его шпагой проткнул и веселую песню
      спел. Тьфу ты, "что за рыцарь без
      удачи"! Но один момент хороший, ничего
      не скажешь. Там кардинал спрашивает у
      этого мужика: "Он один?" Тот ему: "Нет,
      ваше преосвященство."
      - Двое?
      - Нет, ваше преосвященство.
      - Трое?
      - Нет, ваше преосвященство.
      - Четверо?
      - Нет, ваше преосвященство.
      - Пятеро?
      - Нет, ваше преосвященство.
      - Шестеро?
      - Нет, ваше преосвященство.
      - Сколько же?
      - Семеро, ваше преосвященство.
      В.Шинкарев "Папуас из Гондураса"
      Глава восьмая,
      Про то, как Антоныч общался с милицией
      Товарищи!
      М.С.Горбачев "Политический доклад
      центрального комитета КПСС
      XXVII съезду Коммунистической
      Партии Советского Союза"
      Желтый облезлый "Запорожец" мчался по московским улицам в сторону ленинградского шоссе. Внутри "Запорожца" веселые митьки распевали:
      - Корнелий Шнапс идет по свету,
      Сжимая крюк в кармане брюк.
      Ведет его дорога в Лету,
      Кругом цветет сплошной цюрюк!
      В багажнике весело громыхала пятнадцатилитровая канистра пива (само собой, не пустая!) и ящик портвейна.
      Вася Фтородентов сидел рядом с Серегой, прижав нос к прохладному стеклу, рассматривал проносящихся мимо прохожих и, подпевая, думал о жене. На коленях Фтородентова дремал Мирон, время от времени навостряющий уши, но не желающий просыпаться.
      "Запорожец" лихо выскочил на ленинградское шоссе, обогнал черную "Волгу", которой Серега в заднее стекло показал сразу две фиги, и рванул по прямой. Однако, уже у кольцевой, прямо напротив поста ГАИ, где скучал милиционер с глупым лицом, у "Запорожца" отскочил задний бампер.
      - Холера!!! - заорал Сидор, нажимая на тормоза.
      Визг остановившегося "Запорожца" разбудил гаишника, тот встрепенулся, схватился за свисток и заверещал.
      - Елы-палы! - сказал Фтородентов, потирая ушибленный при торможении нос.
      - Я к нему не пойду, - категорично сказал Сидор. - Я человек спокойный, можно сказать, по-христиански смиренный, но ментов терпеть не могу!
      - Дык, - сказал Антоныч. - А мусорка своего нам на съедение дашь?
      - Дырку вам от бублика, а не Шарапова!
      - Тогда я схожу, - Антоныч с трудом выбрался из машины и направился к менту, который стоял, постукивая своей полосатой палочкой по колену и нетерпеливо ждал.
      - Почему нарушаете! - утвердительно заорал гаишник, вовсе не ожидая ответа Антоныча. - Пройдемте непосредственно со мной!
      - Э... Начальник, - ласково проговорил Антоныч. - Дык, мы ж ничего не нарушили! Ехали себе и ехали, а тут бац!
      - Пройдемте! - не слушал возражений гаишник.
      - Понимаешь, начальник, у меня сосед - такая сволочь - вечно что-нибудь подстраивает. Сегодня еще ничего, бампер открутил, а неделю назад - вообще колесо. Дык, мы тут совсем не при чем!
      - Права! - потребовал милиционер, кося глазом и протягивая руку в перчатке.
      Антоныч вздохнул и протянул права. Гаишник раскрыл документ. С фотографии на него, весело ухмыляясь, смотрело пухлое лицо Сидора.
      Сверив физиономию Антоныча с фотографией, страж порядка пришел к выводу, что перед ним не тот, кто на фотографии.
      - Поддельные! - зарычал он. - Пройдемте!
      - От заладил! - воскликнул Антоныч. - Дык, ты чтож не видел, что я не с водительского места вылез? Водитель у нас шибко толстый, а машина шибко маленькая. Понимаешь, мы сегодня с утра позавтракали не вылезая из машины, Сидора и разнесло, дык он и застрял там между сидением и рулем. Ему, однако, не выбраться.
      Милиционер задумался.
      - Нужен водитель!
      - Елы-палы! Ну, пошли, - не выдержал Антоныч, - покажу тебе водителя.
      Они подошли к "Запорожцу", причем Антоныч по дороге подобрал бампер и спрятал его за спиной.
      Гаишник наклонился к окошку, прищуря глаз изучил Сидорову рожу. Сидор при этом осмотре нервно дергался, открывал рот, чтобы сказать какую-нибудь грубость, но вовремя одумывался и молчал.
      - Видишь, - сказал Антоныч. - Плохо ему, застрял бедняга. Тужится, а вылезти не может.
      Милиционер распрямился.
      - А что в багажнике?
      - Дык, канистрочка с бензином... Ну, и книжки.
      - Открыть!
      - Фтородент, открой!
      Вася, которого сделали ответственным за все, что лежало в багажнике, выбрался из машины, позвенел ключами и открыл.
      - А! - заорал гаишник. - Это что?
      - Портвейн, - робко сказал Василий.
      - Понимаешь, начальник, у Васи вот тетушка в Ленинграде умерла. (Вася сделал жалобное лицо.) Мы едем поминать. А как поминать без этого самого? Сам понимаешь!
      Гаишник подвигал челюстью, обернулся и пристально посмотрел на Антоныча.
      - А! - опять заорал он. - А что ты прячешь за спиной?
      Антоныч показал бампер от машины.
      - Спекулировать запчастями едешь! Пройдемте!
      - Дык, - офонарел Антоныч. - Это ж у нас бампер-то отвалился, у нашего "Запорожца". Я ж говорил уже.
      - Не положено.
      - Чего не положено?
      - Не положено, - уперся гаишник.
      Вася Фтородентов втихаря закрыл багажник, сунул ключи в карман.
      - Чего мы сделали-то? - добивался вразумительного ответа Антоныч.
      - Не положено, - твердил твердолобый мент. - Пройдемте.
      - А! - осознал вдруг Фтородентов и снова открыл багажник. Гражданин начальник, а вот за упокой моей любимой бабушки... - он протянул дорожному стражу бутылку порвейна. - Помянуть-то надо!
      - Не положено, - буркнул гаишник, но бутылку взял, обошел вокруг машины, посмотрел на номер, повернулся к митькам спиной и зашагал к своей будочке, помахивая в левой руке жезлом, в правой бутылкой портвейна.
      Антоныч и Василий по-быстрому залезли в машину, Сидор нажал на педаль, "Запорожец" громко чихнул и сорвался с места.
      - Дык!.. - сказал Антоныч.
      - Елы-палы, - подтвердили Сидор и Серега.
      Василий погладил Мирона и опять уткнулся в окно.
      "А как там без меня Настенька?" - думал он...
      Глава девятая,
      Свобода
      - Что на месте тебе не сидится? -
      Ты в ответ вопрошаешь строго.
      - Я отныне вольная птица,
      Отпусти ты меня на свободу!
      Е.Глебова
      - Свобода!!! - орал Антоныч, высунувшись из окна. Его волосы были откинуты назад встречным ветром, он блаженно жмурился, показывал язык машинам, которые обгонял их "Запорожец", и орал.
      - М-м-м, - радостно мычал Сидор, подпрыгивая за рулем. Навстречу неслись белые полосы, "Запорожец" подпрыгивал на обычных для советского шоссе ухабах.
      Счастливые Васька и Серега, обнявшись, выкрикивали "Матросскую тишину". Мирон на коленях у Василия истошно вопил. В общем, всем было хорошо.
      Но тут резкий милицейский свисток заставил Сидора опять обругаться и затормозить. Все обернулись к заднему стеклу. В десяти метрах стояла милицейская машина, и от нее шел к "Запорожцу" гаишник, точная копия первого. Гаишник точно также постукивал по ноге жезлом и преглупо ухмылялся.
      - Холера! - сказал Сидор. Было видно, что и к этому гаишнику он не пойдет.
      - Если дело пойдет такими темпами, - проговорил Фтородентов, готовя ключи от багажника, - не проехав и пол пути до Питера, мы растеряем весь портвейн.
      Василий и Антоныч вылезли из машины.
      - Начальник, а чо мы сделали? - послышался голос Антоныча.
      - Почему без бампера едем? Непорядок!
      - Дык вот же бампер! - закричал Серега, высовываясь из машины и протягивая менту бампер. - Во! Почти как настоящий!
      - Не положено!
      - Начальник! - гнул свою линию Антоныч, в то время как Фтородентов открывал багажник. - Дык, бампер мы специально сняли, в ремонт едем! Нам на предыдущем посту ГАИ посоветовали!
      - Не положено!
      Потом они замолчали. Фтородентов в полном молчании передал гаишнику бутылку, затем вместе с Антонычем они показали язык удаляющемуся менту и залезли в машину.
      - Скоты какие, - произнес Антоныч. - Не доедем так до Ленинграда!
      - Дык, может и не ехать? - предложил Фтородентов.
      - Ты что! - возмутился Сидор. - Как не ехать! А мой роман? Дык, а кто доставать питерских митьков будет?
      - Телеграмму пошлем...
      - Телеграмма денег стоит! Решили ведь ехать, а теперь на попятный! Тоже мне, браток называется!
      - Ну, - примирительно сказал Василий. - Едем, так едем! Хотя можно было бы и десять копеек подкинуть.
      - Зачем?
      - Орел - поехали бы, решка - назад в Москву.
      - А-а-а!!! - заорал Сидор.
      - Да нет, едем, едем! - сказал Вася.
      "Запорожец" сорвался с места.
      - Однако, - сказал Антоныч, - надоть портвейнчик-то оприходовать, а то менты все выжрут, а у них и так рожи на... (Здесь Антоныч вставил неприличное слово, которое я при девушках повторять не решаюсь) похожи! Сворачивай в лес!
      Сидор свернул на лесную дорожку. Минут пять они прыгали по кочкам и, наконец, остановились на симпатичной полянке.
      Братишки вылезли из машины. Сидор расправил затекшую спину, выпятил живот и прокричал:
      - А-а-а! Класс!
      - Дык! - отозвался Антоныч.
      - Елы-палы!
      Серега и Вася достали из багажника портвейн и канистру с пивом. Антоныч вытащил откуда-то из под сидения большую воблу.
      - Кайф!
      Мирон нехотя вылез из машины, сонно изогнул спину, зевнул. Обойдя вокруг "Запорожца" выкопал ямку, посидел, закопал и пошел на охоту.
      - Культурный кот, - похвалил Антоныч. - Прям как я...
      - Дык...
      На травке расставили кружки, налили портвейн.
      - Привет, - послышался чей-то хрипловатый голос.
      Братишки-митьки обернулись...
      Глава десятая,
      О том, как иногда нехорошо получается
      Да, брат мой, я злодей,
      Гад, поношенье Света,
      Несчастная душа,
      Погрязшая во зле,
      Последний негодяй
      Из живших на земле.
      Ж.Б.Мольер "Тартюф или обманщик"
      - Привет, - повторил незнакомец. Он был в драных штанах, телогрейке, ужасно небрит. Ну, чисто уголовник! За его плечами висел большой мешок.
      - А-а-а! - оттянулся Антоныч. - Братишка!
      И протянул подошедшему свою кружку.
      Слегка удивившись, незнакомец, однако, выпил и присел рядом с митьками.
      - Ты уж извини, - говорил Антоныч, - кроме воблы никакой закуски нет!
      Незнакомец открыл свой мешок и начал вынимать оттуда мертвых куриц.
      - Костерчик сейчас разведем, - сказал он. - Общипем, обжарим. Пальчики оближете.
      - О! - восхитились митьки. - Класс!
      Вася и Серега пошли за дровами, наткнулись недалеко на поленницу и через пять минут у них уже полыхал костер. Незнакомец, представившийся нашим друзьям, как Виктор (с ударением на последний слог), и Антоныч резво общипали кур, нацепили их на палку и пристроили над костром. Пока курицы принимали свой нормальный, привычный для митька жареный вид, друзья выпили за знакомство. Виктор рассказал пару неприличных анекдотов, на что Антоныч разразился таким крутым анекдотом, что все попадали.
      Затем они долго кушали, запивая вином и пивом. Курицы были несоленые, но митьки не ели со вчерашнего вечера, и потому уписывали так, что за ушами хрустело.
      Наконец, все оттопырились.
      - Люблю поиграть в удавчика, - самодовольно сказал Сидор, поглаживая раздутый живот. - Лежишь себе на солнышке и перевариваешь!
      - Может в картишки, - предложил Виктор, доставая засаленную колоду.
      - Лень, - протянул Антоныч.
      Мирон, которому тоже перепало и который сожрал две курицы целиком, обглодал все кости после братишек, лежал на спине, дрыгал ногами, а Антоныч чесал ему пузо.
      - Однако, не пойму я вас, - сказал Виктор. - Вот вы, митьки, вроде люди как люди, ан нет, странные какие-то.
      - Это почему же? - удивился Антоныч.
      - Ну, вот меня вы видите в первый раз. А сразу налили портвейна. А вдруг я жулик какой?
      - Жулики тоже люди, - сказал Антоныч. - А все люди - братишки.
      - Не пойму! У нас всегда говорили: человек человеку - волк...
      - Люпус ест, - подтвердил Сидор.
      - А вы говорите - братишки! А вот если вам толпа морду начистит, они вам тоже будут братишки?
      - За что же нам морду бить? - рассудительно спросил Антоныч. Мы никому зла не приносим - это наша главная заповедь.
      - Заповедь, заповедь! - передразнил Виктор, - Вы-то, может, и не приносите, а вот вам могут...
      - Могут, - вздохнул Фтородентов, вспоминая сотрудников ГАИ.
      - Ну и что? - спросил Антоныч. - Разве это что-то меняет? Есть, конечно люди, которых и людьми-то трудно назвать. Но ведь есть и настоящие люди. Вот они - братишки. А если бы вокруг одни свиньи были вместо людей, было бы скучно жить.
      - А зачем вы живете?
      - Как зачем? - удивился Антоныч. - Разве непонятно?
      - Нет, - сказал Виктор. - Вот я - понятно, мне деньги нужны, а от вас я уже раз пять слышал, что не в деньгах счастье. А в чем же?
      - Дык, счастье... Я где-то читал: счастье - это то, чего многим не хватает для полного счастья. Однако, правильно сказано! А вообще, счастье - это сама жизнь. Живи, лови свой кайф - вот тебе и смысл жизни, зачем чего-то придумывать?
      В общем, у братишек пошел такой умный разговор о смысле жизни, что мне даже скучно стало. Мирону тоже было скучно, и он заснул. Посапывая во сне, он увидел сон.
      Сидит он, значит на батарее парового отопления, а внизу идет целая толпа мышей. Мыши думают, что Мирон спит, а он не спит и одним глазом за ними подсматривает. Тут мимо две курицы жареных пролетают и тоже думают, что Мирон спит, а он не спит и вторым глазом за курицами подсматривает. Одна из куриц подлетает к Мирону и говорит: "А ведь курицы-то летать не умеют!". А действительно, думает Мирон, как они летают? Наверно, потому что жареные? А мыши тем временем сыр начали кушать. Не мой сыр, думает Мирон, не жалко. А сожрут сыр - потолстеют, я тогда их... Мыши все жрали, жрали, а потом начали толстеть. Сначала стали ростом с курицу, потом с Мирона, потом еще больше. Забили всю лестничную площадку, зубами щелкают, Мирону голову откусить хотят. Перепугался Мирон, заорал благим матом и проснулся.
      Было уже темно. Умные разговоры кончились, братишки-митьки спали. Фтородентов во сне ворочался, шептал нежно: "Настенька!" и всхлипывал. Сидор храпел и бурчал животом. И лишь Виктор, который, кстати, Мирону не понравился, хотя и принес мешок кур, не спал, а тихонько ступая, бродил вокруг машины. При вопле Мирона он замер на одной ноге, через пару минут снова занялся своим черным делом. Открыв дверь "Запорожца", Виктор залез внутрь, повернул ключ зажигания и поехал.
      "Ворюга! - неприятно поразился Мирон. - От гад какой! А еще наших куриц жрал!"
      - Прощайте, козлы! - послышался издалека насмешливый голос Виктора. - Вспоминайте братишку Витю!
      Но никто не проснулся, лишь Вася перевернулся на другой бок и внятно сказал:
      - Сестренка моя миленькая... Ведь ты сестренка мне?
      "Н-да..." - подумал Мирон и опять заснул.
      Ночь висела над лесом звездным покрывалом. Где-то далеко кричала сова. Еще дальше, засыпая, гасил огни город Москва.
      Глава одиннадцатая,
      Православие
      Петухи недавно
      В третий раз пропели,
      С колокольни плавно
      Звуки пролетели.
      А.А.Фет
      - Ать-дда, ать-дда! - командовал капрал Холин, шагая рядом со своим взводом. - Пдавое пдечо впедед!
      Солдаты тяжело вышагивали по пыльной сельской дороге, скрывая в густые бороды усмешки - уж больно весело им было слушать, как капрал Холин выкрикивает команды. Вместо некоторых букв капрал произносил букву "Д". Это было непередаваемо!
      - Ать-дда! На месте стой!
      Взвод остановился возле трактира.
      - Всем стодять! Я зайду сниму допдос с тдактидчика!
      Капрал ввалился в трактир, но, как ни странно, допрос снимать не стал. Услужливая смазливая дочка трактирщика подала ему кувшин с вином, который Холин, предварительно ущипнув девушку за круглое место, опорожнил в три глотка.
      - Ходошо! - крякнул он, вытирая усы. - Дедушка, скажи мде, додогая, господин начадьник жаддадмов не появлялся?
      - Нет, - тоненьким голоском ответила дочка трактирщика.
      Капрал Холин еще раз крякнул, потрепал ее по щеке, смачно влепил поцелуй в ухо и, гордо поправив шашку на боку, вышел к солдатам.
      - Давняйсь! Смидно! - заорал он, видя, что его подчиненные расслабились. - Напда-о! Шагом мадш!
      Взвод лихо сделал маневр и пошагал к жандармерии. Капрал Холин слегка поотстал, за углом трактира справил малую нужду и бросился догонять.
      Возле жандармерии два седых жандарма резались в карты, азартно кидая карты и выкрикивая при этом разные нехорошие слова.
      - На месте! - раздался крик капрала Холина. - Стой! Ать-дда! Вольно.
      Подойдя к жандармам, Холин закрутил ус и спросил:
      - Начадьник жаддармедии дде?
      - А хрен его знает! - отмахнулся один из жандармов. - Авось в хате... А мы тя валетом! Чтоб те шашкой да по...
      Жандарм-натуралист вставил медицинское название того места, по которому бы да шашкой... Капрал Холин представил себе, как шашкой было бы неприятно... И передернулся. С трудом обогнув расположившихся на крыльце картежников, он отворил замшелую дверь и вошел в жандармерию. Жандармерия была на самом деле простой деревенской хатой, но с тех пор, как деревню Козлодоевку переименовали в город Козлодоевск, здесь размещался шеф жандармов и его управление.
      Сам шеф жандармов, развалившись в огромном кресле, пил вино и курил трубку.
      - Ваше бдагододие! - доложился капрал. - Взвод капдала Ходина бдибыл в ваше дасподяжение.
      - Капрал Ходин? - попытался привстать шеф жандармов. - Це гарно. Будем знакомы.
      Шеф налил из огромного кувшина в огромную кружку и протянул ее Холину.
      - Накось, выкуси!
      Холин, придерживая шашку, принял от шефа кружку, ловко опрокинул ее в рот и опять, в который раз, крякнул.
      - О! - с уважением протянул жандарм. - Грамотно! С какого года служишь?
      - С шесятого, ваш бдагдодь, - качнулся Холин.
      - Иван Семеныч, - представился тогда шеф жандармов, - Рад познакомиться.
      - Капдал Ходин, - пожал протянутую руку капрал. Иван Семеныч достал из-под стола еще одну такую же кружку, разлил остатки вина.
      - За знакомство!
      Они чокнулись и выпили.
      - Це гарно! - выдохнул Иван Семеныч.
      Капрал Холин оловянным взглядом повел по горнице, шатнулся и вдруг заорал:
      - Взвод! Сдушай модю комадду!
      И упал под стол.
      Иван Семеныч, который этого не заметил, тем временем рассказывал Холину, зачем его вызвали в их уезд.
      - Объявились, понимаешь, в уезде нашем граф Толстой и с им двое. Один - Преображенский, кажись тоже граф, а второй - то ли Стаканов, то ли Бутылкин... Не помню. Бродят то босиком, то воще голые по дорогам, смущают народ. Жандармов посылают, а вот недавно, попа Акакия, батюшку нашего поймали, говорят ему: "Чего, мол, на тебя девки жаловаются, мол, при исповеди ты их, значит, того..." Ну, и бросили батюшку в сортир. Хорошо мимо купец первой гильдии Агафонов проезжал, спас отца Акакия, а то потонул бы... А граф Толстой и компания заперлись в церкви, звонят в колокола, псалмы поют, ругаются... Православный народ шибко недоволен, ибо в церкви нашей - чудодейственная икона святого Онуфрия и его же святые мощи! Вот и надоть тебе с твоим лихим взводом энтих фулюганов из церкви изъять, скрутить и в Санкт-Питербурх препроводить! Э, да ты уснул, братец! Да, - вздохнул Иван Семеныч. - Не умеет пить молодежь. А ведь с шестидесятого года...
      На следующее утро капрал Холин проснулся на сеновале и долго не мог понять, где он и что с ним.
      "Если я дома, - размышлял он, - то почему не на кровати? Если остановился в трактире, то почему рядом нет дочки трактирщика? Ничего не понимаю."
      Холин встал, подтянул штаны и выглянул во двор. Во дворе двое его солдат играли с жандармами в очко. Кто выигрывал, тот бил всем остальным по заднему месту, отчего остальные солдаты, стоящие вокруг, громко ржали и отпускали заковыристые остроты сексуальной тематики. Именно это ржание и разбудило капрала Холина. Он выскочил из сарая и с перекошенным от злости лицом заорал:
      - Смидно! Стадовись!
      Солдаты нехотя выстроились. Жандармы, сидя на крылечке покатывались со смеху. Капрал, переваливаясь с ноги на ногу, прошелся мимо строя.
      - Совсем даспустидись! Бездедьники! В то вдемя, как нас пдисдали сюда ддя пдохождения сдужбы, вы, негодяи, тут пьянстдуете, дазвдратничаете, как посдедние скоты! Я из вас сдедаю отбивные! Модчать! - выкрикивал он, махая кулаками возле солдатских морд.
      На крики разбушевавшегося капрала из хаты выглянул шеф жандармов.
      - О, Ходин! - воскликнул он. - Це гарно! Заходи-ка...
      Капрал Холин напоследок дал кому-то поддых и пошел к начальству.
      - Капдал Ходин по вашему пдиказанию пдибыл!
      - Садись, закуси, - пригласил Иван Семеныч. Стол был уставлен закусками, на самой его середине стояло огромное блюдо с жареным гусем, а при виде литровой бутылки мутного самогона, глазки Холина заблестели, и он, сделав глотательное движение, сел за стол.
      Выпив по стакану первача и закусывая картошечкой в мундире и солеными огурчиками, Иван Семеныч снова рассказал капралу, зачем того вызвали в Козлодоевск.
      - И стало известно еще сегодня утром, что едут к этим нехорошим господам из Санкт-Питербурха тоже нехорошие господа - Пушкин, Лермонтов и Достоевский. А когда станет их шестеро, выбить их из церкви будет гораздо труднее!
      - Выбьем, - сказал капрал Холин, работая челюстями, - али мы не пдавосдавные?
      - Слова не мальчика, но мужа! - потер руки довольный шеф жандармов. - Пожалуй, выпьем еще по одной?
      Глава двенадцатая,
      Самодержавие
      - Почтеннейший, - сказал Чичиков,
      не только по сорока копеек, по пятисот
      рублей заплатил бы! С удовольствием
      заплатил бы, потому что вижу
      почтенный, добрый старик терпит по
      причине собственного добродушия.
      Н.В.Гоголь "Ревизор"
      Натертые полы ярко отражали огонь хрустальных венецианских люстр на потолке. Царь, поскрипывая хромовыми сапогами, прошелся по зале и повернулся к князю Подберезовикову.
      - Итак, что же сейчас творится в Козлодоевске?
      - Кошмар, государь, - подобострастно ответил князь Подберезовиков. - Граф Толстой и с ним еще двое заперлись в церкви, заложили двери и окна разной мебелью, ругаются, баб-с требуют. Если, говорят, баб-с не приведут им, то так церковь загадят, что еще сто лет от сортира не отличить будет.
      - О! - удивился император. - А ведь туда послали целый взвод. Он прибыл?
      - Так точно, государь, прибыл. Обложил церковь со всех сторон, предлагают сдаться. Но толстовцы отвечают весьма грубо, что дырку от бублика, а не Шарапова.
      - Шарапова? - переспросил царь. - Не знаю такого! Может они князя Юсупова имели ввиду?
      - Не могу знать-с, ваше величество. Только Шарапова они не отдадут.
      - А как же взвод? Почему не может выбить их из церкви?
      - Так, ваше величество, там в церкви шибко святые мощи лежат. Если силу начать применять, толстовцы их могут того, попортить. Они и баб-с требуют из-за этого, пыль, говорят, стирать с икон.
      - О! - еще раз удивился царь. - А как эти хулиганы Пушкин, Лермонтов и Достоевский?
      - Пойманы, государь. Ехали к графу Толстому на выручку, да в деревне Забубеновке верный слуга вашего величества Альфред де Мюссе выдал их в руки правосудия.
      - Он француз?
      - Кто?
      - Ну, этот, Альфред де Мюссе.
      - Так точно, ваше величество. Француз. Но русского царя любит, как свою собственную жену.
      - Похвально, - задумчиво сказал император. - А что, этих Пушкина, Лермонтова и Достоевского уже допросили?
      - Никак нет, государь, пьяны-с, как сволочи.
      - А Бенкендорф?
      "Тоже пьян, - подумал было князь Подберезовиков. - Свинья не лучше Пушкина, Лермонтова, Достоевского и Толстого вместе взятых!"
      А вслух сказал:
      - Болеет, ваше величество. Стар стал.
      - Верный слуга, - вздохнул государь, - надо бы ему еще пару орденов за заслуги перед отечеством. Когда у него день рождения?
      - В декабре, ваше величество. Еще пол года ждать.
      - Помереть может, - сказал царь. - А у тебя когда день рождения?
      - Через две недели, - вздрогнул от радости князь Подберезовиков.
      - Наградим его к твоему дню рождения!
      Князь сник.
      - Да, наградим. А вот по поводу Козлодоевска...
      Император задумчиво постучал каблуком, полюбовался на себя в зеркало, остановился перед картиной Врубеля, отколупнул ногтем кусочек краски и проговорил:
      - И что же делать?
      "Что делать, что делать! Как награду, так Бенкендорфу, а как что-то делать, или думать, что делать, так Подберезовиков!"
      Князь Подберезовиков развел руками.
      - Что же, мы, русский самодержец, должны терпеть в своем городе Козлодоевске таких хулиганов? Может послать семеновцев?
      - Целый полк? Ваше величество, мне кажется, это бесполезно. Ведь загадят церквушку-то!
      - Ну, тогда сам езжай, разберись на месте. Я тебе доверяю.
      - Слушаюсь, ваше величество, - поклонился князь Подберезовиков, думая про себя: "Эх, черт, говорила мне мама - не перечь никогда царю. Уж лучше б семеновцев послали... Эх, черт!"
      На следующий же день карета князя Подберезовикова выехала из Санкт-Петербурга в сторону Козлодоевска.
      Глава тринадцатая,
      Народность
      В луже хрюкало свинство щетинисто,
      Стадо вымисто перло с лугов,
      Пастушок загибал матершинисто,
      Аж испужно шатало коров...
      А.Иванов "Пегас - не роскошь"
      Карета князя Подберезовикова катила по грязной сельской дороге Козлодоевского уезда. Князь и его камердинер Иван сидели внутри кареты, камердинер читал вслух новые похабные стихи господина Пушкина, князь хлопал себя по ляжкам и громко ржал, да так, что лошади его кареты отвечали ему не менее громким ржанием.
      - Эк загнул! Ну, сукин сын! Вот поганец!
      Внезапно карета затормозила. Послышался злобный голос кучера.
      - Куда тя черт занес, вот я тя кнутом! - орал пьяный кучер.
      - Чего орешь, козел? - отвечал нежный женский голосок, - Мы ж только подвести просим!
      - Пошла прочь, бесстыжая! Штаны нацепила...
      Князь Подберезовиков заинтересовался. Что это за женщина там в штанах? И он высунулся в окошко кареты, раздвинув ажурные занавесочки.
      - Семеныч! Перестань ругаться с барышнями!
      - Дык, ваше сиятельство! Они ж в штанах!
      - Эй, мужик, - спросила одна дама, светловолосая, в потертых джинсах и тельняшке, которые красиво очерчивали ее округлые формы. - До Козлодоевска довезешь?
      "О!" - подумалось князю. Он резво отворил дверцу кареты и галантно заявил:
      - Прошу-с!
      Девицы влезли в карету, сели напротив князя Подберезовикова и камердинера.
      - Ольга, - представилась светловолосая. - А это Леночка! Мужик, чего такой мрачный? Как тебя-то зовут?
      - Не "мужик"! - возмутился камердинер Иван, - А "ваше сиятельство"!
      - А-а-а! - восхитилась Ольга и ткнула Елену в бок. - Слышь, Лен, "сиятельство"!
      - Князь Подберезовиков! - гордо сказал князь. - Личный его величества государя-императора секретарь!
      - Дык! Класс! - хором восхитились девушки. - Ну, ты даешь!
      Начался светский разговор. Князь Подберезовиков лихо закручивал усы и загибал различные истории, которые, якобы, случались с ним. Девушки весело смеялись.
      Прелестные ножки сидящей напротив Оленьки не давали князю Подберезовикову покоя. "Ишь, какие девицы! - думал он. - Сам государь сломался бы от таких ножек! Ну, воще!"
      А вслух спросил:
      - Э... А для чего таким милым девушкам в Козлодоевск?
      - Дык, - ответила Оленька, - Там же братишки наши - Митенька и Феденька!
      - Э... - промямлил Подберезовиков, пытаясь вспомнить, как зовут городничего, - А они кто?
      - Дык митьки же! - воскликнула Оленька и посмотрела на Елену, вот, мол, какой князь непонятливый нашелся!
      - Э... И они, значит, ваши родственники?
      - Да нет! Какие родственники! Митьки они и есть митьки! Братишки они нам!
      - Ну, а вы-то им сестренки?
      - Дык! Елы-палы! Ясный пень!
      Князь Подберезовиков наклонился, чмокнул ручку Оленьки и проговорил:
      - Хотел бы я, чтоб у меня были такие сестренки!
      - Дык, какие проблемы! - воскликнула девушка. - Хочешь быть митьком - будь, мы не комсомол, билетов не даем, взносов не берем! А выпить у тебя ничего нет?
      - Иван, доставай, - скомандовал князь.
      Иван резво вытащил из-под сидения корзину, из которой торчали запечатанные сургучом горлышки бутылок.
      - Класс! - обрадовались Оля и Лена, - Будет чего братишкам нашим подарить! А то они в церкви сидят, все выпили, скучно им. А вокруг - солдаты!
      - Где где сидят? - напрягся вдруг князь Подберезовиков. - В церкви?
      - Ну да!
      - С графом Толстым?
      - Точно, со Львом Николаевичем, братишкой нашим!
      - А! - отъехал князь и повалился на подушки.
      В это время карета въехала в город Козлодоевск, прогромыхала по ухабистым улицам и подкатила к заветной церкви. Узрев герб Подберезовикова на дверце, к карете подскочил капрал Холин.
      - Ваше сидятедьстдо! Капдад Ходин со вздодом соддат в вашем дасподяжении!
      - О, да мы приехали! - выглянув в окно, порадовалась Оленька и, прихватив корзину с напитками, они с Леночкой выскочили из кареты и бросились к церкви, выкрикивая на бегу, - Митька! Преображенский! Открывай! Свои приехали.
      - А-а-а!!! - раздался вопль из церкви. - Сестренки наши!
      - Э... Э... - разведя руками, едва выговорил князь Подберезовиков.
      Капрал Холин еще больше вытянулся и еще громче заорал:
      - Ваше сидятедьстдо! Капдад Ходин со вздодом соддат в вашем дасподяжении!
      - Пошел ты! - с ненавистью бросил князь и побежал за сестренками. - Сестренки мои! Я с вами!
      И на глазах оторопевших солдат во главе с капралом Холиным князь вместе с девушками скрылся в недрах церкви.