— клянусь всеми силами ада, уж это развяжет тебе язык.

Он впрыснул что-то ей в руку — оторвал рукав ее платья, обнажив ей локоть, и вонзил в него иглу. Головокружение и дурнота усилились, а вместе с ними и терзавшая ее боль. Комната то расплывалась перед ее взглядом, то шла кругом.

— А теперь, мисс Кассондра, — донесся до нее сквозь мутную пелену голос ее тюремщика, — будьте добры, скажите все-таки, кто вы такая, откуда вы взялись и что это за мужчина был с вами…

Йанира проваливалась в бездонный колодец ужаса, спасения из которого не было. Словно во сне слышала она собственный голос, отвечавший на вопросы, повторявший ответы, смысл которых ускользал от нее. Она погружалась в транс ясновидения, и новые образы вставали перед ней: нагой юноша, распятый на дереве и медленно умирающий под ножом допрашивающего ее мужчины; безвольный, жалкий молодой человек, в жилах которого текла королевская кровь; жажда любви, толкнувшая его в руки мужчины, склонявшегося сейчас над ней… Лента времени в ее голове свивалась и раскручивалась обратно, и она увидела искаженное от ужаса лицо женщины, прижатой спиной к деревянному забору, и другую женщину, разрезанную на куски ножом безумца…

Она поняла, что кричит от страха, только тогда, когда он ударил ее по лицу, выводя из транса. Она лежала, дрожа и борясь с дурнотой, медленно фокусируя взгляд на его лице. Он сидел, глядя на нее расширившимися от потрясения и от непонятного ей какого-то порочного торжества.

— Боже, — прошептал он. — На что вы еще способны? Она не смогла ответить, и он снова придвинулся ближе.

— Ну же, напрягитесь! Скажите, где сейчас Эдди?

Несчастный, одинокий молодой человек снова возник у нее перед глазами. На этот раз его окружала роскошь, какая даже не снилась Йанире до сих пор. Он сидел за длинным столом, сплошь уставленным серебром, хрусталем и дорогим фарфором. Во главе стола восседала пожилая женщина в черном, которую Йанира узнала по фотографиям; суровый взгляд ее уперся в изрядно напуганного молодого человека.

— Твоим прогулкам по Ист-Энду пришел конец, Эдди, — раз и навсегда. Ясно? Подобное поведение — срам, позор на весь наш род. И вообще я намерена отослать тебя в Сендрингем. Я не потерплю больше таких выходок…

— Хорошо, бабушка, — пролепетал он в полном смятении.

Йанира не сразу поняла, что вслух описывает все, что видит. Только голос ее тюремщика вернул ее обратно в маленькую комнатку с дорогой мебелью и газовыми светильниками на стене.

— Сендрингем? — поперхнулся он. — Королева отсылает его в Шотландию? Вот черт… Хотя, может, это и к лучшему. Пусть не мешается под ногами некоторое время, пока я не покончу с этим мерзким делом. Видит Бог, мне не хотелось бы, чтобы его как-то связывали с этим.

Йанира все лежала, слишком изможденная и напуганная, чтобы думать о собственной участи. Он улыбнулся ей и осторожным движением отвел прядь волос, упавшую ей на глаза.

— Твои друзья… — почти нежным шепотом произнес он. — Они будут тебя искать?

Страх снова вспыхнул в ней с новой силой. Он словно вобрал в себя все напряжение от погони, от наемных убийц в гостинице, от безликих людей, которых она никогда раньше не видела… Странный звук коснулся ее слуха: смех. Он заглядывал ей в глаза и смеялся искренним, неподдельным, радостным смехом.

— Боже праведный! — всхлипнул он, откидываясь на спинку кресла. — Они не смеют искать тебя! Надо же, какая чертовская удача! И, разумеется, — улыбнулся он, — кому-то очень влиятельному очень не нравится то, что вы умеете, дорогая моя леди. Не бойтесь, я в состоянии защитить вас от всего. Вы слишком ценны, чтобы позволять кому-либо найти вас и причинить вам горе. — Он наклонился к ней и нежно погладил ее по руке. — Может статься, я даже возьму вас в жены — в качестве дополнительной предосторожности.

Она зажмурилась при одной мысли о подобной участи.

Он пригнулся к ней еще ниже и коснулся ее губ своими.

— Ладно, — пробормотал он. — Сегодня вечером у меня дела, очень серьезные дела, так что мне придется с вами на время расстаться, мой прекрасный трофей. А вам необходимо отдохнуть и оправиться от всех потрясений. Завтра же… — Он усмехнулся и нежно провел рукой по ее лбу. — Завтрашний день обещает выдаться воистину занятным.

Он вышел, оставив ее беспомощно лежать в постели, и запер за собой дверь. Йанира лежала и тихо плакала до тех пор, пока снадобье, которое он впрыснул ей в руку, не погрузило ее опять в темноту.

Они не собирались задерживаться здесь надолго.

Собственно, они даже не собирались садиться с остальными на поезд до Колорадо-Спрингс, тем более ехать вместе с ними в заброшенный лагерь золотоискателей к западу от станции. Это было просто опасно делать, пока Артемисия и Геласия спали в огромном дорожном сундуке, напичканные снотворным, дыша кислородом из таких же баллонов, каким снабдили Йаниру. Отчаянно переживавший за жизнь своих дочерей Маркус положил в сундук пару лишних баллонов на случай, если что-то пойдет не так, как планировалось.

Именно так и вышло.

За ними следили от самых Врат Дикого Запада — как в худших опасениях Ноа.

— Его фамилия Сарнов. — Легкий кивок Ноа Армстро обозначил их преследователя. — Он ведает охраной одного очень опасного типа по имени Гидеон Гатри. А специальностью Гатри являются исчезновения людей, которые начинают ему угрожать чем-то. Славные, надо сказать, приятели у Джининого папочки. И главное, пока что мы не можем поделать абсолютно ничего. Если мы отколемся от группы сейчас, он просто последует за нами. В таком случае он будет выбирать время и место, когда рядом не будет толпы свидетелей. Впрочем, если мы поедем в этот лагерь золотоискателей, ему придется следовать за нами — при куче свидетелей из Верхнего Времени. В этом случае уже мы сможем выбрать время и место для действий против него, когда он будет меньше всего этого ожидать.

— Я могу сунуть ему перо под ребра, — предложил Юлий, сверкая свирепым взглядом из-под полей легкомысленной Джининой шляпки.

— Нет, не здесь, — резко оборвал его детектив. Юлий пытался было спорить, но суровый взгляд Ноа прекратил дискуссию. — Слишком много свидетелей. Если нам придется объяснять, что это убийство являлось актом самозащиты, мы добьемся только того, что новый отряд наемных убийц разделается с нами в вокзальной тюрьме. Придется подождать, пока мы не доберемся до гор. Ты, Маркус, поедешь с железнодорожной станции с вьючными мулами. Сундук с девочками должен находиться в самом хвосте вьючного каравана. Путь нас ожидает неблизкий, так что через несколько часов необходимо будет заменить баллоны кислородных аппаратов. Скажешь другим носильщикам, что мул расковался или что-нибудь в этом роде, отстанешь, откроешь сундук и переключишь баллоны. Девочки не должны проснуться раньше вечера, но через несколько часов им потребуется свежий воздух.

Так они и поступили. Маркуса пробирала дрожь при мысли об опасности, грозившей его маленьким девочкам. К тому же у него не было никакой гарантии, что с Йанирой в Лондоне все в порядке. Он прикусил губу, отчаянно жалея о том, что они не могли скрываться всей семьей в одном времени. Впрочем, спорить с Джиной Кеддрик, а тем более с Ноа Армстро было бесполезно.

Увы, им просто не хватило бы кислорода на то, чтобы прятать его детей до самого конца стрелковых состязаний. Первоначально они планировали отколоться от группы еще в Денвере, сесть на поезд, идущий в восточном направлении — в прерии, которые он видел раньше только в вестернах. Они собирались затеряться в одном из больших городов вроде Чикаго или Сент-Луиса на три-четыре цикла Врат Дикого Запада — на время, достаточное для того, чтобы у Ноа была возможность устранить любую исходящую из Верхнего Времени угрозу.

Потом они должны были проскользнуть обратно на станцию, но не раньше, чем Ноа вернется в Верхнее Время и передаст властям собранные им улики. Только когда люди, ответственные за убийства и беспорядки, окажутся в тюрьме, Маркус и его семья смогут считать себя в безопасности. И Юлий тоже. Вожак прославленной на всю станцию Шангри-ла подростковой «Банды Потерянных и Найденных» попал на вокзал через Римские Врата, как и Маркус. Юлий исполнял отведенную ему роль Джины с блеском, ведя преследователей по ложному следу. То, как он с абсолютной убедительностью изображал вздорную леди с ушибленной ногой, вкупе с Ноа в роли пьяного Джо Тайролина полностью отвлекло внимание от Маркуса, для которого остаться неузнанным до открытия Врат было вопросом жизни смерти.

Сам Маркус прошел через Врата по документам Юлия, якобы подрядившегося носильщиком Джо Тайролина. Деньгами на билеты их снабдила Джина. При мысли о том, какой опасности подвергают себя Ноа, Джина и Юлий ради спасения его семьи, ком в горле у Маркуса делался еще больше. Впрочем, иного выхода, кроме этого маскарада, у них просто не было.

Увы, до сих пор Маркусу ни разу не доводилось ездить верхом. И хотя когда-то он привык к палящим лучам средиземноморского солнца, несколько последних лет он провел в лишенном солнечного света мире ВВ-86. Несмотря на широкополую шляпу, закрывавшую его лицо, уже через час после выхода их каравана с железнодорожной станции он обгорел на солнце, в кровь сбил себе все мыслимые и немыслимые места на теле и. отчаянно тосковал по ставшей ему родной станции, по жене и друзьям.

— Придется нам развлекаться вместе с остальными, — таково было заключение Ноа Армстро на последнем военном совете в железнодорожном районе. — Так следящий за нами ублюдок поверит в то, что мы не знаем, кто он такой. — Определить пол Ноа в ковбойском наряде оказалось еще труднее, чем прежде. Каждый раз, когда Маркусу казалось, что он наконец знает точный ответ, какая-нибудь новая реплика или поступок детектива вновь не оставляли от его теории камня на камне.

В свое время, на невольничьих рынках Древнего Рима, Маркусу доводилось видеть людей, подобных Ноа Армстро. Тела их с возрастом так и не приобретали каких-либо определенных половых признаков; их нельзя было отнести ни к мужчинам, ни к женщинам. Такие люди — редкое, очень редкое явление природы, но на невольничьих рынках встречались с прискорбным постоянством. Кастрация мальчиков была обычным делом — созданные искусственным путем евнухи, немужчины и неженщины, ценились достаточно высоко. Тот же, кто рождался таким, стоил воистину астрономических денег. Маркус видел собственными глазами, как за одного такого раба заплатили на аукционе полмиллиона сестерциев — в десять раз больше, чем за образованного писца или учителя-грека. Римляне, как понял Маркус за годы знакомства с ними, были страстными коллекционерами, и чем более редким являлся предмет, тем выше становился статус его владельца. Впрочем, кем бы ни был детектив на самом деле, Ноа все же повезло родиться в Верхнем Времени, а не по ту сторону Римских Врат.

Когда их караван, вздымая конскими копытами клубы пыли, выехал из Колорадо-Спрингс, Юлий нахмурился под полями своей дамской шляпки.

— Как вы считаете, стоит мне участвовать в их состязании? Я пересмотрел уйму фильмов, но вот стрелять из этих древних пистолетов не умею.

— Не беспокойся на этот счет. — Голос Армстро звучал успокаивающе. — Вечером в лагере я научу тебя заряжать их. Тебе не обязательно стрелять так, чтобы выиграть или даже пройти квалификации. Достаточно, чтобы это выглядело убедительно, вот и все. Задолго до окончания состязаний мы разберемся с этим ублюдком, Сарновым, и сможем вернуться в Денвер. Я хочу, чтобы вы с Маркусом и девочками отправились на ближайшую железнодорожную станцию и ждали моего сигнала. Как только людей, ответственных за все это, арестуют, я дам вам знать, и все смогут вернуться домой.

Все это казалось таким простым…

Однако жизнь давно научила Маркуса тому, что в действительности все оказывается гораздо сложнее, особенно в игре, в которой замешаны религия, политика, а цена ставок — человеческие жизни. Все те долгие часы, пока они добирались до лагеря золотоискателей, приводили лагерь в жилое состояние и готовили стрельбище (Маркус время от времени проверял, все ли в порядке с его бесценными девочками, продолжают ли они спать в своих уютных коконах, не кончился ли у них кислород), он то и дело невольно оглядывался через плечо в ожидании беды.

Он вглядывался в лица окружавших его туристов — старшеклассников, которым не терпелось помериться силами за медаль, стрелков постарше — те пробовали силы в этом спорте, возможно, еще до рождения этих мальчишек. Он вглядывался в лица гидов «Путешествий во времени», носильщиков и погонщиков мулов… Он все пытался представить себе, каково это — жить в Верхнем Времени, иметь возможность в любое время проходить сквозь любые Врата, были бы деньги на билет. И каждый раз, когда молчаливый наемный убийца, прошедший через Врата вместе с ними, искоса поглядывал на них с Юлием, Маркуса прошибал холодный пот.

Другие туристы были разговорчивы. Они смеялись, хвастались своими достижениями или рассказывали случаи из других состязаний, в которых им довелось участвовать. Некоторые рассказывали даже об инсценировках исторических сражений, в которых принимали участие тысячи людей и стреляли не только из пистолетов, но и из самых настоящих пушек. Сам Маркус видел пушки только на фотографиях и в кино. Было среди туристов и довольно много одиночек — те держались в стороне от других, посвящая все свое время уходу за оружием. Они старательнее всех трудились, расчищая стрельбище, восстанавливая заброшенные постройки; они мало разговаривали и даже есть старались как можно быстрее, чтобы вернуться к работе. Для тех же, кто жаждал общества и развлечений, организовывались концерты самодеятельных музыкантов из числа туристов.

Обнаружилась в группе — и их счастливый вид заставлял Маркуса чувствовать себя еще более одиноким — даже молодая пара, намеревавшаяся сыграть свадьбу прямо в разгар соревнований. Ради такого случая они захватили с собой белое платье с фатой для невесты, подружек, свидетелей со стороны жениха, фотографа и официанта. Фотограф снимала всех и вся цифровой камерой — к изрядному раздражению Ноа Армстро. Единственной личностью, которую Маркус избегал как чумы, оказалась Пола Букер, врач-косметолог с ВВ-86. Впрочем, та вовсю наслаждалась путешествием и не обращала особого внимания на носильщиков, тем более что те сами не лезли на глаза.

Кромешный ад воцарился, когда проснулись после долгого сна Артемисия с Геласией, тут-то Пола его, конечно, узнала. Глаза ее изумленно расширились, она открыла было рот, чтобы сказать что-то… и тут же закрыла его, хотя вид у нее сделался донельзя испуганным. «Она поняла, — подумал он с невольным вздохом облегчения, — она поняла, что нам грозит опасность, хотя и не знает, какая именно».

Разумеется, неожиданное появление двух малюток взбудоражило весь лагерь, и бригадир носильщиков — не с ВВ-86, но из Верхнего Времени, — потребовал объяснений, как это у него хватило безрассудства захватить с собой со станции двоих малолеток.

С трудом держась на ногах под пристальным взглядом Сарнова, зная, что палец Ноа Армстро напрягся на спусковом крючке спрятанного в карман пистолета, Маркус пробормотал единственное, что пришло ему в голову:

— Я родом из Нижнего Времени, и нас не выпускают со станции, сэр. Мои девочки никогда не видели настоящего солнца…

Это было истинной правдой и, как выяснилось, вполне убедительной причиной. В результате несколько женщин даже прослезились и принялись совать девочкам конфеты, ленточки и прочую дребедень. Остальные же, менее сентиментальные туристы, обратили свой гнев на несчастного бригадира носильщиков, словно это он был виноват в бесчеловечных правилах, не позволявших детям выходцев из Нижнего Времени покидать станцию.

— Это же вредно для здоровья! — возмущалась какая-то дама, наскакивая на гидов «Путешествий». Эти ребята почти безвылазно жили по эту сторону Денверских Врат и, слава всем богам, не узнали Маркуса. Больше всех кипятилась фотограф:

— В жизни не слыхала ничего подобного! Не пускать маленьких детей через Врата на солнце! Уверяю вас, немедленно по возвращении напишу об этом своему конгрессмену!

Исполнявший роль Касси Юлий тоже не остался в стороне:

— Надеюсь, вы не заставите этих милых крошек спать на грязной конюшне? — С этими словами юный хитрец в женском платье хитро улыбнулся Маркусу и девочкам. — Они могут спать у меня в доме — сегодня и до конца тура. У меня там полно свободных комнат.

— Спасибо, — с усталой, но благодарной улыбкой отозвался Маркус.

Вот так и вышло, что девочки перешли под защиту Юлия, а Маркусу с Ноа только и оставалось, что следить за убийцей, не выпуская того из виду. В свою очередь за ними следила взглядом Пола Букер. Судя по тому, как она то и дело прикусывала губу, ей отчаянно хотелось подойти к Маркусу, но она боялась поставить его жизнь, а возможно, и свою собственную, под угрозу. Обе стороны — и они, и киллер — ждали благоприятного момента для того, чтобы нанести удар. Шедший по их следу человек был слишком опытен, чтобы откалываться от толпы, не давая им возможности отправить его к породившим его богам, кто бы они ни были. Они не могли нападать на него при свидетелях, однако возможность, которой все они ждали, подвернулась слишком быстро — на одном из первых же этапов состязаний.

Маркусу было поручено неотступно следовать за Юлием на протяжении всего этого этапа. Этап представлял собой верховой маршрут длиной в несколько миль по окружающим лагерь холмам, причем всадники должны были задерживаться на заранее подготовленных огневых рубежах и стрелять по внезапно выскакивающим из кустов мишеням-«засадам». Перспектива Юлия, скачущего без прикрытия по пустынной местности, мало радовала Ноа, но ничего поделать с этим было нельзя.

— Я хочу, чтобы ты не отставал от него дальше, чем на сотню футов, — шепнул детектив Маркусу. — Я буду держаться за тобой на том же расстоянии.

Сердце у Маркуса ушло в пятки, но он послушно кивнул. Седлая своего коня, он никак не мог унять предательскую дрожь в руках. Пустив коня тряской рысью, он направил его в сторону от лагеря и, только отъехав от него на полмили, повернул на маршрут, следом за Юлием.

Несмотря на ранний час, солнце палило уже вовсю. Хорошо, хоть Юлий… то есть Касси вытянула жребий скакать одной из первых, пока жара еще не сделалась почти невыносимой. Конские копыта поднимали целые облака пыли. Маркусу удалось-таки заставить свою упрямую бестию убыстрить ход, и в конце концов он увидел далеко впереди «мисс Касси», бочком сидящую в седле с непривычно высокой лукой. Маркус немного перевел дух и прислушался. Юлий принялся насвистывать что-то, так что держаться за ним стало легче. Несколько раз Маркус оглядывался, и ему казалось, что он может разглядеть сквозь пыль и жаркое марево Джо Тайролина.

Кожаное седло поскрипывало под его весом. Очень скоро Маркус пропотел насквозь. Он отчаянно тревожился о девочках, хотя те остались в окружении пятнадцати восторженных женщин, чья очередь скакать и стрелять приходилась на вторую половину дня, или тех, кто входил в свиту невесты и вообще не принимал участия в соревнованиях. Запах пыли и конского пота притуплял чувства и воскрешал в памяти годы, проведенные в рабстве у распорядителя гладиаторских зрелищ и состязаний колесниц на арене Большого Цирка. Запах пыли и конского пота неразрывно сливался в его памяти с воплями умирающих людей и животных…

Пронзительное конское ржание, прорезавшее утреннюю тишину, было уже не воспоминанием.

Маркус вздрогнул и пришпорил коня. Ржание повторилось — полное смертной боли. Ему вторил человеческий крик… и грохот выстрела.

Маркус послал коня отчаянным галопом, вытаскивая из-за пояса пистолет. За спиной он услышал топот копыт, и лошадь Ноа Армстро обошла Маркуса так, словно тот двигался неспешным шагом. Новый выстрел грянул в утреннем воздухе, а потом Маркус свернул за поворот, и глазам его предстала свершившаяся катастрофа.

Юлий лежал на земле.

Лошадь его тоже билась на земле, смертельно раненная.

Дальше дорогу заволокло пылью — ясно было, что Ноа Армстро преследует того, кто застрелил друга Маркуса. Сам он резко натянул поводья, останавливая коня, и спрыгнул на землю рядом с телом юного римлянина. Юлий был еще жив — бледен как смерть, но, хвала богам, еще жив.

— Не шевелись! — Маркус разорвал женское платье, в которое был одет юноша. Ткань покрывали темные потеки — явно не пот. Пуля прошла ниже сердца, сквозь брюшную полость. Юноша застонал и всхлипнул, стиснув зубы. Маркус уже стягивал свою рубаху, чтобы разорвать ее на повязки в попытке остановить кровотечение. Где-то далеко впереди грянул выстрел, потом еще четыре. Потом с той стороны донесся приближающийся стук копыт. Маркус снова схватился за пистолет, но тут же увидел, что это Армстро, бросил пистолет и дрожащими руками принялся затягивать повязку.

Детектив соскользнул с седла на землю и склонился над лежащим подростком:

— Юлий, ты меня слышишь? Держись! Мы отвезем тебя в лагерь, к врачу, к Поле Букер.

— Нет… — Паренек больно стиснул руку Ноа. — Он убьет тебя… и Маркуса… и девочек… Так он убьет вас…

— Только не этот. Он мертв. Остался на съедение стервятникам.

«Тогда они пошлют кого-нибудь еще!» Если уже не послали…

Эти невысказанные слова повисли в воздухе, горячем и пугающем, как медный запах крови Юлия.

— Пожалуйста… — прохрипел Юлий. — Вы не должны тащить меня обратно. Я буду только мешать. Забирайте девочек и бегите. Пожалуйста, бегите…

Маркус попробовал остановить его. Его жгло чувство вины. Он принял помощь Юлия… во всем виноват он, Маркус.

— Прошу тебя, Юлий, молчи! Тебе надо беречь силы. Вот, воды хочешь? — Он прижал к губам юноши свою фляжку.

— Один глоток, — послышался голос Ноа. — Вот, довольно. Ладно, помоги мне поднять его. Нет, Юлий, нам все равно придется возвращаться в лагерь за детьми. Ты возвращаешься с нами, и не спорь. Маркус, положим его на твоего коня. — Детектив огляделся по сторонам, потом встретился взглядом с Маркусом. — Знаешь, а он прав. Они пошлют кого-нибудь еще. А потом за ними.

— Тогда что же нам делать? — Маркус ощущал себя совсем беспомощным, перепуганным и злился на себя за то, что вовлек во все это своего юного друга.

— Оставим Юлия у врача в лагере, вот что. Как только вернемся в лагерь, заберешь девочек к себе на конюшню. Пока все не опомнятся, нам с тобой надо покинуть лагерь вместе с детьми. Забрать лошадей и снаряжение и уезжать. Ко времени, когда они поймут, что нас нет, мы будем уже далеко — достаточно далеко, чтобы сесть на поезд. Маркус судорожно сглотнул.

— И куда потом? — прошептал он.

— На восток. В Нью-Йорк. — Взгляд Ноа оставался спокойным и уверенным. — А потом, со временем, — в Лондон. Джина и твоя жена должны быть там. Мы встретимся с ними.

Через три долгих года…

Маркус опустил взгляд на побелевшее лицо своего юного друга, на помутневшие от боли глаза и понял, что другого выбора у них просто нет. Три года в бегах… или вот это. Когда Йанира увидит своих детей в следующий раз — по ее отсчету времени всего через несколько часов после их бегства из детского сада, — Артемисии будет больше семи, а Геласии почти четыре. Геласия может даже не узнать родной матери. Йанира может никогда не простить его. Но у него нет другого выбора. Они не могут рисковать, вернувшись на станцию даже до первого же открытия Британских Врат. Да и через те придется прорываться силой: ни одного свободного билета через них не было уже много месяцев — и так до самого окончания Потрошительского сезона. Маркус склонил голову и крепко зажмурился, потом кивнул и с трудом узнал свой собственный голос:

— Да. Поедем в Лондон. И будем ждать — три полных года…

Он молча помогал детективу поднять Юлия на седло. Все так же молча он забрался в седло сам, чтобы придерживать тело своего друга. А потом повернул коня, оставив кровавые пятна в пыли и умирающую лошадь за спиной. Впрочем, почти сразу позади грянул выстрел. Сердце у Маркуса тревожно дернулось, но издаваемые животным жуткие звуки резко оборвались. Маркус перевел дух и крепче сжал поводья.

И поклялся отомстить.

Первым ощущением Джины после того, как она пришла в сознание, было то, что она перемещается куда-то; вторым — потрясение от того, что она еще жива. На мгновение эйфория от того, что она все еще на этом свете, затмила все остальное. Потом прорезалась боль — резкая, режущая боль в левой части головы. И почти сразу к ней добавилась тошнота. Она застонала и стиснула зубы, боль усилилась и стала совершенно невыносимой. Джина едва не захлебнулась, потеряла равновесие и почувствовала, что падает…

Она лежала на чем-то жестком, и ее рвало прямо на мостовую. Кто-то поддерживал ее, не давая упасть лицом в грязь. Как-то разом вернулось воспоминание: направленный ей в лицо пистолет, грохот, вспышка… Она забилась, решив, что все еще находится в руках того психа, что он несет ее куда-то, чтобы прикончить или допросить…

— Эй, спокойно!

Кто бы ни держал ее, он оказался сильнее Джины, не дав ей вырваться. Джина с трудом подавила нахлынувшую панику и медленно подняла взгляд. Она лежала, прижатая к чьему-то бедру. Державший ее человек был одет в платье из грубой шершавой ткани. Потом она встретилась взглядом с женщиной, чье лицо скрывалось в тени широкополой шляпки. Несмотря на боль, дурноту и страх, Джина поняла, что женщина эта совсем бедна. Платье и плащ ее превратились в лохмотья; шляпа насквозь промокла под дождем. Глаза ее на мгновение блеснули в свете уличного газового фонаря, а потом она заговорила, и голос ее был так же беден и оборван, как она сама.

— Слышь, милка, — тихо произнесла женщина, — и вид же у тебя. Да уж, задала ты мне жару, гоняться за тобой по всему городу — чтоб тебя под конец только что не укокошили.

Джина выпучила глаза, пытаясь определить, в своем уме эта женщина или нет. А может, это сошла с ума она сама? Безумные, веселые глаза снова блеснули в газовом свете, когда порыв ветра задрал на мгновение поля шляпы. Оборванка покосилась на тучи; блеснула молния, обещая усиление дождя.

— Ох, он тебя недострелил, так все одно помрешь, без теплого плаща-то, и мне еще найти чертова врача, чтоб посмотрел на эту твою голову. Кровищи до ужаса, но на деле не так уж страшно, как кажется. Так, царапина над ухом. Чертовски тебе, милка, повезло, чертовски повезло.

Джина испуганно уставилась на нее. Ее терзали тошнота, боль и крепнущая уверенность в том, что она попала в руки еще одной сумасшедшей из Нижнего Времени. И тут эта сумасшедшая пригнулась к ней еще ближе.

— Боже праведный, детка, ты и правда меня не узнала, нет?

Джина невольно разинула рот.

— Ноа?

Негромкий смешок детектива потряс ее. Джине еще ни разу не приходилось слышать, как Ноа Армстро смеется. Впрочем, если подумать, то за три дня знакомства у них было не так уже много поводов для смеха. Она медленно зажмурилась, пытаясь выдавить из головы противный туман. За три дня? Но Ноа с Маркусом отправились через Врата Дикого Запада. Вернее, должны отправиться. Завтра утром, если считать по вокзальному времени. Ноа Армстро вообще не полагается быть здесь, в Лондоне, в вечер прибытия Джины. Почти за сутки до отправления Ноа с Маркусом с ВВ-86: в Денвер…

Так и не разобравшись в каше, царившей в ее голове, Джина только и смогла, что беспомощно спросить:

— Откуда вы взялись? Как сюда попали?

Она подняла руку и ощупала голову. Почти вся она была закрыта повязкой из грубой ткани, влажной и липкой на ощупь.

— Давай-ка я понесу тебя дальше, детка, — услышала она голос Армстро.

— Ты едва жива от всего этого.

Туман продолжал клубиться в голове Джины, когда руки Ноа осторожно подняли ее и понесли — куда-то в западном направлении.

— Но…как?..

— Ну разумеется, через Нью-Йорк. Сели на поезд в Колорадо, оторвались от хвоста и благополучно затерялись в Чикаго… Помнишь того мальчика со станции, Юлия? Его нарядили тобой, в твое платье и парик? — Голос Ноа на мгновение прервался. — Его застрелили. Черт, это моя ошибка, мне нельзя было выпускать парня из виду! Я знал, что Сарнов следит за нами, но не ожидал, что он так скоро осмелится на засаду. Мы доставили мальчика к врачу, но…

— Нет… — всхлипнула Джина, не в силах слушать дальше.

— Прости, Джина. В общем, он не выжил. Бедняга умер прежде, чем мы смогли ускользнуть из лагеря. Я еле смог вытащить оттуда Маркуса с девочками: гиды «Путешествий» и врач требовали ответа, что же там все-таки случилось.

У Джины потемнело в глазах.

— О Боже… — Она не решалась посмотреть в глаза правде. Только не тот славный паренек из Нижнего Времени, с которым они познакомились в подвале отеля «Замок Эдо». Он был моложе даже ее… В глазах ее защипало, а к горлу подступил комок, когда она стиснула зубы, чтобы не зареветь в голос. Сколько еще людей погибнет ради того, чтобы сохранить ей жизнь?

И тут она вспомнила про Йаниру.

— О Боже! Йанира!

Шаги Ноа на мгновение замедлились.

— Я знаю. Моя попытка проследить его сорвалась: он почти сразу скрылся в лабиринте улиц Сохо. Точно так же, как потом поступили и мы. Нам надо было уносить ноги: как-никак перестрелка со смертельным исходом. Швейцар и люди из проезжавшей кареты уже звали констебля.

— Но… Ноа, но ведь он ее унес…

— Ты не знаешь, кто это?

Она подавила приступ страха, попытавшись вспомнить что-то, кроме дула пистолета, смотревшего ей в лицо, того спокойного голоса, говорившего, что лично против нее он ничего не имеет…

— Он сказал, что он врач. На него наткнулась Йанира, пока я дралась с этим киллером. Он, наверное, стоял за той колоннадой.

Детектив кивнул.

— Да, это Опера, как раз на пути от того места, где на вас напали.

— Он пощупал у Йаниры пульс, а она… с ней словно припадок случился. Пыталась вырвать у него руку, начала выкрикивать что-то. Не знаю, что именно, но, наверное, очень страшное. По-древнегречески. В общем, он ее понял, и его лицо… Он просто зарычал на нее. В жизни не видела такой ненависти, такой убийственной злобы…

Ее перебил тихий голос Ноа:

— Тебе это не кажется чертовски странным?

Джина только задрожала и крепче прижалась к детективу.

— Он на меня посмотрел. Только раз посмотрел и сказал: «Простите, старина, лично против вас я ничего не имею». И выстрелил.