Мир воров (№8) - Душа города

Хаут направился к шкафу, где Ши прятал ножи. Бесшумно сунув один из них в рукав, он спрятал рукоять в ладони и послушно последовал за своим господином-госпожой в комнату.

Стилчо ползком забрался на темную площадку, где его поджидала Мория.

— Сейчас или никогда, — сообщил он молчаливой женщине, радуясь, что не видит ее лицо, взял ее за руку и повел вниз по ступеням.

В кухню дома Пелеса вели две лестницы. Одна из большого холла, выходившего в покои на первом этаже, а вторая из людской. Обе лестницы оказались заняты. Стилчо открыл дверь и нос к носу столкнулся с угрюмой физиономией Ши, господского повара. Он хорошо знал это лицо, оно было последним, что он видел потерянным ныне глазом, и на миг точно прирос к полу. Вся его решимость и храбрость испарились. Рука Мории выпала из его трясущихся пальцев.

— Мы отнесем Стратона в конюшню, — тихо, но твердо прошептала Мория, выступая из тени Стилчо. Она сама боялась этих слуг, которых привел ко двору Ишад повелитель нищих Морут, но уже давно научилась скрывать страх. — Ты и ты, — приказала она угрюмой парочке, — берите его за ноги. — Мория посмотрела на Стилчо.

Неотрывно наблюдая за одноруким поваром, ныне вновь живой Стилчо встал у плеча Стратона.

— Если сумеем, вынесем его из дома и будем ждать помощи, которая придет рано или поздно.

— А если нет? — осведомился Ши.

— Тогда придется поджечь конюшню.

Слуги заворчали, но они всегда слушались ее приказаний, так что особенно никто возражать не стал. Мория придержала для них дверь, а Ши в последний раз обшарил буфет.

— Он утащил мой любимый нож. — Мория быстро пробежала глазами по кухонной утвари и принялась засовывать ножи в кожаные кольца на поясе.

— Вот, госпожа. — Мория обернулась и увидела длинный нож для птицы, ощутив ладонью рукоять из железного дерева. — Плохим ножом убить трудно, — ухмыльнулся Ши.

***

Уэлгрин отставил котелок в сторону. Что бы там ни бросали в суп повара в казармах, но от обеденного горшка пахло хуже, чем гарью, которой он надышался за день, а вкус был просто отвратителен. Еще не менее десятка бойцов оставались на улицах, включая и Трашера, который пока не возвратился с задания. Похоже, во дворце нашли весьма серьезные доводы для того, чтобы приказать замазать граффити и разукрасить город чумными знаками. Население Санктуария отозвалось на такие новости весьма заметной паникой.

Он приказал бы сражаться и дальше, но солнце уже садилось. Ранканский корабль, на котором развевался уже позабытый многими штандарт Вашанки, бросил якорь на траверзе порта, а экипаж, пассажиры и груз проходили через воображаемый карантин. Пока еще никто не видел ни единого тронутого ужасной болезнью трупа, однако слухи от частых пересказов становились все более и более мрачными. Пока что Уэлгрин ничему не верил, хотя некоторые из его людей и высказывали сомнение по поводу столь странно начавшейся ночи.

Прежде чем он принял решение о том, как действовать дальше, на пороге появился один из тех ветеранов, кто уже многие годы сражался с ним.

— Траш и Ситен у Западных ворот. Они принесли чье-то тело, которое не желают отдавать могильщикам.

— Вот это да, — воскликнул капитан, хватая плащ. — Замп, пригляди за горшком, я еще вернусь.

Уэлгрин поспешно сбежал по ступеням. Он поверил Каме, поверил тем кружкам эля, которые она осушила вместе с ним и со Стратом всего неделю назад. Он верил в то, что она не стреляла в Страта и что окажется достаточно умной и увертливой, чтобы выйти живой из неприятной ситуации.

Временный дворцовый морг начинался как раз за городскими виселицами. В его окошке виднелся слабый свет. С тех пор как всюду развесили чумные знаки, могильщикам стало нечего делать, и они решили как следует обмыть нежданный «отпуск». Осторожно переступая через битые черепки, Уэлгрин услышал, как Траш ругается с могильщиками .

— Стойте как стояли, — приказал капитан, намеренно загородив от могильщиков тело. — В чем дело?

— Оно должно остаться здесь, — заявил старший из могильщиков, показывая на темный предмет под ногой Уэлгрина.

Трашер закусил губу.

— Командир, ведь это же один из наших, Мальм. Он заслуживает того, чтобы лежать среди тех, кому он служил и ради кого умер.

Мальм умер два года назад и никогда не пользовался особым уважением Траша. Уэлгрин уставился на своего помощника, но на лице того ничего нельзя было прочесть И все же он знал Траша уже тринадцать лет, и, если он не хотел оставить тело Камы у могильщиков, значит, на то имелась весьма основательная причина.

— Мы сами с ним разберемся, — заявил Уэлгрин могильщикам.

— Чума, господин. Приказ: ваш приказ. Этих слов хватило, чтобы высокий светловолосый военачальник потерял терпение.

— У моих людей нет чумы, черт вас возьми. У него огромная кровавая дырка там, где должен быть живот! Траш, в казармы его — и немедленно!

Траша и Ситен не требовалось подгонять. Воины взвалили тело себе на плечи и поспешили в казарму, пока Уэлгрин продолжал препираться с могильщиками.

— Мне придется сообщить туда. — Гробокопатель показал корявым пальцем на купол Зала Правосудия. — Даже тот, кто издает законы, не имеет права их нарушать, — гнусавил он.

Уэлгрин провел рукой по взлохмаченным волосам, перехваченным на лбу бронзовым обручем.

— Сообщи лично Малину Факельщику, что траурные ритуалы Вашанки требуют исполнения в казармах — есть в городе чума или нет.

Младший из гробокопателей направился к Залу. Уэлгрин немного постоял и пошел в казарму, весьма довольный собой. До тех пор, пока могильщики не начали угрожать ему, он не знал, как лучше передать сообщение своему партнеру и не привлечь при этом ненужного внимания.

— Наверху, в комнате Ситен, — сообщил ему Замп, стоило Уэлгрину появиться на пороге. Каждый из собравшейся в комнате шестерки проводил его взглядом, но их-то, по крайней мере, не занимали мысли о чуме или об императорском корабле. Уэлгрин заставил себя медленно, чинно подняться по ступеням в комнату, где жила Ситен, единственная женщина-солдат гарнизона.

Траш и Ситен стояли на страже у открытой двери.

— Как она? — спросил Уэлгрин.

— Я в порядке, — отозвалась Кама, спуская длинные ноги с постели Ситен.

Правую половину лица покрывала грязь, а в остальном Кама была в порядке.

— Полагаю, что обязана тебе жизнью, — смущенно вымолвила она.

— Не думаю, что это ты стреляла в Страта. У тебя и до этого было немало прекрасных возможностей сделать это. К тому же тебя не очень-то волновала его связь с ведьмой.

Она состроила гримаску.

— Насчет первого ты прав.

— Она была у «навоза», — заметил от двери Траш. — Двое из них охраняли комнату, где мы нашли ее.

Кама подошла к Уэлгрину, глядя куда-то сквозь него. В ней был какой-то шарм, и, даже будучи одетой в рваную, потертую кожу, она выглядела элегантно и бессознательно сохраняла могучую стать своего отца. Начальник гарнизона никогда не мог взять над ней верх.

— Что-нибудь личное? — пробормотал он.

— Личное? Личное? Боже мой, нет. Они видели меня в компании с тобой и Стратом и решили, что меня купили, — оскорбилась она.

Тогда почему они заперли ее и подстрелили Страта, и почему Страта, а не его? Ответить на это было совсем не просто. Да, личного в этом было ровно столько, сколько можно было ожидать от узколицего предводителя НФОС.

— У тебя есть проблемы похуже, — сообщил ей Уэлгрин.

Кама отвернулась от него и уставилась на огонь лампы, точно это был центр вселенной.

— Да, мне сообщили. Стрела Джабала, так? А потом здесь разразился сущий ад. Уэлгрин горько рассмеялся.

— Не совсем так, но близко к истине. Похоже, кто-то выбрался из дома ведьмы и затащил туда Страта. Пасынки подумали было, что дом защищен, и защищен нисийскими чарами — тебе они тоже ведомы. Старина Крит поспешил обратно во дворец и обнаружил, что Роксана вернулась из того места, где она затаилась, и отправилась туда, поскольку некий Хаут — бывший раб и помощник Ишад — украл Сферу Могущества и спрятался в доме. Так что, как видишь, ад не разверзся, но нашел себе выход в доме старого Пелеса.

Кама поправила прическу, повела плечами и снова глянула начальнику гарнизона прямо в глаза.

— Думаю, это еще не все, — заметила она без вопросительных ноток в голосе.

— Да. Невдалеке от причалов стоит на якоре корабль, с которого сыплются Вашанкины стрелы. Говорят, что на корабле Брахис и даже сам новый император. Точно пока неизвестно, поскольку мы сообщили им, что в городе чума. Во дворце собираются навести в городе порядок, даже если до рассвета придется перестрелять всех известных смутьянов. Твое имя в этих списках значится первым. Ходит слух, что даже существует приказ не брать тебя живой.

— Крит? — спросила она. — Темпус? Уэлгрин дважды кивнул.

— Кама, единственный из пасынков, который желал бы видеть тебя живой, лежит сейчас в доме ведьмы, и положение его незавидно. Так или иначе, но начальство обеспокоено. Стрела Страта не создала им проблемы, но то, что произошло потом, приводит к мысли, что это ты украла Сферу и выпустила Роксану.

— И что мне теперь прикажете делать? Прятаться до конца дней своих? Или, может, мне стоит залезть на самую высокую крышу и стать живой мишенью? А может, просто уйти обратно к Зипу? По крайней мере, о самой себе я сумею позаботиться. — Кама принялась возбужденно мерить шагами крохотную комнатку. — Я пойду на этот корабль, найду Терона, если он там…

Солдаты гарнизона обменялись взглядами. Ни при каких обстоятельствах тот, кто знал, что творится в Санктуарии, не мог появиться вблизи корабля, не имея целого свитка разрешающих подписей. Уэлгрин сделал шаг вперед и преградил Каме путь.

— Я отправил послание Молину Факельщику, в котором сообщил ему о тебе. Если кто во дворце и cnoco6eн воспринять правду, то только он.

Кама недоверчиво уставилась на него.

— Молин придет сюда?

— Исполнить твой погребальный ритуал Гробокопатели найдут его, и он придет. Возможно, вы, ветераны войн у Стены Чародеев, не слишком-то любите его, но он заботится о Санктуарии. Поверь мне, ты можешь довериться ему, — заверил Уэлгрин Каму, неверно истолковав пробежавшее по ее лицу облачко.

— Когда?

— Думаю, он придет, как только сможет. Дворцовые, — так Уэлгрин называл тех немногих ранканских солдат, что все еще несли службу во дворце, — сообщили, что на закате солнца бейсибцы устроили большое сборище, нечто вроде ритуала отравления. Не знаю, участвует Молин в этой затее или нет, но если ему придется откушать с ними, то раньше полуночи он может и не появиться.

Кама подошла к маленькому оконцу, выходившему на конюшни и угол плаца. Отдернув занавески, она взглянула в ночное небо

— Было бы спокойнее, если бы ты задернула занавески и не показывалась, — попросил Уэлгрин, не решаясь прямо приказать ей.

Тихонько вздохнув, Кама закрыла ставни и выжидательно посмотрела на него.

— Я пленница?

— Черт побери, женщина, это ради твоего же благополучия! Никто не станет разыскивать тебя здесь. Но если у тебя есть друзья, которым ты можешь доверять и с ними тебе будет спокойнее, то просто сообщи мне, и ты проведешь ночь у них

Кама поинтересовалась об этом у Уэлгрина скорее в силу привычки, чем по умыслу.

— А не осталось ли какой-нибудь еды? — спросила она уже более непринужденно

— Маринованная рыба и немного вина. Тебе принесут.

— Спасибо, и воду, пожалуйста, — я хочу помыться перед траурной церемонией. — Кама улыбнулась своей обворожительной улыбкой

Факельщик, по-прежнему в регалиях, которые ему пришлось надеть на время исцеления детей бейсой, появился в казарме в сопровождении могильщиков. Те требовали позволить им осмотреть тело, но, едва Молин заметил, как взволнован Уэлгрин, он тут же отправил их одним взмахом руки.

— Не раньше чем закончится ритуал, — рявкнул он. — Пока дух не будет освящен и отпущен с миром, нельзя отдавать останки могильщикам.

— Я никогда не слышал ни о каких Вашанкиных похоронах, — жалобно прогнусавил младший могильщик старшему.

— Этот человек был посвященным в Братство Вашанки. Хочешь испытать на себе проклятие Громовержца?

Могильщики, так же как и прочие жители Санктуария, подозревали, что Громовержец потерял силу и исчез, но никто из них не осмелился бы сказать это дворцовому вельможе, чья власть в простых вопросах жизни и смерти не подвергалась сомнению. Они согласились вернуться в морг и подождать выноса тела. Едва дверь за ними захлопнулась, как Молин нетерпеливо поволок Уэлгрина в тень.

— Что здесь, в конце концов, происходит?

— Есть небольшая проблема, — объяснил капитан, увлекая жреца вверх по ступеням. — Наверху человек, с которым тебе следует поговорить.

— Кого ты там держишь? — спросил Молин, видя, как Уэлгрин постучался и только после этого открыл дверь.

Кама умело распорядилась водой и временем. Она успела смыть пыль и грязь с лица и плеч и тщательно расчесала вьющиеся по плечам волосы. Уэлгрин заметил, как между жрецом и женщиной промелькнуло нечто такое, чего он не смог сразу понять.

— Кама, — тихо промолвил Факельщик, застыв на миг на пороге. Всю вторую половину дня и весь вечер он намеренно избегал всяких мыслей о ней, предоставив ее своей судьбе. Он полагал, что ничего другого она и не ждет от него. Молин оказался прав, но это знание никак не смягчило набежавшие виноватые мысли.

— Мне уйти? — спросил Уэлгрин, который наконец-то уразумел, в чем дело.

Молин помолчал, оценивая с десяток ответов и возможных вариантов развития ситуации.

— Нет, останься, — сказал он так, что никто и не подумал, что у жреца уже успел созреть план действий. — Кама, и все-таки почему ты здесь? — спросил он, закрыв за собой дверь.

С помощью Уэлгрина она объяснила Молину, как лидер НФОС Зип по-своему расценил тот факт, что она провела время вместе со Стратоном и капитаном, и что именно этот факт вызвал длинный ряд событий, который завершился не просто попыткой убить Стратона, но и саботажем всего того, что он пытался организовать.

Молин внимательно выслушал их и не мог не поздравить себя. Отпустив Уэлгрина, он помог бы Каме из чувства любви, и она потом отвергла бы его за это. Теперь же он собирался помочь ей, поскольку выслушал ее рассказ и поверил в него. Она по-прежнему может отвергнуть его, поскольку, как подозревал Молин, всегда предпочитает действие интриге, но если такое и случится, то не из-за слабости, называемой любовью.

— У тебя есть два пути, Кама, — сказал жрец, когда говорившие смолкли. — Никто не удивится, если ты сегодня умрешь. Я могу сделать так, что все поверят в это. Можешь взять из конюшни любую лошадь, и никто даже не подумает разыскивать тебя. Или же, — жрец сделал паузу, — можешь очистить свое имя.

— Мне дорого мое имя, — ответила Кама, не колеблясь. — Я обращусь к императорским судьям… — Теперь уже Кама стала просчитывать возможные варианты развития ситуации. — Брахис… — Она огляделась вокруг, припомнила Детей Бури, ведьм и малообъяснимое отсутствие Вашанки. — Я выбью правду из Зипа, — заключила она.

Молин покачал головой и повернулся к Уэлгрину.

— Поверил бы ты тому, что он скажет? Капитан покачал головой.

— Нет, Кама, если бы здесь оказался живой Страт и он сказал бы, что это была не ты, тебе поверили бы, однако слово никого другого на веру принято не будет. Тебе лучше будет просто прийти к тем, кто тебя обвиняет.

— Под твоей защитой?

— Под защитой Темпуса. Уэлгрин не удержался от реплики:

— Да ведь он же один из тех, кто приказал ее убить!

— Он приказал схватить ее, а остальное досочинили его помощники. Сейчас он снова борется с демоном… и Роксаной за душу Нико. Джихан едва не вытащила его наружу, но сейчас, пока не начался новый шторм, она столь же смертна, как ты и я. У Темпуса сейчас нет никаких причин желать ее смерти.

— Ты не прав, если думаешь, что он будет мягок со мной, — предупредила тихим голосом Кама. — Он признает мое существование, но не более того. Ему станет легче от моей смерти.

Ей тяжело было признать это, неважно, незнакомцу или любовнику, но у Молина нашелся лучший аргумент, чем простое отрицание ее слов.

— А я не собираюсь упрощать жизнь этому человеку, — тихо ответил он безапелляционным тоном. — Он не возьмется сам судить тебя, а поэтому проследит, чтобы справедливость была соблюдена.

Кама вскинула голову:

— Идем к нему сейчас.

— Завтра, — остудил ее пыл Молин. — Сегодня у него другие дела.

***

Принц Кадакитис принял поднос из рук бейсибца-жреца. Он был вежлив, но тверд в решении, что Шупансею никто, кроме него, не должен сегодня видеть. Таковым было их общее желание, и всем пора было привыкнуть к тому, что его слово тоже многое значит. Для лысого жреца произошло в один день слишком много событий, чтобы он стал вступать в спор. Поклонившись и благословив их, он покинул покои. Принц аккуратно поставил поднос у кровати и обратил свое внимание к бейсе.

Полосы многоцветной пудры тут и там видны были на белых императорских простынях. Сбросив на пол голубовато-зеленые хлопья, Кадакитис поправил на подушках ее волосы, улыбнулся и легонько поцеловал ее груди, чего никогда не осмеливался делать в те немногие минуты, когда они ненадолго оставались вдвоем. И дернулся вверх, почувствовав, как что-то прошелестело по его шее.

Бейса пробежала ярко накрашенными пальчиками по его руке.

— Мы одни? — спросила она.

— Да, — согласился он. — Если не считать этих, за дверью. Они прислали нам еду. Ты голодна?

Принц потянулся было к подносу, но почувствовал, что его держат. Приподнявшись на подушках, Шупансея принялась расстегивать застежки на его тунике.

— Китус, двое моих детей уже подростки, а ты обзавелся женой и наложницами уже в четырнадцать. Я потеряла свою девственность во время ритуала, за которым наблюдало не менее сорока жрецов и родственников. Признай, что для меня это было не менее неприятно.

Принц сделался пунцовым.

— Так вот. Мы с тобой точно пешки, и у самой дешевой проститутки свободы больше, чем у меня. Но сегодня все пришло в движение, даже Матерь Бей. Не думаю, правда, что она сумеет проглотить вашего мечущего молнии бога так, как поступала она со всеми нашими героями и полубогами. Она велела мне не оставаться сегодня ночью одной. Я могла бы выбрать жреца или одного из Буреков, но предпочла быть с тобой.

Стащив с плеч принца тунику, она притянула его к себе. Принц попытался было скинуть с ног сандалии, но вскоре махнул на них рукой.

***

Наконец-то пришла ночь и темные чувства смертного духа затуманили небеса, подобно дыму и неизменному туману. Ишад погасила свечи и подняла свои черные одежды. Она долго планировала и размышляла, что делала весьма редко, и приняла решение действовать, несмотря на риск и неясность ситуации.

Ишад осторожно запечатала свой дом у Белой Лошади. Если она проиграет, к рассвету здесь останутся только старые ворота, торчащие из зарослей бурьяна. Когда Ишад проходила мимо цветов, черные розы раскрылись, возможно, в последний раз даря ей свою манящую красоту. Любовно вдыхая их смертельно-сладкий аромат, Ишад отсылала розы туда, где когда-то нашла их.

Там, за мостом, в более преуспевающей части города, гнедой жеребец поглощал последние остатки магического огня, оставив дом Пелеса открытым всем, кто движется в темноте. Ишад укрывалась в тенях лишь в силу своей обычной осторожности. Обычные формы смерти были ей не страшны, но к дому инстинктивно устремилась нежить, та, что почувствовала, что защита дома исчезла. Подойдя к порогу, Ишад затеплила свечку, изучая магические сгустки, оставшиеся от разрушенных заграждений Роксаны.

Повинуясь неслышной команде, дверь открылась. Ишад настороженно прошла внутрь, готовая в любую минуту применить любой финт из ее столь тщательно отобранного арсенала. В холле никто не поприветствовал ее и не вызвал на бой, так что ведьма скользнула дальше в глубь своих владений.

Найдя кровавый след Стратона, Ишад прошла по нему до кухни. Героизм Стилчо принес свои плоды, но некромантку интересовало не только состояние Стратона. Нисийская ведьма притаилась где-то здесь, и Ишад не покинет этот дом, пока не низвергает ее в Ад или еще куда подальше.

Продолжая поиски, Ишад скользила из комнаты в комнату, следуя тонким лучам Сферы, и вот наконец вышла к месту, где поиски завершились. Рядом со Сферой сгорбился Хаут, чьи широко раскрытые неподвижные глаза очень напоминали сейчас бейсибские. У его ног лежал огромный нож Ши. Тасфален пел мертвым голосом, еле волоча ноги по кругу света от Сферы на полу.

Тасфален?

Ишад не сразу оценила перемены, произошедшие в Тасфалене Ланкотисе. Неужели Хаут каким-то образом удержал Сферу у себя? Неужели в этих разрушенных заграждениях ей просто почудилась магия Роксаны? Наверняка воскресение Тасфалена — дело рук ее бывшего помощника, ведь Роксана никогда не действовала так грубо. Укрывшись в тени под магическим плащом, некромантка прислушалась к песне шара, пытаясь воссоздать цельную картину.

Так же, как и Хаут, она отметила небрежность, из-за которой нисийская ведьма не сумела защитить свою смертную оболочку. Ишад признала ту мистическую болезнь, от которой сама едва оправилась. На краткий миг ведьма испытала жалость, что такую сильную чародейку можно победить, воспользовавшись ее минутной ошибкой. Она начала развертывай, свои магические сети, чтобы заземлять лучившуюся энергию Сферы в своих владениях так же быстро, как Роксана-Тасфален будет ее создавать. Чем быстрее вращалась Сфера, тем сильнее становились сковавшие ее узы, пока весь дом не затрясло и пыль не посыпалась со старинных потолков.

В мертвых глазах Тасфалена не отразилось ничего: Роксана была слишком погружена в процесс сотворения заклинаний, чтобы тратить силы на простые слова. Молния яростно вылетела из Сферы в тот момент, когда нисийская ведьма бросилась в атаку, которая быстро захлебнулась, едва сила наполнила магическое хитросплетение Ишад. В некоторых узлах повалили клубы дыма, но в целом сеть выдержала напор. Ишад начала смеяться, глядя, как ее соперницу охватывает страх.

Роксана беспомощно развела скованные судорогами руки Тасфалена, пытаясь освободиться от опутавшей ее силы.

— Нити! — застонал лишенный тела голос Роксаны над вращающейся Сферой. — Никаких нитей! Он идет ко мне!

Сфера Могущества закружилась быстрее, сначала поглотила голос ведьмы, а потом захватила и само ее тело. Там, где сеть Ишад в углах комнаты касалась пола, заблестели огненные вспышки. Некромантка прикрыла плащом волосы и отошла подальше от притягиваемых к Сфере предметов. Нисийская ведьма угодила в ловушку своего магического артефакта. Теперь можно было убедиться, что Страт находится вне опасности, и Ишад представила себе лицо пасынка.

Облик ее любовника был окружен неким оранжевым нимбом, дьявольским нимбом, но Ишад поняла это, лишь только когда снова повернулась к дрожащей кобальтовой Сфере. Никаких нитей, кричала Роксана, никаких пут, приковывавших демона к Нико. Демон владел пока лишь одной душой, но мог потребовать еще очень многих. Ишад едва не поскользнулась на скользкой от крови половице.

— Стратон.

***

Хаут постарался сделаться как можно незаметнее, как тогда, когда он был танцором или рабом. Этакий малозначимый человечек, не стоящий внимания ведьм и уж тем более демонов. Он увидел, как то, что некогда было Роксаной, светится в пустоте, а вокруг нее кружится десяток или даже больше душ людей, которых она лишила жизни. Он видел, как Ишад попыталась выбежать из дома, поскользнулась и снова побежала. А еще Хаут видел Сферу, про которую на время забыли, висевшую ровно посередине между Ишад и демоном.

По-прежнему оставаясь невидимым для демона, Хаут свернулся калачиком. Нет необходимости уничтожать Сферу, думал он, массируя палец, на который было надето кольцо Ишад. Достаточно перемахнуть через Сферу и сбежать по лестнице вниз. Его тело по-прежнему помнило навыки танцора, поэтому ничего сверхъестественного в подобном кульбите для него не было.

Хаут кончиками пальцев схватил глиняную Сферу, и та на миг тяжело уперлась ему в грудь. Нисиец заставил центр маленькой вселенной перейти с одного уровня существования на другой. Сфера притянулась к нему, прошла сквозь него, поглотила его, вздрогнула и исторгла его из себя.

***

Сила уничтоженной Сферы швырнула Ишад к стене. Закутавшись с головы до пят в огненную магию, ведьма едва успела дойти до лестницы, когда языки пламени принялись бушевать в комнате, и, когда она выбежала на улицу, одежда на ней горела.

Огненный столп вырос из развороченной крыши дома Пелеса и уперся прямо в небеса. Заточенный в огне демон вступил в бой с Буреносцем, чей облачный силуэт высвечивался на небе летящими молниями. На улице стала собираться толпа, которая смотрела, как Ишад пытается погасить огонь на одежде и волосах. Люди принялись насмехаться над ней, и Ишад побежала по улице, так и не сумев сбить пламя.

***

Молин Факельщик одним из первых вскарабкался на дворцовую крышу, чтобы получше рассмотреть столб из пламени. Подставив лицо навстречу ветру, он вглядывался в темное, освещаемое молниями облако.

— Буреносец?

Жрец едва не упал с крыши, когда кто-то крепко взял его за плечо.

— Не сегодня, — рассмеялся Темпус.

На бесчисленных лестницах появлялись все новые и новые люди, спеша к ограждению вокруг Зала Правосудия. Появились поддерживавшие друг друга Джихан и Рэндал, а следом за ними шел Нико, развеселившиеся Дети Бури тащили Изамбарда, а за ними, босые, в ночных рубахах, тянулись придворные, жрецы и слуги. Этой ночью дворец ничем не отличался от Санктуария, ибо на каждой крыше, в каждом дворе и на улицах толпились охваченные страхом люди.

***

Ярчайший свет осветил спальню принца. Кадакитис проснулся, вздохнул от мысли, что все хорошее быстро проходит, и собрался было уйти, не разбудив Шупансею. Его сердце едва не окаменело, когда он понял, что один в постели. Слава богу, бейса стоит у открытого окна, не отрывая глаз от светящейся колонны.

Накинув на плечи шелковое одеяло, принц медленно подошел к ней.

— Она сдержала обещание, — пояснила Шупансея, набрасывая край его одеяла себе на плечи и прижимаясь к нему. — Буреносец сражается с демоном.

На первый взгляд это были вовсе не демон и бог, а одинокое огромное облако, мечущее молнии в огненный столп, невероятный по размеру и яркости. Зрелище само по себе было настолько невероятным, что объяснение бейсы было ничуть не хуже любого другого. Приглядевшись, принц заметил, что молнии били только в огонь, а огонь спиралью тянулся к облаку. Отраженные огненные стрелы падали в океан, а иногда и на город.

— Он поймал его в ловушку, — объяснила Шупансея, показывая принцу, как посылаемые Буреносцем молнии не давали дьявольскому огню переменить положение. — Они будут биться до тех пор, пока Буреносец не уничтожит демона.

Принц не мог отвести глаз от странного действа. Узнав от Шупансеи, в чем дело, он только теперь заметил, как колеблется всякий раз колонна, когда выбрасывает очередную спираль навстречу молниям. Он даже придержал руку бейсы, когда та решила закрыть ставни.

— Конец неизбежен, — заверила принца Шупансея, крепко обнимая его.

В окно полетели частички пепла. Из глаз Кадакитиса потекли слезы.

— Хочу увидеть, будет ли начало.

— Начало здесь, — объявила Шупансея, задергивая занавески и увлекая принца к постели.

Джанет Моррис

ОГНЕННЫЙ СТОЛП

Дующий из гавани вонючий ветер нес с собой смерть. Это почувствовал даже тресский жеребец Темпуса, когда конь и всадник направлялись по Главной дороге к верфи, в сторону покачивающегося невдалеке на якоре императорского корабля.

Фыркая, Трес грациозно летел по мостовой, высекая копытами искорки из старинного булыжника, которые вились вокруг ног жеребца подобно насекомым, а потом исчезали в клубах дыма, который плыл к морю от сиявшего между небом и развалинами дома Пелеса огненного столпа. Адские пылинки вились вокруг одежды Темпуса и больно жалили его, касаясь обнаженных ног и рук. Пылинки танцевали подле ноздрей жеребца, и Трес, обладавший большим разумом, чем многие из обитателей Мира Воров, наклонял голову ниже, чтобы не вдыхать эту адскую пыль, которая вспыхивала искрами и, подобно горячим иглам, вонзалась в его бока.

Адская пыль меньше всего волновала Темпуса этим тусклым утром, ибо солнце предпочло спрятаться от битвы между небом и землей. На самом деле солнце, как обычно, встало в урочный час над горизонтом и осветило простертую в небо огненную колонну и грозовые облака, из которых вылетали молнии, но очень быстро облака, огонь и молнии скрыли его. От дома Пелеса поднималось пламя, а разъяренные небеса с одинаковой яростью хлестали по ведьмам и вырвавшимся из Ада демонам.

Именно отсутствие утра и нехватка природного света больше всего занимали сейчас Темпуса, человека, который привык по полочкам раскладывать знамения и был слишком хорошо знаком с психологией небожителей. Темпус направлялся на встречу с Тероном, которому помог сесть на императорский трон, и Верховным жрецом Вашанки Брахисом. А в городе по-прежнему бушевала война и царил хаос.

Даже Трес своим поведением недвусмысленно показывал, что с задачей водворить спокойствие и порядок в Санктуарии, пусть даже всего на один день, Темпус не справился.

Не многие решились бы в подобной ситуации взять на себя ответственность, возложив неудачу на наличие в Санктуарии всех наивозможнейших видов греха, но Темпус сделал это почти с радостью, ибо его мрачное пророчество касательно города и не любимых им людей исполнилось.

Он был по-настоящему тронут унынием Треса, ведь животные чисты и честны в сравнении с лживой и пронырливой человеческой расой. Да, возможно, это не по его вине (Крит был в этом уверен) Стратон угодил в самое пекло восстания и не то погиб, не то находился в плену, и это не Темпус по кличке Риддлер посодействовал тому, что Нико превратился в игрушку в руках демонов и злобных ведьм. Вполне вероятно, что это не Темпус явился первопричиной того, что его собственную дочь Каму разыскивали пасынки и дворцовая стража как смутьянку и убийцу, тем самым создав пропасть в отношениях между Третьим отрядом и всеми остальными частями в городе, и если Каму казнят, то никаким дипломатам не навести потом мосты через эту пропасть.