– Гм, - Дамкин покачал головой. - Однако, он тоже изменял своей жене с тобой.
– Это совсем другое дело! - возразила Зина. - Измена жены - только повод для развода. А развод - это повод, чтобы быть почаще со мной. Джек меня любит...
– Машина твоя? - завистливо поинтересовался Стрекозов. - Джек подарил?
– Нет, не моя. Клиент.
– Что? - возмутился Дамкин. - Тебя любит наш друг мистер Фондброкер, а ты продолжаешь ему изменять?
– Ты что, Дамкин, будешь теперь следить за моей нравственностью? прищурившись, спросила Зина. - Может, процитируешь мне моральный кодекс строителя коммунизма?
– Нет, - пояснил Стрекозов. - Дамкин беспокоится, чтобы Фондброкер тебя не бросил и не раздумал издавать наш роман.
– Не бросит, - уверенно сказала Зина.
– А что за клиент на этот раз? - Дамкин оглянулся на машину.
– Диктатор одной маленькой латиноамериканской страны. Он совсем молодой, но уже генерал. Постоянно рассказывает о том, как ему удалось прийти к власти и ликвидировать какого-то там президента. Он очень добрый!
– Ну как же! Настоящий диктатор! Знакомство с диктатором - это мечта каждого литератора. Об этом потом роман можно написать!
– Ладно, пошли, только недолго...
Зина, а за ней Дамкин и Стрекозов залезли в машину. За рулем сидел обнаженный по пояс негр-шофер с серьгой в ухе, а сзади в просторном салоне на мягких сидениях расположился загорелый мужчина в темных очках и военного покроя френче. Перед мужчиной стоял блестящий металлический столик, на котором красовалась пузатая бутылка и пять маленьких рюмочек. Шестую рюмочку диктатор держал в руке.
– Знакомьтесь, - сказала Зина. - Это диктатор Поносов. А это литераторы Дамкин и Стрекозов.
– Авторы "Билла Штоффа"? - спросил диктатор на чистом русском языке, пожимая руки литераторов. - Читал.
– Вы хорошо по-русски разговариваете, - похвалил Дамкин. - Вы, действительно, диктатор?
– Диктатор, - кивнул Поносов. - Две недели назад я устроил в своей стране переворот, и теперь там правлю. А по-русски я говорю, потому что мой дед был белоэмигрантом и сбежал из России после Гражданской войны. Поносов, кстати, это не от слова "понос", как кажется с первого взгляда, а от выражения "по носу". Старинная русская фамилия. Княжеский род.
– Во-первых, посещаю могилы предков, а во-вторых, пытаюсь купить у вашего правительства танки, вертолеты, автоматы, гранаты, противогазы...
– Вы с кем-то собираетесь воевать? - поинтересовался Дамкин.
– Зачем воевать? Это чтобы охотиться, - ухмыльнулся Поносов. - У нас в стране такие джунгли, что без танка не проедешь.
– А гранаты будете применять против тигров? - спросил Стрекозов.
– И против крокодилов, - доброжелательно рассмеялся диктатор. Представляете, крокодил открывает рот, а вы туда лимонкой!
– Впечатляющее зрелище! - согласился Стрекозов.
– А как у вас в стране со свободой слова? - хитро прищурился Дамкин.
– Никаких проблем! При старом режиме, конечно, были проблемы. Газету моей организации, например, запрещали. Но после того, как я совершил свой переворот, все пришло в норму. Моя газета выходит каждый день.
– Тогда, может быть, вы "Билла Штоффа" издадите в своей газете? предложил Дамкин. - Можно выпустить приложение отдельной книжкой.
– Нет, - сказал Поносов. - Это проамериканская книга, а мы америкашек не любим. Вот если бы вы написали что-либо подобное про нас, латиноамериканцев, такая книга была бы к месту!
– Напишем, - сказал Дамкин.
– Я сегодня на неделю уезжаю в Крым, - молвил диктатор. - Там у моего прадеда была дача. А после Крыма мы можем встретиться и обсудить этот проект.
– Мы тоже скоро поедем в Крым, - похвастался Стрекозов. - Там и напишем роман про освободительную борьбу латиноамериканцев против империалистов США!
– По рюмочке? - предложил диктатор.
– Не откажемся.
Они дернули по рюмочке.
– Ладно, ребята, - проговорила Зинаида. - Нам еще надо в одно место съездить по личному вопросу...
– Намек понял! - сказал Стрекозов.
Литераторы простились с диктатором и Зинаидой, вылезли из машины и продолжили свой путь к Карамелькину.
...трудно сказать, что хуже - не иметь ночлега или не иметь рабочего места. Положим, спать можно где угодно, но для работы нужно определенное место. Даже если то, что ты пишешь, и не шедевр. Даже для плохого романа требуется стул и некоторое уединение.
Генри Миллер "Тропик рака"
С двумя сумками отксеренных и сшитых скрепками экземпляров "Билла Штоффа" литераторы поехали на Арбат. Художник Бронштейн нарисовал классные рисунки, причем так много, что они занимали почти половину книжки. В вагоне метро Дамкин периодически заглядывал в свою книжку, радостно всхипывал от смеха и показывал понравившиеся ему картинки Стрекозову, который глубокомысленно кивал головой.
Литераторов сопровождал Карамелькин. Накануне сходивший в парикмахерскую программист радовал взгляд своей прической "под спортсмена". Он был одет в легкую футболку, одолженную у Шлезинского. Вчера Карамелькин в очередной раз посмотрел фильм с Арнольдом Шварценеггером, и теперь он шагал по улице, широко расправив плечи, посматривая по сторонам острым глазом.
– Если кто к вам сунется, я ему сразу навешаю, - пообещал программист. - Не зря же я столько времени занимался боевыми искусствами!
– Арнольд, ты главное подожди, пока мы тебе знак подадим, вешать этому товарищу или нет, - попросил Стрекозов. - А то еще убьешь не того, кого надо.
– А какой знак вы мне подадите? - деловито поинтересовался Арнольд.
– Стрекозов ему первым по морде даст, - пошутил Дамкин.
Они вышли на "Смоленской" и неторопливо пошли по Арбату, выбирая место, где было бы удобнее продавать "Билла Штоффа".
Был выходной, по улице прогуливались москвичи и гости столицы. Говорят, что по Дерибасовской тоже прогуливаются, но разве так? В Одессе люди ходят по тротуарам, раскланиваются, снимая цилиндры, останавливаются, чтобы поговорить о погоде, рассказать последние новости о налетчиках да перекинуться парочкой шуток в одесском стиле.
В корыстной Москве все иначе. Здесь прогуливаться выходят не просто так, а для того, чтобы заработать деньги, или для того, чтобы их потратить.
На Арбате возле каждого дома стоят лотки с разной всячиной, молодые люди с неумно-коровьими лицами пожевывают жевательную резинку и пристально выискивают среди снующей туда-сюда толпы валютных иностранцев. Без покупки буржуйский гость столицы отсюда не уйдет. К его услугам матрешки, поварешки, покрашенные под самовар балалайки, картины непризнанных, но очень бородатых художников. В общем, чего только нет!
И среди прочего - ордена русских солдат, выброшенных на обочины жизни, пробитые каски и солдатская форма. Вернувшись куда-нибудь в Америку или ФРГ, радуются капиталисты, как дети, надевая красноармейскую гимнастерку, вешая на грудь Ордена Славы трех степеней.
Дамкин и Стрекозов месяца два назад писали об этом статью, где с горечью замечали, что вот они, те самые снаряды, которые долетели с полей Отечественной войны до наших дней. Гордись своими детьми, русский солдат-победитель!
Журнал, для которого они писали эту статью, ее не опубликовал. Да и если бы опубликовал, что изменилось бы? Все так же стояли бы на Арбате откормленные мордовороты, торгуя всем, за что можно получить столь необходимые для них "зеленые".
Друзья прошли мимо театра Вахтангова, возле которого общительные актеры, а то и просто люди с улицы, читали свои стихи и пели под гитары веселые песни. Здесь продавать свою книжку не станешь: слишком шумно. Нет смысла становиться рядом с фотографом, поскольку возможный покупатель будет постоянно на него озираться - не снимает ли он его скрытой камерой? Не следует выбирать себе место также рядом с каким-нибудь диссидентом, собирающим с прохожих подписи в защиту какого-нибудь академика Сахарова. Не пройдет и получаса, как приедут стражи порядка, и ты будешь иметь удовольствие общаться с этим диссидентом в переполненном "воронке".
Программист Карамелькин, изображая каратиста, шел несколько в стороне, внимательно осматривая улицу на предмет рэкетиров. Его кулаки были полусжаты, время от времени, видимо, чтобы не забыть, Карамелькин ставил блок против несуществующего удара и издавал неприятный утробный звук.
В поисках свободного местечка литераторы прошли половину Арбата, и вдруг под аркой одного из домов с надписью "Парикмахерская" обнаружили группу "Левый рейс".
Сидя на раскладных стульчиках, музыканты в акустическом варианте играли рок-н-ролл. Среди них литераторы с удовольствием обнаружили Шлезинского, который единственный из группы не сидел, а оживленно подпрыгивал, извлекая медиатором из гитары трепетные звуки.
Музыканты были окружены плотной толпой слушателей и почитателей. Соавторы с трудом пробились в первый ряд. Перед басистом, который виртуозно бегал пальцами по струнам контрабаса, лежал чехол от гитары, почти наполовину заполненный мелочью и мелкими банкнотами. Изредка в куче мелочи мелькали холеные червонцы.
– Ого! - с завистью сказал Дамкин. - Вот это я понимаю, кошелек!
Шлезинский взял последний аккорд и заметил литераторов.
– Дамкин! Стрекозов!
– Привет, Шлезинский! Круто ты сегодня поешь!
– Я всегда круто пою, - похвалился Шлезинский. - Мне только своей группы никогда не хватало!
– Еще немного, и мы сможем купить хорошую аппаратуру для собственной студии звукозаписи, - сказал Олег, наигрывая на гитаре вальс "Амурские волны". - Запишем несколько наших классных альбомов.
– Мы уже слышим это в течение трех лет, - заметил внимательный Стрекозов. - Потом деньги пропиваются, и приобретение аппаратуры отодвигается на неопределенный срок.
– Может, так оно и было раньше, - возразил гитарист. - А сейчас у нас есть администратор Дюша. Пробивной чувак! Он даже сейчас уже договорился с одним директором магазина об аппаратуре, на которой мы сможем поиграть, а потом отдать обратно.
– Зачем тогда покупать свою аппаратуру? - спросил Дамкин. - Не проще ли деньги пропить.
– Нет! - возразил Олег. - Своя аппаратура ближе к телу.
– А как вы узнали, что мы здесь сегодня играем? - поправляя бонги, висевшие на его шее, спросил очкастый ударник.
Да мы вовсе и не к вам пришли. У нас свое дело есть: продажа "Билла Штоффа".
– Неужели издали? - поразился басист.
– Ага. Мы сами себя. Отпечатали на машинке чистенький экземпляр, Бронштейн нарисовал картинки, Арнольд снял ксерокс!
Карамелькин, услышав о себе, подошел ближе.
– Привет, Карамелькин, - поздоровались рокеры.
– Дай нам четыре экземпляра, - сказал гитарист. - Сегодня же вечером под пиво почитаем вслух.
– А зачем четыре?
– Чтобы потом перечитывать!
– На, держи, - нежадный Дамкин протянул музыканту четыре книжки.
– Становитесь рядом, - предложил Витя. - Мы будем петь, вы - книжки продавать. А в перерывах между песнями - рекламировать роман века! Устоим знатный хеппенинг!
Зрители, недовольные тем, что "Левый рейс" перестал играть, шумно выразили свое нетерпение.
– Блин! Хватит болтать! Даешь рок-н-ролл!!!
Шлезинский взялся за гитару, саксофонист "пустил петуха" на своем блестящем инструменте. Гитарист кивнул бородатому басисту. Тот, зачем-то надев на руку перчатку, стал живо дергать за толстые струны контрабаса.
– В снежной поземке мечутся кони,
Может ямщик под хмельком?
Только летит по бескрайнему полю
Тройка, как сросшийся ком...
К "Левому рейсу" подходили все новые и новые люди, несколько хипповых девушек вошли в образовавшийся круг и стали под музыку танцевать. Поклонники группы, наизусть знающие все тексты, подпевали:
– Жизнь нас бросает в дворцы и остроги
В бешеной скачке причин.
Мы бы не выбрали эти дороги,
Да нас выбирают они...
Дамкин нашел на углу деревянный ящик и разложил на нем тираж "Билла Штоффа". Плакат, нарисованный Бронштейном, повесили на стену дома. Бандит Билл Штофф с двумя огромными кольтами в руках красовался на черном мустанге. За спиной знаменитого разбойника сидела красивая девушка в костюме Евы. Одной рукой она прижималась к Биллу, а другой ловко кидала лассо.
– Покупайте роман известных литераторов Дамкина и Стрекозова "Последние похождения Билла Штоффа"! - объявил Дамкин в перерыве между песнями. - Цена - всего три рубля!
– "Билл Штофф" - это очень круто! - подхватили музыканты "Левого рейса". - Мы любим "Билла Штоффа"!
Первые покупатели, обыкновенно, самые требовательные. Разглядывая и ощупывая товар, они стоят долго и упорно, не в силах сразу определить, нужен он им или нет? Но и от них есть польза. Именно эти покупатели создают ажиотаж, поскольку обнаружив хотя бы небольшую толпу там, где что-то продают, люди начинают проявлять свое любопытство и скапливаются в еще большем количестве. А когда выясняется, что всем не хватит, товар разлетается в момент!
К ящику Дамкина подскочил волосатый малый в рваных джинсах.
– Смотрите, это же "Билл Штофф"! - вскричал хиппи диким голосом. - Ну, круто!
Ухватив книгу, он начал ее листать, взрываясь смехом чуть ли не на каждой странице.
– Когда мы придем к власти, "Билла Штоффа" будут изучать в начальных классах! - сообщил он литераторам. Стрекозов припомнил, что то же самое говорил когда-то Дюша.
– Спасибо, - ответили соавторы, скромно потупившись.
– Жаль денег нет, - с сожалением протянул хиппи, возвращая книжку.
– Бери так! - отмахнулся Стрекозов.
Небритый панк с девушкой в обнимку, купив сразу десять книг, заявил:
– Всем друзьям подарю! Это - своего рода "Библия" для нашего поколения!
Многие из подошедших узнавали роман и с непонятной гордостью рассказывали, как его перепечатывали сами. Большинство из них охотно брали новую книжку. Некоторые относились к "Биллу Штоффу" с какой-то высокомерной непочтительностью.
– Подумаешь! - комментировал инженер с умным взглядом из-под косматых бровей. - Я эту фигню еще в прошлом году распечатал у себя на работе на ЭВМ.
– А я этот роман еще два года назад в тридцати экземплярах отксерил, поддакивал другой, посматривая вокруг с ожиданием, что все признают, какой он такой молодец.
– Это были первые две части, - говорил Дамкин. - Мы же вам предлагаем окончание нашей трилогии. Для особо продвинутых читателей можем поставить автографы.
Иногда к литераторам подходили люди, которые развивали эту тему, бросаясь обидными для соавторов репликами:
– Смотри-ка, какие хитрозадые люди! - сетовал гражданин в клетчатой кепке. - Делают на "Билле Штоффе" деньги! И как же мы до этого не додумались? Классная идея! Надо будет на той неделе распечатать на принтере экземпляров двести и продавать... Думаю, "Билл Штофф" и по пятерке уйдет. Ты как думаешь, Кеш?
– Сделаем, - важно кивал головой стриженый под "бобрика" Кеша, покидая с другом ряды покупателей.
– Во народ, а! - злопыхал Дамкин. - Нет, я понимаю, когда мы, бедные литераторы, продаем свою книжку! Это же наше детище! А эти спекулянты проклятые!
– Скоро честному литератору совсем уже жить не на что будет, согласился с ним Стрекозов. - Смотришь, какой-нибудь козел скоро будет говорить, что это он написал!
К литераторам подошла пухлая женщина.
– А эту книжку можно детям читать? - спросила она.
– Конечно! Прочитают роман, и из них потом вырастут романтики!
Покупатели резво расхватали "Билла Штоффа". Наиболее сообразительные просили поставить им автографы, и литераторы без ложной скромности надписывали на титульной странице любезные слова.
Когда от тиража осталось меньше десяти экземпляров, сквозь толпу протиснулся милиционер Хибабулин. Он был в штатском костюме, зато на его стриженной голове красовалась огромная багровая шишка, а правая рука хранилась на перевязи в гипсе.
– Здравствуйте, - сообщил Хибабулин литераторам. - Чем это вы тут занимаетесь?
– Да вот, издательство "Популярная литература" напечатало нашу книжку, - ответил Дамкин. - Нас поставили продавать.
– Вашу книжку? Вы что же, писатели?
Бестолковый Хибабулин ухватился за книжку и начал судорожно листать страницы перевязанной рукой. Это оказалось крайне неудобно, так что через минуту Хибабулин положил книгу обратно на ящик и задумчиво посмотрел на Дамкина.
– А это, случайно, не секс и порнография? - спросил Хибабулин, показывая указательным пальцем на книжку. - Знайте, что сейчас идет борьба с сексом и порнографией. Это ихняя западная провокация против нашего трудового народа! Партия не потерпит в нашей стране секса и порнографии!
– Ну, ты скажешь! - воскликнул Дамкин. - Ты посмотри, Билл Штофф - это ковбой, пастух по-нашему. Он скачет на коне! Какая тут порнография? Просто веселый, развлекательный роман. Покупай, не пожалеешь!
– Я такие книжки не читаю.
– Ну, а какие ты читаешь?
Хибабулин задумался.
– Сейчас я читаю работу Ленина... Эта... Как ее... - с трудом припомнил он. - "Империализм" и этот... Как его...
– "Вампириализм и Империя-кретинизм"? - предположил Дамкин.
– Точно, он! - обрадовался милиционер. - Мне по службе положено. А так я люблю книжки о любви... Классику там разную, - Хибабулин помотал головой, как бы смахивая охватившее его оцепенение. - Ладно, я пойду, я сегодня не на службе, можете продавать, что хотите.
– Что это у тебя рука перевязана? - заботливо спросил Дамкин.
– Пустяки! Дежурил я в тот день возле редакции газеты "Путь к социализму". Стою спокойно, никого не трогаю, и вдруг сверху кто-то горшком кинул и случайно попал по мне, - Хибабулин потрогал шишку и поморщился от боли. - Голову мне повредил, а когда я упал, то еще и рукой ударился о мусорный ящик... Зато теперь я стал старшиной!
– Как тебе удалось такая головокружительная карьера? - воскликнул Стрекозов. - Неужели, после попадания в тебя горшком?
– Нет! Представился случай, - сказал милиционер. - У нашего старшины Джанибекова крыша поехала, вот меня и сделали старшиной. Такие дела...
– Этот Джанибеков что, сошел с ума?
– Ну. Мы дежурили в ресторане, и тут один гражданин стал хулиганить, бил посуду, приставал к официантке. Старшина Джанибеков хотел вежливо его вывести, подошел к нему, а хулиган взял стул и ударил Джанибекова по голове. Ну, старшина, когда встал с пола, залепил ему промеж глаз, тот сразу же копыта откинул.
– Замечательно! - всхрапнул Дамкин. - Никогда не любил ресторанных хулиганов. Стрекозов, какая у нас милиция классная, надо про них повесть написать!
– Ничего замечательного, - отозвался милиционер. - По документам этот хулиган оказался вовсе не хулиганом, а вторым секретарем горкома товарищем Итартассовым. А Джанибеков ему по морде дал, нос расплющил, ногу сломал, почки отбил и пиджак порвал. Вот и пришлось отправить Джанибекова в психушку. У нас начальник милиции - майор Иван Сидорович Толковый говорит: "Раз у старшины Джанибекова не все в порядке с мозгами, и он не может перед тем, как бить клиента, проверить его документы, надо назначить нового старшину. Кто у вас тут в отделении самый крутой?". "Милиционер Хибабулин! - отвечает капитан Ложкин, начальник отделения. - Он ранение на службе получил. Очень толковый парень". "Толковый парень - это то, что нам нужно! - обрадовался майор Толковый. - Делай его старшиной!"
Дамкин сочувственно покачал головой.
– Опасно быть старшиной! Никогда не знаешь где споткнешься. Куда не плюнь, всюду вторые секретари! Нет, мы со Стрекозовым предпочитаем секретарш!
– Ладно, заболтался я с вами. Мне сегодня гипс снимать. Пока!
– Будь здоров! - пожелал Дамкин.
Когда Хибабулин скрылся среди прохожих, Стрекозов толкнул Дамкина в бок.
– Понял, как определяется рынок? Партия не любит, следовательно, народу нужны секс и порнография! Вот что надо писать!
– Светка не станет перепечатывать.
– Это смотря как написать!
Продав последний экземпляр радостному школьнику, литераторы сложили выручку в целлофановый пакет. Пересчитать деньги они решили дома, чтобы не возникло искушения сразу же их потратить...
– Эх, надо было по пять рублей продавать, - сетовал Дамкин. Некоторые граждане не хотели покупать нашу книжку только из-за того, что она так дешево стоит.
– В следующий раз продадим по пять. Станем миллионерами, поедем во Францию, въедем в Париж на белом "Мерседесе" и в новых кроссовках, ухмыльнулся Стрекозов.
Ударник "Левого рейса" лихо застучал по бонгам, гитарист ударил по струнам, Шлезинский начал петь новую песню.
– За белой стеной строили Храм
Неведомым мне Богам.
По каменной кладке стекала вода
На землю к моим ногам.
Был жертвенник пуст, как внезапный смех,
И только монах в тени
Негромко молил простить нас всех
Богиню Любви!
Сквозь собравшуюся перед "Левым рейсом" толпу протолкнулся работяга с обмусоленной папиросой во рту и пропитым лицом. Под глазом работяги синел фингал. На его голове сидела грязная кепка, настолько замусоленная, что создавалось впечатление, будто ее владелец часто использовал кепку вместо тарелки.
– Эй, кореш! - обратился он к Шлезинскому. - "Мурку" сыграй!
Выполнять такие заказы Шлезинскому было не привыкать. Он уже несколько лет подрабатывал в ресторанах и чего только ему не приходилось петь по просьбам трудящихся. Но сейчас это требование показалось ему бестактным.
– К сожалению, сегодня мы поем только свои песни, - вежливо ответил музыкант.
– А я говорю, "Мурку" давай! - настаивал пьяный работяга, сверкая железными зубами во рту.
Литераторам был хорошо знаком этот тип людей. Сами они никогда не были блатными, но блатные манеры входили в их представление о "роскошной жизни". Так они пили, так били друганов по потным рылам, все вокруг у них были "кореша" да "братаны". Работает такой мужичонка на заводе. А что там хорошего, романтичного? Вот "Мурка" - это романтика. Красиво!
– Не могу, - ответил Шлезинский. - Такие песни в подземном переходе играют. Послушай там!
– А я хочу, чтобы ты спел! Мне твой голос нравится! - мужик добавил еще несколько матерных слов и сделал лицо, которое, по его мнению, делает какой-нибудь налетчик, когда ему в банке не дают на вынос денег.
– Бывают же такие уроды, - покачал головой Дамкин, обращаясь к недовольному Стрекозову.
В толпе зашумели:
– Чего к музыкантам пристал?
И вдруг послышался спокойный голос программиста Карамелькина:
– Вали отсюда, козел!
– Это кто там сказал "козел"? - взорвался приставучий мужик. - Сейчас я тебе покажу "козла"!
Назревал скандал. Пьяный мужик надвинулся на Карамелькина, махнул кулаком, Карамелькин поставил блок, но это не помогло. Натруженный кулак работяги попал программисту по скуле, тот чуть не упал, но затем, резко выбросив вперед ногу, дал работяге промеж ног.
– Уй, блин! - загнулся мужик. - Вася! Наших бьют!
Оказалось, что мужик был не один, а со своими собутыльниками.
– Кто тут наших бьет? - вылез из толпы толстый Вася с тремя дружками.
И работяги набросились с кулаками на Карамелькина. Любит русский мужик помахаться после того, как выпьет. Без этого разве отдохнешь?
Неожиданно в толпу ввинтились трое здоровенных ребят в кожаных куртках. Эти не стали разбираться, кто виноват, а кто нет, а сразу же приняли участие в потасовке. Сочные удары посыпались на всех подряд. Началась всеобщая и повальная драка. В гуще толпы маячила фигура Карамелькина, который пытался бить ногами, как учил сэнсей, но в густой толпе не было места, чтобы как следует замахнуться.
Вскоре в драку был вовлечен весь Арбат. На металлистов, обвешенных цепями, и неряшливых панков напали накаченные комсомольцы-спортсмены. Вот уже двадцать минут они стояли невдалеке от "Левого рейса" и хотели как следует проучить всех этих "неформалов", которые бросают тень на славную комсомольскую организацию, но все как-то не выпадал подходящий случай.
– Эй, Карамелькин! Ты идешь, или как?
– Я вас потом догоню! - прокричал в ответ Арнольд, ударяя ногой по чьей-то заднице. - Когда еще будет возможность потренироваться на натуре?
Литераторы и "Левый рейс" резво собрали свои вещички и, пробежав под арку, кривыми переулками покинули шумный Арбат.
– У вас всегда так на выступлениях? - поинтересовался Дамкин у басиста, который пыхтел под тяжестью контрабаса.
– Не-ет... Такого уже давно не было. Когда мы играли на юге, Дюша договаривался с местной мафией. Там нас никто не трогал. А если бы и пристал какой-нибудь урод, его бы сами местные загасили. Дюшу теперь на побережье все знают!
– Дюша - молодец! - похвалил Стрекозов. - Может, вы и Карамелькина к себе возьмете? Видели, как он классно дерется! Как он умочил того мужика!
– Мы сюда вообще-то поиграть пришли, а не драку устраивать, - учтиво заметил басист.
Друзья вышли на Калининский.
– Вам куда? - поинтересовался Шлезинский.
– Домой, - сказал Дамкин. - А вам?
– Мы репетировать пойдем. На Арбате не удалось нормально поиграть...
Литераторы раскланялись с "Левым рейсом" и зашагали к метро. Со стороны Арбата слышались заливистые милицейские сирены.
Поздно вечером им позвонил Карамелькин. Программист с гордостью сообщил, что когда милиция стала винтить дерущихся, он перемахнул через забор и скрылся по подворотням. Ушел, так сказать, огородами...
