Слабаки.

Радстак, стиснув зубы, выждала, пока боль достигнет пика и пройдет. Остановилась, прислонилась к стене, ухватившись за нее покрепче, чтобы устоять на ногах, когда тело нальется тяжестью. Ее растягивало, сжимало, выпрямляло, скручивало. Но и это прошло, как зубная боль. Равновесие восстановилось — даже стало лучше, чем было.

Окружающее — улица, люди — перестало ее интересовать.

Она побрела, куда глаза глядели, крадущейся походкой. Петград был многолюден, и улицы его, казалось, никогда не затихали. Впереди виднелись высокие башни. Квадратные сооружения из камня и бетона, с нарядными металлическими шпилями. Они впечатляли, спору нет. Незачем зря очернять этот город. Ведь здесь можно хорошо продать свой меч...

Если повезет, скоро она станет защитницей этого местечка от... как там бишь его?.. Да, от Фелька.

Итак, агрессором на этот раз стал Фельк. Об этом твердили иноземные торговцы, прибывающие в Южный Край. Радстак предпочитала сражаться на стороне нападающих, но здесь это было непрактично. Город-государство Фельк — как и недавно захваченные Фельком территории — попросту было труднодоступно. Она приехала в Петград, заплатив за место в фургоне, нанятом такими же южанами-наемниками, учуявшими зазывный запах войны. Она ни с кем не завязывала дружбы в дороге, хотя однажды ночью основательно изнасиловала белобрысого парня-возчика, который подрядился их доставить. Застенчивый юнец согласился спустить штаны только под угрозой ножа, однако все, что от него потребовалось, исполнил весьма охотно — и даже с энтузиазмом.

Ветер приносил аромат войны. Войска Фелька, сметая все преграды, двигались на юг. Такой войны она за всю свою жизнь не видывала. Война, какой не случалось на Перешейке сотни зим, — а может, и вовсе не бывало. Не феодальная распря, не мелкая стычка. Фельк намеревался захватить абсолютную власть. Это любому дураку было ясно.

Радстак не отпугнули панические слухи о том, что Фельк применяет в военных целях магию. Магии в Южном Крае не боялись, хотя и практикующих магов там было совсем немного. После Великой Смуты маги, до того часто служившие целителями, удалились в закрытые для непосвященных обители.

Загнать шипы обратно внутрь кожаной перчатки она не забыла, предварительно тщательно их почистив. Однажды ей случилось запачкать крошечные шестеренки кровью. Больше это не повторялось.

Употребление наркотиков в городах Перешейка обычно не запрещалось. Определенные вещества объявлялись вне закона только когда представители власти желали извлечь для себя выгоду из их распространения.

Радстак могла бы купить листья мансида и на рынке. Однако там те три листа, что она приобрела в вонючей норе, обошлись бы ей вдвое дороже — дабы торговец мог покрыть расходы на приобретение лицензии. При этом качество товара оказалось бы похуже.

Ей не обязательно было пробовать узаконенный товар, чтобы узнать разницу. Просто таково было обычное положение вещей. Притоны вроде того, где она сегодня побывала, зависели от притока клиентов; для того, чтобы подсевшие на зелье люди, у которых уже выработалась нечеловеческая невосприимчивость ко всем существующим видам «развлекательных» ядов, стали постоянными клиентами, требовалось обеспечить наивысший эффект. Поэтому владельцы притонов, приобретая свой товар на черном рынке, наживались больше чем лицензированные торговцы на рынке открытом.

«Эх, хорошо...» — думала она, старательно жуя синий лист. Мозги от него прочищаются. Всякая вещь видится так отчетливо, все теперь понятно...

Прогуливаясь, она отгоняла одну мыслишку, упорно пробивающуюся на поверхность — мысль о том, что она приехала сюда, на Перешеек, только потому, что здесь можно найти листья хорошего качества. Ведь тот мансид, что торговцы доставляли в Южный Край в конце лета, был сухой, выдохшийся, никакой. Мансид не произрастал нигде, кроме Перешейка.

Неприятная мысль надолго не задержалась. Радстак завернула с улицы в закусочную, заняла столик и заказала чай. Спиртное — это для ничтожеств, желающих обрести видимость силы, день за днем заглушая осознание собственного бессилия. Она не пила. Вино и тому подобное создавало лишь иллюзию ясности, а на самом деле понимание затуманивалось с каждым глотком, пока не засыпало совсем под обманчиво-утешительную колыбельную.

В закусочной было полно народу, и народу весьма словоохотливого. Радстак прислушалась.

Она заняла самое авантажное место и просидела там битый час, смакуя свою единственную чашку чая. Хозяин и виду не подал, что это ему не нравится, но исподтишка бросал на нее сердитые взгляды.

Когда это ей надоело, она подозвала его взмахом согнутого пальца и доверительно шепнула на ушко, что кровь, которая бьет из пробитого сердца, намного темнее, чем, скажем, когда полоснешь кого-нибудь по физиономии.

Интересное сообщение она дополнила улыбкой, зная, что это выражение ее лица особенно нервирует собеседников. Хозяин отошел обдумать полученную информацию и больше не беспокоил.

Тем временем действие маленького кусочка листа мансида почти полностью выветрилось. Она справилась с неприятным последействием, как и с прочими свойствами наркотика, без особого труда.

— У'дельф — это сказочка. Чтобы детей пугать. Полная бессмыслица!

Разодетый в пух и прах купец презрительно вздернул бороду — чудо парикмахерского искусства, нелепую, подбритую с боков, подвитую и даже навощенную на концах. Должно быть, у него все утро ушло, чтобы привести лицо в порядок — и все равно, несмотря на роскошную одежду, он оставался старым и уродливым. Вообще большая часть здешней публики выглядела зажиточной.

Радстак прислушалась внимательнее. Разговоры звучали неутешительно. Они свидетельствовали о сознательном нежелании посмотреть в лицо надвигающейся беде. Очередной целью Фелька был, несомненно, Суук. А значит, враг скоро станет еще на один город-государство ближе к Петграду, хотя и не совсем близко.

— Эти новости надежные, — с ударением сказал человек в серой накидке с капюшоном. Говорил он громко, но сдержанно. Радстак не могла со своего места видеть его лица, но у него было крепкое тело, а выправка намекала на знакомство с мечом.

— Надежные? — В голосе купца прозвучало презрение. — Как это понимать?

— Так и понимать. Проверенные, достоверные, правдивые. — Тон молодого человека оставался по-прежнему ровным.

Его ответ произвел странное впечатление, и среди собравшихся выпивох пробежал смешок. Пара, засевшая в углу за партией в «броски» — примитивную азартную игру, распространенную на Перешейке, — и не подумала оторваться от своего занятия, что лишь сильнее подчеркнуло общее скептическое отношение.

Купец скривился так, что кончики его усов вздернулись.

— Я знаю определение этого слова, юноша.

Он усмехнулся и как бы про себя пробормотал:

— Боги разумные, когда я был молод, мы не позволяли себе так обращаться со старшими!

Купец отхлебнул пива и снова уставился презрительно на молодого собеседника:

— Меня интересует степень их проверенности, достоверности... и правдивости.

В этих словах прозвучал вызов. На мгновение шум утих.

— Я лично за эти сведения не отвечаю, — совершенно невозмутимо сказал человек в капюшоне. — Я толкую лишь о тех новостях, которые слышали все мы. Весь город слышал.

— Кто слушает лишь болтовню и сплетни рядов торговых, тот не знает правды. — Купец произнес фразу, словно цитировал стих из древнего поучения.

В бесцветных глазах Радстак блеснул огонек.

— Сказать, что я плевала на это дерьмо, значит еще ничего не сказать!

Ее низкий голос прокатился по всему залу. Довольно уж она тут сидела и молчала. Она, собственно, и зашла в это шикарное заведение, чтобы прощупать настроения здешних купцов — тех, кто должен многое потерять, если армии Фелька подступят к Петграду и захватят его. И теперь наслушалась вдоволь.

Все головы враз повернулись к ней, включая и парня под капюшоном. Радстак оттолкнула стул, вскочила, наконец-то дав выход долго копившемуся презрению. Выражение ее лица, покрытого шрамами, было весьма выразительно.

— Я только никак не соображу, тупицы вы все, дураки или просто трусы!

— Послушайте, это... — начал было хозяин, неуклюже выбираясь из-за стойки, чтобы не допустить дальнейшего оскорбления посетителей, оставляющих в его кассе приличные денежки.

Радстак метнулась ему навстречу, перегнулась через стойку и, зажав розовый нос-пуговку хозяина между большим пальцем и согнутым суставом указательного, дернула. Хозяин взвыл, нырнул под стойку. Если бы он вынырнул с оружием, она догадалась бы об этом прежде, чем его макушка показалась над прилавком.

Она еще только начала свое обращение к публике; все застыли, не сводя с нее глаз. Кое-кто не мог скрыть вполне оправданного испуга.

— Приходят известия о войне. Они доходят до всех вас.

Они поступают с севера, для вас это все равно что сообщения о неурожае в других городах — истории, которым вы безоговорочно верите, потому что из чужих осложнений кое-кто сможет извлечь немалую наживу. Вы знаете: все, что рассказывают про Фельк — правда. Вы знаете, что эта война разительно отличается ото всего, что известно в прошлом. Отличается от воспоминаний ваших бабушек и дедушек. Такая война вам и не снилась, глупые детишки с Перешейка. И тем не менее она реальна. И она надвигается. Страшновато, да? До ужаса. Потому что к тому времени, когда Фельк доберется сюда, он поглотит живую силу и ресурсы бог весть скольких других государств. К тому времени вы будете называть Фельк Империей. А еще они приспособили для своих делишек магию — и это, наверное, пугает вас сильнее всего. Их ничем нельзя остановить. Очевидно, для такой армии, какая у вас есть сейчас, этот орешек не по зубам. И что же делаете вы — люди зажиточные, влиятельные и, наверно, с немалым весом в городе? Сидите на своих задницах, хлещете пиво и убеждаете друг друга, что опасности не существует. Сказки для детей, так ты сказал, жалкий хлыщ?

Она могла бы в тот момент плюнуть, могла швырнуть пустую чашку в лица, обращенные к ней. Но высказавшись, она почувствовала лишь безмерное отвращение. Потрясенные посетители все еще пялились на нее. Нетрудно было догадаться, что с этими купцами и землевладельцами нечасто обращались таким образом.

Хозяин с распухшим носом так и не показался, когда она покинула закусочную, воспользовавшись выходом, ведущим к отхожему месту.

Пока она проводила время за чаем, на Петград опустился вечер. Бледный закат позднего лета разлился по небу. Высокие облака обсуждали с ветром необходимость дождя. И все же осень близилась, а может, уже и наступила здесь. Значит, если война затянется, придется воевать зимой.

Насекомые роились, жужжа, в воздухе, когда она вышла из нужника.

Она услышала шаги — кто-то двигался, не скрываясь: то ли шел отлить, то ли... поджидал ее.

Человек стоял спиной к закатным лучам, пробившимся в закуток на задворках закусочной. Из-под серого капюшона виднелась только твердая челюсть, да еще очертания губ, сложенных в подобие улыбки.

Он хорошо стоял: такое равновесие позволяет мгновенно развернуться в любом направлении, хотя на взгляд неопытного горожанина поза казалась совсем непринужденной.

— Хозяин просил меня выяснить, не изволите ли вы вернуть ему нос.

— Я его уронила вон туда. Там в полу дырка, и, знаете ли, дурно пахнет.

— Ладно. Безносый Солли — в общем, не такое уж и плохое прозвище.

— Так что — будем драться, трахаться или вы мне покажете, что прячете под капюшоном, и объясните, чего от меня хотите?

Она улыбнулась все с тем же малоприятным оскалом.

Он поднял руку, отбросил с лица капюшон и с лихвой вернул ей улыбку в обезоруживающе открытом варианте. Лицо у него было не красивое, а — как любят выражаться женщины — резко очерченное и выразительное.

Они посмотрели друг на друга. Взгляд получился долгим.

Выразительность его черт — включая чарующие синие глаза, жесткие складки и твердые челюсти — распространялась также и на тело. Крепкого сложения, худой, но жилистый. Выпуклые мышцы. Дуэльные шрамы на предплечьях. Жесткие руки.

Радстак понравилось прикосновение этих жестких рук. Ей понравилось и то, как этот Део — так он назвался — воспринял ее приемы. Самцы, которые воображали, что оркестровка секса — их неотъемлемая привилегия, были самыми скучными из партнеров... если только не изменяли своего мнения под ее не особенно чутким руководством.

Део привел ее в богатую квартиру. Ковры на полу, на стенах — фривольные и дорогие на вид картины. Чудовищно огромная кровать. Они использовали всю ее поверхность.

Как выяснилось, он не был склонен к ласкам после соития. Радстак это понравилось. Если ее начинали обхаживать и бормотали всякие бесполезные слова, когда дело... раскупоривалось (так она выражалась), это раздражало — порой настолько, что отравляло все удовольствие от встречи.

Однако Део не принадлежал и к тем, кто, сделав дело, немедленно смывался с поля боя — или, в данном случае, без промедления выгнал бы женщину. Вместо этого он выкарабкался из кровати, потянулся, отчего мышцы на обнаженном теле выступили еще рельефнее, и прошлепал по светлому ковру к круглому каменному столику, где стояло несколько разноцветных бутылок.

— Какой напиток сделает тебя счастливой? — спросил он, подняв лаковую деревянную чашу.

— Вода.

Он, даже бровью не поведя, налил в чашу воды, себе взял что-то густо-фиолетовое и вернулся на кровать.

Она взяла чашу и выпила всю до дна. Ему было, на ее взгляд, примерно столько же зим, сколько и ей — чуть больше тридцати. Судя по состоянию тела, за эти годы его никто не баловал. Обстановка квартиры указывала на обеспеченность, но он не расплылся, не обленился. Отнюдь не похож на тех жалких торгашей в закусочной, слишком трусливых даже для того, чтобы признать возможную угрозу их положению.

Део спорил с купцом — тем, с дурацкой бородой. Нет, не то чтобы спорил, но признал важность военных известий, поступающих с севера. Сидя там, Радстак выяснила, что в армии Петграда, несмотря на угрозу Фелька, даже не была объявлена мобилизация. Очевидно, весь город пребывал под чарами забвения. Это бесило Радстак — не в последнюю очередь потому, что найти здесь работу становилось проблематичным. Видно, придется ехать дальше на север.

— Будешь обижаться, если я тебя назову наемницей... или подыскать другое слово? — спросил Део.

— Отличное слово. Не называться же мне «труженицей меча»... или того лучше — «торговкой мечом»?

Он выпил. Она принюхалась. Что-то алкогольное, но пахнет недурно — с ягодным привкусом.

— Ты пережила не одну кампанию.

— А ты — пару-другую дуэлей?

Он рассматривал ее шрамы; одни были попроще, другие пострашнее. Она же оценила рубцы на его гладких, твердых руках — тонкие белые полоски. Осмотр ее не смущал. Некоторых ужасно возбуждало зрелище ее изуродованной плоти. Как-то раз один такой особенный тип даже сделался опасен — впрочем, она сделала так, чтобы опасности он больше не представлял.

Вся ее одежда — кожаный панцирь, сапоги, кожаная перчатка с шипами — валялась, разбросанная от двери до подножия кровати, вперемешку с накидкой и нижним бельем Део. Оружия под рукой не было. Это ее не беспокоило.

Остаться здесь, в этом городе, было бы тем самым безопасным делом из ее личного устава. Свода правил, которые она установила для себя, наученная жизнью. Они годились только для нее, ни для кого другого. Большинство людей не уделяло достаточного внимания своей жизни, даже не пытаясь вникнуть в ее суть; они просто зря тратили годы и деньги, совершенно не осознавая, как легко могут расстаться с самым главным. Как быстро и как просто.

Она отпила еще воды. Вода была много чище, чем в относительно чистых общественных водоемах города. Радстак потянулась, лениво раскинувшись на безмерно мягкой кровати; было слышно, как потрескивают ее позвонки.

— Мне это нравится. Твоя улыбка. Та, что настоящая.

Она лениво повела глазами в его сторону. Делай самое безопасное. Сейчас самое безопасное — оставаться в Петграде и ждать, пока кто-нибудь не закупит ее услуги. Податься на север теперь рискованно. И перейти на сторону Фелька, чтобы продать свой меч там, — тоже. Фельку не нужны наемники — по крайней мере в данный момент, после того, как он поглотил немалое количество войск из ранее завоеванных государств.

— А я и не заметила, что улыбаюсь, — сказала она.

— А я заметил. И твой выговор мне нравится тоже.

— У нас никакого особого выговора нет. Вот у вас есть!

— Пожалуй, что и так. Тонкий вопрос — с какой стороны смотреть. Я встречал людей из Южного Края, и довольно много. И всегда хотел нанять кого-нибудь из них в качестве рассказчика, лишь бы слышать это произношение. О чем бы он ни рассказывал, все равно.

— Должно быть, забавно, когда можешь себе позволить... рассказчика.

— Я же сказал, что только хотел нанять. Есть ли у меня на это деньги — другое дело.

Радстак подумала, что эта словесная игра почти так же приятна, как постельная. Такая любопытная забава. И фантастически редкая. Хорошие любовники почти никогда не бывают хорошими собеседниками.

Део отхлебнул своего фиолетового пойла, откинувшись на пышные подушки.

— Что за чушь несли эти людишки? — спросила она, словно продолжая начатую прежде беседу. — Эти торговцы в закусочной... они что, не понимают, что нашествие Фелька неизбежно?

— А ты веришь, что сопротивление может быть успешным?

— Не знаю. Знать такие вещи — не мое дело. Я же нанимаюсь не в офицеры, не в стратеги. Я орудую мечом. И, между прочим, вполне успешно.

— Всегда угадываешь, кто выиграет?

Ее лающий смех был столь же малоприятным, как и обычная улыбка, и она это знала.

— С трудом, — сказала она. — Но войны ведь всегда кончаются раньше, чем перебьют всех солдат. Обычно кто-то из правителей сдается или капитулирует после переговоров задолго до того, как бойня становится необратимой. Я сражаюсь на той стороне, которая меня наймет. Сражаюсь хорошо — пока кто-нибудь не скажет «хватит». Я не выигрываю войн и не проигрываю их. Я только участвую.

Его смех был намного теплее, чем у нее. Синие глаза вновь обратились к ее телу, не задерживаясь на шрамах.

— Все боятся, — сказал Део. — Да. Все. Будет война, — не первая для нас, но не та, к которой мы привыкли. Ты сама на это указала — и на мой взгляд, весьма отчетливо.

— На мой тоже.

— Я зашел в ту закусочную переодетым с той же самой целью, что и ты — прощупать настроение общества. Я и раньше много раз так делал, и все время наталкивался на одно и то же.

— Но почему?

— Народу неплохо живется здесь, в Петграде. Несколько поколений прожили в условиях немалого процветания. Нам нравится стабильность и прочность. Зачем ломать хорошую вещь? Эта война, эти правители Фелька... они все сломают. Наверняка. Но люди не хотят противостояния...

— Значит... — Ее рука скользнула к нему, пальцы пробежались по жилам, выступающим на твердом плече. — Значит, я напрасно сюда приехала.

— Напрасно? — Он взглянул на нее с притворной обидой.

— Если наемник скитается, не зная, куда приткнуть свой меч...

— Где же ты приткнула его сейчас?

— В городском Арсенале. — Она с трудом сдержала зевоту. Кровать была воздушно-мягкой и очень удобной.

— Ну, тогда пойди и забери его оттуда. — Взгляд Део заставил ее широко раскрыть глаза. — Я намерен нанять тебя. И тебе пора узнать, кто я.

— Надеюсь, что ты человек, который может позволить себе оплатить наемника.

— Да. Это именно так. А зовут меня На Нироки Део. Поняв, что это имя для нее ничего не значит, он добавил:

— Я — племянник первого министра Петграда.