Дамкин и Стрекозов ехали в трамвае и обсуждали замысел своего нового рассказа.
      В одном блошином царстве повстречались две блохи. Как раз произошло всемерное наступление демократии, повышение гласности и перестройка всех структур общества. Одна молоденькая и неопытная блоха решила, что раз демократия, теперь можно кусать кого хочешь и за какое угодно место совершенно безнаказанно. Даже за задницу.
      Старая, умудренная блоха пыталась удержать молодую дурочку от этих вольностей, но все было тщетно. Через минуту революционершу, укусившую то, о чем мечталось, ловят и четвертуют на ногте. Клацк!
      Увлекшись, литераторы не сразу заметили в трамвае нового пассажира с длинными волосами и в джинсовой куртке с большой заплаткой на спине.
      – Граждане пассажиры! - раздался его звучный голос. - Внимание! На этой остановке вместе со мной в трамвай входит контролер! Компостируйте свои талончики во избежание штрафа!
      – Сколько ты будешь надо мной издеваться, гад? - послышался другой голос, видимо, контролера.
      Дамкин молниеносно задырявил два талончика, а Стрекозов опознал в возмутителе Дюшу.
      – Эй! Дюша! - крикнул он.
      – А, привет, ребята, - Дюша подошел к соавторам и сел на сидение впереди. - Вон тот гад пытался меня оштрафовать. Я за ним уже полчаса хожу и всех граждан о нем предупреждаю.
      – Спасибо, парень, что предупредил, - сказал мужик сбоку. - Оштрафовал бы, козел!
      – Не за что! - отозвался Дюша и снова повернулся к литераторам. Терпеть не могу контролеров. У людей, может быть, денег нет на билет, а эти гады их ловят!
      – Это ты грамотно делаешь, молодец, - похвалил Дюшу Дамкин. - Мы со Стрекозовым тоже не любим контролеров, поэтому обычно ездим бесплатно. Кабы не ты, нас бы отвели в милицию!
      – Ваши билетики? - спросил контролер.
      – Не билетики, а талончики, - съязвил Стрекозов, протягивая талоны. А почему он у тебя не стал проверять?
      – Так у меня проездной. И он об этом знает, - доложил Дюша, надменно, как собственник, посматривая на контролера. - Когда он наткнулся на меня первый раз, я ему долго билета не показывал. То значок требовал, то удостоверение контролера, то карту маршрута. Так он нет, чтоб мимо пройти, десять минут меня допрашивал! Хуже фашиста!
      – Вот оно что. А я думал, он тебя оштрафовал, ты обиделся и решил отомстить.
      – Чего мне на него обижаться? Я вообще редко на кого-нибудь обижаюсь, - Дюша задумчиво почесал нос. - Если и дам кому-нибудь по голове, так за дело. Я ведь добрый. Как Робин Гуд.
      – Молодец! - оценил Дамкин.
      – Эй, а где мой контролер? А, чёрт, заговорился я с вами, он уже вышел! Я побежал!
      – Счастливый человек, - заметил Стрекозов, глядя вслед Дюше. Занимается общественно-полезным делом...
      – Как Робин Гуд! - подтвердил Дамкин.

      Выйдя из трамвая, литераторы Дамкин и Стрекозов наткнулись на задумчивого Сократова. Он стоял возле лужи, изредка сплевывал сквозь зубы и смотрел, как на поверхности лужи расходятся круги.
      – Привет, Сократов, - поздоровался Стрекозов, взглянув на лужу.
      – Добрый вечер, господа, - молвил Сократов. - Однако, я обратил внимание, что если плевать в лужу, то это все равно, что плевать в море.
      – Интересное наблюдение, - восхитился Дамкин.
      – Да, - Сократов еще раз плюнул. - Абсолютно одинаковые круги. И, что самое главное, совершенно бесполезное занятие - плевать в лужу или в море. Кстати, господа, у меня есть для вас свежая новость.
      – Давайте, господин Сократов, - сказал Стрекозов.
      – Довелось мне сегодня разыграть партию в шахматы с вашим редактором Однодневным, - сообщил Сократов.
      – С нашим бывшим редактором, - поправил Дамкин.
      – Я играл смачную испанскую защиту...
      – Хоть китайскую!
      – Вам что, не интересно, о чем я хочу рассказать? - возмутился Сократов. - Что вы всё время перебиваете? Не интересно, правда?
      – Неправда. Давай рассказывай!
      – Так вот. Играем мы в шахматишки, значит, слон передвигается в угол, ладья - в центр поля. И тут Однодневный говорит... - Сократов замолк, как бы припоминая разговор.
      – Ну, и что он сказал?
      – Он сказал: "Дайте мне только встретить этого скота Дамкина! Я ему ноги выдерну!" - сказал Сократов, копируя голос Однодневного.
      – Ноги? - удивился Стрекозов. - Ему нравятся ноги у Дамкина?
      – А этому уроду Стрекозову, по его мудрым словам, он отвернет голову и скажет, что так и было!
      – Стрекозову отсутствие головы не повредит, - заметил Дамкин. - Но какая изощренная жестокость! Главное, непонятно, почему?
      – Я так и знал, что вы не в курсе! - заметно обрадовался Сократов. Это целая история! Его секретарша Люся в самый разгар работы уехала на Сахалин. И в этом он обвиняет вас! Он сказал, что вы специально подбили ее уехать на Сахалин, чтобы насолить за то, что он вас выгнал с работы!
      – Как можно заставить кого-то уехать на Сахалин? - удивился Дамкин. Ты, Сократов, уехал бы на Сахалин, если бы мы тебя попросили?
      – Что я, дурак?
      – Вот и я говорю...
      – Однодневный твердит, что во всем виновата ваша дурацкая статья.
      – Ах, вот кто виноват! - воскликнул Дамкин.
      – Но он ведь сам хотел, чтобы все, кто прочитает эту статью, хотели уехать на Сахалин! - процитировал Стрекозов. - Это его собственные слова.
      – Вот-вот, - усмехнулся Сократов. - Ваши идиотские фантазии во всем и виноваты. Люся уехала на Сахалин, и бедный Однодневный, оставшийся без секретарши, думает, что это вы ему подгадили.
      – Ничего мы не подгадили! - возмутился Стрекозов. - Просто искусство остается искусством! Я сам чуть на Сахалин не уехал, прочитав нашу статью.
      – Ваши трудности, - сказал Сократов. - Ладно, прощайте, вот идет мой трамвай. Но помните, что с Однодневным вам лучше не встречаться!
      – Кошмар какой, - сказал Дамкин. - Известному литератору Дамкину грозить отрыванием ног!
      – И чего это его секретаршу унесло на Сахалин? - задумался Стрекозов. - Неужели и впрямь наша статья?
      – Размечтался! - заржал Дамкин. - Ты что, не помнишь, Люся говорила, что замуж выходит? К мужу она и поехала. Он на Тихоокеанском флоте служит!
      – Мне она этого не говорила.
      – А мне сказала, - Дамкин гордо приосанился и добавил, - на личном интимном свидании!

      – Сказал "А", скажи где деньги взять! - молвил Дамкин, подняв палец.
      – Хороший афоризм, - похвалил Стрекозов. - Запиши в блокнот.
      Дамкин и Стрекозов сидели в кафетерии возле метро "Бауманская" и считали наличные деньги. В одиннадцати карманах литераторов было обнаружено двадцать шесть рублей и сорок девять копеек.
      На радостях Дамкин бросился покупать еще два кофе и пирожное "кольцо".
      Неожиданно в кофейню вошел тощий, обросший мужчина с мутными глазками наркомана на сером лице и внешностью засекреченного ученого, всю жизнь проработавшего в подземной лаборатории. Верхние зубы у вошедшего сильно выдавались вперед, что придавало ему сходство с кроликом.
      Мужчина интригующе осмотрелся по сторонам.
      – Извините за беспокойство, - хрипло обратился он к продавщице. - Нет ли в вашем заведении урны?
      – А зачем вам урна?
      – Дело в том, что я уронил сумку с десятком яиц. Разумеется, почти все разбились. Я подумал, лучше их выбросить в урну.
      У толстой продавщицы от удивления и вполне понятного возмущения белая шапочка съехала на ухо.
      – Вам что здесь помойная яма, что ли? Чтобы вы в нее свои отбросы сваливали?
      – В любом кафе должна быть урна, - рассудительно сообщил тощий посетитель, приподнимая сумку повыше. Из сумки текло.
      – Нечего к нам всякую дрянь с улицы нести. Вот такие, как он, всю Москву уже загадили! - возмутилась продавщица, обращаясь отчего-то к Дамкину, который как раз в это время подошел к прилавку.
      Дамкин с беспокойствам посмотрел на мужика и заказал:
      – Два кофе, пожалуйста. Можно без булочки.
      – Я требую урну! - провозгласил "засекреченный ученый". - У вас должна быть урна. Иначе я буду вытряхивать свою сумку прямо на пол!
      – Какая наглость! Я сейчас милицию позову! - возмутилась продавщица. Товарищ милиционер!!!
      – Мне бы кофе налить, - сострил Дамкин.
      – Это для вас надо вызвать товарища милиционера! Это вы не справляетесь со своими обязанностями и куда-то дели урну! - возмутился мужик с битыми яйцами. - И я об этом доложу, куда следует! Я этого просто так не оставлю!
      – Прекратите это безобразие! - стали возмущаться в нарастающей очереди.
      Обругав всех по матери, кроликоподобный мужчина вышел вон, а Дамкин с дымящимися чашками кофе вернулся к соавтору.
      – Есть еще у нас денежки на кофе, - похвалил себя и Стрекозова Дамкин.
      – Интересно, где мы будем брать деньги на пиво? - вздохнул Стрекозов. - Плохо вообще-то быть безработным, никто тебе не платит ни аванса, ни зарплаты...
      – Слушай, Стрекозов! Да чего мы испереживались? Подумаешь, с работы выгнали, в первый раз, что ли!
      – Да мы и не переживаем.
      – Ну да! А кто только что о пиве плакался?
      – Мы плакались...
      – На пиво заработаем! Давай мы тебя продадим в рабство? - предложил Дамкин.
      – Кому я нужен? Я же ничего не умею... Если только устроиться на пивоваренный завод экспертом по определению вкуса пива...
      – Нет, Стрекозов, ты не понял. Никто и не поймет, что ты ничего не умеешь. Мы продадим тебя в рабство к какому-нибудь бездарному, но богатому литератору, напишешь пару романов, получишь деньги и быстренько сбежишь. И мы продадим тебя снова...
      – Какая замечательная по своей доброте мысль! Спасибо тебе, Дамкин! поблагодарил Стрекозов и задумался. - У меня есть другая идея. Можно кому-нибудь из нас, например, тебе, Дамкин, чем-нибудь смертельно заболеть. Все станут собирать деньги на лекарство, будут приносить жратву для больного, подарки, - улыбнулся Стрекозов мечтательно.
      – Хорошая мысль. А есть еще очень хороший способ. Я его называю "метод матрёшки". Берётся какая-нибудь газета, лучше всего подмосковная, где редактор побезграмотнее, например, "Знамя коммунизма", и публикуется в ней любая статья. Например, о прорванном водопроводе. При этом в статье очень грамотно цитируется Ленин, но при этом допускается ошибка в цитате. Проходит два дня, и в газету приходит со своими критическими замечаниями Стрекозов. Вот тут, дескать, товарищ Дамкин неправильно процитировал товарища Ленина! Газета вынуждена напечатать твою критическую статью. В этой статье тоже есть одна-две цитаты, но уже, допустим, Маркса. И тоже неправильные!
      – Все понял. Потом ты приносишь новую статью и разносишь в пух и прах политически безграмотного Стрекозова, также допуская при этом какую-нибудь глупость...
      – Ага, и так в цикле, - Дамкин задумался. - Я думаю, что три оборота этот метод в одной газете продержится.
      – Больше продержится, - возразил Стрекозов. - Классиков марксизма-ленинизма у нас много!
      – Да, - согласился Дамкин. - Чего-чего, а этого... Есть только одна трудность. Как пропечататься в этой подмосковной газете...
      – А кроме того, этот метод требует времени. Пока гонорары получишь, можно с голоду умереть.
      Литераторы помолчали.
      – Можно еще одолжить у кого-нибудь из знакомых собаку и с ней просить милостыню, изображая слепого. Причем надрессировать псину таким образом, чтобы она кусала за задницу всех, кто не будет ничего подавать... Воспитывать таким образом в людях милосердие.
      – Собаку тоже надо кормить. Пока мы ей на мясо заработаем, она сожрет нас самих!
      – Слушай, у нас столько друзей и приятелей, они все так нас любят, что совершенно спокойно могут прокормить двух литераторов. Как ты на это смотришь, Дамкин?
      – В принципе, конечно, можно некоторое время покормиться у наших друзей и знакомых, только им это вскоре надоест. Ты же знаешь, какие они все эгоисты!
      – Ничего страшного. Как только им надоест, мы еще что-нибудь придумаем... Одному из нас можно условно умереть, а другой будет ходить и собирать деньги на похороны. А потом устроить воскрешение из мертвых, как у Иисуса Христа.
      – Нет, это плагиат с Библии. Лучше всего собирать деньги на что-то благотворительное, как фонд Ленина. Например, создать фонд Дамкина и Стрекозова. Накопим кучу денег и купим телевизор.
      – Фонд Дамкина и Стрекозова - это хорошо, - оценил Дамкин. - Но это тоже плагиат с вышеупомянутого фонда Ленина! Да и какой дурак будет вносить в него деньги? Знаешь, наши друзья готовы пить с нами водку, читать и похваливать наши стихи и рассказы, хвастаться повсюду, что они лично знают Дамкина и Стрекозова, но кормить нас никто из них не согласится! Среди них нет филантропов.
      – Эх! - горестно вздохнул Стрекозов, осуждая черствых друзей.
      – Лучше бы создать что-нибудь абстрактное. Чтобы мы к этому как бы не имели никакого отношения. Например, Общество Охраны Ёжиков. Солидное название и цель гуманная - сохранить в России ёжиков, пока красные их окончательно не занесли в Красную книгу. Для такой великой идеи деньги отдавать легко и приятно. Не нам же это надо, а всем любителям животных!
      – Это точно. Охрана ёжиков - это ты хорошо, Дамкин, придумал! одобрил Стрекозов, который, как и Дамкин, очень любил этих добрых и колючих обитателей лесов. - Эмблему общества Бронштейн нарисует!
      – Рекламный плакат тоже можно поручить Бронштейну, типа "А ты записался в Общество Охраны Ёжиков?".
      – А тех, кто не запишется в Общество или будет не вовремя платить взносы, мы будем обличать в стенгазете и даже в специальном литературном альманахе "Ёжик"! В "Билла Штоффа" можно вставить главу, где он спасет ёжиков.
      – Главное, не только вступительные взносы собирать, но и добровольные пожертвования! О! - вспомнил Стрекозов. - Пионер Иванов мне на твой день рождения копилку подарил! В нее и будем собирать деньги!
      – Отлично! - порадовался Дамкин. - Жалко, что копилка в виде свиньи, а не ёжика.
      – Можно перекрасить под ёжика. Бронштейн это запросто сделает.

      Отпив большой глоток уже остывшего кофе, Дамкин увидел начинающего литератора Торчкова, к сожалению, их знакомого.
      – Так я и знал, что вы будете в этой кофейне! - обрадовался Торчков. Я вас как раз искал!
      – Привет, как поживаешь?
      – Сейчас расскажу, только возьму себе кофе.
      Торчков поставил на стул дипломат и сходил за кофе.
      – Вот тебе и деньги, - молвил Стрекозов. - Продадим ему сейчас еще с десяток рассказов.
      Вернулся Торчков с чашечкой кофе и булочкой.
      – У, какая вкусная булочка! - воскликул Дамкин и отломил половину.
      – Я, в общем-то, хотел провернуть с вами одно дельце, - осторожно сказал Торчков. - Я и в кофейне этой уже три раза был, а вас не было...
      – Что за дело? Принес новый роман на рецензию? - поинтересовался Стрекозов.
      – Нет, какой там роман! Дел много, писать некогда! Я столько связей с редакторами наладил! Мне уже два члена Союза писателей рекомендации написали.
      – Поздравляем, с тебя бутылка.
      – Но это еще не скоро. Понимаете, связей много, а вот произведений у меня пока не хватает!
      – Так может, тебе еще рассказиков подкинуть?
      – Это само собой, - Торчков отпил, обжегся и отодвинул чашку. - А сколько стоит ваш "Билл Штофф"?
      – "Билл Штофф" не продается! - твердо сказал Дамкин.
      – Ты чего, Торчков, того? - поинтересовался Стрекозов. - Пол-Москвы знает, что его написали Дамкин и Стрекозов, тебе же лицо побьют!
      – Так ваши фамилии тоже останутся. Будет у романа три автора: Дамкин, Стрекозов и Торчков. Я даже свою фамилию после ваших поставлю! А кроме того, вы мне продадите право на издание. У меня есть одно издательство, которое с удовольствием возьмется его печатать, если я его им предложу.
      – Нас это не интересует, - Дамкин поморщился.
      – "Билл Штофф" - это святое! - подтвердил Стрекозов.
      – Ну зачем он вам? Вы же сами его никогда не опубликуете! Стоит какому-нибудь издателю взглянуть на ваши с позволения сказать лица... А я его выведу в мир! Литература - дело моей жизни, - гордо сказал Торчков.
      – Разговор окончен, - сказал Стрекозов. - Рассказов мы тебе можем продать хоть пять килограммов, а наш роман останется нашим романом!
      – Жаль, - вздохнул Торчков. - Была бы выгодная сделка и для вас, и для меня.
      – Что поделаешь!
      – А сколько рассказов вы мне можете продать?
      – Сколько тебе надо?
      – Для начала штук двадцать.
      – Двадцать рассказов! - воскликнул Стрекозов. - Да это только сотая часть того, что у нас есть!
      – Но вы выберите самые интересные!
      – Ну, разумеется!
      – Эх, мне бы еще соавтора найти! - вздохнул Торчков. - Я бы с ним тоже много чего понаписал! И как только вы познакомились друг с другом? Вы и в детстве были знакомы?
      – Ага. Играли в одной песочнице! - Дамкин вытащил из пачки папиросу, взглянул на плакат "Не курить!" и убрал ее назад.
      – Да нет, я серьезно!
      – Если хочешь серьезно, могу рассказать, - Дамкин вальяжно развалился на стуле. - Однажды познакомился я с симпатичной девушкой. Маша ее звали, как помнится. Она замужем была за таким ревнивым грузином. Пьем мы с ней чай с бубликами, говорим о роли личности в произведениях графа Льва Толстого. Вдруг звонок в дверь, я прячусь в шкаф. Сижу в шкафу, сочиняю стихи, вдруг снова звонок в дверь, и ко мне в шкаф лезет кто-то еще. Это был Стрекозов, так мы и познакомились...
      – А муж?
      – Муж был не только грузином, но и боксером, - печально молвил Дамкин. - А грузины и боксеры, сам знаешь, какие вспыльчивые люди... После знакомства с ним мы еще больше подружились со Стрекозовым...
      – Не верю! - заулыбался Торчков. - А когда вы мне рассказы принесете?
      – Напиши свой телефон, мы тебе позвоним. Встретимся в этой же кофейне. Сейчас у нас времени нет, мы роман новый оканчиваем,
      – Поздравляю! Я тоже нашел такую крутую тему для романа! Ладно, я побежал!
      – Э! - воскликнул Дамкин. - У нас тут Общество Охраны Ёжиков организовалось, хочешь вступить?
      – А это официальное общество? Зарегистрированное?
      – Ну, конечно!
      – И удостоверения есть?
      – Удостоверений пока нет, но скоро будут... А вот вступительные взносы уже есть. Полтинник с человека. Всего пятьдесят копеек, зато какая высокая и светлая цель - сохранить для потомства ёжиков!
      – Сейчас у меня нет полтинника. Я позже принесу, когда удостоверение будет.
      Торчков ушел, Дамкин и Стрекозов стали разрабатывать стратегию.
      – Двадцать рассказов! - говорил Дамкин. - По червонцу это выйдет где-то около двухсот рублей! Да на такие деньги мы месяца два сможем прожить, если по-скромному! Или в Гурзуф съездим! Вот только есть ли у нас двадцать ненужных рассказов, которые было бы не жалко отдать этому придурку?
      – Вообще-то, можно продать Торчкову чужие рассказы, например Чехова. Сомневаюсь, что Торчков читал Чехова и сумеет отличить его от Дамкина и Стрекозова.
      – Логично, - согласился Дамкин. - Свои рассказы мы и сами когда-нибудь опубликуем. Возьмем лучше в библиотеке Чехова, Зощенко, Ильфа с Петровым, да продадим Торчкову! Надо только перепечатать их на машинке. Не листы же из книжек вырывать!
      – Это для Светки работа! - сказал Стрекозов.
      – Заработаем денег, купим ей какой-нибудь хороший подарок! - решил Дамкин.
      Литераторы дисциплинированно отнесли пустые чашки на поднос для использованной посуды и отправились в районную библиотеку.

      Вечером литераторы сидели на кухне у Карамелькина и пили чай с пряниками, которые принес Шлезинский, получивший где-то какие-то деньги. Шлезинский играл на гитаре и пел недавно сочиненный на стихи Дамкина рок-н-ролл.
      – Когда ты грустишь, я хочу бежать прочь
      И резать в кровь пальцы и броситься в темную ночь.
      Я забываю все слова, я забываю, кто я есть.
      Во мне живет только страх, когда ты грустишь!
      – Круто! - поощрял музыканта Дамкин, который обожал, когда писали песни на его стихи.
      Шлезинский тоже обрадованно сиял. Недавно он отпустил бороду и теперь был очень похож на еврея.
      – Если тут пропустить небольшое соло, - говорил он, - а вот тут вставить сакс, это будет настоящий хит! Гораздо грамотнее, чем у "Машины времени"!
      Карамелькин, до этого углубленно читающий книжку по программированию с жирной надписью "Фортран на ЕС", поднял голову и важно произнес:
      – Музыка действительно хорошая! Гораздо лучше, чем стихи!
      – Приятно услышать умную мысль! - язвительно сказал Дамкин. - Но вдвойне приятно услышать её от Карамелькина!
      Карамелькин насупился.
      – Кстати, надо о деле поговорить. Арнольд, как ты относишься к охране природы?
      – Нормально.
      – А ёжиков любишь?
      – Люблю, а что?
      – А ты знаешь, что ёжиков в стране становится все меньше и меньше, и скоро останется только один ёжик, да и тот - в Красной книге?
      – Не слышал об этом.
      – Вот я тебе и сообщаю, - Дамкин подлил себе чаю и взял еще один пряник. - Мы со Стрекозовым учредили Общество Охраны Ёжиков, чтобы эти красивые и добрые животные совсем не загнулись. Присоединяйся. Вступительный взнос всего пять копеек.
      – Пошли вы со своими взносами! На работе уже достали, то общество охраны памятников, то ДОСААФ!
      – Тебе что, пять копеек жалко?
      – Жалко! Ладно бы на полезное дело, а то...
      – Крохобор! - заклеймил Стрекозов. - Шлезинский вот уже дал десять копеек и был принят в общество. И Бронштейн уже вступил. Три раза.
      – Что может быть полезнее охраны ёжиков? - возмутился Дамкин. - С такими жадными эгоистами, как ты, коммунизм не построишь!
      – Я и не собираюсь ваш коммунизм строить. Тоже мне Маркс с Энгельсом нашлись.
      – Карамелькин научился острить, - поразился Дамкин. - Надо эту шутку записать! Очень смешно!
      Стрекозов почесал в затылке и вспомнил:
      – Да, Арнольд! А как там твоя школьница? Ты с ней встретился?
      – Я ее два часа прождал, а она почему-то не пришла, - сказал Карамелькин. - Кстати, надо сходить, посмотреть, нет ли от нее письма!
      Карамелькин встал и вышел из квартиры.
      – Арнольд обнаглел, - заявил Дамкин. - Сам за всю свою жизнь ни строчки не написал, а критикует мои стихи! Кретин-критик нашелся!
      – А чего, - Стрекозов тоже подлил себе чаю. - У тебя, действительно, фиговые стихи!
      – У тебя, что ли, лучше?
      – Нет, у меня еще хуже! Но это не аргумент в пользу твоих стихотворений! С ними только в сортир ходить!
      – А с твоими и в сортир не походишь! Ты их на такой плохой бумаге пишешь!
      – Хорошая мысль! - воскликнул Стрекозов и пояснил уставившимся на него друзьям. - Надо повесить в туалете два ящичка. Один - с моими стихами для Дамкина, а другой - наоборот. И перед использованием прочитать! Если понравится, тогда отдавать в какой-нибудь журнал!
      – Да, - оценил Дамкин. - Это будет хорошая цензура.
      Хлопнула дверь, вернулся сияющий Карамелькин.
      – Письмо! - показал он. - Стрекозов, на, прочитай! У тебя хорошо получается!
      – Сам читай, - сказал Стрекозов. - Я чужие письма не читаю, особенно когда пью чай и кушаю пряники!
      Карамелькин развернул листок, вырванный из тетради в клеточку и прочитал:
      – "Милый друг! Сегодня как-то особенно тоскливо и одиноко. Прости, что не смогла прийти на наше первое свидание! У нас в школе было комсомольское собрание, оно затянулось до вечера, и я не успела. А сегодня мне особенно одиноко и тоскливо. Не сходить ли нам в кино? В нашем кинотеатре идет замечательный фильм "Винету, сын Инчучуна", я на него уже три раза ходила!"
      – Да, фильм ничего, - подтвердил Дамкин. - Мы со Стрекозовым тоже на него ходили два раза. Один раз - я, второй раз - Стрекозов. Очень интересный фильм. Я там чуть было не познакомился с одной школьницей, может это была твоя?
      – Хватит издеваться, - огрызнулся Карамелькин. - Слушай дальше! "Я так изнываю от любви! Я даже почти решилась прийти к тебе домой, но ты живешь не один! К тебе ходят разные неприятные люди, а один, самый отвратительный, живет постоянно!"
      – Не трудно догадаться, что неприятные люди - это мы, - догадался Дамкин. - Стрекозов, ты очень неприятный человек!
      – Я знаю, - сказал Стрекозов. - А вот кто из нас самый отвратительный? Кто тут живет постоянно?
      – Наверно, я? - предположил Шлезинский. - Ну и дура эта ваша школьница!
      – Тише вы! - Карамелькин страдальчески сморщился. - И так из-за вас страдает моя личная жизнь, а вы еще тут шумите! Вот выгоню вас из квартиры, приведу эту милую девушку...
      – Читай, читай, - разрешил Стрекозов. - Очень интересное письмецо!
      – "Этот самый отвратительный, - продолжил Карамелькин, - совсем не похож на тебя. Он, конечно, твой приятель, я не могу ничего иметь против, но вообще-то он на вид полный кретин - тощий, светловолосый, постоянно курит и, наверное, гомосексуалист! И фамилия его - Карамелькин!" Карамелькин запнулся и удивленно перечитал. - "Фамилия его - Карамелькин!" Ничего не понимаю... Тут что-то не то написано...
      – Ну-ка дай, - протянул руку Дамкин и выхватил письмо. - Так... гомосексуалист... И фамилия его - Карамелькин! Точно! А вот дальше: "А ты такой представительный мужчина! Особенно мне нравится твоя борода, которую ты начал отпускать..." По-моему, это не Карамелькину письмо, - Дамкин заржал. - Девочка влюбилась в Шлезинского!
      – Ну и дура! - протянул Карамелькин. - Вот дура, а?
      – А что? - приосанился Шлезинский. - Я, действительно, красивый мужчина! А что там дальше, Дамкин?
      – "Твоя борода - это так сексуально! Ты так здорово играешь на гитаре! И так хорошо поешь! Выгони этого Карамелькина из своего дома, и я приду к тебе! Мы проведем ночь, полную любви! Твоя..." Подпись снова неразборчива.
      – Ну, засранка! - страдал Карамелькин. - Эти молоденькие дурочки совсем оборзели! Меня, хозяина квартиры, выгнать из моего собственного дома!
      – Точно, - сказал Стрекозов. - Женщины - они все такие!
      – Нет, а! Ну, какова дура! - истерически вскрикивал программист. Влюбиться в этого Шлезинского!
      Все весело рассмеялись. Карамелькин сердито вскочил и заперся в туалете.
      Шлезинский тронул струну на гитаре и тихо сказал:
      – Обиделся... Как бы не выгнал меня из-за этой школьницы... Женщин-то мне хватает, а вот где я жить буду?
      – У нас поживешь, - предложил Дамкин. - Или у Бронштейна. "Левый рейс" уехал в Гурзуф, у него сейчас тихо...
      – Да не выгонит, - успокоил его Стрекозов. - Кто тогда за квартиру будет платить?
      – А мы, кстати, домой пойдем, - сказал Дамкин. - Наше подполье окончилось. С работы нас поперли...
      – Эх! - тяжело вздохнул антисемит Шлезинский. - Жиды!
      – Шлезинский, при чем здесь жиды? С работы нас выгнал Однодневный, а он - русский.
      – А я что сказал? - удивился Шлезинский. - Я и говорю, во всем жиды виноваты! Кстати, Дамкин, я еще одну песню написал на твои стихи и отдал ее "Левому рейсу".
      – Ну-ка, ну-ка!
      Шлезинский снова взялся за гитару.
 
– Песне Вселенной, милая, внемли,
Ночи клубок размотается вдаль,
Ночь опустила сегодня на Землю
Самую чёрную неба вуаль.
Значит сегодня, не так как всегда,
В сне твоем месяц примет участье,
Видишь, сорвалась шальная звезда,
Чтоб принести тебе новое счастье...
 

      – А-а-а!!! - истошно заорал Стрекозов из ванной, где он сбривал свою недельную щетину.