
      – Ох, - отдышался Дамкин. - Как в детском саду! Однако, нам надо с ним снова помириться.
      – Надо сходить к нему в гости, - предложил Стрекозов.
      – Конечно, надо сходить, - согласился Дамкин. - Только он нас и на порог не пустит. Я на вас сильно обиделся, скажет Карамелькин.
      – Да что ты такое говоришь, скажем мы, это же мы, Дамкин и Стрекозов, твои самые лучшие друзья!
      – Таких бы я друзей привязывал к пушечному ядру, да и бросал бы в море, ответит Карамелькин, цитируя наш рассказ, - отозвался Дамкин, очень удачно копируя голос программиста.
      – Как ты так можешь говорить? Что-нибудь случилось?
      – Как это "что"? А кто так сильно обидел меня две недели назад? Знать я вас больше не желаю! Забудьте, что есть такой замечательный человек, такой добрый и ласковый, как Карамелькин!
      – Человек должен прощать своему ближнему, скажу я, - продолжил Стрекозов. - Он должен быть выше разных недоразумений! Особенно, если он занимается каратэ с китайцем!
      Дамкин задумался, не способный сразу сообразить, что может ответить на этот довод Карамелькин, но так ничего и не придумал.
      Через полчаса приехал Шлезинский, к удивлению литераторов, в сопровождении Карамелькина.
      Поздоровавшись с литераторами, Шлезинский прошел на кухню и начал выгружать из рюкзака бутылки. Программист Карамелькин посетил туалет и вышел оттуда с довольным видом, как будто получил на работе премию Ленинского комсомола.
      Друзья прошли в комнату. Дамкин толкнул Стрекозова локтем и шепнул на ухо:
      – Интересно, он еще на нас в обиде?
      – Я думаю, он уже забыл, - тихо ответил Стрекозов.
      Хотя литераторы и разрабатывали многочисленные сценарии примирения, чаще всего они не успевали помириться со своим другом, так как он сам уже не помнил, что его смертельно обидели. Так случилось и на этот раз.
      Карамелькин нашел книжку Стрекозова и воскликнул:
      – О! Стругацкие! Я этот роман уже целый год ищу! Чья?
      – Стрекозов в библиотеке взял, - сказал Дамкин.
      – Стрекозов, дай почитать на пару дней!
      – Бери, - согласился Стрекозов. - Для друга не жалко.
      – Э! - вышел из кухни Шлезинский. - А где обещанная еда?
      – Сейчас придет, - сказал Дамкин, и тут же раздался звонок в дверь.
      Это были Сократов и Бронштейн. Каждый из них держал в руке сумку. Из сумки Сократова выглядывал аппетитный батон хлеба с поджаристой корочкой, а из сумки Бронштейна - не менее аппетитный батон вареной колбасы.
      Дамкин сглотнул слюну и гостеприимным жестом пригласил гостей войти.
      – Много у вас пива? - деловито осведомился Сократов.
      – Тебе хватит, - отозвался Дамкин, с горящими глазами смотревший, как Бронштейн вынимает из сумки продукты. - Ух ты! Стрекозов! Смотри, какой славный огурец! Внешним видом очень похож на бумеранг. Если таким кинуть, то он должен вернуться.
      Стрекозов вошел на кухню и глазом эксперта, много повидавшего и огурцов, и бумерангов, внимательно осмотрел огурец со всех сторон.
      – Должен вернуться, - согласился он. - Вылитый бумеранг!
      – Нет, не вернется, - возразил Сократов. - У него вес другой.
      – Да говорю вам, что запросто вернется! Смотри, какая у него кривизна! - не унимался Дамкин. - А вес можно подрегулировать, откусив кусочек!
      Дамкин откусил кусок огурца и с хрустом прожевал.
      – Не вернется, - включился в спор Карамелькин.
      – Смотря как запустить, - Шлезинский также оценивающе осмотрел огурец.
      – Говорю вам, не вернется!
      – Проверим!
      Друзья вышли вслед за Дамкиным на балкон. Литератор размахнулся и ловко запустил "бумеранг". Огурец с чавканьем ударился о лысину проходившего под окнами мужика, который тут же разразился неразборчивыми потоками смачного мата. Пока мужик, задрав голову вверх, изощрялся в выражениях и пытался определить, с какого этажа был произведен столь наглый запуск на поражение, друзья сидели, притаившись за балконным ограждением и давясь от смеха.
      – Вечно ты, Дамкин, не можешь скрыть своего плохого воспитания, прошипел Сократов. - Из-за тебя я должен сидеть, как партизан в кустах, вместо того, чтобы встать во весь рост и дышать полной грудью!
      – Просто Дамкину достался огурец-невозвращенец, - посетовал Шлезинский. - Еврейский, наверно, огурец.
      – Если бы мы случайно не попали по этому мужику, орурец непременно вернулся! - не успокаивался Дамкин.
      – Ну, во-первых, попали не мы, а ты, Дамкин! А во-вторых, это все достаточно неинтеллигентно, - заявил Сократов. - Это хулиганство напоминает.
      – Точно, - согласился с ним Стрекозов. - Бывают же такие свиньи!
      – Какое еще хулиганство! Это научно обоснованный опыт! - оправдывался Дамкин. - Стрекозов вот бутылками из-под шампанского кидается - это действительно хулиганство!
      – Не так уж часто я кидаюсь бутылками, - скромно ответствовал Стрекозов.
      – Это потому, что мы редко пьем шампанское!
      Пока любители пива сидели на балконе и выясняли отношения, пораженный огурцом мужчина не успокаивался и продолжал обкладывать злоумышленников народными прибаутками, что-то типа того, что он лично оторвет, начистит и сделает. Если найдет.
      – Хорошо говорит! - похвалил Стрекозов. - Я бы в него вторым огурцом кинул, но жалко.
      Все осторожно, не вставая с корточек, переместились с балкона в комнату.
      – И чего он завелся? - пожал плечами Дамкин. - Подумаешь! Получил бесплатно отличный огурец, может дома доесть... Прям сексуальный маньяк какой-то!
      – У нас в НИИ тоже был один сексуальный маньяк, - подхватил его мысль Шлезинский, сощурившись от воспоминаний. - Как он нас всех достал! Мало того, что этот еврей никогда не показывал мне пропуска, так он еще приставал к девушкам. Подкрадется сзади, ущипнет за зад, девушка оборачивается, а он предлагает ей "покататься на лыжах"...
      – А как на это реагировали уважаемые девушки? - заинтересовался Сократов.
      – Они его обычно посылали! Причем далеко. В нашем институте таких дурочек нет, чтобы с маньяками на лыжах кататься. Особенно летом.
      – Сексуальные маньяки очень несчастные люди. Они такие добрые, ласковые, отзывчивые. А все к ним относятся, как к каким-то прокаженным, покачал головой Стрекозов.
      – Точно! Вот возьми, например, Карамелькина! - вскричал язвительный Дамкин, подмигивая программисту, который, услышав свою фамилию, оторвался от книжки.
      – При чем здесь Карамелькин? Он же не еврей, - удивился его логическому построению Шлезинский.
      – Ну и что! Мы же говорим о маньяках, а не о евреях, - напомнил Дамкин. - Ты тоже мог бы просто рассказать о сотруднике вашего НИИ, который тебе не показывает пропуск. А это явно указывает на то, что он маньяк.
      – А чего я сказал-то? - вспыхнул Шлезинский. - Я все правильно сказал. Скажи я, что он был простым сотрудником, так вы бы поняли, что он был русским. А он - самый настоящий еврей! И фамилия его была Розенфельд! И него нос - во-о, блин, как рубильник! Да сам Моше Даян по сравнению с ним котенок!
      – А вот послушайте лучше анекдот, - предложил Сократов. - Купил как-то еврей огурец и решил сделать из него форшмак...
      – Форшмак, к твоему сведению, евреи делают из рыбы, - сказал Шлезинский.
      – А ты откуда знаешь? - парировал невозмутимый Сократов. - Еврей, что ли?
      – Это я-то еврей? - возмутился обидчивый Шлезинский. - Сам ты - еврей!
      – Этого я и не скрываю, - заметил Сократов.
      – Я тоже! - всхрапнул Дамкин. - А уж Стрекозов и подавно!
      – Но вот почему ты скрываешь свою еврейскую национальность, мне совершенно непонятно, - добил Шлезинского Сократов.
      Шлезинский безмолвно хлопал ртом, пытаясь возразить.
      – Давайте лучше пиво пить, - перебил их Бронштейн, опасаясь, что сейчас начнется одна из нескончаемых словесных баталий, которые так любили устраивать Сократов и Шлезинский.
      – Это интересное предложение, - согласился Сократов. - Я думаю, нам стоит рассмотреть его со всех сторон и выслушать все мнения, чтобы сделать правильный выбор.
      – Да садитесь вы к столу! - воскликнул Бронштейн. - Козлы, блин!
      Друзья сели за стол, порезали колбасу, огурчики, помидорчики. Дамкин откупорил о край стола первую бутылку пива и приложился к ней губами, показав тем самым пример того, что надо делать, когда в доме есть пиво.
      Друзья не замедлили к нему присоединиться.

      На следующий день литераторы позавтракали остатками вчерашнего пиршества. Затем Стрекозов сел за пишущую машинку, Дамкин развалился на топчане с сигаретой, и они некоторое время работали над новой главой старого романа. Это был нескончаемый роман, поскольку каждый день приносил все новые и новые сюжеты, и соавторы никак не могли его завершить, хотя очень старались.
      – Не пора ли нам идти на день рождения? - закончив очередную главу и потягиваясь, поинтересовался Дамкин. - Машенька ждет.
      – Ей надо подарок какой-нибудь сообразить, - задумался Стрекозов. Неприлично без подарка!
      – Какой еще подарок! Второй раз в жизни увидим человека и сразу подарок! - возмутился Дамкин. - Это будет просто вопиющей наглостью. Она нас может неправильно понять. Я сам по себе подарок! А вместе с тобой - и подавно!
      – Но по крайней мере цветы-то мы ей можем вручить?
      – На какие шиши мы их купим?
      – Покупать не надо. Есть прекрасный метод Дюши - брать цветы у памятника Ленину.
      – Точно! - восхитился Дамкин. - Найдем хороший букет красных роз.
      – Ну ты хватил! - Стрекозов повертел пальцем у виска. - Какой козел положит Ленину розы?
      – Ты же ничего не просекаешь, Стрекозов. Как ты думаешь, откуда вообще берутся цветы у Ильича?
      – Платят какому-нибудь старичку, вот он и ухаживает за памятником. Моет из шланга, голубей гоняет. Деньги ему выделяют на цветы, раз в неделю.
      – Верно. Но есть еще один источник. Пригласит, допустим, любовник свою любовницу погулять, подарит розы. Женщина их домой нести не может, ибо дома ревнивый муж, вот и кладет цветы возле памятника.
      – Ты как всегда прав! - согласился Стрекозов. - Возьмем обязательно розы.
      – Одевайся! - скомандовал Дамкин. - Время уже поджимает!
      Стрекозов натянул свои старые кроссовки, в очередной раз посетовав, что надо бы купить новые, и литераторы покинули квартиру.
      – Зачем тебе еще одни кроссовки? - спросил Дамкин. - У тебя и эти ничего. Подошвы еще не оторвались. Только шнурки свежие купи, и кроссовки будут, как новенькие! Шнурки стоят всего копеек десять...
      – Это ты хорошо придумал, - похвалил Стрекозов. - Давай зайдем в магазин.
      Проходя мимо огромной очереди за помидорами, Стрекозов громко заржал:
      – Смотри, Дамкин, какая огромная очередь за помидорами! Удивительно, а в магазине за углом стоит три человека, и все... Вот странные люди!
      После этих слов половина толпы бросилась за помидорами в магазин за углом. Отойдя на безопасное расстояние, Дамкин поинтересовался:
      – А что, там есть помидоры? Я и не заметил!
      – Разве я говорил, что там есть помидоры? Я просто заметил, что в том магазине совершенно нет очереди! - ответил Стрекозов. - И я прав.
      – Логично!
      Соавторы завернули в промтоварный магазин.
      Стрекозов долго выбирал шнурки и, наконец, купил ярко-зеленые, после чего тут же начал вставлять их в кроссовки. Те, правда, не стали от этого новее, но приобрели довольно-таки праздничный вид.
      – А у меня газ в зажигалке кончился, - пожаловался Дамкин, разглядывая витрину.
      Он подошел к прилавку, где красовались штук десять разных зажигалок, выбрал похожую на свою и попросил у продавщицы посмотреть вблизи.
      – Какие у меня классные шнурки! - вскричал Стрекозов, топая ногами.
      Продавщица отвлеклась, Дамкин резво обменял зажигалку на свою без газа.
      – Такая у меня уже есть! - с сожалением произнес он и с благодарностью вернул товар.
      Дамкин имел обыкновение не покупать новую зажигалку, а всегда подыскивал в магазине точно такую же.
      Литераторы вышли из магазина. Дамкин прикурил от новой зажигалки и зажмурился от солнечного лучика, попавшего в глаз.
      – Теперь вернемся к вопросу о цветах, - сказал он и громко чихнул.
      – Будь здоров, - посоветовал Стрекозов.
      – Буду.
      Проходя возле памятника вождю всех времен и народов, они остановились.
      – Во, я же говорил - розы! - обрадовался Дамкин. - Смотри-ка, три отличных букетика!
      – Слушай, а почему мы нашей секретарше так редко дарим цветы? посетовал Стрекозов. - Теперь каждый раз будем дарить Светке розы.
      – Точно! И секретаршам в разных редакциях тоже надо вручать по букету, они это любят!
      Дамкин быстро огляделся по сторонам, взял у подножия памятника три букета роз, затем один из букетов гордо возложил назад, к Ленину, после чего отошел к Стрекозову и встал рядом с ним, как ни в чем не бывало.
      Стрекозов принял из рук соавтора букет.
      – Я рассказик придумал, - радостно сообщил Дамкин. - Представь, приезжает негр в Москву и останавливается перед бронзовым памятником Ильичу. Ленин стоит, уставившись в туманное коммунистическое будущее, и негр стоит, долго уже стоит, часа два...
      – Ну и что?
      – А вокруг памятника ходит с группами экскурсовод. Он все смотрит на неподвижного негра, смотрит, а потом не выдерживает, подходит к нему и спрашивает: "Ну что, товарищ, нравится вам памятник?". "Йес, - отвечает негр, - нравится. А из чего он сделан?". "Конечно, из бронзы", - отвечает экскурсовод, гордый за свою страну, занимающую первое место в мире по производству бронзовых памятников Ленину. "Вот я стою и думаю, - говорит негр, - сколько острых наконечников для стрел можно было бы сделать из этого памятника!"
      – Ха! - отозвался Стрекозов и оглянулся на Ильича, словно ожидая увидеть под ним задумчивого негра. - Ладно, хватит острить. Пошли на трамвай...
      Они дождались пятидесятого трамвая и в самом лучшем расположении духа поехали на день рождения.

      Дом, где жила Маша, был огромный, сталинской постройки, с разными башенками, шпилями, фигурами античных героев, которых удачно замаскировали под рабочих с серпами и колхозниц с молотами. Задрав головы, литераторы долго разглядывали внушительную многоэтажность.
      – Очень много архитектурных излишеств, - заклеймил Дамкин.
      – Живут же люди, - согласился Стрекозов, толкая тяжелую дверь с ручками из красной меди.
      Они вошли в огромный холл, украшенный зеркалами, картинами и пальмами в кадках. На полу лежал большой ковер, о который Стрекозов тут же с удовольствием вытер ноги. По мнению Дамкина, не хватало только бассейна, а то тут и жить можно было бы! Мягкие кресла стояли вдоль стен, в углу мерцал экраном телевизор, рассказывая о том, как зажимают арабов в далекой Палестине. За стойкой сидела женщина, которая при появлении литераторов устремила на них подозрительный взгляд. Два неизвестно откуда появившихся милиционера преградили Дамкину и Стрекозову путь.