— Эл Ларсон. Спецгруппа ФБР, — бросил он.
Оба полисмена осмотрели его с ног до головы.
— А значок есть? — спросил кареглазый.
— Есть, конечно, — соврал на ходу Ларсон, — да показывать некогда… на каждом этаже.
С этими словами он быстро, но уверенно проследовал мимо них и рванул вверх по ступеням.
— Наглый тип, — прозвучало за его спиной, но Эла интересовала не оценка его поведения. Главное, чтобы копы поверили: ему уже осточертело показывать свой значок чуть ли не через этаж. Объяснение было вполне правдоподобным — одолел ведь он более полусотни этажей, не будучи задержанным, — и, видимо, сработало. Во всяком случае, гнаться за ним не стали. Конечно, причиной тому могла быть и обычная лень, но это не имело никакого значения.
Увеличение скорости отозвалось мучительной болью в ногах, однако Ларсон не сбавлял темпа до тех пор, пока не уверился, что замедления никто не заметит.
Воздух продирался сквозь его легкие с мучительным скрежетом. Задыхаясь, Эл утер пот со лба тыльной стороной ладони.
И тут пришел зов от Силме.
Они сбросили охранников!
Что?
Зачем спрашивать? Разумеется, при мысленном общении существовала возможность искажения информации, однако он вовсе не хотел, чтобы девушка повторяла сказанное.
Обоих сразу. Они считают: это покажет полиции серьезность их намерений.
Трудно было не согласиться с тем, что сбросить хотя бы одного человека с Эмпайр стэйт билдинг — достаточно веское доказательство серьезности намерений. Правда, один из сброшенных был уже мертв, но ни копы, ни толпа внизу об этом не знали.
Ларсон прибавил шагу, хотя ноги его передвигались примерно с той же легкостью, как если бы к ним привязали свинцовые шары для боулинга, а заодно с воздухом — такое складывалось впечатление — он пропускал сквозь горло и легкие всю лестницу, вместе с перилами и ступенями.
Следующее обращение его невесты было окрашено паникой.
Эл, они сумасшедшие! Поднимайся скорее!
Ага, значит, теперь ты хочешь, чтобы я поднялся? Ларсон благоразумно придержал эту мысль при себе.
Я поднимаюсь так быстро, как могу. Вообще-то я неплохой бегун, но подъем по лестнице вовсе не то, что бег по стадиону или даже по пересеченной местности.
Несколько мгновений Силме о себе не напоминала, и он сосредоточился на размеренном движении, глядя, как под его кроссовками мелькают, убегая назад, узорчатые мраморные ступеньки. Теперь даже его ноги запомнили конструктивную особенность этой лестницы: каждый пролет состоял из восемнадцати ступеней.
Почему, черт возьми, не из двадцати?
Ларсон выбросил эту, не относящуюся к делу мысль из головы, но его тут же посетила другая, куда более тревожная.
Силме, как там мама?
Напугана, но держится. Как и все мы.
Ларсон между тем был уверен, что истинный смысл его вопроса Силме поняла прекрасно. Те уроды грозились сбрасывать заложников, руководствуясь возрастом, начиная с самых старых. И если Силме предпочла Дать ему уклончивый ответ, то…
Силме, как скоро очередь дойдет до мамы?
Она старалась избежать прямого ответа.
Ну, ты же знаешь, она еще не старая…
Силме!
А может быть, тебе лучше этого не знать?
Может быть, — согласился Ларсон, огибая очередную площадку. — Но ты все равно скажи.
На сей раз девушка молчала долго. Очень долго.
Сразу после того инвалида, коляску которого уже скинули, — сообщила она наконец. — С виду ему можно дать лет тысячу. Близкие, которые его привезли, говорят, что ему восемьдесят девять лет, но он ведет себя как младенец…
Силме… Она следующая? После старика? Разве она…
Эл, поторопись.
Как ни ужасна была правда, Ларсон не позволил этой новости парализовать его. Он понимал: стоит ему запаниковать, и все будет потеряно.
Я спешу, — сообщил он. — Но мне потребуется твоя помощь.
После перехода на шестьдесят пятый этаж на пути Ларсона к его цели уже не стояло ничто, кроме собственной человеческой слабости. Ему казалось, будто он бежит уже долгие часы, воздух обжигал его легкие, ноги болели, едкий пот заливал глаза. Ему очень не хватало спутника, кого-нибудь, вроде надежного боевого товарища, крепкого и выносливого, который приободрил бы его, не позволив сдаться или уступить отчаянию. Впрочем, в лестничной шахте царила такая духота, что он едва ли не радовался тому, что его вполне соответствовавший названным критериям друг выбрал иной путь наверх — на двоих здесь бы попросту не хватило воздуха.
Так или иначе, он был уже почти у цели. Почти. Ларсон рвался вверх и вперед, хотя его немевшие ноги двигались, казалось, уже лишь в силу привычки.
«84». Увидев на дверной табличке этот номер, он преисполнился радостного воодушевления и, окрыленный предчувствием скорого достижения цели, рванул вверх с удвоенной энергией.
И в результате едва не налетел на пару полисменов, вяло топтавшихся на лестничной площадке. Он замер на месте, тяжело дыша и не в состоянии вымолвить ни слова.
Полицейские явно поднимались отнюдь не бегом, но хотя дышали они не в пример легче Эла, выглядели довольно усталыми. Мундиры их были расстегнуты, лица блестели от пота. Молодые и мускулистые — один чернокожий, другой блондин с живыми зелеными глазами, — эти парни, видимо, были посланы наверх именно потому, что находились в хорошей физической форме.
— Какого черта, приятель? Ты откуда взялся? — спросил один из них, но в отличие от копов, обращавшихся к Ларсону до того, без всякого недоброжелательства.
— Вы знаете… сколько… — хрипло выдохнул он, шатаясь и боясь, что если сейчас упадет, дальше ему уже не двинуться.
— Меня Картером звать, — сказал негр, стукнув себя в грудь. — А ты кто?
— Эл, — пролепетал Ларсон, не зная, по имени представился коп или по фамилии.
— А я Махан, — сказал белый полицейский. — Джимми Махан. — Он пригляделся к Ларсону и понимающе подмигнул. — Ну, выкладывай.
Ларсон обхватил колени, ища наилучшее положение, чтобы набрать побольше воздуху.
— Не могу… должен… спешить.
— Куда спешить-то, парень? — хмыкнул чернокожий. — Ты глянь на себя: дышишь, словно рыба, из воды выкинутая. Ну, доберешься ты туда, а толку-то от тебя?
— Мне… надо… Они… они сбрасывают вниз… там мама…
Задыхаясь, он привалился к стене.
— Сбрасывают?
Копы ошеломленно переглянулись. Ухмылка Картера пропала.
— Ты хочешь сказать, они…
— Людей… с восемьдесят шестого этажа, — подтвердил Ларсон.
— Дерьмо!
Махан утер пот со лба и снова нахлобучил фуражку.
— Делать-то что будем?
Ларсон соображал быстро. Конечно, лучше всего было бы уговорить одного из полисменов отдать ему свой пистолет, но ясно, что такая просьба едва ли будет встречена с пониманием и восторгом.
— Попасть туда… разумеется. Что мешает это сделать?
В этот миг его сознания достиг исполненный ужаса зов Силме.
Старик! Они тащат его к перилам!
Значит, мама следующая! Эл понимал, что, наверное, проявляет себя не с лучшей стороны, беспокоясь о возможной участи своих близких больше, чем о человеке, который уже сейчас находился на волосок от гибели, но он ничего не мог с собой поделать. В конце концов, старик уже прожил долгую жизнь, да и в настоящий момент, наверно, плохо осознавал происходящее.
Силме, что ты знаешь о двери в лестничную шахту?
О какой?
Этот простой вопрос на миг поверг его в растерянность.
Любой, — ответил он, помешкав.
Они заперты.
Конечно, этого следовало ожидать.
Две охраняются вооруженными людьми — практически постоянно. Если там есть и другие, я о них ничего не знаю, — передала Силме и, предвосхищая его вопрос, добавила: — Мне открыты лишь их поверхностные мысли, а не все, что они знают.
— Первым делом замок, — сказал Картер в ответ на вопрос, о котором сам Ларсон, отвлеченный мысленным обменом с Силме, уже успел забыть. — Ключ у нас, само собой, есть, но вот толку от него никакого. Двери почему-то отпираются не из лестничной шахты, а со стороны смотровой площадки.
Ларсон закусил губу. Ноги еще болели, но дышать уже стало легче. Он подумал о Тазиаре — хотелось надеяться, что маленькому верхолазу хватит ума не ввязываться одному в свалку. В убийцы он ни по навыкам, ни по складу характера не годился. Однако мысль о друге натолкнула его на одну идею.
— Есть на этом этаже какие-нибудь окна? Махан пожал плечами.
— Это офисное здание, сплошное стекло. Можно сказать, тут одни окна и есть. А что?
Ларсон, не теряя времени даже на фразу «некогда объяснять», рванул с места, налетел на тяжелую дверь и, вышибив ее телом, оказался в коридоре с высоким потолком. Не замечая вокруг ничего, кроме входа в какой-то офис в дальнем конце, он побежал туда, резко повернул круглую ручку и одновременно ударил в дверь плечом. Она была заперта, и деревянная рама устояла, но вставленное в нее матовое стекло разлетелось вдребезги. Осколки, поранив ему плечо, дождем посыпались на мраморный пол. Эл прыгнул в брешь, выбив из рамы оставшиеся куски стекла и растоптав в порошок осколки на полу. Поскольку взгляд его был прикован к окну, он на бегу сшиб кресло и налетел на письменный стол, сильно ушибив бедро. Боль не отвлекла его даже на долю Мгновения: изрезанный стеклом, оставив позади себя опрокинутую мебель, он метнулся к широкому и высокому — более чем на полфута выше его немалого шестифутового роста — окну и из всех сил ударил по стеклу ребрами ладоней. Стекло даже не шелохнулось. Взревев от ярости, он стал барабанить по окну кулаками.
Голос Силме, вновь возникнувший в его сознании, прозвучал со странным спокойствием.
Эл, они сбросили его. Ему конец.
О господи! Ларсон отогнал представшую перед его мысленным взором картину — старика, летящего в воздухе с округлившимися от ужаса глазами и разинутым в истошном крике ртом, — и подумал о том, сколько времени продлится этот кошмар, прежде чем чудовищный удар и мгновенная вспышка боли положат всему конец.
Силме, я иду.
Поторопись. — За этой просьбой стояло очень многое. — Пожалуйста, поторопись!
Ларсон попытался выбить стекло плечом, но в тот самый миг, когда в поле его зрения оказались облака и маячившие внизу, выглядевшие отсюда карикатурно маленькими дома, сообразил, что поступает неразумно. Если стекло вылетит, он отправится вниз вместе с ним. К счастью, окно устояло, и Эл, отступив на шаг, чтобы обдумать сложившееся положение, увидел оконную задвижку. Черт, это ж надо быть таким кретином! Окна, разумеется, мешают ротозеям вываливаться на улицу, однако они проектируются не с тем расчетом, чтобы их разбивали вдребезги всякий раз, когда кому-то захочется проветрить офис!
Отодвинуть щеколду и открыть окно не составило труда, однако впереди его ждало нелегкое испытание. Понимая, что он отнюдь не столь ловкий верхолаз, как Тазиар, Эл, неуклюже выбравшись на подоконник, старался не смотреть вниз, боясь, что взгляд с высоты его парализует.
Правда, начав перемещаться, молодой человек обнаружил вмурованные в известняк прочные крюки, весьма облегчавшие движение. Если такие штуковины шли вдоль всей высоты здания, теневой скалолаз мог счесть этот чертов небоскреб самой легкой вершиной, на какую ему когда-либо приходилось взбираться. Эл и сам не раз наблюдал, как Тазиар без малейших усилий карабкался по совершенно отвесным кирпичным стенам, а их общие друзья уверяли, будто он способен взбираться даже по гладкому стеклу. Заодно Ларсон сообразил, что наружные крюки, надо полагать, служили креплениями для мойщиков окон и других рабочих, осуществляющих наружное обслуживание здания.
Солнечный свет, отражаясь от стекла и стали, слепил яркими бликами, так что перемещаться по карнизу к одному из огромных пилонов из нержавеющей стали, что обхватывали находившуюся всего в этаже над ним смотровую площадку, приходилось едва ли не с закрытыми глазами.
Эл.
Он вздрогнул и судорожно вцепился в крюки.
Не делай этого.
Чего?
Этот простой вопрос помог Ларсону понять, что причина его испуга не в Силме, а в нем самом, в его нервном и физическом напряжении.
Прости. Не прерывай контакта. Ты будешь мне нужна.
Ладно, постараюсь. Я отвлеклась, потому что успокаивала одного маленького мальчика. Ты где?
В этот момент Ларсон, подтянувшись на двух крюках руками и упершись в один правой ногой, перекинул левую через уступ.
Двигаюсь снаружи, как и скалолаз. Следи за моей рукой.
Ладони его скользнули по холодному металлу, и он вспомнил, что открытая смотровая площадка для предотвращения самоубийств обнесена барьером.
Секунду, — сказал он и себе и Силме. — Площадка ограждена. Как они сбросили старика?
Проделали отверстие, — пояснила девушка с чувством, которое можно было бы приблизительно охарактеризовать как ментальную дрожь. — Пропихнули его туда, а всех нас заставили смотреть. Чтобы мы знали, что будет с нами, если полиция станет тянуть с выполнением их требований. А потом они отправили самых напуганных к телефону.
Вот уж действительно — «Армия мира»! Банда сумасшедших мерзавцев!
Видимо, его мысль передалась Силме, ибо от нее повеяло страхом.
Ты где?
Эл продвигался вдоль металлического обрамления, думая о сетке с ромбовидными ячейками, являвшейся дополнительным средством ограждения смотровой площадки и предназначавшейся для того, чтобы помешать какому-нибудь сумасшедшему перемахнуть барьер или швырнуть что-либо вниз. Он посещал эту площадку в детстве, и воспоминания подсказывали ему, что сеть натянута на прутья, наверху загибающиеся внутрь, в сторону здания.
Я нахожусь на уступе, снаружи ограждения. Следи за моими руками. Направляй меня к отверстию, которое они проделали, и отвлекай их, если возникнет опасность, что меня кто-то заметит.
Хорошо, — ответила Силме. — Я слежу и за скалолазом, только вот связаться с ним не могу.
Ларсон вспомнил о ментальных барьерах Тазиара, но сейчас его больше интересовал иной барьер — ограждение площадки. Совершенно произвольно выбрав направление, Эл шел вдоль края, используя пилоны как ступени. Перемещаться оказалось легче, чем он ожидал, хотя любое неверное движение могло стоить ему жизни.
Эл, вижу тебя. По часовой стрелке ты доберешься до дыры быстрее.
Он двинулся в обратном направлении. К сожалению, если поначалу путь показался ему несложным, то очень скоро мнение изменилось. И без того натруженные за время подъема мышцы болезненно ныли, ветер бил в лицо, ограда впивалась в пальцы, гранит царапал кожу.
Почти. Ты почти на месте.
Осторожное высказывание Силме пролилось в его уши как благотворный бальзам, но едва он успел обрадоваться, как от нее пришло испуганное предостережение:
Осторожно! Один из них направляется в твою сторону!
Сердце Ларсоиа бешено заколотилось. Он представил себе, как пытается подняться, но незнакомец со злобным смехом сталкивает его с ненадежной опоры, отправляя в долгий смертельный полет.
Отвлеки его!
Я попробую.
Контакт с девушкой прервался, и оставшийся без ее указаний Ларсон оказался перед отчаянным выбором. Он, конечно, мог застыть на месте в надежде на то, что его не заметят, но… Человек действия, он понимал, что просто не сможет бездействовать, рассчитывая не попасться на глаза безжалостному убийце. И Эл ускорил Движение. В его ушах оглушительно свистел ветер.
Внезапно в ладонь врезался острый край неровно обрезанного металла. Острая боль заставила Ларсона закусить губу, но он не вскрикнул и не только не разжал руку, но и оказался перед самым отверстием.
Эл! — Появление Силме в его сознании было похоже на укол раскаленного копья. — Эл, он прямо над дырой!
Ларсон вскинул голову, и оказалось, что он смотрит прямо в темные, расширенные от изумления глаза убийцы. Лохматые черные волосы окаймляли смуглое, с резкими чертами лицо человека не намного старше его, с кожаным рюкзаком за плечами. Вырез футболки открывал золотую цепочку с болтавшимся на ней символом мира грубой ручной штамповки.
Толкни его! — воззвал Ларсон к Силме.
Удерживаясь одной рукой за острый металлический край отверстия, он выбросил другую вперед, схватил мужчину за лямку рюкзака и рванул на себя. Тот подался вперед, скользя на подошвах, истошно завопил и попытался удержать равновесие, размахивая руками. Эл вздрогнул, понимая, что если этот парень схватится за него, они полетят вниз вместе. Он и без того почти потерял равновесие и едва держался, вцепившись одной рукой в железо, а другой — в полоску кожи. На несколько мгновений время для обоих остановилось: они зависли в немыслимом балансе между жизнью и смертью.
Потом баланс нарушился: смуглолицый, вскрикнув в безумном ужасе, перевалился через край площадки и полетел в небытие, увлекая за собой вцепившегося в его рюкзак Эла. Руку, схватившуюся за железо и удерживавшую теперь двойную тяжесть, пронзила острая боль, пальцы разжались.
«Я покойник», — подумал Ларсон с удивительным, отстраненным спокойствием, но в этот миг дополнительная тяжесть исчезла. Пронзительный крик падавшего в бездну убийцы стремительно удалялся, в то время как в руке Эла остался один рюкзак. Другой крик раздался сверху: кто-то задержал падение самого Ларсона, крепко схватив его за запястье. Борясь с подступавшим изнутри смятением, он восстановил равновесие, вновь почувствовав, что ноги его все же не соскользнули с пилонов.
Держись, — обратилась к нему Силме. — Я не дам тебе упасть.
Сглотнув желчь, он забросил за уступ левую руку, продолжавшую сжимать лямку рюкзака. Только теперь до него дошло, что он мог бы избавиться от серьезной опасности, просто выпустив рюкзак. Правда, тогда сама мысль о том, чтобы хотя бы ослабить хватку, наверное, показалась бы ему безумием.
Он поднял глаза и увидел встревоженное лицо девушки, обеими руками сжимавшей его запястье.
Скорее! — Силме нервно обернулась.
Напрягшись и собрав всю силу воли — ему пришлось преодолевать острую, не ослабевавшую ни на секунду боль в травмированной правой руке, — Ларсон подтянулся и пролез в отверстие. Впрочем, как раз боль в данной ситуации воспринималась им как благо, ибо напоминала о том, что он все еще жив. Но это — если не принять срочных мер — ненадолго…
Выпотрошив рюкзак, Ларсон торопливо осмотрел содержимое: одежда, еда, какие-то журналы. Оружия не было.
Черт! Это ж надо! Я чуть не погиб из-за этого дурацкого рюкзака, а в нем даже паршивого пистолета не завалялось!
Силме. — Эл поднял глаза на невесту. — Возвращайся к остальным. Постарайся дать им знать, что я ваш друг. Я постараюсь помочь им, а они, если будет такая возможность, пусть постараются помочь мне.
Кивнув, девушка направилась к центральному сувенирному киоску. В этот момент дверь рядом с ним распахнулась.
.. — .. — Эй! — крикнул выскочивший оттуда громила с длинными сальными волосами. Схватив Силме за запястье, он потащил ее за собой.
Ларсон, как бы ни взбесило его увиденное, сумел не потерять головы. В тот самый момент, когда громила вскинул свой пистолет сорок пятого калибра, Эл отскочил в сторону и, прижимаясь к стене, обогнул сувенирный киоск. Но тут из двери слева от него выскочил еще один убийца, и Ларсон оказался зажатым с обеих сторон.
Дерьмо! Отчаяние побудило попавшего в окружение Эла к непредсказуемому поступку. Бросившись к заграждению, он метнулся вверх по ячеистой сетке и только потом заметил, что наверху, как раз там, где удерживавшие сеть острые штыри загибаются вовнутрь, находится другой человек.
«Тазиар! — мелькнула отчаянная мысль. — Я, можно сказать, сам вывел их на него! »
— Мать твою! — проревел светловолосый бандит и, пригнувшись, выстрелил в фигуру над головой Ларсона.
— Нет!
Забыв о собственной безопасности, Эл бросился на него, и, столкнувшись, оба полетели на пол. Пуля с визгом срикошетила. Заложники с криками шарахнулись в противоположную сторону. Сцепившиеся противники врезались в стеклянную витрину киоска. Левый бок Ларсона пронзила острая боль, но он, не обращая на это внимания, перехватил сжимавшую пистолет руку врага и резко вывернул ее. Хрустнул сустав, пистолет стукнулся об пол.
Скалолаз! — прозвучал в его голове испуганный голос Силме.
Подхватив оружие, Ларсон резко развернулся ко второму бандиту, но тот успел выстрелить в Тазиара. От пули маленький верхолаз увернулся, но потерял равновесие и сорвался со своей ненадежной опоры.
— Нет!
С диким криком Эл бросился другу на выручку, хотя никакой возможности помочь ему у него не было. В это мгновение пуля обожгла ему бедро. Он упал, как и Тазиар, с той лишь разницей, что у него под ногами была твердая поверхность, а скалолаз сорвался в бездну.
— Нет! Нет!
Его захлестнула дикая, безумная ярость.
Направив пистолет, отобранный у блондина, на второго бандита, Ларсон нажимал на спуск снова и снова, пока не опустошил магазин.
Эл! — пыталась докричаться до него Силме, но Ларсон пришел в себя, лишь когда кончились патроны.
— Тазиар! — стонал он. — Нет! Нет! Обезоруженный им светловолосый бандит валялся без сознания возле сувенирного киоска. Его окружала толпа недавних заложников. Некоторые пытались связать его самолетиками Кинг-Конга и другими сувенирами, имевшими шнурки или ленты, другие просто пинали или швырялись чем попало.
Выронив пистолет, Ларсон упал на колени и, обхватив лицо руками — собственная липкая и теплая кровь измазала его щеки, — закричал:
— Это я, я виноват! Только я! Не сунься я в это место, они бы его не заметили! Тазиар погиб из-за меня!
Миссис Ларсон бросилась к сыну и обняла его, словно маленького ребенка. Она видела, что он весь в крови, и по щекам ее текли слезы.
— Эл! Эл, скажи что-нибудь.
Пэм опустилась рядом с ним на колени и взяла в ладони его израненную руку.
— Со мной все в порядке, мама, — прохрипел Ларсон, хотя сам так не думал.
Но если и мог надеяться ввести в заблуждение мать и сестру, то с Силме это не получилось. Его настроение, так же как и ход мыслей, было для нее очевидно.
— Перестань казнить себя, — сказала она, подойдя к нему последней, уже после матери и сестры. — Ты не мог знать, где он.
Эл покачал головой. Виновником смерти друга оказался именно он. Во Вьетнаме он научился чувствовать себя ответственным за каждого из боевых товарищей, Делать все для того, чтобы они уцелели. Каждый из них мог полностью положиться на него, так же как и он на любого из них. Но на сей раз он допустил ошибку, и его лучший друг заплатил за это жизнью.
Задержка Силме, видимо, объяснялась тем, что она ходила отпирать дверь на лестничную шахту. Во всяком случае, спустя мгновение на площадке появились полицейские. Успокаивая освобожденных заложников, они приступили к осмотру места происшествия.
— Что тут произошло? — спросил Картер, но это оказалось опрометчивым поступком. Можно сказать, что бедняга открыл шлюз, ибо чуть ли не все спасенные заговорили одновременно, перебивая друг друга.
— Что случилось, на самом-то деле? — Махан направился к Ларсону.
Прежде чем Эл успел вымолвить хоть слово, заговорила перепачканная кровью сына миссис Ларсон.
— Они стреляли в моего мальчика, вот что! Не видите разве, он весь в крови!
— Со мной все в порядке, — подал голос сам Ларсон, снова погрешив против истины. Рука болела, бедро жгло огнем, но все это было пустяком в сравнении с душевными терзаниями.
— Махан! — крикнул Картер, перекрывая людской гомон.
— Да!
— Я сейчас уведу освобожденных людей и пришлю подмогу. Ты выяснил, тут все в порядке?
Полицейский посмотрел на Ларсона.
— Бандиты больше не опасны, — ответил Эл на молчаливый вопрос. Двое валяются на площадке, третий полетел вниз.
Последние слова отозвались в его сердце острой болью.
Полетел вниз… как и Тазиар!
— Ясно. — Полисмен окинул взглядом стоявших рядом с Элом женщин. — Вам, леди, надо будет спуститься вместе со всеми.
— Я не оставлю сына, — покачала головой миссис Ларсон.
Махан перевел взгляд на Пэм.
— Брата, — сказала девушка.
— Моего жениха, — сообщила Силме, прежде чем он успел к ней обратиться.
Полицейский вздохнул, потом похлопал Ларсона по плечу.
— Вообще-то, парень, я понял, почему ты так поступил. Ты ведь не из ФБР, верно?
Ларсон слабо улыбнулся.
— Я бы не стал говорить этого, будь я оттуда. Махан рассмеялся.
— Картер скоро приведет сюда медиков. Продержишься?
— Со мной бывало и похуже.
— Правда? — Мужчина откинул светлые волосы со лба. — Может, мне стоит еще раз подумать насчет ФБР?
— Эй! — донесся голос со стороны сувенирного киоска. — Я, между прочим, тоже ранен. Но почему-то милые дамы не рвутся окружить меня заботой.
Все встрепенулись, а Эл, узнав голос, даже попытался встать.
— Скалолаз? Не может быть!
Тазиар появился со стороны лестничной шахты. За ним тянулся кровавый след, кровавые пятна покрывали и его изорванную в клочья одежду.
Вопрос, произнести который Ларсону так и не удалось, задала Силме.
— Как ты?..
— Стой! Не двигаться!
Махан подошел к Тазиару, держа его на мушке.
— Ты кто такой?
— Это наш друг, Тазиар Медакан! — заявила Силме. Пэм покачала головой.
> Наш друг, который только что свалился с восемьдесят шестого этажа Эмпайр стэйт билдинг! Как вообще такое возможно?
Тазиар слабо улыбнулся.
— Свалиться — это чепуха. Забраться обратно и найти открытое окно, чтобы в него пролезть, было потруднее. — Видя, что все ждут объяснений, он продолжил: — Пролетел два этажа, приземлился на карниз и залез в открытое окно. — Он поднял руку, как бы констатируя очевидное. — Подойди сюда и можешь меня потрогать.
— Чудо! — выдохнула миссис Ларсон. Махан почесал в затылке.
— Вообще-то, прежде чем тут поставили ограждение, было предпринято с дюжину попыток самоубийств. И, насколько я помню, ни один из этих чокнутых до земли не долетел.
— Правда?
Миссис Ларсон наконец оторвала взгляд от сына, что весьма обрадовало Эла. Он боялся, что не выдержит столь активного сострадания.
— Точно! Кажется, если я не ошибаюсь, один парень приземлился на том же карнизе, что и ваш приятель. Сломал пару костей, но не более того. Фокус в том, что потоки воздуха сносят все и всех назад, к зданию. Бьюсь об заклад, собирая по пенни на каждом карнизе, можно было бы заработать состояние.
Ларсон всегда полагал, что падающая с небоскреба монетка убила бы наповал любого, но только сейчас понял, почему ни разу не слышал о подобной трагедии, хотя здание, помимо смотровой площадки восемьдесят шестого этажа, имело еще и множество окон.
Послышался шум прибывающего лифта, и он вздохнул с облегчением. Все хорошо — Тазиар жив, а вот и медики! Ларсон умиротворенно закрыл глаза и сжал руку сестры, прислушиваясь к вибрации мраморного пола.
Элизабет Мун — Дары
(«Наемник»)
В самый разгар весны, когда повсюду оживают цветы и их запах наполняет дыхание, Долл Дырявые Руки, третий сын Гори Высокого, разругался с отцом и братьями и отправился на поиски приключений.
— Ты еще пожалеешь об этом, — предрекал отец.
— На брюхе приползешь, когда жрать захочешь, — обещал ему старший брат.
— Вот увидишь, никому не нужен растяпа, у которого все из рук валится, — напутствовал средний брат.
Младшие братья и две сестры знай себе ухмылялись. Только третья сестренка расплакалась и обняла его, уговаривая остаться. Остальные глазели и смеялись, и тогда он отвернулся от них.
— Погоди, — сказала сестренка. — Я хочу кое-что дать тебе на прощанье.
— Если ему что-то и надо дать на прощанье, — вмешался отец, — так это пинка под зад.
Но все же он отошел в сторонку, и девочка, подбежав к кровати, вытащила из-под подушки свое сокровище — обструганную деревяшку, напоминающую по виду нож. Она нашла ее в прошлом году, когда собирала орехи, — та валялась среди опавших листьев. Девочка подбежала к брату и вложила ее ему в руку.
— Возьми, — сказала она. — Вдруг пригодится.
Это была всего-навсего деревяшка, к тому же не слишком острая, но за сегодняшний день то были первые ласковые слова, которые он услышал.
— Ты правда хочешь его мне отдать, Юлия? — спросил он.
— Правда, — сказала она твердо, прямая, словно сосенка, какими бывают только маленькие дети, обвила его руками и поцеловала. Потом отступила назад, и ему не осталось ничего иного, как уйти — неуклюжему парнишке, не обладающему ни определенными талантами, ни особой красотой, совершенно одному — в незнакомый мир, в самое голодное время года, ибо кто же может питаться цветами?
Он зашагал по тропинке, которая вела к броду, и остановился на берегу, чтобы напиться стремительной ледяной воды. Он набрал бы ее в бурдюк, но у него не было бурдюка. И все-таки стояла весна, и каждая речушка и ручеек текли быстро и полноводно, и он был уверен, что раздобудет воды, когда понадобится. Вот еда — дело другое. У него не было лука и не было лески, чтобы снарядить силок. Во всем этом буйстве цветов не завязался еще ни один плод, кроме разве что диких слив, да и те пока были незрелыми и твердыми, как речная галька. Его взгляд упал на зеленую поросль, колышущуюся в бурном потоке. Она очень походила на зелень, которую мать выращивала в садике на заднем дворе. Он сорвал лист, попробовал. Так и есть. Именно она. Он набрал пригоршню, засунул листья за пазуху и зашагал прочь от ручья по тропинке, которая едва виднелась в зеленой траве — так редко по ней ходили.
К середине дня он выбрался из леса на открытое место и пошел по полю, заросшему высокой травой и цветами ему по пояс. Тропинку он немедленно потерял, но затем нашел снова, случайно наткнувшись на протоптанную бороздку, и двинулся по ней, на этот раз медленно, чтобы не сбиться, надеясь, что никакая змея не попадется ему под ноги в этом непроглядном сплетении трав. Вдалеке вздымались голубоватые холмы, но он не мог определить, сколько до них пути.