— Слушай внимательно: у Главных Ворот стоят четверо дюжих молодцов… — По его живо блеснувшим глазам она с удовлетворением поняла, что даже он, обыкновенный гвардеец, хорошо знает, кто она такая. Ее все еще довольно легко было смутить. — Так вот, ты лично отнесешь им лучшее вино и самые красивые бокалы — можешь все это выпросить, взять без спросу или украсть. Но смотри, если не выполнишь моего приказа…. — Она потрепала его по плечу и подмигнула. — В общем, даже НЕ ВЗДУМАЙ! — Выхватив у несчастного малого из ножен его же кинжал, она мгновенно приставила клинок к его горлу. Бедолага и охнуть не успел. — Понял? Так-то! — И она ловко сунула кинжал на место. — Эх ты, чуть ножик свой от страха не обронил!

И Дафна с самым безмятежным видом проследовала далее, оставив гвардейца в покое. Ни ранканская, ни бейсибская стража так и не осмелилась преградить ей путь. Все они прекрасно знали ее, принцессу Дафну, которая однажды осмелилась в лицо назвать их замечательную Бейсу шлюхой и высмеять ее в присутствии всех знатных людей города! И все они, разумеется, ее ненавидели, но все же не могли не испытывать к ней уважения, смешанного со страхом, — может быть, потому, что даже эта снулая рыба, эта Богиня-мать, эта Бейса так и не осмелилась ее уничтожить.

А может, она все это просто придумала? Порой воображение вполне способно устроить с ней такой вот фокус. Откуда ей знать, что бейсибцы или ранкане в действительности думают о ней? Да ей это, в общем-то, безразлично. Вот Ченае она даже угождать готова, и Дейрну, и Ловану Вигельсу. И самой себе, разумеется. А в остальном — плевать ей и на Рэнке, и на бейсибцев, и на Кадакитиса!

Она осталась верна только «Краю Земли» и тому, что с ним связано, — ведь это Ченая спасла ее на Острове Мусорщиков, а Лован предложил ей жить у них в доме. Дейрн и его гладиаторы сделали ее тело сильным, а сердце — мужественным. Они вложили в ее руки меч и научили с ним управляться. Только им она обязана хранить верность, только их она может любить! А все остальные здесь хуже грязи у нее на подошвах!

Кадакитиса она нашла в его личных покоях. Смешно, но он, видно, решил, что интимная обстановка способна смягчить ее и заставить отменить принятое решение. Что ж, пусть немного потешится, жалкий тщеславный человечек! Стражник распахнул перед ней двери и стоял рядом, пока из-за занавеса не показался сам Кадакитис.

Принц радушно улыбался, вид у него был исключительно благоразумный. В нем все еще здорово чувствовался тот мечтательный мальчишка, которого она когда-то любила. То же детское лицо, те же взъерошенные волосы, та же жидкая неровная бороденка, которая, наверно, так никогда и не превратится в настоящую мужскую бороду.., и по-прежнему ужасно тощий! А уж по сравнению с Дейрном или Лейном — просто палка от швабры.

Да, она действительно любила его когда-то…

Но увы! Больше она его не любит. Он сам убил ее любовь.

Когда Дафну похитили рагги, Кадакитис и не подумал искать ее или хотя бы поинтересоваться ее судьбой. А когда — исключительно благодаря Ченае! — она все же вернулась, у него уже была другая женщина. Впрочем, вряд ли эту вялую особу с мордой карпа можно назвать женщиной!

И, пожалуй, не так уж она его ненавидит. Но тогда ей было очень больно. И теперь хотелось сделать больно ему.

— Дафна! — воскликнул Кадакитис. — Ты выглядишь просто ослепительно!

Она, сложив руки на груди, ждала, пока он подойдет к ней.

— Можешь попробовать еще чуточку подольститься ко мне, Котеночек, — холодно предложила она. — Возможно, это меня несколько смягчит, и я дам тебе то, чего ты, как знаю, так сильно хочешь.

Он протянул руку, и она вздрогнула от его прикосновения.

Пальцы принца погладили ее обнаженное плечо.

— Клянусь Золотой Короной Саванкалы! — прошептал Кадакитис, притворно хмурясь. — Знал бы твой отец, что ты тренируешься вместе с гладиаторами! — Он сжал ее мускулистую руку фехтовальщицы. — Послушай, да ты же теперь куда сильнее меня!

— Ну, допустим, ты-то никогда особой силой не отличался, муженек, — ядовито заметила Дафна. — Просто оба мы неплохо притворялись. — Она быстро сменила тему:

— А что, твоя Шу-си за занавеской прячется?

Принц побледнел и оглянулся через плечо на занавес, из-за которого вышел сам.

— Разумеется, нет! Мы здесь совершенно одни.

Лгать он никогда, в общем-то, не умел. Во всяком случае ей.

— Ну что ж, очень жаль, — сказала она и двинулась мимо него к дальней стене комнаты. — Я ведь знаю, ей бы очень хотелось услышать, что я скажу. Я решила все-таки дать тебе развод, о котором ты так долго меня просил-умолял.

Если до того она и не испытывала к нему особой ненависти, то теперь ее чувства мгновенно переменились. Лицо принца вспыхнуло, уголки губ приподнялись в улыбке… Боги, да он чуть в ладоши не захлопал от радости! Правда, быстро взял себя в руки — видно, одумался.

— Между прочим, это противоречит ранканским законам, — напомнила она ему. — Мы ведь с тобой оба королевских кровей, любовь моя. Ладно, допустим, теперь мы далеки от соблюдения ранканских традиций и не станем из-за них попусту кровь проливать. Да что там, мы попросту готовы на них плюнуть. К тому же и трон наш сейчас захвачен проклятым узурпатором. Ты хранишь верность своим бейсибским союзникам, а я — Ченае и прочим обитателям «Края Земли». И никакой ты больше не ранканский принц, как и я никакая не принцесса. Теперь я гладиатор и сама себе голова. А ты… — Она запнулась было и буквально испепелила его взглядом:

— А ты — игрушка Шупансеи! Марионетка в руках Молина Факельщика!

Кадакитис протянул к ней руки:

— Дафна, прости! Я и не подозревал…

Она только отмахнулась и снова пошла прочь от него.

— Ну-ну, Котенок, успокойся, избавь меня от своих причитаний. — Она знала, как он ненавидит это прозвище. — Ты и не подозревал, что я способна быть благоразумной, верно? Или проявить логику? Или, может быть, даже великодушие? Или оказаться невероятно расчетливой стервой? — Дафна расхохоталась, откинув голову назад. Она была очень довольна произведенным впечатлением. Надо же было выйти замуж за такого слабака! — Ну что ж, не хочу тебя разочаровывать, дорогой. — Она чувство вала, как горит лицо, и старалась изо всех сил умерить свой гнев, держать себя в руках. — Я не собираюсь быть ни благоразумной, ни великодушной. Как раз наоборот: я намерена продемонстрировать тебе, какая же я на самом деле стерва!

Он молча смотрел на нее, явно не находя слов. С нелепо открытым от удивления ртом он казался ей смешным. А ведь он упорно продолжает считать ее милой, застенчивой, влюбленной в него девочкой, которую когда-то выбрал себе в жены, думала Дафна; девочкой, которая во всем его слушалась и ни разу не сказала ему ни слова поперек — ни по поводу его бесконечных флиртов, ни по поводу пресмыкательства перед его братом Абакитисом.

Но той девочки Дафны больше нет! Она умерла! Рагги и те подонки с Острова Мусорщиков убили ее!

— Ну что, хочешь получить свой драгоценный развод? Хочешь жениться на своей любовнице с рыбьей мордой? — Она снова громко расхохоталась. — Теперь, Котенок, ты наконец можешь это сделать! — И, грозно воздев дрожащий палец, она выплеснула наконец переполнявшие ее чувства. Вот ублюдок! Он ведь тогда даже не попытался ее отыскать на этом вонючем острове! — Но сперва тебе придется уплатить, и немало! — Губы ее исказила дикая усмешка. — За все на свете приходится платить, Котенок.

— Да, конечно… Все, что угодно!.. — Кадакитис начал заикаться. — Ты только скажи…

Она прервала его:

— Ох, смотри, Котенок, как бы тебе не пожалеть о своих словах! Впрочем, не будем торопиться, дорогой. Это ведь будет мое последнее, коронное выступление в качестве твоей супруги, и я хочу, чтобы аудитория была тщательнейшим образом подобрана.

Только тогда ты узнаешь условия нашего развода.

Лицо Кадакитиса окаменело. Он гневно посмотрел на нее.

— Это что же, твоя новая игра?

Ох, с каким удовольствием она бы сейчас, не задумываясь, швырнула в него любым предметом, какой попался бы под руку!

Интересно, подумала она вдруг, а не потому ли в этой комнате все так аккуратно прибрано? Неужели он предвидел подобную возможность? Вокруг действительно было на удивление мало всяких безделушек и прочих мелких предметов.

— Ну, разумеется, это игра! — ответила она, стараясь взять себя в руки. — Ах, бедный мой мальчик! Когда же ты вырастешь и откроешь наконец глаза? Все в нашей распроклятой жизни игра!

И тебе бы лучше научиться в нее играть, а не прятаться здесь, под защитой надежных стен. Иначе ты так и останешься всего лишь игрушкой в руках Шупансеи и Молина. Будь же игроком, черт бы тебя побрал! Хотя бы раз в жизни открой свои невинные наивные глазки и будь мужчиной! Ну а если стать мужчиной тебе не удастся, ничто и никогда не будет здесь по-настоящему принадлежать тебе — ни этот город, ни Шу-си, ничто!

Принца била дрожь. Она видела это через всю комнату, но странно — ни малейшей радости от своей первой победы над ним Не испытывала, хоть и знала: мало кто когда-либо осмеливался так разговаривать с принцем или же говорить ему голую правду.

— Хорошо. Назови тех, кого считаешь необходимым пригласить, — с трудом выговорил он. Губы его были стиснуты так, что побелели; глаза превратились в узкие щелки.

Дафна вздохнула и немного помолчала, чувствуя, как улетучиваются остатки былого возбуждения. Она и сама не ожидала» что в душе ее скопилось столько горечи, столько гнева. Но теперь она вдруг совершенно успокоилась — по крайней мере, на время.

Хотя главная цель — та самая причина, по которой она решила дать ему развод, — еще впереди!

— Должны присутствовать, — начала она спокойно, — во-первых, разумеется, ты сам, затем Шупансея и Молин… — Называя каждое из имен, она поднимала один палец. Последним она подняла мизинец на правой руке. — Но самое главное лицо — наш дражайший командующий гарнизоном.

— Уэлгрин? — Принц подозрительно поднял бровь и посмотрел на нее.

Дафна позволила себе коротко и зло усмехнуться.

— Слава бежит впереди нашего милого Уэлгрина, верно? Однако мое условие вызовет у него самый живой интерес.

Во взгляде, которым он одарил ее, не было ни капли любви, ни капли сожаления. То, что когда-то у них было общее прошлое, общие мечты, больше не имело для него значения. Ему был нужен только развод с ней, и как можно скорее — вот что она прочла в его глазах. Леденящий холод, отзвуки которого слышались в его голосе, даже Саванкалу заставил отвернуться: в комнате сразу стало темнее, ибо солнце закрыли облака.

— Итак, где и когда мы сыграем в нашу игру? — спросил он.

Место для этого могло быть только одно.

— В Зале Правосудия, — ответила она. — Завтра. А пока можешь немного попотеть, теряясь в догадках, что я задумала.

Кадакитис скрестил руки на груди и холодно ей поклонился.

— Да хранят нас боги, — молвил он.

Дафна, не сдержавшись, плюнула на пол из дивного мрамора.

— Не богохульствуй! — И ядовито заметила:

— К этому делу боги не имеют ни малейшего отношения.

Направляясь к дверям, она прошла буквально в нескольких сантиметрах от него, ощутив знакомый запах — благовоний и чистого хрустящего белья — и тепло его тела, но на него даже не глянула. Все, сказала она себе, в моей душе ему больше нет места!

С каким-то странным безмятежным спокойствием прошла она через весь дворец, через Зал Правосудия, через площадь Вашанки. Паланкин ждал ее, и друзья тоже были на месте, у Главных Ворот. Они радостно ее приветствовали, и, подойдя ближе, она увидела, что каждый держит в руке прекрасный серебряный кубок.

— Вино мы отослали обратно, — пояснил Лейн, — а взамен попросили воды. Впереди еще целый день — вот вернемся в поместье и сразу к тренировкам приступим.

У нее уже не осталось сил, чтобы улыбнуться. Она раздвинула занавески и забралась внутрь паланкина.

— Отнеси меня домой, Лейн, — прошептала она. — Прошу тебя, отнеси меня скорее домой! — И сразу опустила занавес, как бы отгородившись ото всех и изо всех сил стараясь заглушить горькие рыдания.

Дейрн кормил Рейка, сокола Ченаи, кусочками свежайшего мяса, но тот ел не слишком охотно — долго мял мясо в клюве, а потом ронял на пол. Вдруг, пронзительно и протяжно крикнув, сокол расправил крылья, снова сложил их и заковылял в дальний угол клетки. Там он и уселся, нахохлившись и повернувшись спиной к своему кормильцу.

Дейрн сдался и поставил миску с мясом в клетку, чтобы Рейк мог поесть сам, если передумает.

— По Ченае скучает.

Дейрн оглянулся. Он не расслышал бесшумных шагов Дафны и глядел на нее, насупившись: неужели ей больше нечего делать, кроме как тренироваться вместе с гладиаторами?

— А ты вооружен, — заметила она. — Куда-нибудь собираешься?

Он посмотрел на небо. Закат медленно тонул в вечерних сумерках. Скоро совсем стемнеет. Асфодель, конечно же, придет в парк и будет, точно наседка, опекать своих «цыплят». Он вспомнил маленький кинжал, который она носила за подвязкой, и мрачно усмехнулся. Если это дело рук рагги, такого оружия будет явно недостаточно.

— Это мое личное дело, — сказал он Дафне, повернулся и пошел к двери, находившейся на другом конце птичника. Остальные соколы его совершенно не интересовали. Птицы — любимая забава Лована, вот пусть он ими и занимается.

Но Дафна не отставала.

— Можно я тебе помогу?

Дейрн остановился. Если действительно предстоит охота на рагги, разве Дафна не имеет права к нему присоединиться? Он покачал головой. Нет, несмотря на приобретенное уже мастерство фехтовальщицы и бесконечные тренировки, она все-таки принцесса Рэнке. Он не имеет права рисковать ее жизнью. Кроме того, где у него доказательства, что во всем виноваты именно рагги? Он всего лишь подозревает, что это могут быть они.

— Нет, это мое личное дело, — повторил он и зашагал еще шире, надеясь, что теперь Дафна отстанет. И она действительно больше не пыталась нагнать его: стояла и сердито смотрела ему вслед. Он даже спиной чувствовал, как она на него сердита.

Из тех двенадцати гладиаторов, которые некогда прибыли вместе с Лованом Вигельсом в Санктуарий и поселились в поместье Край Земли, двое успели уже погибнуть; теперь их осталось всего десять, но горе Дейрна несколько смягчало сознание того, что его братья умерли в борьбе с тиранией Зипа. Это была поистине благородная смерть!

Дисмаса и Гестуса он застал дома. Они жили вместе. Дисмас валялся на постели с книжкой стихов в руках, а его любовник Гестус точильным камнем правил лезвие своего любимого кинжала. Оба внимательно посмотрели на вошедшего Дейрна.

— Сегодня большую часть ночи меня на месте не будет, — негромко сказал он. — А может, придется отсутствовать и еще несколько ночей. Я бы хотел, чтобы сегодня вы отвечали за охрану поместья. Выставьте удвоенный караул у всех ворот.

Дисмас закрыл книгу и спросил:

— Ожидаются неприятности?

— А как ты думаешь — в этом-то городе? — Больше ничего добавлять не требовалось. Его товарищи тут же оставили свои занятия и последовали за ним.

— Я не стану спрашивать, что у тебя за дела сегодня, — сказал Дисмас, когда они вышли из дома, — но, может, тебе помощь нужна?

— Нет, это мое личное дело, — ответил ему Дейрн в точности теми словами, что и Дафне. В их Десятке никто бы не стал требовать более подробного объяснения. Все они отличались независимым нравом и считали себя свободными бойцами, вольными приходить и уходить когда вздумается.

Поручив своим друзьям развод караула, Дейрн широким шагом двинулся к главным воротам поместья. Здесь на часах стояли Лейн и темноволосый великан Дендур, один из новичков.

Обменявшись с ними несколькими словами, Дейрн вышел на улицу.

Вход в парк, естественно, освещен не был. И никакого камешка, обычно поджидавшего его на пустом постаменте у входа, Дейрн не обнаружил. Но это было неважно: он и не собирался заранее извещать Асфодель о своем приходе. Неслышно нырнув в заросли, он снова глянул на небо. Вчера было полнолуние, и прекрасная Сабеллия по-прежнему сияла в небесах, заливая все вокруг своим дивным светом.

Было достаточно светло, чтобы хорошо видеть.., и чтобы хорошо видели тебя.

Он пригнулся пониже и двинулся вперед.

«Обещание Рая» — большой парк, имеющий форму треугольника. Трое ворот и три главные его аллеи радостно приветствовали посетителей, а десятки мелких троп и тропинок расползались среди деревьев и густого кустарника, точно змеи. И повсюду вдоль этих аллей и дорожек на высоких постаментах были установлены бюсты и статуи богов и богинь и устроены места поклонения им. Во все времена в Санктуарий почитали множество богов, у каждого из которых имелись свои собственные жрецы.

В дневное время тенистые аллеи парка буквально кишели жрецами и последователями отправляемых ими культов. Немало встречалось там и различных философов в сопровождении своих учеников. Парк в это время служил настоящей школой знаний; здесь образованные люди встречались для ведения умных бесед и дискуссий, а верующие приходили молиться и просить о чем-то своих богов.

Ночью же темные поляны и прогалины меж деревьев принадлежали проституткам — и тем, кто предпочитает молиться им, этим жрицам любви.

Или ОХОТИТЬСЯ НА НИХ, напомнил себе Дейрн, осторожно пробираясь сквозь заросли. Ветерок то и дело доносил до него тихий смех, шорохи, вздохи и прочие звуки, безошибочно свидетельствовавшие о страстных любовных играх под открытым небом. Но Дейрна это ничуть не смущало. Он взял след и вел поиски уверенно, ни на шаг не отступая от поставленной цели.

А Сабеллия-луна плыла себе по океану ночи, отмеряя часы и минуты.

Он не смог бы точно сказать, когда именно почувствовал спиной чей-то взгляд, но сразу отчетливо понял: за ним наблюдает кто-то не менее ловкий и тренированный, чем он сам. Он сделал несколько шагов вправо, и невидимый наблюдатель двинулся туда же. Описав круг, он пошел налево, но и преследователь не отставал. Да, это был настоящий профессионал! Ему так и не удалось никого заметить. Но он был уверен, что его не упустят из виду.

Дейрн направился прямо к статуе илсигской богини Шипри, помня, что место там довольно открытое, так что освещение будет вполне достаточным и, если проявить смекалку, может быть, удастся выманить преследователя из темноты. Он сжал рукоять меча. Проклятье! Возле памятника слышались голоса. Еще бы! Ведь Шипри — богиня любви и материнства, разве есть лучшее место для тех, кто занимается любовью профессионально?

Дейрн осторожно раздвинул ветки.

Внезапно голоса смолкли. Сперва он даже решил, что его заметили, однако ни мужчина, ни женщина, стоявшие возле статуи, в его сторону даже не обернулись. Они вообще смотрели только друг на друга. Через несколько секунд мужчина снова заговорил, но женщина ему не отвечала. Она вообще не произносила ни слова, неотрывно глядя своему собеседнику в лицо.

У Дейрна тревожно застучало в висках. Сколько он ни вглядывался в этого мужчину, одетого в черный плащ, определить ничего не мог. Тот был высокого роста — слишком высокого для рагги, — и лицо его скрывалось в тени капюшона. Оружия под плащом заметно не было. Говорил мужчина по-ранкански.

— Пойдем со мной, — сказал он проститутке и поманил ее пальцем. Та улыбнулась и, пританцовывая, пошла с ним рядом по дорожке, посыпанной белым гравием.

Странно, они двигались совершенно бесшумно!

Дейрн уже готов был выскочить им навстречу с обнаженным мечом. Колдовство! Но если нанести удар достаточно быстро, этот колдун, возможно, не успеет ответить. Необходимо нанести удар точно в шею.., чтобы отделить голову от туловища… Да, только так можно убить волшебника!

Однако Дейрн сумел взять себя в руки и пока воздержался от нападения. Возможно, эту женщину он и сумеет спасти, но как же остальные? Он чувствовал себя должником Асфодель и, кроме того, дал ей обещание. Он должен попытаться найти пропавших проституток. Правда, подобная перспектива не доставляла ему никакого удовольствия. Проклятье! Что за дурацкое чувство ответственности! Но ведь он ДОЛЖЕН! Нет, тут и говорить не о чем. Во всяком случае, этот негодяй — точно не рагги.

Дейрн осторожно последовал за парочкой. Колдун явно отлично ориентировался в парке и шел уверенно, хотя статуя богини Шипри находилась в одном из самых дальних и редко посещаемых уголков. Дорожки были совершенно безлюдны. Без конца сворачивая с одной аллеи на другую, колдун вел свою жертву к высокой стене в юго-восточной части парка. Дейрн задумчиво поскреб подбородок: он-то ожидал, что парочка направится к воротам. Интересно, куда это они? У самой стены, в углу, высилась одна из самых величественных скульптур парка — изображение могущественного Ильса, Бога-отца илсигского пантеона. Дейрн притаился неподалеку за кустом.

Приблизившись к скульптуре, колдун оставил проститутку в ее тени, а сам прошел дальше, в угол, образованный южной и восточной стенами парка, и приложил ладонь к одному из кирпичей в восточной стене примерно на высоте собственного плеча. Второй же рукой он стал нащупывать другой кирпич, но чуть ниже, примерно на уровне живота, в южной стене. Раскинув руки в стороны и едва касаясь обеих стен вытянутыми пальцами, он слегка надавил на кирпичи.

Послышался скрежет камня, трущегося о камень, и статуя Ильса сдвинулась со своего пьедестала.

Волшебник обернулся и снова согнутым пальцем поманил к себе проститутку, а когда она подошла к нему вплотную, нырнул с ней в черный провал, открывшийся у ног статуи, и оба исчезли во тьме. Дейрн прикусил губу, чтобы не вскрикнуть. Несчастная пошла за этим колдуном, точно овца на заклание — абсолютно покорно, с улыбкой, будто выкурила целый кисет кррфа!

Снова послышался тот же скрежет, и приоткрывшийся колодец захлопнулся. Дейрн тут же выскочил из своего укрытия и бросился к стене. Где же те кирпичи? Он силился вспомнить… Он выше ростом, чем тот волшебник, да и руки у него длиннее… Выбрав два подходящих кирпича, он надавил на них. Ничего не произошло. Он попробовал снова. Снова ничего. Он был уверен: кирпич слева выбран правильно. Но какой выбрать справа?

Вдруг статуя Ильса качнулась и сдвинулась с места. Воздав хвалу богам, Дейрн подошел к самому краю открывшегося колодца и заглянул туда. Каменные ступени тонули в непроницаемом мраке. Помедлив несколько мгновений и жалея, что не прихватил с собой ни фонаря, ни факела, он сделал первый шаг.

Дейрн погружался в липкую, застойную духоту подземелья.

Оглянувшись на квадрат лунного света у себя за спиной, он в последний раз вдохнул свежий воздух. Времени на поиски механизма, закрывавшего проход, не было. Дейрн, вытащив меч из ножен, пошел вперед, ведя ладонью по стене, сделанной из известняка и покрытой слизью.

Туннель, похоже, был абсолютно прямой. Дейрн не раз слышал разговоры о таких вот туннелях, однако, если верить слухам, все они проходили под Лабиринтом. Теперь ему было ясно, что распространители подобных слухов заблуждались.

Непроницаемая тьма заставила его все же остановиться. Это было куда хуже, чем просто ослепнуть! Он прекрасно СОЗНАВАЛ, что может видеть, да и глаза его были широко раскрыты, однако тщетно пытался разглядеть хоть какой-нибудь предмет, хоть малейший проблеск света. Зрению просто не за что было здесь уцепиться! Сердце билось, словно готово было выскочить из груди. Но Дейрн упорно продолжал идти вперед, помня о данном Асфодели обещании.

Он попал головой в густую паутину и чуть не вскрикнул — крик так и рвался из глотки наружу, он уже и рот открыл, — но вовремя взял себя в руки и постарался поскорее вытереть рукавом лицо, чтобы избавиться от этих липких пут.

Интересно, каким образом проклятый колдун умудрился обойти в темноте такое препятствие?

Дейрн пригнулся и двинулся дальше, болезненно ощущая чрезмерную близость осклизлых стен и тяжкий вес земли над головой.

А потом.., неужели мелькнул свет?

Он пошел чуточку быстрее, но все же соблюдал предельную осторожность и старался двигаться совершенно бесшумно. Крошечное световое пятнышко сперва показалось ему горевшим в отдалении костром, но потом оказалось фонарем, за которым на небольшом расстоянии горел еще один фонарь. Дейрн остановился на границе темноты и света и прислушался.

Чей-то негромкий голос слышался в удушливой тишине подземелья. Слов было не разобрать, но он уловил напевные интонации и четкий ритм. Впереди ничего особенного видно не было, и Дейрн, опираясь на стену, решился все же выйти на свет.

И снова остановился как вкопанный: чересчур хорошо знакомый ему запах плыл по туннелю. Дейрн как следует принюхался, сдвинул брови и крепче стиснул рукоять меча.

То был запах смерти. Он узнал его сразу, этот кошмарный запах разлагающейся плоти. Слишком много лет провел он на аренах Рэнке — сперва рабом, потом свободным гладиатором, — и этот отвратительный запах стал ему привычен. Скрежеща зубами от отвращения и стараясь не слишком часто и не слишком глубоко вдыхать, он пошел на этот запах и на этот голос.

Вдруг тишину взорвал пронзительный вопль. У Дейрна по спине поползли мурашки. Кричала женщина! За первым воплем последовал второй, затем наступила тишина. А через некоторое время Дейрн снова услышал женские крики и сдавленные рыдания.

Забыв про страшный запах, он бросился вперед. Пение стало громче, но громче стали и пронзительные вопли женщин. Это была настоящая какофония. В ужасе, дико вытаращив глаза, Дейрн бежал на эти кошмарные звуки, и страх не только не останавливал его, но, наоборот, подгонял, пока он не наткнулся наконец на дверь в стене, ведущую куда-то вбок.

И тут же догадался об исходном предназначении туннеля. Да, конечно! Теперь он явно находился совсем рядом с дворцом, обитатели которого некогда пользовались этим старым подземным ходом, построенным еще илсигами, но, вполне вероятно, до сих пор неизвестным ранканским оккупантам. В боковом помещении находились стойки для оружия, ныне пустые; видимо, спасавшиеся от преследователей люди некогда имели возможность вооружиться здесь, а затем выйти по подземному ходу прямо в парк.

Но даже богатый опыт Дейрна, видевшего немало смертей на арене, не сумел подготовить его к тому, что предстало перед его глазами дальше.

Здесь горело не менее десятка масляных ламп, и в их свете Дейрн увидел тела пропавших проституток, о которых говорила Асфодель. Несчастные были подвешены за шею к металлическим костылям, крепко вбитым в стены; веревки впились в раздувшуюся плоть. Ему было совершенно ясно, что убили женщин до того, как повесили.

Некоторых закололи кинжалом, нанеся удар прямо в сердце.

Багровые, покрытые кровавой коркой раны были хорошо видны под левой грудью. У одной были выпущены кишки и вынуты все внутренности — брюшная полость была совершенно пуста, и несчастная выглядела, в точности как выпотрошенная рыба. Чем дальше шел Дейрн, тем страшнее оказывались нанесенные женщинам увечья. У одной с костей были срезаны кожа и мясо, и сквозь ребра виднелись внутренние органы, будто специально выставленные на всеобщее обозрение. У другой тело было практически не тронуто, если не считать темных дыр там, где неведомый палач доставал ее внутренние органы. Над следующим телом словно потрудился какой-то чудовищный хирург-виртуоз, искусно обнажив все достаточно крупные вены и артерии, казавшиеся теперь наброшенной на труп синеватой и страшной сетью.

Кровь жертв окрасила каменную стену в тошнотворный, ржаво-багровый цвет. На полу виднелись целые озера и ручьи крови, настолько засохшей, что она хрустела под ногами.

У Дейрна все плыло перед глазами, настолько безумным было это зрелище.

Наконец ему удалось сосредоточиться и разглядеть, что происходило в центре комнаты. Там к алтарю крестовидной формы была привязана женщина, время от времени кричавшая так страшно, что терзавший ее ужас, казалось, заполнил уже и все это помещение, и туннель за стеной. Дейрн узнал в ней ту самую проститутку, за которой следовал от статуи богини Шипри. Даже если ее пленитель и сумел сперва чем-то околдовать ее, то теперь его чары развеялись, и она осознала свою чудовищную ошибку.

По стянутым веревками рукам и ногам несчастной текла кровь, и она судорожно дергалась, пытаясь освободиться.

В головах у распростертой на алтаре жертвы с закрытыми глазами стоял ее мучитель. Внезапно глаза колдуна широко распахнулись, и он в упор посмотрел на вошедшего Дейрна. Звуки странного песнопения замерли у него на устах, и сверкающее острие занесенного уже над проституткой ножа повернулось в сторону гладиатора. Со стоявшего рядом стола с пыточными инструментами колдун схватил второй нож.

Гнев и ярость заглушили в душе Дейрна всякие опасения.

Подняв меч, он устремился навстречу колдуну, но тот поспешно отступил за алтарь, так что распятая на кресте жертва оказалась между ним и нападающим, и мгновенно соединил острые концы обоих ножей, выкрикнув при этом какое-то короткое заклятье на неведомом Дейрну языке.

Сердце гладиатора пронзила такая острая боль, что у него перехватило дыхание. Он стиснул зубы и все же сделал еще один шаг вперед. Боль повторилась и, когда он сделал еще один шаг по направлению к врагу, стала сильнее. Ноги у Дейрна подгибались; нестерпимая боль в сердце лишала его последних сил; перед глазами колыхалась красная мгла. Он отчаянно стиснул рукоять меча, так что дрожащие пальцы побелели от напряжения.

И все-таки заставил себя поднять голову, ожидая, что сейчас колдун одним из своих ножей нанесет ему последний, смертельный удар. Страшный приступ боли лишил Дейрна способности сопротивляться, и он был в этот миг совершенно беспомощен.

Но, как ни странно, колдун по-прежнему старался не покидать безопасного места за алтарем, прячась от противника за распростертой на кресте жертвой.

И вдруг Дейрн заметил, что на лице негодяя отражается скорее страх, а не торжество.

Превозмогая боль, он стал медленно, согнувшись, отступать к двери. И с каждым шагом боль, тисками сжимавшая его сердце, становилась слабее. Чуть отставив в сторону одну ногу и как следует опершись о нее, он заставил себя выпрямиться во весь рост и вдохнул воздух полной грудью.

Колдун стоял, опустив свои ножи. Лоб его был покрыт мелкими капельками пота, а лицо в свете масляных ламп выглядело как-то странно. И страх отчетливо читался в его темных, глубоко посаженных глазах.