— А стоит ли, Пытливый? — прервав вдруг беседу с одним из слушателей, спросил его мастер Верный.
      Пытливый опешил. Значит, Верный все видел и все знает.
      — Наверное не стоит, — до ушей покрывшись прилившей к лицу кровью, согласился он.
      — Правильное решение. Иначе из исследователя ты запросто превратишься в мясника.
      — Я чувствую себя убийцей, Мастер. Да что значит, чувствую…
      — Hе кори себя, — остановил его Верный. — Только ответь ты действовал по версии или спонтанно?
      — Hе знаю. Признаться, одна мысль было появилась, но я, к сожалению, ее тут же потерял. Однако она, я точно знаю, не имела к моим действиям никакого отношения. Просто мне подумалось, что если те, кто убивал тоже ощутят физическую боль и горе от потери близких, то впредь они не станут так поступать. Станут лучше, чем были…
      — Пробовали! — перебил его Верный. — То есть, на первых порах мы предпринимали такую попытку. Они становятся хуже… Нам надо было вас предупредить.
      — Да, — наученный горьким опытом, соглашается Пытливый. — Как ни банально это звучит, но зло порождает зло. Ненависть становится обвальной. Так они и перебить друг друга могут.
      — В том-то вся и заковыка. Казалось бы, едва вылупились. Только вышли из-под тепличной оболочки и тотчас же принялись рубить себя под корень.
      — Процесс самоуничтожения? — спросил Пытливый.
      Мастер пожал плечами.
      — Hе думаю.
      — Может, для приобретения позитивных качеств это естесственный ход развития? — предположил слушатель.
      Спросил и поймал себя на том, что говорит словами из учебника. Это ему не понравилось. Оно могло не понравиться и Верному. Мол, прилежный школяр зазубрил азбучные истины и шпарит их себе с умным видом. Хоть придумал бы что-нибудь свое.
      Успокаивало лишь то, что эта учебная монография под названием «Возникновение и развитие жизни» представляла из себя сорок увесистых томов из ста восьмидесяти книг. Кроме того, на факультете «Программирование жизни», который некогда заканчивал Верный, он изучался в неполном объеме. Во всяком случае, раздел «Иллюзорность бесконечности», где излагалась та истина, что он вложил в вопрос, Мастер изучал в усеченном виде. А вот он, Пытливый, по этому разделу сдавал экзамен. И многое еще было свежо в памяти.
      А память у него была отменная. Прямо-таки фотографическая. И он мысленно и с большим тщанием листал страницы пособия, чтобы отыскать строчки, которые были бы сейчас кстати. И нашел. Это был целый абзац из Введения, предваряющего раздел «Иллюзорность бесконечности».
       … «Миры — живой организм. Равно, как и существа, населяющие их. Особенно мыслящие.
       Нам хорошо известна зависимость последних от среды Пространства-Времени, то есть от миров в которые они помещены, а также взаимовлияние одного на другое. (Это подробно рассматривалось в третьей книге „Вопросы вечности миров и разума“.) И подходя к изучению бесконечности мироздания рекомендуется исходить именно из этого фактора. Ибо, как любому организму, Мирам свойственны естественные „начало“ и „конец“.
       Они развиваются, совершенствуются и имеют способность к самосовершенствованию. Им присущ процесс деградации, так называемого, старения, и всевозможных патологий, выражающихся в катаклизмах, которые, как мы далее убедимся, вполне диагностируемы, а стало быть, управляемы…
       Повторимся: распад Мира более сложен, нежели прекращение жизнедеятельности любой живой особи — вообще, и разумной, в частности. Для последних акт кончины тот же катаклизм. Микрокатастрофа… Однако, между этими двумя явлениями „конца“ существует одна общая особенность. И разумная особь и живая конструкция Мира содержат в себе механизм самоуничтожения. В обоих случаях процессы, возбуждающие этот механизм, как правило, подконтрольны, так как признаки их протекают, отнюдь не скрытно и катализаторы в подавляющем большинстве своем узнаваемы…»
 
      Напряжение с каким Пытливый вспоминал этот текст не прошло незамеченным.
      — У тебя такой вид, — пристально всматриваясь в него, засмеялся Верный, — словно ты в каменоломне рубишь гранит.
      — Так оно и есть, — согласился Пытливый.
      — Дерзай, — поощрил Мастер.
      Пытливый замолчал, а потом, вероятно, покопавшись в своей «каменоломне» спросил:
      — Мастер-Верный, скажите пожалуйста, а как они ведут себя на Промежуточных? Вы наверняка проверяли это. Верный покачал головой.
      — Ты забросал меня своими «камушками». Все вы любознательны и я боюсь ваша практика пройдет под знаком викторины. Поэтому мы сделаем так. Разрешим вам пользоваться видеозаписями всего того, что мы делали, что предпринимали, какие аспекты рассматривали, какие проводили эксперименты и так далее. Если что упустили или недосмотрели — подскажете.
      Мастер на какое-то мгновение умолк, а затем не без лукавинки добавил:
      — Подскажете в виде «камушков». То бишь, вопросиков…
      Hо мы надеемся, вы все-таки сможете разглядеть и, если не назвать, то, во всяком случае, намекнуть на причину происходящего с людьми… Искренне надеемся. Пытливый развел руками и, отыскав глазами Камею, направился к ней. Она сидела на пенечке и, как ни странно, одна. Обычно Дрема такие оказии не упускал. Стоило Пытливому замешкаться, как Дрема оказывался тут как тут. Начинал что-то нашептывать ей, а она заинтересованно слушала и очень уж тепло реагировала. Выглядели они в такие минуты задушевной парочкой, которая никак не может наворковаться, и которой наплевать, есть люди рядом или нет их…
      Так, наверное, казалось только ему, Пытливому. Скорее всего от ревности. Потому что стоило ему подойти к ним, как Камея брала его за руку и уже не отпускала от себя. И она не требовала от Пытливого занимать ее разговорами. Им и без них было хорошо.
      А тут она одна. Дрема, правда, находился неподалеку. Всего в нескольких шагах. Примяв высокую траву, он полулежал и мечтательно глядя перед собой, жевал кончик длинного сухого стебелька.
      Отрешенные от сего мира глаза его были полны сострадания к кому-то. Они, вероятно, видели чью-то боль. Она жалила ему сердце. Он чуть не плакал. Hо это было не насилие кого-то над кем-то. Это было что-то другое. Что-то личное. И Пытливому страсть как захотелось подсмотреть. Сделать это, имея нимб, не представляло труда. Потом он, правда клял себя за столь низкое вероломство. Hо то — потом.
      А в тот момент, ничтоже сумнящеся, бесцеремонно, легким давлением мысли он вторгся в Дремин мир. И тотчас же увидел его печаль. Ею была земляночка. Певунья. Она сидела на пороге своей хибарки и неотрывно, с раздирающей душу тоской, смотрела в звездное небо. И на громадный шар яркой луны. А на луне, как в тигле, золотом восторга плавились Дремины глаза. И ломкий золотистый поток света, струившийся из лунной чаши, с нежной дрожью обнимал девушку…
      То была Дремина любовь. Она была сильнее его любви к Камее.
      Пытливый поспешно, словно отпрянув от замочной скважины, отключился от Дреминого нимбового поля. Теперь он мог быть спокоен за Камею, которая, кстати, как и Дрема плавала в омуте минора. Ее же милая грусть, навеянная волшебным пением земляночки, была о маме, об отце и о нем, Пытливом.
      Hо больше всего Пытливого удивило то, что все пятьдесят практикантов, возлежащих на лугу, тоже пребывали в непривычной для них прострации. Каждый окунулся в самого себя. Казалось даже, что они забыли почему собрались здесь. Что Мастерам от них надо? А ведь сегодня истекла неделя, которую им дали, чтобы осмотреться. Так сказать, адаптироваться. Наверняка шарик этот они облазили вдоль и поперек. Насмотрелись — по уши. И впечатлений у каждого должно быть пруд-пруди, а они вялы. Рассеяны. Конечно переговариваются между собой, но без обычной живости. Так. Лишь бы что-то сказать и для отвязки среагировать.
      Оставалось впечатление, что практикантов тяготит ожидание предстоящего совещания. Его же не начинали по причине отсутствия одного из Мастеров — Кроткого. Шеф триумвирата мастеров — Озаренный и Верный прибыли сюда загодя. И, стоя в сторонке, переговаривались между собой, и отвечали на вопросы практикантов. Кроткий, как объявил шеф триумвирата Озаренный, пару дней назад отбыл на Промежуточную, но с минуты на минуту должен объявиться. И действительно, не успел Пытливый усесться с Камеей, как рядом с Мастерами, словно из-под земли, выросла фигурка Кроткого.
      — Здравствуйте! Прошу извинить за опоздание, — сказал он, и виновато улыбаясь, добавил:
      — Путь мой был не близок.
      — Все в порядке? — с участием спросил Верный. Кроткий кивнул.
      — Hу что?! Начнем? — спросил у Мастеров Озаренный и, получив их одобрение, вышел вперед.
      — Дорогие наши коллеги, — начал он, — минула неделя, как вы прибыли сюда. В самую нижнюю точку шестого Луча Великого Круга Миров. Она, как вы успели убедиться, представляет из себя изумительную по красоте и весьма пригодную для жизни одушевленных особей планету, названную Всевышним — Землей. Вы, безусловно, обратили внимание на разницу во времени. Hа ВКМ, то есть, в Великом Кругу Миров и здесь, на Земле. По ВКМ вы провели здесь семь дней, а по времени Земли шестьсот семьдесят два. Время для адаптации вполне достаточное. Вот почему я сегодня официально, от имени триумвирата Мастеров, которым имею честь руководить, объявляю сегодняшний день рабочим. За четырнадцать земных месяцев вы успели поэкспериментировать. Одним они принесли разочарования, другим позволили наметить направление работы. Неправда ли, Камея?
      Вопрос застал девушку врасплох. Она смутилась и, не выпуская руки Пытливого, сказала:
      — У меня пока версия, Мастер. Я ее еще не могу четко сформулировать.
      — Сформулируешь, — ободрил он ее.
      Блуждающий взгляд Озаренного остановился на руке Камеи, что крепко держала ладонь Пытливого, а потом, машинально скользнув по ней, остановился на Пытливом. Остановился и застыл. Именно застыл. Что-то в нем его удивило. Он даже тряхнул головой словно освобождаясь от наваждения, а потом, нагнувшись к своим товарищам что-то прошептал и показал на Пытливого.
      Это донельзя обескуражило практиканта. Он посмотрел на себя со стороны. Благо дело это он мог. С одеждой все в порядке. В наружности — ни царапинки. Hо каждый из Мастеров с изучающим интересом то и дело бросал на него свои взгляды. Потом, видимо, они потеряли к нему интерес. Во всяком случае, в открытую его не выказывали…
      «Померещилось», — решил Пытливый и перестал наблюдать за ними.
      Между тем, Озаренный продолжал свою речь.
      — …Красавица наша, — говорил он о Земле, — создана вопреки классической теории о генезисе планет. Она сложена сплошь из парадоксов. И благодаря им цветет и здравствует. Без них не было бы шестого Луча в ВКМ и шестой планеты Детства человечества. Впрочем, вы это знаете из учебников. Знаете также сколько было скептиков, не верящих в успех нашего дела. Hо, слава Богу, мы создали шестой Луч. Благодаря ему нам удалось на треть сократить срок пребывания душ разумных особей в состоянии летаргии в периоды перехода из одной Вселенной в другую.
      Сейчас, когда в печать просочилась информация по поводу возникших здесь проблем, скептики вновь подняли головы. Они говорят, что предупреждали Резиденцию о неминуемых и непоправимых осложнениях, о бесперспективности и ненужности в системе мироздания еще одного Луча кругооборота жизни…

      От страстной речи Озаренного Пытливого отвлек характерный звук, напоминавший шелест бумаги. Он шел снизу от примостившегося у самых его ног слушателя Ретивого. Hе столько из любопытства, сколько для того, чтобы приподняться и переменить позу, Пытливый ненароком заглянул через плечо своего однокашника. И в таком неудобном положении замер. Ретивый держал в руках сегодняшний номер газеты «Канун». Она издавалась в ВКМ, на Венечной планете первого Луча кругооборота жизни, называемой Альфа.
      С луча Альфы начиналась система ВКМ. Это потом уже создавались остальные четыре Луча. И родившиеся на Альфе были полны необоснованных амбиций, Они, эти их амбиции, находились под постоянным обстрелом завзятых насмешников. По мирам ходило уйма анекдотов по этому поводу. Поговаривали, что многие из них сочиняли сами альфийцы.
      Hо, чтобы там о них не судачили, их «Канун» в мирах планет Зрелости человечества пользовался большим авторитетом. Hа то или иное событие он реагировал не совсем обычно. Все пропускал через пресс критического анализа. Как-то их Главный редактор заявил: «Мои ребята не верят никому и ничему. Даже попробовав на зуб золотое изделие, они, в отличие от ювелира-эксперта, не скажут: „Это — золото“. Они скажут: „Это желтый металл со многими признаками золота. Их высокий профессионализм во всех областях жизни дает им такое право“».
 
      Что правда то правда, публикации «Кануна» носили полемический характер. Их аргументированность, своеобразная логичность в изложении и в видении предмета, а также ядовитость тона оставляли впечатление того, что выходили они из-под пера злого гения. Такие статьи служили хорошим раздражителем для тех, против кого они направлялись. У оппонента возникало яростное желание в пух и прах разгромить гения от газеты. Припереть к стенке. Hо припереть делом да фактом, а не изощренными методами литературных пассажей. Кое-кому такое удавалось. И к чести газеты надо сказать, что она таким желающим предоставляла слово и место. Более того, из полученной статьи не вымарывала ни одной строчки, как бы больно они для журналистов не звучали. Правда у авторов опровержений хватало такта не переходить рубежей.
      По всей видимости Озаренный читал последний «Канун». И прочитанное задело его за живое. Потому что свое выступление он закончил с явным намеком на это.
      — … Наша задача, коллеги, — Озаренный возвысил голос, — развенчать умников, не верящих в наше дело. Думаю, что совместными усилиями нам удастся найти причину того, что перевозбудило в Человечестве механизм, работающий на самоуничтожение. Такова наша задача. Решим ее — значит снова посрамим псевдомудрецов. Полагаю… Нет, уверен, мы одолеем эту заковыристую шараду… Чтобы вам не пришлось проводить напрасную работу, триумвират решил предоставить в ваше распоряжение видеозаписи всего, что мы делали после того момента, когда Человечество вышло из-под тепличного колпака в лоно естесственной среды Земли. Это вам поможет…
      Дальше Пытливый не слушал. Его как магнитом затянуло в себя газетное чтиво. В анонсе — «Читайте в номере» — стреляли в глаза, набранные жирным курсивом, две строки: «Вектор — на фиаско! Hа Шестой серьезные проблемы…» А на самой середине листа размашисто, шрифтом «лягушка», набран заголовок: «Hа задворках, как… на задворках».
      «Предлагаем вашему вниманию, — читал Пытливый, репортаж сотрудника газеты, вернувшегося вчера из командировки на Голубую планету, широко известную под названием Земля. Она является колыбелью разумной особи созданнго на ВКМ шестого Луча кругооборота жизни. Командировка в столь неблизкие места была вызвана тревожной информацией, приватно поступившей из Резиденции Всевышнего.
      Суть ее заключалась в следующем. Несмотря на то, что на всем протяжении шестого Луча уже созданы планеты Промежуточные, в просторечии — Молодости и Венечности, известные нам как планеты Зрелости Человечества, они заселяются, в основном, одухотворенными душами других пяти Лучей.
      Процент поступления душ землян весьма и весьма низок. Этот факт, как сообщил редакции компетентный источник, пожелавший остаться неизвестным, свидетельствует о неблагополучии в Колыбели и вызывает серьезное беспокойство в Резиденции. И днями ожидается решение об отправке на Землю чрезвычайной экспедиции, которая будет укомплектована пятидесятью выпускниками Высшей Школы Удостоенных».
      Это был редакционный врез к репортажу. Пытливый ничего нового в нем не почерпнул. Hо он представил себе массу обывателей, для которых такое сообщение звучало, как гром в ясный день. Ведь их предки, ушедшие в Кругооборот могут зачаться в колыбели шестого Луча А там будет им плохо. Да и сами они не сегодня так завтра отправятся в тот же путь. И никто не застрахован от шестого Луча. Никто не даст гарантии, что они не окажутся на Земле. Уходить из рая Венечной-туда?… Боже упаси! И первое, что приходит им на ум, так это отправить в канцелярию Всевышнего запрос. Пытливый представил себе лавину писем, что обрушатся на Резиденцию. Он покачал головой и принялся за репортаж.
 
      … «И вот я на задворках миров, — писал журналист. — Hа начальной ступени шестого Луча. В колыбели человека планеты Земля. Hаружность Хомо Сапиенса благообразна. Справедливости ради скажу: земляне симпатичны. Соблюдены пропорции и симметрия. Функционально они в достаточной мере целесообразны, а в глазах можно обнаружить следы разума. Их, впрочем, не без труда обнаружишь и в глазах собак. Я безусловно далек от мысли отождествлять разум этих милых созданий.
      Однако, подобная параллель возникла у меня невольно. Из анализа поведения тех и других…
      … В отношении землян в глаза прежде всего бросается зависть, подлость и лютая друг к другу злоба. Разумность этих милых тварей или, если хотите, степень их интеллекта, как правило, проявляются в изощренности и изобретательности того, как прикончить себе подобного, обмануть его, затоптать. Во всем виден страшный оскал насилия. Морда войны. И в племенах близких друг к другу людей, и между племенами. За четверо суток по ВКМ (384 земных дня я был свидетелем 274 кровавых схваток. То есть, на одни земные сутки, равные нашим пятнадцати минутам, приходилось свыше семидесяти побоищ, которые унесли жизни десятков тысяч человек. Лишне, наверное, говорить читателю, что это были преждевременные и мучительные смерти.
      Гибли молодые и дети… Я не упоминаю о жертвах на почве корысти, зависти, коварства и иных бытовых стычек.
      Расскажу о двух, наиболее потрясших меня баталиях…»
 
      Пытливый судорожно сглотнул. Нет, журналист не привирал. Его статистика не плод досужей фантазии. Картина на самом деле именно такова.
      Пытливый не стал вдаваться в живописания кровавых баталий. Он вдоволь насмотрелся на них. А вот серию прекрасно исполненных клише, иллюстрировавших репортаж, посмотреть непреминул. Разглядывал внимательно. Вырванные из самого пекла свалок и разнузданных разбоев, они говорили о землянах посильнее и поубедительнее слов. Репортер снимал так, словно смотрел на все глазами Пытливого.
      Это были нелюди. Вот один из них слизывает с руки кровь убитого им младенца…
      Пытливый отводит глаза и, пропустив большой кусок текста с описанием убийств, продолжает читать дальше.
      … «Я обращаюсь к сопровождающему меня одному из членов Триумвирата, — писал далее журналист, — имя которого, пожалуй, известно каждому живущему на Венечных планетах ВКМ. Это Мастер Верный. Он, как и его шеф Озаренный и их коллега Кроткий, отмечены Всевышним одинаковыми званиями и почестями.
       — По моим самым грубым подсчетам процентов семьдесят пять душ стартует из Колыбели преждевременно. То есть, тех качественных параметров, какие они должны были приобрести, они, увы, не приобретают. Поэтому, Мастер Верный, хотелось бы от вас получить ответы на несколько вопросов, которые интересуют нашего читателя…
       Hе вызовет ли такой мощный поток поступления нерафинированных душ на Промежуточные планеты шестого Луча эпидемий аморального характера, которых там и так хватает?
      — Ваши опасения понятны. И подсчеты точны. Именно исходя из этого мы предприняли ряд мер. По требованию триумвирата изготовлены и предоставлены в наше распоряжение дополнительное количество аппаратов контроля и возврата в Колыбель душ, не отвечающих необходимым параметрам. Они установлены на всем пути следования к Промежуточной… Со всей ответственностью могу заверить вас, читателей „Кануна“, а также все население Венечных планет, что аппараты надежны, мощны и находятся под неусыпным наблюдением высококвалифицированного персонала. Так что боятся эпидемий на Промежуточной не следует.
       — Если я вас правильно понял, выходит, что Промежуточная и Венечная планеты шестого Луча заселяются душами из других Лучей Кругооборота?
      — Так оно и есть. Кроме того небольшой процент, боюсь быть неточным, кажется 22–23, на названных вами планетах составляет все-таки контингент, приходящий с планеты Земля.
       — Hе приведет ли это к перенаселению, что, как вам известно, чревато сокращением срока пребывания Хомо Сапиенса у родного очага?
      — Hа то наша группа и создавала шестой Луч Кругооборота жизни, чтобы сократить срок. Hо не тот, что вы имеете ввиду. А срок пребывания душ в состоянии летаргии, когда они в условиях особого содержания, ждут своего часа, чтобы выйти из этого состояния. Чтобы явиться в тот или иной мир того или иного Луча и… жить. И ждут они своей очереди по-долгу. И ждут по одной причине. По причине безопасности — как бы не перенаселить ту или иную планету.
       — Мастер Верный, обвальное самоистребление, происходящее у нас на глазах, красноречивее слов свидетельствует об обреченности привнесенного сюда человечества. Непредвиденной обреченности… Hе склонны ли вы в связи с этим полагать, что наблюдаемый нами безрадостный процесс результат изначальной ошибки — в неправильном выборе места устройства Земли?
      — Позвольте напомнить вам истины, которые, очевидно, вы не принимаете в расчет. В развитии человечества, равно как и звездных систем, заложен процесс и самоуничтожения. Науке известны случаи, когда в так называемых Колыбельных и Промежуточных планетах срабатывал механизм самоуничтожения.