ЛЕС

Пустыня осталась позади. Почва под ногами путников становилась все менее и менее песчаной, заросли колючих сорняков сделались гуще, а затем уступили место обычной траве. Дальше к северу виднелись кустарники, а порою и одинокие деревца. А еще севернее темнел лес, хорошо различимый даже при лунном свете. Ганс и Мигнариал не знали, насколько велик этот лес, однако он тянулся широкой полосой с востока на запад, как бы обозначая северную границу пустыни. Инас начал упираться, так что его приходилось тянуть за недоуздок: онагр хотел попробовать на вкус нежную зеленую травку.

— Погоди, Инас, успеешь еще, — сказал Ганс. — Прекрати дергать головой, а то я посажу тебе на шею Нотабля, чтобы он погонял тебя.

В течение некоторого времени путники не видели никаких признаков того, что в этом лесу когда-либо бывали люди. Но затем они вышли на дорогу, как и предсказывал Ганс.

— Ну вот, теперь мы знаем, что дорога здесь есть, так что давай уйдем от нее. Нам лучше держаться поближе к деревьям. — И Ганс мысленно добавил: «На всякий случай».

Мигнариал с опасением посмотрела на темный лес.

— Как ты думаешь, там, в лесу, есть какие-нибудь звери.., я хочу сказать — дикие звери?

— Сомневаюсь. Я думаю скорее о людях на дороге, чем о зверях в лесу. Тем более что это почти самая опушка. Хищники охотятся на животных, которые едят траву. А на этой полоске вряд ли может пастись целое стадо, так что и хищники сюда не ходят. Смотри, Инас совсем не беспокоится. Это значит, что он не учуял никакой опасности.

— Это, конечно, хорошо, — с сомнением произнесла Мигнариал. — Э-э.., а слоны едят траву? Ганс фыркнул.

— Едят. Только здесь мы слона не встретим. Им нужно гораздо больше травы, чем растет тут, на самом краю пустыни. Если хочешь, можешь залезть на дерево, я тебя подсажу. Там тебе будет спокойнее?

— Ганс, я волнуюсь за Инаса, а не за себя! Если с ним что-нибудь случится, мы попадем в безвыходное положение, ведь тащить на себе всю поклажу мы не сможем. И вообще тогда мы будем ползти, как улитки.

— У нас будут лошади, — угрюмо ответил Ганс.

Мигнариал, смирившаяся с его опасным замыслом, не сказала ни слова.

— Смотри, Мигни, эти кусты отгораживают лес от дороги. Почему бы тебе не остаться здесь? Тогда тебе можно будет не заходить в лес. Там слишком темно.

Путники остановились, привязали к задней ноге Инаса длинную веревку и пустили его попастись на травке, а сами тем временем сняли со спины онагра поклажу. Ганс развязал один из вьюков, а Мигнариал проскользнула сквозь кусты на небольшую полянку, полускрытую зарослями.

— Ганс! Здесь ягоды! Настоящие ягоды! Ох, Ганс, смотри — это действительно ягоды! Значит, мы и вправду выбрались из пустыни!

Ганс, раздраженный непривычной и не подходящей для него ролью главы семьи, предупредил девушку, что есть незнакомые ягоды опасно. Не успел он закончить фразу, как Мигнариал ойкнула. Ганс ощутил в животе внезапный холодок, вызванный тем чувством, которое он сам называл беспокойством, а кое-кто именовал страхом.

Однако Мигнариал поспешила успокоить его:

— Все в порядке, Ганс. Это ежевика! Я никогда раньше не видела, как растет ежевика — я видела ее только в корзинах на рынке. Я и не знала, что ежевичные кусты такие колючие.

— Колючие, — машинально повторил Ганс, занятый своим делом.

— Ну да, на них шипы. Ой! Ну и что, неважно. А ягоды такие вкусные! — Судя по голосу, она подошла ближе к нему. — Вот, Ганс, попробуй еже.., ох!

Занятая сбором ягоды, она не видела, как Ганс переоделся. Вор по кличке Порождение Тени облачился в свою «рабочую» одежду.

Ганс был среднего роста, худощав и строен, но в своем черном облачении казался выше. Туника и узкие штаны из матово-черной ткани в сочетании со смуглым цветом его кожи позволяли ему ловко скрываться в темноте. Со стороны казалось, что Шедоуспан просто растворяется в густой тени. Некоторые даже полагали, что здесь не обошлось без колдовства. Но Шедоуспану не требовалась магия — ему хватало умения. Не он придумал прозвище, под которым его знали в Санктуарии. Просто несколько лет назад кто-то упомянул о том, что Ганс так легко растворяется в тени и появляется вновь, словно сама эта тень породила его. Приятель человека, произнесшего эти слова, насмешливо фыркнул: «Порождение тени!» Так и родилось это прозвище.

— Спасибо, Мигни. Ум-м-м. Вкусно! Мигнариал вздохнула, прикусила губу и окончательно смирилась с тем, что, по заверению Ганса, было неизбежно.

— Может быть, дать тебе немного моей сурьмы для глаз, чтобы ты зачернил ею лицо?

— У меня лицо от природы темное. Никто не увидит меня в темноте, если я не улыбнусь. А я не буду улыбаться.

Мигнариал кивнула, глядя на него. Нельзя сказать, чтобы кругом царил непроглядный мрак, однако было довольно темно. Луна уже скрылась за лесом. Ганс и прежде был смуглым, а от пустынного загара его лицо и руки стали еще темнее. Черные, словно ночь, волосы слегка вились, закрывая уши, однако не доставали до плеч. Глубоко посаженные глаза, блестящие, словно черный агат, прятались под густыми черными бровями, почти сходящимися над переносицей. Нос Ганса, тонкий и украшенный изрядной горбинкой, при желании можно было бы назвать ястребиным.

Мигнариал знала, что у Ганса сейчас при себе имеется несколько ножей, однако она заметила только четыре. Изогнутый кинжал на левом боку и длинный ибарский клинок на правом, тонкие и плоские метательные ножи в ножнах, притороченных к правой руке — на предплечье и повыше локтя. Девушке было известно, что еще один нож спрятан у Ганса в голенище. Если судить по рукояти, нож этот служил всего лишь украшением, однако такое мнение было глубоко ошибочным. Помимо этого Ганс взял с собой несколько шестиконечных звездочек с острыми краями, также служивших метательным оружием.

— Ты возьмешь меня с собой или мне нужно идти сзади?

— Мигни.., будь оно все проклято, оставайся здесь! Я в темноте чувствую себя как дома, ты же знаешь. Я умею двигаться бесшумно, и мои сапоги сшиты специально для этого.

Ты посмотри на себя! Разве в этой куче юбок ты сможешь бежать.., или красться по лесу?

Не сказав ни слова, Мигнариал начала развязывать юбки. Ганс шагнул к ней и положил ладони ей на плечи:

— Мигни, прошу тебя, подумай хорошенько. Мне будет гораздо безопаснее, если тебя не будет со мной.

Вид у Мигнариал был удрученный, однако ей не оставалось ничего другого, как признать правоту Ганса и смириться с нею.

— Но.., но я же буду так беспокоиться за тебя, милый! Я буду так бояться за тебя!

— Как ты думаешь, что мне еще нужно взять с собой, а? Мигнариал покачала головой:

— Нет, я.., ох, ты подумал про видение, правда? Ты думаешь, я видела что-то для тебя? Нет, ничего. Может быть, это означает, что нет никакой опасности… Ганс, садись на Инаса и следуй за Нотаблем. Тебе будет нужен Инас, Ганс.

Ганс пристально смотрел на нее в ночном сумраке, который здесь, на опушке леса, сгустился до почти непроглядной тьмы.

— Что? Следовать за Нотаблем? Почему ты думаешь, что Нотабль… Мигни!

— А? Что?

— Почему ты думаешь, что Нотабль знает, куда идти? Мигнариал склонила голову набок.

— Почему я думаю, что Нотабль знает… Что? О чем ты говоришь?

— Погоди, Мигни! Но ты только что сказала, что… Ох! Оно стряслось.

Знакомый холодок пробежал по спине Ганса; вор почувствовал, как встают дыбом волоски на его руках. Однако сейчас он был рад этому ощущению, равно как и словам Мигнариал. Это случилось вновь. Если бы Ганс мог видеть глаза девушки, он сразу понял бы это. Он и раньше видел, как ее взгляд становился пустым и недвижным — в те мгновения, когда к ней приходило видение. Ганс сказал Мигнариал об этом, и девушка, конечно же, была немало удивлена.

Они оба предполагали, что сторожевой кот может обладать и другими способностями обученной собаки — например, идти по следу. Несомненно, любой кот от природы наделен умением выслеживать и ловить добычу — для этого у него есть чутье, гибкие мышцы, когти и зубы. Помимо этого, Нотабль проявил странную способность общаться и с более крупными животными — например, с лошадьми. Но, с другой стороны, ни Мигнариал, ни Ганс и представить не могли, для чего Гансу может понадобиться онагр — разве что для того, чтобы передвигаться быстрее и не расходовать силы. Вопрос в том, куда им предстояло передвигаться. И вряд ли Инас мог заменить боевого коня — налетать, бить копытами и топтать поверженного врага. Ну, разве что лягнет одного-двух тейана, если они подвернутся сзади. Уж что-что, а лягаться онагры умеют великолепно.

Ганс и Мигнариал обсуждали, стоит ли превращать недоуздок Инаса в настоящую уздечку. На спину онагру положили одеяло и войлок, ранее лежавший под поклажей. Войлок невыносимо смердел. Однако Шедоуспан настоял на том, что замена седлу все-таки нужна. Одеяло он положил поверх войлока. Потуже натянув недоуздок, Ганс перекинул ногу через спину онагра.

Инас отнюдь не возрадовался тому, что его перевели в разряд верховых животных. Он попробовал было брыкаться, но Ганс твердой рукой усмирил его. Затем Ганс посмотрел на Нотабля. Кот сидел на траве, безмятежно глядя на хозяина. Потом сладко зевнул. Ганс, раздраженно нахмурившись, перевел взгляд на Мигнариал. Девушка пожала плечами. Она не помнила даже своих слов относительно Нотабля и уж тем более не могла дать им объяснения.

Ганс причмокнул и пришпорил онагра пятками. Инас тронулся на запад вдоль опушки леса. Шедоуспан не оглядывался — он и так чувствовал, что Мигнариал смотрит ему вслед.

Несколько минут спустя Ганс опустил взгляд и увидел, что рядом с онагром бежит большой рыжий кот.

— Нотабль, верхом ехать хочешь? — спросил Ганс, похлопав по своему бедру, обтянутому черной тканью.

В следующую секунду ему пришлось стиснуть зубы, чтобы не закричать. Однако подавить стон ему все же не удалось. Конечно же, Нотабль хотел ехать верхом, однако он не учел, что онагр продолжал двигаться вперед, и, не рассчитав, вцепился когтями в ногу Ганса. Ганс едва, удержался, чтобы не ударить кота.

— У-у, проклятье! Ты меня поцарапал, теперь еще долго будет болеть и чесаться. Ну что, может, ты лучше поедешь сзади меня?

Нет, это предложение кота не устроило. Нотабль разместился впереди Ганса и, привалившись к нему, решил немного вздремнуть.

— Проклятый кошак! Помнишь, как мы не понравились друг другу при самой первой встрече, в задней комнате «Кабака Хитреца»?

Нотабль дернул хвостом, признавая, что помнит об этом, однако глаз не раскрыл. Шедоуспан вздохнул и попытался заставить онагра передвигаться чуть-чуть быстрее. А потом потер саднящее бедро.

Спустя чуть более часа — очень долгого часа — Нотабль проснулся. Кот потянулся, выгнув спину и ухитряясь удерживать равновесие на спине онагра, а затем огляделся вокруг. Ганс погладил кота по спине, и тот потерся об его руку. Затем Нотабль спрыгнул наземь. Ганс натянул поводья. Кот, деловито задрав хвост, озирал местность. Потом Нотабль посмотрел вверх, издал звук, отдаленно похожий на мяуканье, и направился в чащу.

— Много от тебя помощи, — пробормотал Ганс. — Только о том и думаешь, чтобы поспать, потянуться и сбежать в лес.

Он совсем собрался было ехать дальше, когда Нотабль вновь появился из-за деревьев и уставился на него. Моргнув, Ганс пристально посмотрел на кота. Нотабль задрал хвост трубой, развернулся, оглянулся на Ганса и вновь направился в лес.

— Я чувствую себя настоящим ослом, Инас, но.., давай пойдем за ним.

Ветви деревьев хлестали по лицу человека, ехавшего верхом на ишаке, который был так глуп, что проходил прямо под низко нависающими сучьями, — или был так злонамерен, что делал это нарочно. Вскоре Шедоуспану это надоело, и он спешился. И ему, и Инасу от этого значительно полегчало. Теперь Ганс всего лишь застревал в кустах, да еще время от времени Инас словно нарочно направлял его прямиком на ствол какого-нибудь дерева. Нотабль шествовал впереди.

Задолго до того, как они достигли цели, Ганс услышал голоса, а затем конское ржание. Нотабль безошибочно привел их к лагерю тейана.

В лесу было тихо, лишь жужжали насекомые, да порою, шурша в траве, проползала змея. То тут, то там насекомые смолкали, испуганные безмолвной тенью, проскользнувшей мимо, но вскоре вновь начинали свои вечные споры за право владеть жизненным пространством и оставить после себя потомство. Бесшумно крадущаяся человеческая фигура помедлила немного в тени деревьев, припав к земле, а затем выпрямилась и проскользнула в лагерь тейана, ярко освещенный пламенем костра. С той минуты, когда человек бросил последний взгляд на лагерь из-за сплошной стены деревьев, Твел успел задремать. Он по-прежнему полулежал около костра, но теперь его голова упала на грудь, и он больше не интересовался стоящей подле него чашкой.

«Хорошо, — подумал человек-тень. — Напился и уснул. Судя по той ерунде, что он порол до этого, он не проснется до рассвета. Везет Твелу — да и мне везет! Жаль, что трое остальных не составили ему компанию и не упились в лежку!» Шедоуспан услышал слабый шум и застыл, сжимая рукоять кинжала, пока не ощутил едва заметное касание и не понял, что это Нотабль. Еще одна тень, бесшумно крадущаяся по лесу. В темноте кот вовсе не казался рыжим.

Шедоуспан привязал Инаса к молодому деревцу — некрепко, но так, чтобы осел не решил прогуляться куда-нибудь самостоятельно. После этого человек и кот начали обходить по краю полянку, на которой располагался лагерь тейана. Пройдя почти полкруга, Ганс услышал тихое ржание и понял, что лошади находятся совсем близко от него. Естественно, эти воры-кочевники, сбежавшие в пустыню от собственных жен, держат серебро при себе. Сидя в засаде и наблюдая за лагерем, Шедоуспан слышал, как звенят монеты, как тейана переговариваются и смеются — смеются над ним. Он видел блеск серебра, когда Шинк жадно пересчитывал монеты, чуть ли не пуская слюни от удовольствия. Кожаного мешка нигде не было видно. Возможно, грабители выбросили его — мешок совсем обветшал, сначала пролежав много лет в колодце, а затем подвергшись действию палящего зноя в пустыне.

У Шедоуспана было время как следует обдумать ситуацию, пока он призраком скользил через ночной лес. Ему никогда ранее не приходилось сражаться в одиночку против четверых. По здравом рассуждении, исход подобного сражения вряд ли окажется особо радостным для него. В конце концов Ганс принял твердое решение: не полагаться на мифические «непредвиденные обстоятельства», оставить этим скотам серебро, а увести у них только лошадей. Мигни была права: ведь больше половины денег осталось у своих прежних хозяев. А лошади тоже стоят денег, это верно везде и всегда.

Шедоуспан хотел получить обратно своих лошадей. Вместе с седлами. А остальных коней он спугнет. Пусть тейана прогуляются пешочком. По крайней мере, он оставит их безлошадными в лесу, а не в пустыне посреди раскаленных барханов!

Прищурившись, бесшумная тень застыла среди деревьев, озирая лагерь своими полночно-черными глазами в поисках остальных тейана. Ага, вот! Твел спокойно спит, все правильно. А вон там еще Аксар и Квеш, в зыбкой тени поодаль от костра. Очень близко друг к другу. Шепчутся. И не только.

«Так вот как оно бывает», — усмехнулся про себя Шедоуспан, но не шелохнулся, даже не покачал головой.

Он давно уже научился, выходя на дело, за добычей, превращать естественные порывы к движению во что-то иное. Он не то чтобы поступал наперекор этим порывам — он просто контролировал их. Этому искусству его обучил Каджет, называвший подобные порывы «взбрыками». Наука Каджета давалась его ученику ценой множества синяков — даже тогда, когда ученик превзошел своего наставника.

«Так вот как оно бывает! Вот почему тейана могут так надолго уезжать от своих женщин и спокойно обходиться без них. У них есть другая любовь. Они занимаются любовью друг с другом».

Ну что ж, значит, некоторое время эти двое будут очень заняты. Хорошо!

Шедоуспана беспокоило то, что Шинка нигде не было видно. Некоторое время назад Ганс слышал, как Квеш приказал Шинку пойти проверить лошадей. Это было после того, как одна лошадь тихо заржала. Затем последовали возражения Шинка и спор с Квешем. «Возможно, лошади почуяли Инада», — думал Шедоуспан, чуть убыстряя шаги вокруг лагеря, пока тейана были заняты спором.

Значит, Шинк сейчас находится возле лошадей?

«Квеш и Аксар удовлетворяются друг с другом, Твел опьянел и спит. А Шинк? Возможно, Шинк развлекается с лошадьми».

Шедоуспан подавил улыбку, подумав: «Бедные лошади!»

Он беззвучно двинулся туда, где стояли лошади. Он скользил крадущейся тенью среди теней и темноты. Порождение Тени.

Когда он дошел до укрепленной примерно чуть ниже груди привязи для лошадей, сделанной из молодого деревца с обрубленными ветвями, то понял, что лагерь был хорошо обжит кочевниками. Если тейана и не жили тут постоянно, то, по крайней мере, раз за разом возвращались сюда. Они потрудились даже соорудить загон для лошадей. Ганс слышал, как конь, стоявший всего в нескольких футах от него, по ту сторону коновязи, переступил с ноги на ногу. Шедоуспан двинулся к угловому столбу загона. Ганс надеялся найти там кое-что полезное.

И его надежды оправдались: он обнаружил седла и упряжь. Шедоуспан улыбнулся, не разжимая губ, и пролез под коновязью внутрь загона. Осторожно выпрямившись, он снял со столба уздечку и тихонько причмокнул, подзывая лошадь.

Это была вполне разумная мысль. И все же Шедоуспан удивился и обрадовался, когда конь спокойно подошел к нему.

Ганс потрепал коню гриву, позволил ему обнюхать себя, а потом погладил по морде, обнаружив при этом веревочный недоуздок. Сняв недоуздок, он надел на лошадь уздечку, а потом и седло. Усмехаясь, скользящая тень взнуздала и оседлала вторую лошадь, а затем третью. Лошади двигались по загону, нимало не тревожась. Нотабль, да будет он благословен, не входил в загон. Но наверняка лошади не испугались бы обыкновенного кота, даже такого крупного.

«Давайте и дальше будьте такими же тихими и спокойными, — думал Ганс., — Кто знает, может, еще десять или двадцать тейана стоят лагерем в лиге отсюда или едут по дороге, чтобы присоединиться к этим скотам!»

Четвертый конь оказался Чернышом — Ганс узнал его по белой полоске на морде. Шедоуспан взнуздал коня, бормоча ласковые слова в чуткое бархатистое ухо. Черныш, казалось, был только рад, когда Ганс подвел его поближе к столбу с седлами. И в самом деле — чего таскать седла с места на место, если лошади могут двигаться сами? Оказывается, воровать лошадей так же легко, как собирать ежевику с куста. И даже без шипов! Ганс потянулся за очередным тяжелым седлом.

Клинок, внезапно рассекший воздух, разминулся с его пальцами буквально на дюйм. Лезвие на две трети врубилось в деревянную основу седла. Удар прозвучал в ночной тишине подобно грому. А по ту сторону клинка блеснули белые зубы — тейанит радостно усмехался. Ганс разжал руку, и поводья Черныша с тихим шелестом упали на землю.

— Это ты, Шинк? — прошептал Ганс. Его левая рука была согнута и прижата к груди, большой палец касался правой руки чуть повыше локтя.

— Я, — ответил Шинк, скаля зубы. Он выдернул меч из седла и занес клинок для второго удара. — И я тоше ужнал тебя, парень! Когда ты штанешь пошивой для шобак, угадай, кто утешит твою беременную шуку?

— Не ты, Шинк! — сквозь зубы тихо произнес Шедоуспан и резким сильным движением выпрямил левую руку.

Его ладонь описала в ночном воздухе дугу, и в нужный момент он разжал пальцы. Тонкое листовидное лезвие метательного ножа на несколько дюймов вошло в горло Шинка. Поскольку меч тейанита уже рушился сверху вниз, Ганс упал на землю и откатился в сторону, случайно, но удачно пнув Шинка сбоку в колено. От удара у самого Ганса заныла нога — на нем были мягкие сапоги. Но зато у Шинка подломилось колено.

К несчастью, было слишком темно, и Ганс попал почти на дюйм ниже намеченной цели. Лезвие ножа до половины воткнулось в ямку между ключицами Шинка, однако это не помешало тейаниту издать вопль. Возможно, его слышала даже Мигнариал, находившаяся более чем в лиге отсюда.

Однако в тот же самый миг Нотабль неистово взвыл — тот, кто когда-нибудь слышал вой сторожевого кота, не скоро забудет его. А с противоположной стороны лагеря раздался ослиный крик — это подхватил инициативу Инас. Он орал и орал во всю свою ослиную глотку, не умолкая ни на миг. Ведьма-некромантка Ишад, обитающая в Санктуарии, оценила бы этот вопль по достоинству: ишак вопил так громко, что мог поднять всех мертвых на много миль вокруг.

Это было гораздо громче возгласа Шинка. Шинк вскрикнул только один раз, а потом упал и несколько мгновений дергался, пока окончательно не затих.

Инас продолжал вопить. В голову Гансу пришла неожиданная мысль, и он угрюмо усмехнулся, извлекая свой метательный нож из глотки Шинка и обтирая лезвие о тунику убитого.

— Прости, Нотабль, — пробормотал Шедоуспан и кольнул кота в бок.

Как Ганс и ожидал, Нотабль немедленно испустил еще один гортанный, невероятно громкий вой. Шедоуспан встал «и продолжил седлать и взнуздывать беспокойно топчущихся лошадей, мягким тоном бормоча им что-то ласковое.

— Ты была права, Мигни, — прошептал он. — Инас тоже принял в этом участие. Куда бы эти двое ни помчались — или эти трое, если Твел проснулся.., должно быть, голова у него болит еще сильнее.., так вот, куда бы они ни помчались, они наверняка побегут не сюда. Они, должно быть, думают, что окружены со всех сторон демонами и что один демон уже съел Шинка! Бе-едный Шинк!

Решив оседлать очередную лошадь, спокойную и послушную, Ганс не нашел для нее седла.

«О, вьючная лошадь», — подумал он и направился к привязи, преграждающей выход из загона, намереваясь убрать ее. Теперь ему оставалось только увести отсюда всех семерых коней.

Сбросив оглоблю наземь, Ганс уже возвращался обратно, намереваясь сесть на любую лошадь, когда заметил двух человек, направлявшихся к загону. Проклятье, эти мерзавцы и не подумали удрать подальше от вопящего онагра! Они направились туда, откуда донесся предсмертный вопль Шинка и вой Нотабля!

«Этого не должно быть», — подумал Ганс, если он вообще успел что-то подумать. Он послал нож в Квеша и промахнулся. Нож пропал в темноте, где-то позади тейанита, который бежал прямо на Ганса и размахивал огромным мечом.

Сам не зная почему, Ганс схватился не за другой метательный нож и не за звездочку, а за свой ибарский клинок, почти такой же длинный, как меч.

«Ой, что я делаю!» — подумал Шедоуспан и пригнулся, чтобы парировать молниеносный удар Квеша. Стальные лезвия громко зазвенели, столкнувшись в воздухе. Словно по наитию, Ганс сместился в сторону, в то же время слегка развернувшись, словно всю жизнь только и делал, что сражался на мечах. Еще больше он удивился самому себе, когда его клинок врезался в бедро тейанита.

В тот же самый миг еще один ужасающий вой нарушил тишину ночного леса. И сразу после этого раздался крик несчастного Аксара: огромный разъяренный кот взвился в воздух и впился в грудь Аксара всеми когтями. Затем Нотабль рванулся вверх и вонзил зубы в подбородок тейанита, в то же самое время разрывая задними лапами кожу на груди под тканью. Аксар завыл и, бросив меч, попытался отцепить от себя кота, затем повернулся и бросился бежать. Нотабль продолжал висеть на нем и грызть его подбородок. Если бы какой-нибудь умник, утверждавший, что «домашние» коты не умеют рычать, слышал сейчас Нотабля, он живо отказался бы от своего мнения. Нотабль спрыгнул с Аксара только тогда, когда тейанит на бегу ударился животом об ограду загона и перелетел через нее, рухнув мешком на землю.

Нотабль приземлился с обычной легкостью, сжался пружиной и вскочил на спину Аксара. Поистине тейаниту сегодня не везло.

— Прости, Квеш, — обратился Шедоуспан к кочевнику, корчившемуся на земле. — Можешь мне не верить, но я не хотел причинить тебе вреда. Когда ты купишь себе на мои деньги деревянную ногу и новую лошадь, подумай о том, стоило ли ради этого грабить Шедоуспана… Нотабль! Пошли, уберемся отсюда подальше. Кто знает, может, тут есть еще тейана помимо этих.

Лошади, встревоженные шумом, бесцельно бродили по загону. Ганс решительно взгромоздился на серого коня, принадлежавшего Квешу. Квеш был предводителем тейана, и остальные лошади, возможно, были приучены следовать за его конем. Во всяком случае, лошади обычно так и делают. Когда они встревожены и сбиты с толку, то они послушно следуют за тем, кто знает, куда двигаться, — или хотя бы делает вид, что знает.

Ганс встряхнулся, ударил коня пятками в бока, щелкнул языком и свистнул. Серый не проявил особого желания двинуться к выходу из загона. И тут Ганс припомнил последнее слово, которое он слышал от Квеша в пустыне.

— Хайя! — крикнул Шедоуспан.

Только высокая задняя лука седла спасла его от падения, когда поджарый серый конь с места рванул в галоп и стрелой помчался прочь из загона, словно ужаленный дюжиной шершней одновременно. Ганс отчаянно старался удержаться в седле.

Лошадь вырвалась из загона и понеслась по тропинке. Тропа петляла, но Ганс был слишком поглощен тем, чтобы не упасть с лошади, и не смог оценить хитрость тейана — если бы даже кто-то наткнулся на лесную тропинку, вьющуюся среди деревьев, то не смог бы понять, куда она ведет, пока не прошел бы ее до конца. Ганс был уверен, что слышит позади стук копыт, но не осмеливался оглянуться. Он изо всех сил цеплялся за седло. Он искренне надеялся, что Нотабль окажется достаточно умен, чтобы не попасть под копыта мчащихся коней.

Серый галопом вылетел на травянистую полоску, отделяющую лес от пустыни. Ценой немалых усилий Шедоуспану удалось заставить эту скотину свернуть влево, к востоку.

— Эй, помедленнее! Потише, ты, проклятая зверюга! Серый явно не понимал таких слов. Судя по всему, пасть у коня была тверже железа, да и характер примерно такой же. Он мчался, не сбавляя шага, словно намеревался обогнать ветер. Покрепче ухватившись за поводья и за переднюю луку седла, Ганс все-таки решился оглянуться назад. Остальные лошади мчались за ним! Оседланные, взнузданные, гривы и хвосты развеваются от быстрого бега. Они мчались следом за серым конем, словно на привязи.

Ганс не заметил человека, появившегося из-за деревьев слева от него, зато услышал, как тот выкрикнул что-то на языке тейана. Должно быть, это была команда, потому что серый внезапно свернул и галопом поскакал к человеку, стоявшему на одном колене у самой опушки леса. Это был Твел. Он поднял арбалет и прицелился так неспешно, как будто был уверен, что времени ему хватит на все. Очевидно, поднятый шум не только разбудил четвертого тейанита, но и заставил его протрезветь.

Ганс натянул поводья, стараясь в то же время прижаться к гриве коня, стать как можно меньшей мишенью. Серый конь нес его прямиком на наведенный арбалет.

— Вправо, будь ты проклят, вправо! Он ведь не промахнется!

Это действительно было так. Твел не мог промахнуться. Ганс уже чувствовал себя покойником. Но тут оказалось, что Инас действительно был необходим в этом ночном деле — для успеха всего предприятия и для того, чтобы Шедоуспану удалось выжить. Онагр вслепую проломился сквозь заросли кустарников и со всего маху налетел на Твела. Инас вроде и не заметил этого и помчался дальше, вопя во всю глотку. Крик Твела был заглушен душераздирающим ослиным криком.

Арбалет выстрелил. Ганс услышал пронзительное «вз-з-з» и сжал зубы. Однако он не увидел стрелы и ничего не почувствовал. Когда Твел брякнулся наземь, арбалетная стрела ушла куда-то в сторону. И как раз в этот момент серый конь почувствовал, что его всадник буквально рвет ему рот удилом справа. Серый повернул прочь от леса и помчался на восток.

— Инас! Славный старина Инас! Молодчина, Тупица! Сюда! — Ганс оглянулся назад. — Осторожно, не столкнись с моим табуном!

Инас скакал, прижав уши и задрав хвост. Точно так же мчались и остальные шесть лошадей. И Нотабль тоже. Кот бежал с невероятной скоростью. Догнав Инаса, мчавшегося слева от Ганса, Нотабль перешел на странный, скользящий бег прыжками. Он стелился над самой землей, словно леопард, настигающий жертву. И словно леопард, он вскочил на спину онагру — однако вовсе не затем, чтобы перегрызть ему глотку.