На том же конгрессе В. Гэттсмен заявил, что понятие единой элиты не может быть отнесено к индустриальным обществам, а Дж. Мейсел утверждал, что ясно очерченная дихотомия элита - масса достаточна лишь для начального анализа политических систем и что ее необходимо уточнить и дифференцировать. Он признал, что теория элиты зашла в тупик, что по мере усложнения социально-политической структуры общества элиты распадаются до понятия, которое становится "саморазрушающим".
      Действительно, когда насчитывается множество элит, когда их находят в любом социальном слое, то общество рассматривается как баланс противоборствующих и взаимодействующих сил, различных групп (причем интересы каждой социальной группы выражает ее элита). Но о последнем обстоятельстве уже не обязательно упоминать: при данном подходе понятие "элита" настолько измельчено, что его можно вынести "за скобку" и утверждать, что общество представляет собой баланс "заинтересованных групп" (по терминологии Д. Трумэна) или "вето-групп" (термин Д. Рисмена). Элитарные теории оказались интегрированными политическим
      [297]
      плюрализмом. В этих концепциях элиминируется само понятие "правящая элита", хотя они и исходят из элитарных установок. И можно согласиться с К. Прюитом и А. Стоуном, которые пишут о существовании в западной политической науке плюралистических теорий двух типов: плюрализм I - теории "вето-групп", плюрализм II - теории множества элит(1). Различия их явно несущественны: это "чистый плюрализм" (или плюрализм I) и несколько "разбавленный" (плюрализм II).
      Поэтому явно ошибочна квалификация элитного плюрализма как элитизма или даже как концепции, находящейся посредине между плюрализмом и элитаризмом, как "разумного компромисса" между этими "крайностями". В действительности теории элитного плюрализма - вариант именно плюралистической идеологии.
      Промежуточную позицию между элитизмом и плюрализмом пытаются занять и сторонники концепций "неограниченной" социальной мобильности в индустриальном и постиндустриальном обществе, считающие, что та или иная общественная страта, опираясь на свою организацию, в определенный момент может участвовать в осуществлении государственной власти. По существу, перед нами все тот же "ослабленный" вариант плюрализма.. Так, сторонники концепций неограниченной социальной мобильности исходят из того, что в современном капиталистическом обществе каждый индивид может относительно свободно переходить из более низкой страты общества в более высокую, в том числе в элиту, а страты последовательно сменяют друг друга у руля государственного правления (что вполне вписывается как в концепции открытого общества, так и политического плюрализма). Однако оппо
      --------
      (1) Prewitt К., Stone A. The Ruling Elites. Elite Theory, Power, and American Democracy. N.Y., 1973, p. 116-127.
      [298]
      ненты подобных взглядов задают законный вопрос: есть ли возможность подняться в элиту у представителей всех классов или прежде всего (применительно к США) у белых англосаксов, протестантов из высших классов, чья власть основана главным образом на их богатстве, их позициях в финансах, индустрии, средствах массовой информации, которые получили дорогостоящее образование в частных школах, в элитных университетах, которые являются членами одних и тех же элитных клубов (точка зрения У. Домхоффа)?
      Но чем же объясняется распространенность и влиятельность различных вариантов плюралистической идеологии, в том числе элитного плюрализма? В значительной мере тем, что она учитывает определенные реальные процессы функционирования современных форм государственно-монополистической системы в условиях демократических политсистем, подчеркивает усложнение механизма властных отношений, некоторую автономию тех или иных социальных групп внутри господствующего класса. Иное дело, что этим моментам зачастую придается преувеличенное значение, и вся концепция выступает как утонченная форма оправдания статус-кво. Демократические свободы, по этой теории, обеспечиваются взаимными разногласиями и равновесием элит. Функции "ограничения", "сдерживания" по отношению друг к другу выполняют политическая, экономическая, культурная, военная и другие элиты. Каждая из них представляет собой относительно замкнутую группу, строго охраняющую от "аутсайдеров" свои прерогативы и привилегии. Этот баланс элит объявляется единственно возможным ныне типом демократии.
      Разделяя элиты по функциональному признаку, политологи плюралистической школы, естественно, не вскрывают классовую сущность каждой из этих элитных групп; они представляют эксплуататорский класс раздробленным на изолированные, конкурирующие между
      [299]
      собой части (финансовая олигархия, политики, генералитет и т.д.), чье соперничество вытекает из "противоположности" функции управления.
      Например, С. Келлер утверждает, что в современном западном обществе лидерство принадлежит не одной элите, "а скорее комплексной системе специализированных элит, связанных с социальным порядком и друг с другом различными способами". Магнаты бизнеса, верхушка политиков, выдающиеся деятели культуры - "все они влиятельны, но в разных сферах; различны их ответственность, источники власти, способы избрания. Этот плюрализм элит отражает и поддерживает плюрализм современных обществ"(1). Келлер признает все же, что не все элиты одинаково влиятельны, и предлагает использовать термин "стратегические элиты" в отношении "тех элит, которые получили или добиваются влияния на общество в целом, в противоположность сегментарным элитам". Границы между стратегическими и сегментарными элитами Келлер не считает четко выраженными. Она признает, что тенденция к плюрализму элит противоречит "давно замеченной тенденции" к монополизации власти, но тем не менее настаивает на своем главном тезисе, что в "либеральных плюралистических системах" лидерство осуществляется высокоспециализированными, функционально независимыми элитами.
      Как уже отмечалось, Р. Даль сформулировал теорию полиархии множественности центров власти (а значит, и элитных групп) в демократическом обществе. Демократией он называет систему, в которой власть дисперсна, в противоположность диктатуре - власти немногих, монополизировавших эту власть. Даль утверждает, что хотя политическое влияние в обществе рас
      ---------
      (1) International Encyclopedia of the Social Sciences, vol. 5, N.Y., 1968, p. 26.
      [300]
      пределено неравномерно, это не означает, что верна "гипотеза об элите", которая представляется "циничной по отношению к демократии". Отрицание правящей элиты он обосновывает тем, что, во-первых, люди, имеющие власть, часто несогласны между собой и находятся в отношениях соперничества, и, во-вторых, власть различных групп людей является специализированной. Даль вводит понятие "кумулятивного неравенства", когда контроль над одним из ресурсов общества, например, политической властью, ведет к контролю над другими видами социальных ресурсов, таких, как богатство, военная мощь и т.д. Думается, что Даль вводит "работающее" понятие, уточняющее и объясняющее процесс концентрации и монополизации власти в обществе. Казалось бы, оно должно логически вести к признанию правящей элиты. У Даля же все обстоит иначе; защищая современную американскую политическую систему, он утверждает, что она не приводит к "кумулятивному неравенству", сохраняя конкуренцию различных сфер общественной жизни.
      Плюралистическая теория обладает большим влиянием еще и потому, что опирается на классическую концепцию разделения властей (законодательной, исполнительной, судебной) в демократических странах, благодаря чему в обществе вырабатывается система "противовесов", с помощью которой одни органы власти могут удержать от "крайностей" другие. Впрочем, ныне большинство государствоведов вынуждены признать, что осуществление действительного равновесия исполнительной и законодательной власти, не говоря уже о судебной, никогда не удавалось; экспансионизм исполнительной власти - это труднооспоримый факт.
      Еще раз подчеркнем, что теории элитного плюрализма имеют определенные реальные основания. Они связаны с усложнением социальной структуры современных индустриально развитых стран, которое имеет
      [301]
      следствием нетождественность экономической и политической власти, экономической и политической структуры общества. Можно сделать вывод о том, что концепция элитного плюрализма создает несколько одностороннюю картину структуры политической системы современных развитых индустриальных стран.
      2. Неоэлитизм. модели политической структуры США
      В 70-е-90-е годах ряд американских и западноевропейских политологов (Т. Дай, X. Цайглер, У. Домхофф и др.) предпринимают фронтальную атаку на плюралистическую концепцию политической структуры капиталистических стран. Они ставят под сомнение, в частности, исходное положение плюрализма о том, что индивид в капиталистической системе может воздействовать на политику государства, участвуя в организованных группах и что поэтому население "современных демократических стран" инкорпорировано в многочисленные группы и организации. Американская действительность, в частности, весьма далека от этого норматива, как это было продемонстрировано в ряде эмпирических исследований. Так, исследования известных американских политологов А. Алмонда и С. Вербы показали, что в США только 1% опрошенных заявил, что надеется воздействовать на те или иные решения правительства через свое участие в деятельности политической партии, и только 4% - через различные формальные организации, включая профсоюзы. Таким образом, лишь ничтожное меньшинство "мыслит в терминах плюрализма". Большинство же не верит в постулаты плюрализма, является в своих воззрениях "доплюралистическим" и в общественной практике ориентируется на индивидуальные действия. И дело тут не только в том, что
      [302]
      большинство населения "не имеет непосредственного контакта с организациями, которые могли бы обеспечить представительство их интересов". Как доказывают сторонники концепции "массового общества", которую канадский социолог Р. Гамильтон называет "патологической инверсией плюралистической теории", в современных Соединенных Штатах наблюдается как раз тенденция упадка роли автономных организаций, которые в условиях государственно-монополистического капитализма неизбежно бюрократизируются и не снимают отчуждение индивидуума(1). Более того, сами эти группы, врастая в бюрократическую социальную структуру, служат не защите личности, но, напротив, оказываются дополнительным орудием в руках манипуляторской элиты.
      К тому же многие, если не большинство, "добровольных", "демократических ассоциаций в действительности далеко не демократичны (это относится, в частности, и к политическим партиям). "Предположение, - пишет Гамильтон, что формальные организации являются демократическими - одно из главных допущений теории плюрализма"(2). И, добавим от себя, одно из самых шатких. Критики плюрализма отталкиваются от знакомой нам теории Р. Михельса о том, что в любой демократической организации с течением времени складывается элита, неподконтрольная массе членов организации, и тогда демократическая структура уступает место элитарной. А если ассоциации, формальные организации служат интересам элиты, то, как отмечает У. Домхофф, направление их влияния будет противоположно тому, на которое рассчитывают плюралисты(3).
      ---------
      (1) См.: Г. Ашин. Доктрина "массового общества". - М., 1971.
      (2) Hamilton R. Class and politics in the United States. N.Y., 1972 p. 39.
      (3) См.: Domhoff W. The Higher Circles & The Governing Class in America N.Y.. 1970.
      [303]
      Подводя итоги критики рассматриваемой концепции, Гамильтон пишет, что "теория плюрализма обнаруживает свою полную неадекватность". В описании того, как работает политический механизм индустриально развитых стран, она оказывается лишь "частично годной". "В лучшем случае, - отмечает он, - можно говорить лишь об ограниченном плюрализме или плюрализме для высшего и высшего среднего классов"(1). Вот это замечание представляется нам весьма примечательным: "плюралистическая демократия" оказывается демократией весьма ограниченной, демократией, которая ориентирована на верхние страты социальной пирамиды.
      К. Прюит и А. Стоун ищут спасение демократии в организациях, ассоциациях, группах, которые квалифицируются ими как посредники между элитой и массами. Тиранические элиты и атомизированные массы вряд ли возможны в условиях активной жизни групп(2), в условиях развитого гражданского общества, пишут они, повторяя концепцию Д. Рисмена, У. Корнхаузера и других плюралистов (хотя сам плюрализм описывается ими в терминах элитного плюрализма, а организации рассматриваются как связь между элитами и неэлитами).
      Наконец, многие политологи пишут о несостоятельности претензий теории политического плюрализма на "деидеологизированность", считая, что данная концепция - это идеология защиты капиталистического статус-кво; ее идеал замена классовой борьбы компромиссом различных социальных групп и реформистской деятельностью властей. Гамильтон замечает, что хотя плюралистическая теория "претендует на то, что представляет собой деидеологизированный реализм, она сама обнаруживает себя исключительно полезной и удобной идеоло
      ----------
      (1) Hamilton R. Op. cit., p. 45.
      (2) Prewitt К. Stone A. Op. cit., p. 74.
      [304]
      гией"(1). Удобной, разумеется, для существующей политической системы. Ее сторонники представляют плюрализм как систему, регламентирующую конкуренцию заинтересованных групп в рамках буржуазно-демократических институтов и процедур. Все эти участвующие в конкуренции группы принимают общие "правила игры". И лозунг сторонников этого направления - "плюрализм в рамках консенсуса", согласия о сохранении фундаментальных основ системы, таких "правил игры", чтобы демократизм не выливался в "гипердемократию", чтобы он обеспечивал эффективное функционирование существующей политической системы.
      Американские политологи Л. Филд и Дж. Хайли пишут, что в течение примерно полувека - с 1925 по 1975 годы - элитарная парадигма мало разрабатывалась, сменившись парадигмой "государства благоденствия", плюрализмом, недооценивавшим роль элит. Зато в последней четверти XX века она сменяется элитистской парадигмой, которая становится популярной(2).
      Все более явное несоответствие плюралистической модели реальному социально-политическому процессу в ведущих капиталистических странах предопределяет и ослабление ее идеологических функций. Похоже на то, что плюралистическая теория перестает быть тем "фиговым листком "для прикрытия элитарной сущности западной политической системы, каким ей надлежит быть по замыслу ее сторонников. Не случайно в западной социологической и политологической литературе последних лет отмечается, что "поток плюралистической ортодоксии становится объектом все ширящейся критики"(3), что начинается нечто вроде "антиплюралистической революции".
      ---------
      (1) Hamilton R. Op. cit., p. 74.
      (2) Field L. and Higley J . Elitism. L., 1980, p. 4-18.
      (3) Femia J. Elites. Participation and the Democratic Creed. - Political Studies, 1979, N.Y., p. 1.
      [305]
      Альтернативными по отношению к плюралистическим концепциям выступают, как мы уже видели, теории классов и классовой борьбы и особенно теории элиты. Не случайно критиков плюралистических концепций Т. Дая, X. Цайглера и других близких к ним по своим взглядам социологов называют "неоэлитистами". По словам Дая и Цайглера, они "бросили вызов" плюралистам, "поставив под сомнение эмпирическую обоснованность их теории, а тем самым подрывая их претензии на нормативные предписания"(1). Не отрицая того, что в американских правящих кругах существуют различные группы со специфическими интересами, они резонно замечают, что различия между этими группами и группировками касаются, в сущности, частных вопросов, тогда как в основных, существенно важных для поддержания существующей социально-политической системы, интересы элитных групп едины; между ними существует фундаментальное согласие. От себя добавим, что это - согласие, базирующееся на общности интересов, проистекающих из того, что они - члены правящего класса.
      Книга Дая и Цайглера "Ирония демократии", о которой речь шла выше, сопровождается характерным подзаголовком: "Необычное введение в американскую политику". "Необычность" эта заключается в том, что книга "не основана на плюралистической идеологии", что само по себе для американской политической науки - большая редкость. Нужно отметить, что в критике плюрализма авторы занимают достаточно сильные позиции. Но их позитивная программа достаточно скудна: это не что иное, как консервативно-романтическая мечта о "хорошей", "мудрой", "дальновидной", "высокогуманной" элите. Ответственность за неэффектив
      -------
      (1) Dye Т., Zeigler H. The Irony of Democracy: An Uncommon Introduction to American Politics, Duxbury Press, 1992, p. VII.
      [306]
      ность политики авторы возлагают на недальновидных политиканов, лидеров, лишенных ответственности перед народом, которые прикрывают теорией политического плюрализма свои эгоистические интересы.
      К тому же авторы полемизируют друг с другом. Так, Дай считает, что путем реформ в США можно установить подлинно демократическую систему, при которой каждый участвовал бы в принятии политических решений. Цайглер же, в противоположность Даю, возлагает надежды на систему "просвещенного лидерства, способного сохранить личные свободы и собственность", отмечая при этом, что "хорошо организованное общество, управляемое образованной элитой, предпочтительнее нестабильности массового общества"(1).
      Дай справедливо пишет, что плюрализм в американской политологии апологетическая теория, "пытающаяся доказать демократический характер американского общества... Она развивалась как идеология примирения идеалов демократии с реальностями индустриального технократического общества". Плюрализм рисует "открытую систему лидерства", которая позволяет выходцам из низших классов подняться в верхние слои общества. Дай показывает, что эти утверждения полностью противоречат действительности, что "огромная власть в Америке сосредоточена в руках горстки людей". Последние представляют собой, по существу, закрытую элиту, причем несменяемую, ибо ее положение не зависит от таких эфемерных явлений, как выборы и смена администрации страны. Подлинная элита США - это Рокфеллеры и Меллоны, а не тот или иной формально избранный лидер. В составе этой элиты ведущую роль играют собственники и высшие менеджеры гигантских промышленных корпораций и банков, в нее входят владельцы средств массовой информации,
      -------
      (1) Ibid., p. VII1-IX.
      [307]
      правительственная верхушка (причем ее члены, как правило, сделали карьеру в промышленных и финансовых корпорациях). Однако элитарист Дай не столько осуждает такое положение, бросающее вызов демократической риторике американских политиков, сколько оправдывает его. Установки Дая весьма консервативны. Ссылаясь на то, что "Соединенные Штаты не уникальны в концентрации власти в руках немногих" (такое положение существует и в других странах и может считаться нормой), он выводит необходимость элиты из "общей нужды в поддержании общественного порядка"(1).
      С иных, леворадикальных позиций критикуют теорию политического плюрализма Ф. Ландберг и У. Домхофф. Если бы теория политического плюрализма была состоятельной, отмечает Ландберг, если бы важнейшие политические и экономические решения в США были результатом компромиссов между примерно равными по силе конкурирующими группами и каждая группа принимала бы участие в выработке таких решений, тогда наблюдалось бы гораздо большее равенство между различными группами в распределении денег, влияния, престижа. "Если решения, касающиеся распределения основных экономических средств, принимаются сообща, чем же тогда объяснить, что это распределение столь неравномерно?" - задает вопрос Ландберг. С позиций плюрализма такое положение необъяснимо. Зато оно вполне объяснимо, если признать, что эти важнейшие для страны решения принимает элита США - магнаты финансового капитала и их ставленники на правительственных постах. Причем "почти все попытки представителей других... элит приобщиться к социально-политическим решениям финансово-политической элиты оказываются тщетными... Вся финансово-политическая элита и ее окружение - это сложное
      -------
      (1) Dye Т. Ор. cit., p. 3-10, 143, 148
      [308]
      переплетение родственных отношений, наподобие тех, которые связывают старейшие аристократические семьи Европы"(1).
      Ответить на поставленный Ландбергом вопрос пытается и У. Домхофф, который показывает, как собственники и менеджеры гигантских банков и промышленных корпораций осуществляют на практике свое господство в США. Он отмечает, что фальшивые, насквозь апологетические теории политического плюрализма всячески маскируют политический процесс, посредством которого "правящий класс осуществляет свое господство над правительством". Не в последнюю очередь из-за подобных концепций, которые широко пропагандируются в США всеми средствами массовых коммуникаций, многие американцы даже "не имеют понятия о существовании этого высшего класса".
      Итак, действительную власть в капиталистических странах, и, в частности, в США, играет правящий класс - капиталисты, в структуре этого класса доминирующую роль играет монополистическая буржуазия. Но механизм осуществления этой власти достаточно сложен и хорошо закамуфлирован. Определенную роль в этом камуфлировании играют и плюралистические теории. "Плюралисты полагают, - пишет Домхофф, - что различные группы, включая профсоюзы, организации фермеров, потребителей, защитников окружающей среды, имеют возможность влиять на политические решения... и что нет такого явления, как правящий класс Америки"(2). Подобные утверждения чаще всего представляют собой сознательное искажение действительного положения вещей. В одной из своих книг Домхофф исследует сплоченность правящего класса США, проявляющуюся, в частности, в создании им аристократи
      --------
      (1) Ландберг Ф. Богачи и сверхбогачи. - М., 1971. - С. 395, 397.
      (2) Domhoff W. The Power To Be. Process of Ruling Class Domination in America. P. XI. XII, 3, 7-8.
      [309]
      ческих частных клубов, куда допускаются лишь "избранные". Важнейшие для страны решения по политическим, экономическим и иным вопросам сначала зреют и обсуждаются в кулуарах подобных элитных клубов и лишь затем проводятся через соответствующие буржуазно-демократические институты, становятся достоянием общественности. Таким образом, массы видят только внешнее действие политики, в процессе которого лишь "озвучиваются" решения, принятые действительной элитой в кулуарах. Именно в интересах правящего класса и осуществляется внутренняя и внешняя политика США, независимо от смены администраций. Политика, которую проводят "команды" Никсона, Форда, Картера, Рейгана, Буша, Клинтона, в действительности определяется этим классом. Таким образом, грубо попираются права американского народа, который фактически отстранен от формирования политики, отчужден от нее.
      "Члены этого привилегированного класса, - пишет Домхофф, - как свидетельствуют исследования социологов и журналистов, живут в хорошо охраняемых апартаментах, их соседями являются такие же избранные, они посылают своих детей в частные школы, выводят своих дочерей в свет, посещают клубы для избранных..., их называют "патрициями", "брахманами", "аристократами", "бурбонами" в зависимости от того, как давно они разбогатели". Вот эти-то "избранные", имеющие совершенно отличный от масс доход и ведущие иной образ жизни, и определяют внутреннюю и внешнюю политику США, прежде всего, через организации господствующего класса, которые, с одной стороны, маскируют их власть, а с другой -делают ее более прочной, (ибо, как отмечают исследователи, власть элиты тем прочнее, чем менее она заметна).
      [310]
      3. К дискуссии о структуре власти в США
      Властвующая элита или элитный плюрализм - это центральная проблема в полемике о структуре власти в Соединенных Штатах, которая продолжается больше четырех десятилетий. "Каков характер этой власти?" - задают вопрос политологи Б. и П. Бергеры, исследовавшие эту дискуссию. Справедлива ли теория властвующей элиты или же многофакторная теория?(1).
      В 50-х - 60-х годах в фокусе внимания находилась полемика между Р. Миллсом и Д. Рисменом по этой проблеме, которую подытожил видный американский политолог У. Корнхаузер(2). Миллс утверждает, что реальную власть в США осуществляет узкий верхушечный слой, в то время как народ фактически бесправен, не он решает основные политические вопросы. По Рисмену, вопрос, кто властвует в США, носит спорный характер: "ситуация гораздо более неопределенна", чем кажется на первый взгляд. Сущность американской политической системы, подчас искажаемую в реальности, Рисмен видит в распределении власти между различными автономными группами, обладающими правом вето в сфере своих интересов. Он считает "упрощенным" мнение радикалов о том, что Америкой управляет Уолл-стрит. Утверждение, что в США правит или должно править меньшинство, он отвергает как "марксистский экстремизм (в первом случае) или элитарный аристократический подход (во втором), допуская, однако, что последний был справедлив в прошлом. Несоответствие американской действительности своей схеме он склонен объяснять всякого рода досадными упущениями, расстройством соответствующих механизмов контроля и т.д.
      --------
      (1) Berger P., Berger В. Sociology. A Biographical Approach. N. Y., 1976, р. 295. Gilbert D. and Kahl J. The American Class Structure. A New Synthesis. Belmont. - 1995, p. 190-204.
      (2) См.: Culture and National Character. Ed. by S. Lipset and L. Lowenthal. Glencoe, 1961, p. 252-262.
      [311]
      Миллс рисует пирамиду власти в США, включающую три уровня: высший реальная власть, которая осуществляется властвующей элитой; средний - который отражает групповые интересы, играет второстепенную роль, наиболее заметную в кулуарах Конгресса; наконец, низший - уровень "фактического бесправия" масс. Пирамида власти, рисуемая Рисменом, состоит из двух уровней, соответствующих второму и третьему ровням модели Миллса. Верхний уровень пирамиды Рисмена "вето-группы", занятые прежде всего защитой своих интересов; низший "неорганизованная публика". "Вето-группы стараются не столько командовать "публикой", сколько привлечь ее в качестве союзника в своих маневрах против угрозы ущемления своей юрисдикции. Поэтому Рисмен утверждает, что существует плюрализм структур власти, что политическая власть в США представляется ситуационной и подвижной.
      Миллс приводит огромный материал, свидетельствующий о том, что реальная власть в США концентрируется в руках элиты, отстраняющей от управления страной народные массы. Рисмен отрицает наличие правящей элиты, настаивает на аморфности структуры власти, отражающей разнообразие интересов главных организованных групп (политических партий, профсоюзов, организаций бизнеса, фермерских союзов и т.д.). Он субъективистски подходит к пониманию власти, считая, что главное - не столько материальные возможности и границы власти, сколько психическое состояние - насколько человек чувствует себя сильным или, наоборот, зависимым. "Если бизнесмены чувствуют себя слабыми и зависимыми, они действительно становятся слабее и зависимее безотносительно к ресурсам, которыми они располагают"(1).
      ------
      (1) Riesman D. The Lonely Crowd. N. Y., 1953, p. 253.
      [312]
      Модель Р. Миллса
      Модель Д. Рисмена
      Уровни власти
      А - властвующая элита
      В - множество групп с различными интересами
      С - массы, неорганизованная публика, практически безвластна
      Отрицает властвующую элиту
      В - совпадает с Миллсом
      С - массы, неорганизованный народ, имеющий некоторую власть над "группами интересов"
      Тенденции к изменениям
      Растущая концентрация власти
      Растущая дисперсия власти
      Процесс управления
      Одна группа определяет важнейшие политические вопросы
      Кто определяет политику, зависит от конкретного вопроса
      Последствия
      Усиление корпораций, военщины, исполнительной власти
      Уменьшение значения общественного мнения
      Безответственность элиты, кризис демократии
      Ни одна группа не возвышается намного над другой
      Утрата интереса к политике
      Кризис лидерства
      [313]
      Чья же модель адекватно отражает американскую действительность? Думается, однозначный ответ будет односторонним. Обе концепции имеют корни в особенностях политической системы современных индустриально развитых стран. Дело в том, что все большая концентрация власти в руках финансовых и промышленных магнатов сопровождается контртенденциями, тщательной маскировкой этого процесса, сопротивлением демократических механизмов политической системы США. Миллс выявляет существенную тенденцию в развитии современного капитализма - концентрацию власти в руках финансового капитала и зависимых от нее элитных групп (политической, военной элиты). При этом он, однако, зачастую отвлекается от внешней формы этого процесса, от важных для социологического анализа проявлений сущности. В то время как Миллс приближается к пониманию реальной структуры власти в США, показывая, что господство элиты базируется на единстве и переплетении интересов корпораций, политических и военных институтов, Рисмен уходит от анализа классовой сущности власти, настаивая на ее "дисперсии". Если сущность политической структуры США элитарна, то ее форма, ее оболочка демократична. Механизм этого сокрытия сущности может быть предметом социологического и социально-психологического исследования. Рисмен и обращает главное внимание на зависимости, которые обеспечивают маскировку господства монополитической элиты, на внешне демократический и обезличенный механизм осуществления элитой власти, на "превращенную форму" определенного общественного отношения.
      При социологическом анализе необходимо учитывать оба этих аспекта. Важно показать, что современное американское общество элитарно (как и его политсистема) по своей сущности (это удалось Миллсу), но необходимо раскрыть и социально-политический и соци
      [314]
      ально-психологический механизм господства элиты (оказавшийся в фокусе внимания Рисмена и абсолютизированный им). Можно отметить, что Миллс порой слишком прямолинеен и недооценивает сложных окольных путей, используя которые элита реализует свою власть. Процесс, сущность которого вскрывает Миллс, на поверхности выступает так, как его описал Рисмен. Оба рассматривают один и тот же процесс, но первый - изнутри, второй - снаружи, первый раскрывает его сущность, второй - его внешние проявления.