Приветствую. Я никогда не думала, что обычное путешествие «по делу» принесет мне столько неприятностей. Хотя и неприятностями мое едва живое состояние назвать очень и очень затруднительно. Но я называю. Не из таких «неприятностей» выкручивалась. Ладно… Вру… Со мной такое впервые: сижу под землей на приличной глубине, кушать нечего; пить, опять таки, нечего. А еще через день ко мне приходит дядька, старательно закрывающий лицо капюшоном, и делает со мной что-нибудь замысловатое. Например, протыкает горячим железным штыком спину. Ох и не хорошо мне…
      Значит так. Предыстория у меня довольно длинная, начиная с того, что родилась я шестьдесят четыре годика назад. Да, так много. Хотя по меркам моего народа, это очень мало, едва порог совершеннолетия пересекла. Своей долгожительностью я обязана в первую очередь моей маме. А на втором месте стоит мой отец-полуэльф. Так о чем я говорила?
      Меня зовут Юноран Ла Вельхор Фарот. Проще говоря, Юна.
      Кто я такая? Мы называем себя Лангор Ла. Собственно, раса относительно древняя, но отличаемся долгожительностью и умением скрываться от глаз людских. И нелюдских. Вся раса Лангор Ла делится на Боевых и Жителей, а род моей матери всегда относился к Боевым лангорам. Издавна, во главе расы стоял Правитель. Подле Правителя существовали Боевые Лангоры, и Правитель правил Жителями, то бишь Небоевыми Лангорами. Стоит ли говорить о том, что каждый отдельный род имеет свою раскраску и свои особенности?
      Лангор — это существо-оборотень, имеющее летательные способности. Проще говоря, при превращении у всех лангоров за спиной вырастают два крылышка. Хотя, окрестить их «крылышками» довольно сложновато, на самом деле это два мощнейших крыла, способных поднять на приличную высоту человека. У Лангора существуют еще несколько особенностей, присущих скорее оборотню. Вырастают клыки. Можно скромно промолчать о том, что клыки эти, растут, чуть ли не в два ряда и остры как множество иголок засунутых по недоразумению в рот. Я что-то упустила, описывая нашу милейшую расу? Естественно, я забыла упомянуть о довольно-таки острых когтях, заостренных ушах и отлично видящих глазах. Это было описание меня, любимой.
      Название Боевые вообще говорит само за себя. Боевые искусства с самого детства имели для всех нас первостепенное значение. Это было каждый день. Подъем, взлет, упражнения в воздухе, мечи, магия, клинки, боевая магия, теория. Только после этой программы нам давали спокойно вздохнуть. И мы вздыхали. Нельзя сказать что, это мне в жизни совсем не пригодилось, врать не есть хорошо. И я не вру. Мне это все действительно очень и очень пригодилось. НО в данный момент моя ситуация мне кажется безвыходной. Разве кто поможет…
      Я почувствовала его задолго до подхода к моему месту заточения. Именно его. Я не с ходу сообразила, что не могу определить, кто идет ко мне. Это был не палач, шаги были иные, что уже радовало. Прислушаться толком я даже не пыталась, слишком мало сил, даже для того, чтобы напрячься, принять вертикальное положение. За последние две недели мне сильно досталось, палач полностью изувечил правую руку, не оставив на ней никакой кожи. Вообще-то организм Лангора обладает способность к быстрой регенерации и с приличной скоростью привыкает к всевозможным пыткам. Но для того, чтобы заживить какую-нибудь рану надо, хоть что-то потреблять в качестве пищи. Таковой здесь не было. Из-за чего восстановление моего измученного организма не представлялось возможным.
      Уххх! Я делаю усердие над собой и привожу-таки себя в вертикальное положение. Больно-то как… В глазах тут же начинают мелькать многочисленные звездочки, сквозь которые я различаю контуры подошедшего ко мне человека. Ну различила, человек как человек, ничего особого. Смотрит на меня. Что-то спрашивает. Не воспринимаю или не понимаю его. Приближается ко мне… Это через толстенную решетку-то? Ой глюки, глюки. Он подходит, я смутно различаю его лицо и слышу вопрос:
      — Сама выберешься?
      Ну да, щас, разбежалась, крылышки расправила и полетела. Прошибая землю. Думаю про себя. А сама упорно киваю головой. Гордость у меня все-таки имеется. Пусть и в полумертвом состоянии доползу, докарабкаюсь до выхода. Да и на помощь я не надеюсь, спешит, молодой человек, явно не до меня сейчас… А он уходит; если прислушаться к шагам, можно определить — вверх по лестнице, в замок.
      Пытаюсь сосредоточиться на простейшем, свести глазки в кучку и посмотреть, как же он все-таки сюда проник. Ага… Значит спокойненько открыл решетку, стало быть и ключик имелся. Стоп. Там же всегда кто-нибудь сидит, постоянно улавливаются звуки, то в носу человек поковыряется, то, извините, газы выпустит. А сейчас — тишина. Мертв? Почему же я не различила момент его смерти, почему ничего не услышала? Ох и паршиво все это, постепенно свои навыки терять начала… Правильно, нечего Лангора за решетку сажать.
      Так, что у нас по плану-то? Побороть скрученные болью мышцы и попробовать выползти отсюда? Что ж, попробуем. Медленно сосредотачиваюсь на том, чтобы взять себя в руки и встать на четвереньки. Дальше, проще. Шаг за шагом, постанывая от боли, я выползаю из клетки. Поворот, за ним обычно сидел мой страж, ну да, теперь лежит. Мертвый. Преодолеваю еще один поворот. Развилка. Бодрое, боевое в кавычках настроение медленно испаряется. Буду искать…
      И найду, упрямо говорит наглый внутренний голос. Угу, ты сам попробуй разобраться, в каком из трех направлений тебе идти, учитывая при этом тяжелое состояние. И как, прикинул? Весело? Вот и мне тоже. Задумываюсь и мысленно возвращаю себя в камеру. Воспоминания. Возьмем, к примеру, шорохи, недельной давности. Два коридора определенно заняты, по ним была отчетливо слышна тяжелая людская поступь. А вот третий; тихое, едва слышное постукивание коготков. Мышка.
      Тяну носом, пытаясь определить, что же там, в конце третьего коридора. Гниль, сырость, норка мышки, отходы и… Показалось? Едва различимый, свежий запах воздуха, ветерка. Снова сосредотачиваюсь на своих впечатлениях, и уже обрадовано, с новой силой переставляя колени, направляюсь по третьему коридору. Подъем, бесконечно длинный подъем ждет меня. И выход. Только вот, далековат он, выход…
      Я выдохлась на последнем участке, перед этим дурацким камнем, который затыкал проход с моей стороны. Камень как камень, только слишком большой. Даже, если бы у меня силенок было в два раза больше, я бы его и не сдвинула. А сейчас даже и думать не о чем. Я медленно опустилась на пол, положила голову на камень, вытянулась поудобнее, рассчитывая на то, что пробуду здесь долго. Лежала, думая о том, что камень прохладный, значит с наружи ночь, и о том, что свобода так близка. Я лежала, не замечая, что сознание опять куда-то уплывает, а вместо него надвигается боль. Расплата за перенапряжение мышц, за волю, которая так близка. Почти у меня в руках. Почти…
      Очнулась я как будто от толчка, сознание колыхнулось, едва улавливая тихие шаги. Шаги ко мне. А через мгновение я поняла, что узнаю шаги, это ОН, возвращается. Так вот откуда в этом гнилом проходе запах чистого воздуха, пользовались уже этим проходом, когда проникали сюда. Когда он проходил… Все-таки не лады у меня с логикой, могла бы и раньше догадаться.
      А шаги-то быстрые, это бег, удирает от кого-то. Может, он все-таки поможет мне? Я уже о гордости и не думаю, мне лишь бы кто пришел на выручку. Уверенная и наглая мысль, тебе помогут, ты не умрешь, скользит по просторам сознания. А вот и он. Теперь я различаю его гораздо лучше, он внимательно смотрит на меня и спрашивает:
      — Избираешь нестандартный путь для того, что бы выйти? — Намекает о том, что выход вообще-то сверху, а я здесь разлеглась на камушке; шевелятся у него только губы, звуков он не издает практически никаких. Я понимаю его и без звука, меня тоже так разговаривать учили.
      Киваю в ответ на его вопрос.
      — Помоги. — Отвечаю так же бесшумно, как и он.
      Он склоняет голову. Быстро обшаривает глазами камень, видимо видит в темноте так же хорошо, как и я и преград для него не существует. Он наклоняется, упирается руками в глыбу и аккуратно вытягивает ее. Все, просим всех на выход.
      Свет, несмотря на то, что он лунный, больно бьет по глазам. Опять боль, ну когда же это все кончится, думаю я, в очередной раз, проваливаясь куда-то к лешему…
      Пробуждение опять-таки не из приятных. Как всегда. Везет мне последнее время на провалы в памяти. Представьте, каждое пробуждение, как после глубокого запоя. Не очень приятно. Ненадежно, если можно сказать так. Свалился там, а очнулся в совершенно незнакомом месте.
      Вот и я, после своего долгожданного оживания, не открывая глаз, пыталась сообразить, где я нахожусь. Как ощущения, спрашиваю я свой многострадальный организм. Вполне нормально, кстати, воздух явно пошел на пользу. Воздух? Только теперь я понимаю, то, что мне в лицо бьет слабый ветерок, а слух улавливает привычный перестук копыт. От такого неожиданного поворота дела я раскрыла глаза. Ох, и зря же я это сделала. Глаза, от солнечного света, моментально заслезились, и я поспешила закрыть их. Что я успела увидеть? Да вроде ничего, только чей-то черный рукав, рукав с пуговицей, и зелень на заднем фоне. Ну да, он меня вытащил оттуда. В смысле человек, а не рукав. Хотя какой он человек, ехидно говорю самой себе.
      — Спасибо. — Не открывая глаз, говорю я, рукав, а точнее рука в нем чуть качается, как будто подтверждая. Рукав на моем животе, а на животе, да и на всем моем теле, какая-то драпировка. Имитирует одежду… весьма неуспешно, надо заметить.
      — Где мы? — Спросила я, не особенно надеясь на ответ.
      — В полудне пути до Серого Перевала. — Ответил он.
      — Спасибо. — Зачем-то повторила я и попробовала открыть глаз. Удачно. Сильно щурясь, я внимательно осмотрела многочисленные холмы вокруг нас. И тут до меня доходит. Серый Перевал в двух днях полета от Немого Замка, то бишь моей бывшей темницы. А прибавить к этому многочисленные горы, леса и речки разделяющие эти два пункта… То ли это лошадка чересчур бойкая, то ли я была без сознания… три дня… с половиной. Во черт.
      — Что случилось? — Озадаченный голос моего попутчика дал мне понять, что я сказала это в слух.
      — Да так, по мелочи… — Я, наконец, рискнула открыть второй глаз. — Сколько я без сознания?
      Мои размышления подтвердились. Ну что ж, логический вывод, хочу кушать, и в кустики. Или наоборот? Конечно, смешно говорить о том, что я хочу кушать после трех месяцев голодания. Да и переваривать желудку нечего. Об этом я скромно поведала моему спутнику. Он задумался, вначале мне показалось, что его полет мыслей будет не в мою пользу, но нет. Он хоть и не охотно, начал искать место для привала.
      Место он нашел довольно хорошее, на пригорке — если спуститься, речка. Далековато речушка, но с пригорка отбить наступление неприятеля гораздо легче, чем снизу. Зачем я это подметила? Да так, привычка. Он, все еще придерживая меня, соскользнул с седла. Следом за ним я попыталась повторить этот трюк. Но не тут то было. Мышцы, мгновенно вспомнив, что такое боль, завязались в узелки. И как это он сумел посадить меня на лошадь так, что боль не трогала меня? Он, заметив мою гримасу, быстро стянул меня с лошади и дотащив до ближайшего дерева прислонил к нему. Развернувшись, начал благоустраивать место, а я впервые сумела рассмотреть его.
      Высокий, худой, но очень гибкий, лет тридцати, хорошая осанка. Черные волосы с проседью до плеч собранные в хвост, прямой лоб, высокие скулы, опять таки прямой нос. Сплошные прямые резкие линии. Глаза светло-серые, почти белые, странное сочетание с волосами, редко встречается. В общем, лицо слишком жесткое, резкое. Одет он легко, по погоде. Штаны, грязного коричного оттенка, полотняная рубаха, тяжелые ботинки со шнуровкой, ремень, на который прикреплен мелкий, двухзарядный арбалет, надо полагать с болтами. В голенищах ботинок по нескольку метательных ножей. Маловато, прикинула тут же я, у меня побольше было, все-таки люблю я метательные ножи и пластины… О чем я? Так вот, поверх всего этого коричнево-серо-зелено-синий (читай в скобках: серо-буро-малиновый), явно не первой молодости, плащ. За спиной двуручный меч в ножнах, заслуживающий внимания, несмотря на простой черен. Интересно, как он его вынимает? Впрочем, пластика у него хорошая, вытянет как-нибудь. А еще лошадка. Гибкий, молоденький жеребец, весь черный. Вот и все. Одним словом — Герой. Только неправильный какой-то. Или это только мне так кажется?
      Если уж я начала описывать людей, (или нелюдей?) может, и себя опишу заодно?
      Нет, наверное, не имеет смысла описывать мое теперешнее состояние. С правой руки полностью сдернута кожа, на левой многочисленные рубцы и выдернут ноготь с мизинца, многочисленные язвы, левая нога вывихнута, ступня, при этом, сидит чуть криво, на лице три тонких шрама, нос сломан, ухо слегка изрезано, спину жутко ломит из-за раскаленного железа. Очень верно все высчитал палач, именно из того места у меня растут крылья при смене облика. Я даже думать не хочу, какая боль будет сопровождать каждую трансформацию. Что, продолжать описывать свои достоинства, или как?
      Приглядевшись, я рассмотрела на себе широкую рубашку (я ее за драпировку приняла), темного оттенка, кое-где пропитанную моей кровью. Юбку заменял какой-то кусок простыни, опять таки местами виднелись кровавые пятна. Лодыжка аккуратно замотана, на руке тоже внушительная повязка. Хотя по мне, на солнышке все лучше заживет, зря он замотал. Но то, что на мне есть одежда, уже само по себе радовало, помниться из подземелья я выходила в каких-то лоскутках, которые из-за крови прилипали к телу.
      — Как к тебе обращаться? — спросил он меня. — Имя есть? — Я, подняв глаза, посмотрела на него. Идиотский вопрос, конечно есть.
      — Юна. — Не спрашиваю, как его зовут, знавала я когда-то расы, которые не считают нужным представляться. Но он отвечает:
      — Ямик. — Странное имя, такие были у северян. Примерно два столетия назад, если верить нашим, зельЛанским преподавателям по истории народов.
      — Ты с севера? — Спросила я, только для того, чтобы подтвердить свою догадку.
      — Да. — Ясно, без комментариев. Разговор не клеится.
      — Куда ты направляешься? — Без особой надежды на ответ спросила я.
      — К Белым Озерам, — Он поднял голову, на мгновение, отвлекаясь от костра, который пытался разжечь, и опять отпустил. — Затем в Зелень Град.
      Н-да… Тяжелый экземпляр, неразговорчив. Или это он только с незнакомыми тетечками себя так ведет?
      А какие у меня планы-то, может мне по пути с ним?
      Итак, изначальный план был до предела прост: ЗельЛан — Немой Замок — ЗельЛан. И все. Планировалось, при удачном уходе из замка пересечь весь путь по воздуху. Естественно, сейчас все планы рушились, т. к. летать я, несомненно, не смогу. Значит надо вылечить спину и попробовать вернуться в ЗельЛан. Я бы и сама вылечила бы, но тут на лицо серьезная проблема. Фишка в том, что, железка была не только раскалена, но еще и зачарована. Если бы чары были направлены только на спину, я бы и сама попробовала бы разобраться, подлечить себя, но зачаровывал железяку сильный маг, примерно первой категории, именно поэтому, моя магия была просто подавлена. И вообще, надо полностью себя восстановить, и магию, и летные качества, только потом показываться на глаза Правителю. Лишь бы только не беспокоились, да, хорошо бы весточку послать, чтобы не психовали раньше времени. Значит, до восстановления сил, я свободна как плевок в полете, и мне в принципе по барабану, в которую из четырех сторон переться. А если я к Ямику напрошусь в попутчицы, пообещав при этом отработать свое спасение, он меня возьмет? Ну, я решила, че тянуть, спросила его.
      Он чуть в костер не грохнулся, который разводил. Дааа, не надо было так резко… А то стоит человек, костер разжигает, и тут такой подлый психологический удар с моей стороны. Если поразмыслить, не такой уж я подарочек для него: страшная, как черт в преисподне, без натуги пошевелиться не могу, кушать при восстановлении я буду ой-ой-ой, да и лошади лишней у него я чего-то не приглядела. А уж насчет оружия, прям выть охота. Свое-то я посеяла при битве, неизвестно что люди Иорра с ними сделали… Надо позаимствовать у кого-нибудь, ведь неприятно без холодного оружия.
      Никак не могу понять, почему Ямик согласился…

      До Серого Перевала мы добрались уже на следующий день. Ямик мне говорил по пути, что намерен присоединиться к наемникам, а там уже до Озёр и Зелень Града. Наемникам-то хоть платят, а у него на шее еще я, неблагодарная, т. е. лишний рот. Деньги нужны.
      Сказать, что мне за этот день похорошело, значит сказать истинную правду. Утром тело уже более менее повиновалось, мелкие болячки зажили, да и в голове прояснилось — не лезли всякие идиотские мысли. О нет, о своем решении я еще не пожалела. Это солнышко на меня так положительно действует.
      На Перевале мы долго искали двор с наемниками, чтобы была возможность присоединиться к ним. Такие, которые нас устраивали, нашлись совсем не скоро, к тому времени я сильно устала, и сидела в седле, свесив язык на плечо. Лицо мое, да и все тело, пришлось закрыть плащом Ямика, который он пожертвовал, только голые пятки и выглядывали. Дабы народ не пугать. Если кто-то пытался заглянуть мне в лицо, я старательно уворачивалась. Одному, чересчур назойливому мальчишке показала свою физиономию, так он так драпанул…Хе-хе.
      Я совсем не слышала, о чем говорит Ямик со своим потенциальными работодателями, мне приходилось оставаться снаружи, якобы сторожить коня. Но и тут не понятно, кто кого сторожит, наверно все-таки конь меня, поскольку я была готова вывалиться из седла в ближайшем будущем. А я и не вслушивалась особо, но когда так орут, вольно невольно заслушаешься:
      — Да на кой черт мне твоя инвалидка, — взвыл громкий хриплый голос, — я тебя испробовал, ты мне по всем параметрам подходишь, беру я тебя в отряд, даже снаряжение дам. Токо девка мне твоя не нужна. Лишний рот, — голос, шедший из ближайшей корчмы, плавно переходил в визг, — лишние расходы, она, небось, даже портянки штопать не умеет…
      Ух ты, как загнул… Я медленно скатываюсь с седла, и стараясь ступать как можно аккуратнее начинаю ковылять в сторону корчмы. Голос делает небольшую паузу — набирает в легкие воздуха, для продолжения пылкого монолога, и, наверное, тут в дело вступил Ямик, объясняет, уговаривает. Ну, наниматель, держись.
      Приоткрыв дверь корчмы ровно на столько, чтобы проскользнуть во внутрь, я зашла, спина машинально распрямляется, ноги сами собой начинают ступать тише, бесшумнее. Быстро, мельком оглядев помещение, улавливаю то, что мне нужно. Цель номер один: короткий кинжал, лежащий под рукой у пьяного в стельку мужика, его я аккуратно освобождаю… Цель номер два: выхватываю глазами Ямика с работодателем, прикидываю расстояние, машинально взвешиваю кинжал, отмечаю, что балансировка неважная и… кинжал, только что отнятый мною у бедного человека, вонзается в дерево прямо над головой работодателя. Сколько мату было… Я чуть не оглохла. Медленно, стараясь не хромать на левую ногу, волочусь к Ямику, который смотрит на меня огромными, злыми глазами, разве что не шипит. Вместо шипения — тайком показанный кулак.
      — Дядечка, возьмите убогую инвалидку в отряд, я вам портянки стирать буду. — Насмешливо проворчала я. — А еще я умею на клинках драться, ножи метать и из лука стрелять, — Уже говорю на полном серьезе. — Дайте только ранам зажить. — Последние слова я говорила сквозь зубы, чувствуя предательскую боль по всему телу. Глянув на Ямика, я увидела, как он делает стремительный шаг ко мне, и цепко хватает за левое плечо, не давая упасть.
      — Ладно, — уговорился дядька, — вы оба в отряде, — потом резкий злобный взгляд с его стороны на мою скромную особу, — еще раз нечто подобное сделаешь, руки оторву…
      — Не ты первый, не ты и последний. — Пробормотала я, криво ухмыляясь. Жаль, зеркала нет, наверно, это очень эффектно смотрится, моя перекошенная рожа, спутанная рыжая шевелюра, шрамы, поломанный нос, и капюшон, прикрывающий все это чудо.
      Разворачиваемся, Ямик буквально вытаскивает меня из корчмы, и тут до меня доходит его бормотание.
      — Я бы тоже, за такие фокусы…
      Хочу повториться что, многие пытались, уже открыла рот, для того, чтобы высказаться, но земля стремительно ускользает из-под ног. Ну вот, опять.
 
      У меня есть старая привычка, проснувшись не сразу открывать глаза, а сначала прислушиваться и соображать, где я нахожусь. Причём, со временем эта привычка развилась на столько, что при пробуждении, даже не сбивалось дыхание. Так что, если я не хочу давать знать окружающим что я не сплю, то они даже не узнают об этом. Вот и сейчас, на полном автомате, сработала эта нужная привычка. Я сообразила, что лежу на постели, не то, чтобы слишком мягкой, но и не жесткой. Воздух свежий, ветерок подувает, делаем выводы: ставни распахнуты. Недалеко слышно равномерное шорканье тряпочки о меч. Слишком знакомый звук, чтобы не узнать; сама много раз чистила свои клинки.
      Естественно, это Ямик, сидит и драит свой двуручный меч. Я открыла глаза. Он никак не отреагировал, просто ухо чуть дернулось, направляясь на звук, в мою сторону.
      — Долго я на этот раз? — спросила я, медленно принимая сидячее положение.
      — Прилично. Уже ночь. — Он поднял голову и посмотрел на меня. Чересчур внимательно. — Ты кто?
      — Что? — не поняла я. — Ну, вроде, живое существо, руки-ноги, голова… Ну и так далее.
      — А по конкретнее? — Ох, зря он спрашивает, не отвечу ведь.
      — А куда конкретнее-то? — удивилась я.
      — С того дня, как мы вылезли из подземелья, раны на тебе заживают слишком быстро. Быстро для человека, — поправился Ямик. — У тебя даже рука начала кожей обрастать. Можно сравнить это со скоростью регенерации оборотней и вампиров. За четверо суток человек бы не смог нарастить, хоть и тонкий, слой кожи.
      Я кивнула, подтверждая его слова.
      — Я оборотень. — Почти правда. Я не стандартный оборотень, если быть точной, но ему-то я это не скажу.
      — Истинный? — со знанием дела спрашивает он.
      — Естественно. — Истинного и проклятого оборотня отличает то, что истинный может контролировать превращение и сохранять разум во второй ипостаси, на него не находит безумие. Проклятый же превращается, в большинстве случаев только в полнолуние, объединяет их только голод. Лангор Ла нельзя считать оборотнем, если сравнивать их по голоду. Лангоры никогда не испытывают ни жажды крови ни голода.
      — Насколько я знаю, раны заживают значительно быстрее в зверином облике. Почему не перекидываешься?
      — Спина болит. — Я болезненно поморщилась, — Боюсь, если начну превращаться, только хуже станет. Позвонки не выдержат.
      — Сильно болит? — сочувственно спросил Ямик.
      — Прилично. — Я отвернулась. — Можно я еще посплю?
      — Ага…
 
      Проснулась я от тычка под ребра. Больно же… Машинально крутанувшись, я крепко схватила тыкавшего за руку и вывернула. Точнее попыталась это сделать, так как рука, едва я ее коснулась, моментально исчезла восвояси. Была, а теперь не стало. Я с восторгом ахнула, и моментально раскрыла глаза. Ямик стоял возле окошка, посматривая то на меня, то на улицу. Ну да, я тут не причем, я просто мимо проходил. Быстёр, это же надо, за такое короткое время, увернуться от моих хватких лап и очутиться у окна. Уважаю, была бы возможность, поучилась бы у него чему нибудь.
      — Одевайся давай, я тебя внизу подожду.
      — Куда? — С сомнением спросила я.
      — На рынок. У тебя одежды никакой, оружия нет, босиком ходить тоже не дело. А Гарилл, — то бишь наш работодатель, — из запасных лошадку обещал дать. — Объяснил Ямик. Понятно, предстоит длинная пробежка по многочисленным рядам ярмарки.
      — У тебя что, денег много? — непонимающе спросила я. — Тебе их тратить некуда? А мне и так хорошо, главное удобно.
      — А мне не удобно. — Буркнул Ямик, недовольно косясь на меня.
      — Да ну? — Нахально спросила я.
      — Купим все необходимое. Потом отдашь деньги. С первой подачи. — Он стремительно развернулся и быстрым шагом вышел из комнаты, попросив особо не задерживаться.
      Я бодро вскочила с кровати и быстро отыскала драпировку, которую старательно выдавала за юбку. Мимоходом осмотрев раны, я удостоверилась, что Ямик ворчал насчет скорости моего восстановления вовсе не зря: вывихнутый сустав ноги уже был вполне рабочим, многочисленные порезы затянулись, оставляя после себя светлые полоски. Язвы тоже не подвели, зажили вполне сносно. Я с энтузиазмом потрогала спину, все еще надеясь на ее благополучное заживление, ан нет, болела, да причем прилично. Оторвать бы голову магу, который зачаровывал… Следующей осмотру подверглась замотанная бинтами рука. Ну, вроде тоже ничего, вроде заживает. Надо будет размотать бинты. Но есть одна маленькая проблема.
      У каждого боевого лангора на пальцах есть татуировки. Обычно татуировки обозначают титулы и звания. По возрастанию, татуировка на одном пальце, пятая ступень развития, все пять пальцев обвитые кольцами, первая — самая высшая ступень. Обычно это знак Мастера, Повелителей и просто Лангора, который обращается с оружием на ура. Простите мне мою скромность, но все мои пять пальцев на моей правой руке были обвиты тонким коричневым узором. Вот так. Я не думаю, что каждому живому существу на этой земле дано понять знаки Лангора, но осторожность никогда не мешала. Раньше, до всей этой истории, я скрывала все эти знаки под простой перчаткой. А теперь ее не было, соответственно, пытаться скрыть пальцы бессмысленно.
      За окошком было довольно жарко, я совсем не хотела одевать длинный серо-зеленый плащ Ямика, но, взглянув в ковшик с водой и узрев там свое отражение, я натянула капюшон на самый нос. Подумаешь, короткие рыжие волосы стоят дыбом, левая бровь рассечена, а на щеке, возле самого уха, длинный шрам, уходящий куда-то на шею. Нос был сломан в двух местах, но организм не тратил времени зря, так что все постепенно восстанавливалось. Все идет своим ходом, через некоторое время на лице не останется шрамов, но сейчас я похожа на пугало, старательно изрезанное ножичком. Я, вроде, готова. Что ж, ноги в руки, барабан на шею и вперед на торговые ряды, на рынок.
      Ямик терпеливо дожидался меня во дворе, возле своего коня, которого, по ходу дела, кликали Уроном. Подсадив меня на Урона, Ямик схватил поводья и вывел коня со двора.
      Сказать, что я не люблю длинные ряды ярмарки, наглых чудаков, пытающихся сбыть свой товар и многочисленных людей шастающих по ней, значит, ничего не сказать. Я не знаю, откуда пошла моя нелюбовь к местам скопления людей, а всевозможные ярмарки и рынки, несомненно, к ним относились. Вот и сейчас, хоть и верхом на коне, проходя сквозь ряды, я скрипела зубами. Поначалу, я даже не смотрела, что там покупает Ямик. Сапоги, рубашку и штаны мне он купил без всякого моего участия. Я просто кивала головой, не обращая никакого внимания на покрой и цвет этих тряпок. Зато когда дело дошло до оружия, я оживилась и даже сползла с коня.
      — … Ну что за хлам… — сердито ворчала я себе под нос, копаясь во всевозможном оружии. Вот уже какая лавка, но ничего подходящего не наблюдалось. Мечи, секиры, саи и клинки, разукрашенные камушками, меня совсем не привлекали, те, которые нравились, были слишком дорогими, а на дешевое холодное оружие нельзя было смотреть без содрогания. Я перебирала все это острое железо, уже без всякой надежды, просто рассматривая их.
      На последней лавке в оружейном ряду я призадумалась: может, что-нибудь под прилавком завалялось.
      — Что еще есть? — Спросила я торговца.
      — Ничего.
      — Прямо-таки ничего? — С недоверием глянула на него.
      — Нуу… — Замялся торговец. — Есть тут парочка с браком. Ни на что не годны. Не думаю, что девушку заинтересует…
      — Девушку заинтересует. — Буркнула я, нетерпеливо притаптывая ногой, — выкладывай.
      И он выложил. Никчемные клинки из гномий стали. Ничего примечательного, только клеймо на боку, да парочка сильных зазубрин на лезвиях. Явно не лучший экземпляр.
      — Еще чего? — С надеждой спросила я.
      Он опять полез под прилавок. Звякнула сталь об сталь, я почувствовала, как больно защемило сердце. Так звенят только они. Еще до того, как он развернул тряпку, в которую были завернуты клинки, я заявила:
      — Я беру их.
      Торговец посмотрел на меня, как на умалишенную; еще бы, даже не видела клинки, уже берет. Так не поступает никто. Кроме меня, конечно.
      — Серебряный. — С уверенностью сказала я, зная, что истинная цена их гораздо больше. Раз этак в сорок.
      — Но ты даже не посмотрела. — С возмущением сказал он, пытаясь развернуть туго намотанную тряпку. — Как ты можешь назначать цену. — Продолжал он спорить. — Поверь, девочка, у меня на прилавке есть экземпляры гораздо лучше, чем эти.
      — Я даю два серебряных за эти клинки. — Выговаривая чуть ли не по слогам, произнесла я. Ладно, так уж и быть, еще один прибавила…
      — Ну, давай. — Обиженно заявил торговец, протягивая мне руку, а потом и клинки, все еще замотанные в тряпку.
      Я уверенно сунула клинки под мышку и полезла на Урона. Ямик схватил за поводья коня, и мы пошли назад, на постоялый двор. Несмотря на отсутствующий вид там, возле прилавка, по дороге он начал ворчать.
      — Ты не посмотрела. Там были клинки получше.
      — Лучше чего?
      Ответа я не дождалась, но предчувствовала, что сейчас последует длинная тирада, посвященная моей небрежности. Я быстро нагнулась, надеясь пересечь все эти ворчания еще в зародыше, и сунула клинки в руки Ямику.
      — Разверни.
      Отпустив поводья, он начал разворачивать тряпку. У него в руках лежали два клинка из темной стали без бликов. Обоюдоострые тонкие клинки, с практически отсутствующей гардой, сделанные явно знатоком своего дела, мастером. Один клинок, длиннее на четыре пальца, на нем были две зазубрины, на другом всего одна, черенки обоих перемотаны простыми полосками кожи. С ними обращались явно не лучшим образом, и они затупились. У меня аж слезы на глаза навернулись. Что за сволочи, такие клинки испортить. В общем, все выглядело не самым лучшим образом… Хотя, если приглядеться, не так уж все и запущено, рукоять можно перемотать, очистить их, отнести к мастеру, вновь сделать заточку. Но главное, они у меня.