Его голос взорвался в вопле ярости.
Спавший младенец проснулся и огласил комнату короткими задыхающимися криками, свойственными новорожденным. Маша прижала девочку к груди, видя, что парень не унимается.
— Убила ее! — крикнула она в ответ. — Как может невинное дитя отвечать за обстоятельства своего рождения? Пусть вина, если таковая есть, ложится на тех, кто способен нести ее. На тех, кто оставил здесь мать без ухода на целых три бесконечных дня. И в первую очередь на того, кто является отцом ребенка!
Но Арбольд был не в том настроении, чтобы рассматривать свое участие в смерти возлюбленной. Его ярость переключилась с младенца на Машу, и Зип поспешно бросился через комнату, чтобы сдержать своего товарища.
— У тебя есть кто-то, кому можно доверить ребенка? — спросила Зипа Маша. — Мать? Может быть, сестра?
В течение одного сердцебиения казалось, что в этой убогой комнате, которую посетила смерть, целых два ненормальных, затем Зип издал короткий горестный смешок.
— Нет, — просто ответил он. — Она была последней. Больше не осталось никого.
Маша продолжала крепко сжимать ребенка, раскачивая его из стороны в сторону.
— Как же быть? — прошептала она, обращаясь главным образом к себе. — Ей нужен дом. Кормилица…
Уэлгрин выбрал именно это мгновение, чтобы шагнуть вперед. Он посмотрел на новорожденную. У нее были красные и невероятно маленькие ручонки, едва способные обхватить его палец, лицо казалось опухшим и темным, словно девочку били при появлении на этот свет — возможно, так оно и было.
— Я заберу ее с собой, — заключила Маша, не позволяя ни Зипу, ни Арбольду бросить ей вызов.
— Нет, — сказал Уэлгрин, и все изумленно уставились на него.
— Что, теперь в гарнизон на службу нанимают младенцев? — ухмыльнулся Зип.
Светловолосый мужчина пожал плечами.
— Ее мать мертва, отец отказывается признать ребенка, таким образом, она попадает под опеку государства — если только ты не собираешься растить ее сам.
Зип отвел взгляд.
— Дальше, госпожа цил-Инил — достойная женщина, но она вырастила собственных детей и не горит желанием растить чужих.
Его ледяные зеленые глаза впились в акушерку, и она тоже отвернулась.
— Я знаю одну женщину, у которой отняли детей. Ты тоже знаешь ее, Зип — знаешь очень хорошо.
— О боги. Нет.
Зип выдохнул эти слова, едва слышно.
— Ты будешь спорить со мной? — голос Уэлгрина был таким же холодным, как и его глаза.
— Что? Кто? — оборвал его Арбольд.
— Та С'данзо. На улице. Ты помнишь: Огненный столб и последовавшие за ним беспорядки?
Зип ответил, не отводя глаза от Уэлгрина, чья рука легла на рукоять единственного в комнате меча.
— На что этой С'данзо… — начал было он.
— Ты будешь спорить со мной, Зип? — повторил Уэлгрин.
Предводитель НФОС покачал головой и упер руку в грудь Арбольда, предупреждая какой-либо необдуманный ответ.
— Попрощайся со своей дочерью, малыш, — приказал Уэлгрин, отнимая руку от рукояти меча и начиная теребить поясной кошель. — Это тебе, — бросил он серебряную монету Маше, — за роды здорового ребенка. А это ей, — кивнул он в сторону мертвой женщины в углу, кидая такую же монету в ладонь Зипа, чтобы купить саван и достойно похоронить ее за городской стеной.
Освободив руки, он нагнулся за младенцем. Маша уже примирилась с его решимостью и осторожно положила орущий сверток в согнутую правую руку.
— Да благословит тебя Шипри, — прошептала она и нажала большим пальцем девочке на лоб так, что, когда отняла его, там осталось белое пятно. Затем, сняв с балки шаль, Маша сунула под мышку кожаный сундучок.
— Я готова, — сказала она Уэлгрину.
Они ушли прежде, чем двое «навозников» успели произнести хотя бы одно слово. Уэлгрин больше опасался, что уронит ребенка, а не того, что Зип ударит ему в спину. Он чувствовал, как девочка бьется в пеленке, и ощущал неловкость, с которой держал ее. Как только они прошли внутренний дворик, и вышли на Просторную дорогу, он предложил акушерке обменяться ношами.
— Никогда раньше не держал в руках голодного новорожденного? — спросила Маша, устраивая младенца у себя на груди.
Ее спутник пробормотал бессвязный ответ.
— Я искренне надеюсь, что ты знаешь, что делаешь. Не каждая любовница примет от мужчины найденыша.
Поправив пропотевшие волосы, выбившиеся из-под обруча, Уэлгрин взглянул на восходящее солнце.
— Мы несем ребенка к моей сводной сестре, живущей на базаре. К Иллире-ясновидящей — ее ребенок убит, а она сама получила топор Зипа в живот во время беспорядков прошлой зимой. И я понятия не имею, захочет ли она оставить ребенка.
— Ты смелый, — заявила Маша, изумленно покачивая головой.
Зной повлиял на базар так же, как он повлиял на весь город. Большинство прилавков было закрыто или покинуто, и торговцы, чьим домом стала задыхающаяся от пыли площадь, слонялись вокруг своего товара, почти не предпринимая усилий, чтобы завлечь покупателей. Лень затронула даже мужа Иллиры, Даброу. Кузница до сих пор была закрыта, хотя со стороны гавани над стеной базара уже давно поднялось солнце.
Кузнец увидел приближающихся людей, откусил кусок сыра и вышел им навстречу. За месяцы болезни Иллиры натянутые отношения между мужчинами заметно улучшились. Даброу, винивший своего свояка не только за отсутствие сына, но и за все недостатки Ранканской империи, вынужден был признать: Уэлгрин сделал все, что было в человеческих силах, чтобы спасти его жену и дочь. Кузнец скучал по сыну, скорбел по дочери, но знал, что больше всех ему дорога Иллира. Он встретил Уэлгрина и Машу недоуменной улыбкой.
— Иллира дома? — спросил Уэлгрин.
— До сих пор в постели. В такую жару она плохо спит.
Пожав плечами, Даброу нырнул в дом. Через некоторое время появилась Иллира, щурясь от солнца. Она выглядела вдвое старше своих лет.
— Ты говорил, что до окончания жары вы будете патрулировать город ночами.
— Да.
Он рассказал ей о случившемся ночью — по крайней мере о тех событиях, которые объясняли его появление вместе с акушеркой и младенцем. Он ничего не сказал о разговоре с Камой и о своей ярости при виде того, как жизнью только что родившейся девочки пренебрегали не желающие брать на себя ответственность опекуны. Иллира выслушала его вежливо, но не сделала и движения, чтобы взять ребенка из рук Маши.
— Я не кормилица. Я не смогу заботиться о ребенке, Уэлгрин. Теперь я слишком быстро утомляюсь, но даже и не это главное — она будет напоминать мне Лиллис.
— Знаю, именно потому я и принес ее, — объяснил ее сводный брат с простодушием, от которого у Даброу вспыхнули глаза, а у Маши непроизвольно вырвался вздох.
Все уставились на Уэлгрина.
— Ее мать умерла в зловонной комнатенке за Распутным перекрестком, и девочка никому не нужна. Она просила, чтобы ее родили, не больше, чем Артон просил стать богом или Лиллис — умереть.
— Никакой другой ребенок не сможет заменить мне дочь, понимаешь ты это? Я не могу взять ее на руки и уговорить себя, что в этом мире все снова стало хорошо Это не так. И никогда так не будет.
Простота и изящество логики, позволявшей Уэлгрину стоять лицом к лицу с Зипом и отцом девочки, внезапно покинули его, когда он посмотрел на свою сводную сестру. Речь отказывалась ему повиноваться, и пунцовая краска быстро залила его плечи и лицо. В отчаянии он схватил ребенка и всучил его Иллире, словно достаточно было просто физического прикосновения и силы его воли.
— Нет, Уэлгрин, — тихо возразила она, сопротивляясь ноше, но и не отдавая ее. — Ты не можешь это просить от меня.
— Я — единственный, у кого хватает глупости просить тебя об этом, Иллира. Тебе нужен ребенок. Тебе нужно видеть, как кто-то растет, смеется. Видят боги, ты должна нянчить своих детей, а не эту девочку, но… — Он повернулся к Даброу:
— Скажи ей. Скажи ей, что скорбь убьет ее. Скажи ей, что никому не станет лучше от того, что ей будет на все наплевать.
Даброу, после минутного замешательства, протянул руку, чтобы помочь Иллире держать ребенка. Ничего не случилось, девочка не перестала биться в пеленках, не спала гнетущая жара, но, вздохнув, Иллира все же улыбнулась младенцу, и он, открыв серо-голубые глаза, улыбнулся ей в ответ.
Эндрю и Джоди Оффут
ПОВЕЛИТЕЛЬ ЗАКЛЯТИЙ
Носи оружие открыто и старайся выглядеть грозным. Люди увидят оружие и поверят внешности, и тебе не придется пользоваться им.
Каджет-КлятвенникСлово за слово, и мечи с лязгом покинули ножны. Фулкрис понял, что попал в беду. Двое мужчин, стоящие напротив него с острой сталью в руках, покинули караван вчера ближе к вечеру, когда тот стал на привал недалеко от Санктуария. Они направились в город немного развлечься, в чем Фулкрис отказывал им всю дорогу от Аурвеша. И вот теперь, около полудня, они вернулись назад в лагерь. Накликая беду.
Фулкрис был не из тех, кто стал бы притворяться, что не видит их и вообще мыслями находится где-то далеко, как бы мудро это ни было. Они вернулись, судя по всему, после обильно сдобренного спиртным обеда. Плохо, что эти двое, в тридцать по-прежнему вспыльчивые, словно юнцы, были злы, точно растревоженные пауки.
Фулкрис говорил тихо и спокойно, и все сказанное им было правильным. Они предпочли не воспринимать его слова. Более того, они решили пойти дальше. Наверняка отчасти причина этой стычки крылась в правой руке караванного охранника Фулкриса. Несколько дней назад он получил рану, у самого плеча. Она до сих пор беспокоила его. Мышцы ослабли, рука потеряла гибкость.
Это обстоятельство делало Фулкриса хорошей целью для нападения, тем более для двоих. Или хорошей жертвой.
Теперь зажатые в руках мечи ясно показывали, что парни покончили с болтовней, и Фулкрису лучше было поступить так же. У него был выбор: бежать или защищаться. То обстоятельство, что из-за раненой руки схватка была бы несправедливой, для парней не имело значения, как не должно было иметь значения для Фулкриса. К тому же бежать он не мог. Он охранял караван. Бежать от нападавших, со свежей раной или без, означало погубить репутацию и надежды на жизнь в новом городе.
Едва заметно поморщившись от боли, спрятав ее за стиснутыми зубами, Фулкрис опустил руку на перевязь и позаботился о том, чтобы меч, как можно звонче заскрежетал, покидая ножны, а затем зловеще сверкнул в его руке.
Парень в зеленой тунике, заморгал, у него задрожала рука. Фулкрис вспомнил его имя: Абдер.
Однако его товарищ продолжал двигаться вперед, и Абдер последовал за ним.
«Надо будет сделать ложный выпад в сторону зеленой туники, — сказал себе Фулкрис, — занести меч повыше и попытаться обратным движением вниз ударить более опасного противника, Абдер струсит. Если я смогу ранить его приятеля, все закончится быстро.
Если не смогу, они убьют меня.
Черт возьми. Так окончить жизнь. И именно сейчас, когда я наконец-то решил осесть на одном месте».
Он замахал мечом вверх-вниз только для того, чтобы тот ярко засверкал в воздухе, производя выразительные «фьють-фьють» — звуки, которые трижды заставят задуматься Абдера, уже сомневавшегося в целесообразности этого нападения.
«Ох!»
От напряжения рана открылась. Фулкрис ощутил на плече теплую струйку крови.
— Сукин сын! — прорычал парень в серой домотканой тунике.
«Еще один шаг, — подумал Фулкрис, понимая, что стадия словесной перепалки вот-вот закончится. „Домотканый“ уже был достаточно заведен. Впервые за последнее время Фулкрис почувствовал страх. — Еще один шаг. И тогда я покончу с ними, или они со мной».
— Эй!
Фулкрис пропустил мимо этот оклик. Он не отрывал взгляда от нападавших. Но те обернулись на источник звука. Одинокий всадник приближался к ним на огромном буром коне, ведя в поводу вьючную лошадь. Волосы его были не видны под странной шапкой с ушами, сшитой из неокрашенной кожи. В этот момент Фулкрис смог бы разделаться с обоими нападавшими. Но не сделал этого.
— Эй, вы, двое, вам нужна помощь, чтобы разделаться с этим грозным преступником?
— Не твое дело, — ответил «домотканый», в то время как бурый конь неспешным шагом надвигался на него.
— Это точно, — тихим голосом произнес всадник, спокойно глядя на него пристально, но без угрозы.
Фулкрис позволил себе глянуть на него. Он увидел то же, что увидели парни: огромный мужчина с большущими отвислыми рыжевато-бронзовыми усами. Большой седельный меч, еще один в ножнах на левом бедре. Щит, старый и обтрепанный, без каких-либо гербов и девизов. Пропыленная потная туника из грубого домотканого полотна с широким воротом. Короткие рукава не скрывают могучих рук.
Уверенный одиночка. Он прибыл с северо-востока — из Аувеша? Он позволял коню идти легким шагом, не отрывая спокойного взгляда от тех двоих, что стояли перед Фулкрисом. На самого Фулкриса он даже не посмотрел.
«Человек, умеющий обращаться с оружием», — подумал Фулкрис.
— Просто любопытно, — спокойно произнес тихий голос. — Вы еще не обменялись ударами, а у него уже окровавлена рука. Выбрали себе противника со свежей раной — гм. На двоих. Вы называете его противником или жертвой.
Абдер, парень в зеленой тунике, только вымолвил:
— А?
«Домотканый» сказал:
— Слушай, ты…
А затем вынужден был отступить на два шага, так как могучий бурый конь встал прямо между ними и Фулкрисом. Всадник не отрывал глаз, что от «домотканого». Абдер попытался незаметно отступить еще на пару шагов.
— Приехал сюда попросить об услуге. Вы из каравана?
Двое переглянулись, причем «домотканому» пришлось обернуться, так как его приятель успел отойти дальше. «Домотканый» поднял глаза на всадника.
— Не-е. Он…
— Тогда не возражаете, если я пгврю с ним?
Он хотел сказать «поговорю», но особенностью акцента было выпадение гласной «о».
Абдер попятился прочь от своего приятеля. Его рука с мечом повисла вниз. «Домотканый» некоторое время пристально смотрел на настырного пришельца, затем взглянул на Абдера. И удивился, когда увидел, что тот находится в нескольких шагах позади него и значительно правее.
— Ха! Хочешь бросить меня одного, Аб?
— Извините нас, — сказал всадник, — нам нужно поговорить.
Он махнул левой рукой.
Бурый конь снова двинулся вперед, разделяя противников, Фулкрис шагнул следом. Он опять обратил внимание, что чужак не удостоил его даже взглядом. Они сделали шагов двадцать, так и не произнеся ни слова. К тому времени парни остались далеко позади. Незнакомец, откинувшись назад, перекинул ногу через луку седла, сделанную в форме головы черепахи, и соскочил на землю в футе от Фулкриса. Его поразительно голубые глаза заглянули в темно-карие караванщика. Мужчины были приблизительно одного роста, только всадник пошире в плечах.
— Ты охранник из каравана?
— Ага. Эти двое…
— Выпили лишку. Рану получил несколько дней назад?
— Ага. Ты…
— Не откажусь от воды, с твоей рукой нужно что-то делать.
«О себе ни слова», — подумал Фулкрис, кивнув.
— Хорошо. Вот сюда.
— Угу. Жди здесь, Жонт.
Фулкрис подумал, что так зовут коня великана. По дороге к своему старому шатру из выцветшей ткани в желтую и синюю полоску он решил немного обрисовать ситуацию.
— Я присоединился к каравану в Тванде. Эти двое примкнули в Аурвеше. В самую первую ночь они малость пошумели, и мы вместе с другим стражником запретили им что-либо крепче воды. Вчера караван остановился на привал. Они сразу же направились в Санктуарий в поисках спиртного. Сегодня утром, судя по всему, они успели добавить.
— Гм.
«А он не из болтливых», — размышлял Фулкрис.
— Да, зовут меня Фулкрисом.
— Стрик.
«Странное имя, — подумал Фулкрис. — Говорит — тихо и совершенно бесстрастным голосом».
— Рука-то ничего, но могла бы подвести во время боя. Спасибо, Стрик. Сюда.
Его движение указало на шатер, полог которого был откинут и подвернут.
Стрик оглянулся на двоих парней, которые с вложенными в ножны мечами направлялись к городским стенам.
— Видел все. Отметил руку. Пригнув голову, он вошел в шатер.
— Угу. Ты все замечаешь, так?
— Только один из них был опасен. Второй нет. Трус. Когда я окликнул, ты продолжал смотреть на них, Фулкрис. Приходится быть внимательным.
— Теперь мы оба им не по нраву. Держи.
Фулкрис хотел было подать Стрику обернутый в тряпье бурдюк с водой, но передумал и налил прохладную воду в оловянную чашу, которую возил с собой вот уже много лет. Это было заметно по чаше.
— Ты ведь не считаешь меня «грозным» преступником?
Стрик пожал плечами. Выпив воды, он предсказуемо крякнул, затем выпил еще.
— Я хотел вмешаться, надо же было что-нибудь сказать. Не хотел мчаться галопом и пугать тебя. Давай поглядим на твою руку.
— Да она в порядке.
— Рана не открылась бы, если бы была в порядке. Сейчас кровь свернулась. Гм.
Закатав рукав, Стрик склонился к ране.
— След от меча. Один из этих двоих?
— Нет. Небольшая заминка сразу за Аурвешем, четыре дня назад. Шесть придурков решили, что на нас можно напасть, и изобразили из себя бандитов. Двое успели удрать. А это сделал один из почивших. Все в порядке.
— Почти так. Дай мне вина, будет немного больно. Стрик открыл рану и обработал ее вином — было больно, затем снова наложил повязку.
— Заживет через два дня, — мимоходом заверил он. — И шрама не останется.
«Скорее, через неделю, и шрам останется», — подумал Фулкрис, но, разумеется, вслух не сказал. Вместо этого произнес:
— Начинает входить в привычку говорить «спасибо». Как насчет того, чтобы принять немного этого вина внутрь?
— Не возражаю.
Фулкрис наполнил оловянную чашу. Отметив, что Стрик не задает вопросов, он решил подражать ему, хотя, естественно, его снедало любопытство, откуда и зачем великан прибыл сюда. Издалека, один? Он даже ухитрился словом не обмолвиться о своем деле.
Стрик, опустив чашу, посмотрел на него. Морщины вокруг глаз, подумал Фулкрис, определяют его возраст тридцатью годами. А может, даже сорока — все зависит от того, какую часть жизни он провел в дороге. Фулкрису было тридцать восемь, но годы, потраченные на сопровождение караванов, так избороздили его лицо, что он мог сойти за пятидесятилетнего.
— Мне хотелось бы оставить здесь своего коня, вместе со щитом и седельным мечом, — взгляд Стрика уперся в глаза Фулкриса, его усы изогнулись в улыбке. — Не хочу въезжать в город увешанным оружием.
— Ты приехал сюда в одиночку из… не могу определить по твоему акценту. Стрик пожал плечами.
— Верно. Ты назовешь плату, которую возьмешь за постой моего коня за несколько дней?
— Ты ищешь работу в качестве… работу, связанную с оружием? Недалеко лагерь наемников — и еще один в городе.
— Нет, меня это не интересует. Тебе что-нибудь известно о городе?
— Очень мало, — ответил Фулкрис, думая о том, что этот человек не говорит правду, но даже лжет он великолепно — весьма прозаично. — Многое можно узнать от людей, которых встречаешь по дороге, и я прислушивался, от самого Аурвеша. В этом городе уже целый год творится черт-те что. Пожар, наводнение, война между ведьмами, пытающимися захватить первенство, пасынки — наемники под началом какого-то типа по имени Темпус, взявшиеся за «оборону» и наведение порядка; и все это в то время, когда город заполнили какие-то необычные заморские захватчики. Империя не так сильна, как прежде.
— Ранканская?
— Верно.
— Слышал. Необычные захватчики?
Даже слово «необычные» звучало необычно; краткое «о» у этого человека получалось в высшей степени кратким.
— Уродцы, недочеловеки, что-то в этом духе. Полагаю, мы скоро увидим сами. Слушай, знаешь, я не собираюсь ничего брать с тебя за заботу о снаряжении и коне в течение нескольких дней. Но подумай вот о чем, если только не торопишься. В этот город направляются мужчина и две женщины, и они уже просили караван-баши дать им сопровождение. Тот попросил меня. И эта троица богата! — Сверкнув улыбкой, Фулкрис заметил, что его собеседник только кивнул. — Короче, если ты подождешь меня здесь, пока я кое-что улажу, мы сможем поехать впятером. Ты станешь гораздо менее заметным — просто один из каравана.
— Принимаю твое предложение, Фулкрис, и спасибо. Я могу потратить немного времени, выколачивая тут пыль из одежды?
— Ну конечно. Просто считай этот шатер своим, пока я займусь делами. Если хочешь, налей себе еще.
— Не хочу.
«Я так не думаю», — подумал Фулкрис и вышел из шатра.
***
Фулкрис был удивлен, увидев несколько часов спустя своего нового товарища. Час назад он покинул его, когда тот отводил вьючную лошадь во временный загон, устроенный караванщиками.
Теперь туника Стрика из грязно-коричневой неотбеленной домотканой холстины уступила место гораздо более добротной, из синей шерсти. Стрик снова нацепил меч, неприметное оружие с медным шаром на рукояти, в старых обтрепанных ножнах, вот только изношенную перевязь он заменил новой, черной, с серебряными пряжками. За пояс был заткнут кинжал. Предмет каждодневного обихода, который никто не воспринимает как оружие до тех пор, пока не столкнется с его хозяином. Исчезли и запятнанные кожаные лосины, вместо них Стрик надел удобные бурого цвета штаны. На ногах были легкие сапожки коричневого цвета. На голове по-прежнему была надета странная шапка с ушами.
Если не принимать во внимание рыжие усы и пунцовое лицо, это был ничем не примечательный человек.
Жонт стоял поблизости, переседланный и взнузданный подпругой из старой вытертой кожи, неприметной еще тогда, когда она была новой, с маленькими седельными сумами. Щита и большого меча видно не было.
— Оставил кое-что в шатре, — произнес Стрик, очень тихо и как бы извиняясь.
— Хорошо, — сказал Фулкрис и представил ему богатого господина и двух женщин.
Все трое были одеты как для приема. Симпатичный мужчина в тунике из желтовато-зеленого шелка и лосинах в тон был одет в великолепный плащ такой светлой голубизны, что казался белым, но не от времени и носки.
Стрик был учтив, приветствуя женщин кивком, и, как всегда, тихо представился. Пышная мадам, с большим задом, в розовом платье по самую шею, украшенную колье из оправленных в серебро гранатов, была супругой знатного санктуарийца.
«И грудь у нее такая, что можно использовать как полочку для посуды», — подумал Фулкрис. Вторая, молодая блондинка, сразу пристроилась рядом с великаном с бронзовыми усами и всю дорогу, пока они шагом покрывали шестую часть лиги до городских стен, пыталась разговорить его.
— Откуда вы, Стрик? — спросила она Ее голос был детским, а ямочки на щеках просто великолепными.
— С севера.
Она метнула на него взгляд.
— О! Вы намереваетесь обосноваться в Санктуарии?
— Может быть.
После некоторого молчания она попробовала снова:
— И вы… э… откроете здесь дело, Стрик?
— Обдумываю это.
Ехавший впереди них рядом с благородным Шафралайном, возвращавшимся домой после длительного пребывания в Аурвеше, Фулкрис улыбнулся. Стройная молодая блондинка умолкла, судя по всему, обдумывая, как же заставить Стрика разговориться. Вежливость не позволяла ей настаивать на расспросах, было очевидно, что он не был расположен к беседе.
Наконец ее голос зазвучал снова:
— Вы уже решили, где остановитесь, Стрик?
— Не знаю, моя госпожа. Возможно…
— Ради всего святого, Стрик, зовите меня Эзарией!
Бросив взгляд налево, Фулкрис увидел, что точеное лицо благородного Шафралайна помрачнело от неудовольствия. За спиной Фулкриса послышался тихий голос, словно Стрик тоже увидел выражение лица господина:
— Возможно, вы сможете посоветовать мне корчму, госпожа Эзария. Она необязательно должна быть лучшей в городе.
— О! Отец, какую корчму посоветуешь ты путнику, приехавшему издалека?
— Дорогая, — натянуто произнес мужчина в шелковом плаще, — нам не известны возможности этого чужестранца. Цены в постоялых дворах Санктуария очень разнятся, как и качество кормежки. На мой взгляд, «Золотой оазис» — лучшее, что у нас есть.
— О, дорогой, давай поужинаем там сегодня вечером!
— Минуточку, Экспимилия, — с легким нетерпением произнес Шафралайн.
— Я из Фираки, милостивый сударь, это на северо-западе и вряд ли мне это по карману. Мне бы что-нибудь попроще.
Фулкрис улыбнулся.
— Ну так как, дорогой? Мне совсем не по душе сегодня ужинать в доме! Кто знает, как следили за ним слуги и в каком состоянии кладовая!
Настойчивость госпожи Экспимилии заставила улыбку Фулкриса стать еще шире.
Ее муж продолжал глядеть прямо перед собой, гордо подняв подбородок. Не повернув головы к человеку позади, где, по мнению Шафралайна, и было его место, он назвал еще две корчмы.
— Огромное спасибо от чужеземца, — сказал Стрик, сделав лишь небольшое ударение на последнем слове.
— Мы отправляемся ужинать в «Золотой оазис», отец?
— Насколько мне известно, — сказал Шафралайн, на этот раз слегка повернув голову, — «Золотой оазис» разрушен.
— Я хотела бы поехать туда и посмотреть сама, — сказала Эзария. — Ведь я буду в полной безопасности, если со мной поедет Стрик, не так ли, Стрик?
— Это, — сказал ее отец, — невозможно.
Они в молчании приблизились к стенам Санктуария. Супруга знатного господина внезапно полуобернулась и сказала решительным голосом:
— Стрик из Фираки, вы не могли бы проводить в «Золотой оазис» меня? Да, Эзария, ты можешь поехать с нами. Арал, — другим тоном обратилась она к мужу, — с нами все будет в порядке, мы скоро присоединимся к тебе.
Шафралайн долгим и пристальным взглядом посмотрел на свою супругу.
— Моя госпожа, — мягко произнес Стрик, — сожалею, но я уже наметил другое дело.
— О-о! — в полном отчаянье протянула Эзария.
Похоже, Стрик предпочел дипломатию раздуванию семейных проблем.
Впервые Шафралайн обернулся, чтобы мельком взглянуть на Стрика. И взгляд этот не был неприятным.
— Фирака, — сказал он, оборачиваясь. — Фирака… о, это там, где добывают жемчуг?
— Да.
— Жемчуг чистой воды, — воскликнула Экспимилия. — Ну конечно же! Фиракские души устриц! — Стремительно обернувшись, она взглянула на немногословного мужчину. — Неужели вы прибыли сюда, чтобы торговать этими симпатичными камешками?
Шафралайн фыркнул. Стрик хмыкнул.
— Простите, моя госпожа.
Они въехали в город и через несколько десятков метров были остановлены двумя молодыми парнями. У обоих на руках были повязки, а вдобавок к мечам в ножнах они были вооружены арбалетами.
— Добро пожаловать в Санктуарий! Вам требуется пропуск, чтобы проехать через этот район, милостивые господа, — бойко объявил один из парней. — Мы предлагаем пять повязок за два сребреника.
— Пропуск! — отрезал Шафралайн. — Скорее мы сомнем вас конями! С каких это пор благородному Шафралайну нужно носить грязную тряпку, чтобы передвигаться по своему городу?
Лица парней, преградивших дорогу, претерпели неприятные изменения. Тот, который молчал, отступил назад, показав, что его арбалет взведен. Прохожие предпочитали не замечать этот натянутый разговор. Большинство из них имели повязки, такие же, как те, что предложили на продажу парни.
— Уже почти год, благородный господин, — снова заговорил парень. — Похоже, ты покинул город в прошлом году и плохо представляешь себе ситуацию. Видишь ли, с тех пор безопасность горожан обеспечивают несколько группировок, и мы просто не сможем гарантировать вам безопасность, если вы не наденете эти прекрасные повязки.
— О, мне кажется, это действительно очень красивые повязки, — сказала Эзария. Ее мать добавила:
— Если именно они в моде в этом сезоне… Шафралайн, однако, был Шафралайном.
— Ты угрожаешь нам, парень?
— Вот сребреник, — произнес тихий голос. — Его будет достаточно. Проследи, чтобы ничего не случилось с этими людьми, согласятся они надеть повязки или нет. Я надену.
— И я, — к своему изумлению, услышал свой голос Фулкрис.
Послышался звон серебра от подкинутой ногтем монеты, и парень вскинул руку, ловя ее. Он внимательно изучил монету.
— Хо! Никогда прежде не видел таких. Что это на ней, огонь? Откуда она?
— Из Фираки, — ответил Стрик. — Это на северо-западе. За пределами Ранканской империи. Там чеканят свою монету, со знаком Пламени. Не волнуйся, это чистое серебро.
Сразу же за последними словами послышалось цоканье, обращенное к лошади. Фулкрис сглотнул и тоже повторил этот звук. Сработало. Кони двинулись вперед, и парни расступились. Тот, который говорил, протянул несколько повязок.
— Было приятно иметь с тобой дело, — сказал он Стрику, когда тот принимал «пропуска».
— Фулкрис, — сказал Стрик, передавая одну повязку караванщику. — Благородный Шафралайн?
Знатный санктуариец даже не взглянул на протянутую руку.
— Я скорее отсеку руку этому дерзкому наглецу, чем нацеплю его грязную тряпку на свою руку!
— И я тоже, — сказал Стрик спокойно, как всегда. — Но пока мы рубили бы его на куски, второй нажал бы на спусковой крючок и выпустил стрелу в… одного из нас.
— Эти мальчишки? Скорее всего он промахнулся бы!
— Папа-а…
— Согласен, — из-за распрямленной спины Шафралайна раздался тихий голос, — если бы мы были только вдвоем с Фулкрисом, возможно, я рискнул бы. Но я очень хорошо помню, что нахожусь в обществе знатного гражданина и двух женщин.
У Шафралайна оставался единственный выход: изобразить обиду за то, что его заподозрили в трусости. Но он предпочел не делать этого, а может, просто не подумал об этом.
— Гм, — пробормотал он. — Что же стало с моим городом, пока я отсутствовал?
Простое совпадение или богиня, известная как госпожа Случайность, предпочли сделать так, что Стрик и знатная дама ответили дуэтом:
— Нам придется выяснить это. — А она добавила:
— Соблюдая до той поры осторожность.