Жозефа. Как и вы: «Жозефа, зачем ты это сделала?» Нет. Нет, мадам. У меня был свидетель, мсье Стюрмер. Он все видел. И он сказал об этом Бореверу. Он сказал: «Твоя жена не умеет играть в покер. Она тебя разорит».

Мари Доминик. Признаться, мне в картах никогда не везло.

Жозефа. Особенно, когда играли против мсье д'Азерга. Теперь вы понимаете, что если убить мсье Боревера, мсье д'Азерг может преспокойно жениться на деньгах мадам.

Мари Доминик. А что вы думаете, на мне нельзя жениться ради меня самой?

Жозефа. Я этого не говорю. Я говорю только, что миллионы – они очень греют. Во всяком случае, мсье д'Азерга – точно!

Севинье. Поскольку вы так были уверены в отношениях между мадам и мсье д'Азергом, как же вам смогло показаться, что накануне вечером у входа она целовала своего мужа?

Мари Доминик. Блестящий вопрос! Спасибо, господин следователь!

Жозефа. Ревность слепа. И потом мсье д'Азерг немного хромает.

Мари Доминик (с невольной гордостью). Неудачный прыжок с парашютом.

Жозефа. Так вот! В тот вечер он не хромал! Но ведь когда целуют женщину, маршировать не надо! Вот почему я и приняла его за мсье Боревера!

Севинье. Вы, разумеется, отрицаете этот поцелуй?

Мари Доминик. Разумеется.

Жозефа (возмущенно). Так страстно, так пылко его целовала!

Мари Доминик. Мое слово – против ее слов.

Севинье (делая вид, что соглашается). Мадам отрицает. Приведите другой пример.

Жозефа. О! У меня широкий выбор. Спросите ее, почему в тот страшный вечер она одела красное платье?

Мари Доминик. Потому что оно мне идет.

Жозефа. Тогда спросите это же у меня!

Мари Доминик. Спросите это же у нее, потому что здесь, кажется, она ведет расследование.

Жозефа. Потому что она велела мне отдать серый костюм в химчистку. А теперь спросите: «Почему в химчистку?»

Молчание.

Так я вам это скажу, хотя никто меня и не спрашивает. Потому что юбка была длинная и подол запачкан машинным маслом.

Севинье (потрясенно). Машинным маслом?

Жозефа. Я не видела связи. Мне все открылось только что, когда вы говорили о револьвере и сказали, что любой мог взять его в гараже.

Мари Доминик. Какое гнусное предположение!

Жозефа. Мне Мигель сказал, что в «кадиллаке» картер подтекает. И когда мадам брала револьвер, ее платье попало в лужу. Вот почему на следующий день она велела мне приготовить красное платье.

Мари Доминик. Ее убить мало.

Жозефа (насмехаясь). И меня тоже?

Севинье. Что вы можете сказать на это обвинение, мадам?

Жозефа. Лакост и Баржетон скажут. В химчистке «Лакост и Баржетон», авеню Виктор Гюго, пятьдесят шесть. Они вам скажут, было ли это машинное масло!

Севинье (раздраженно). Дайте сказать мадам!

Мари Доминик (очень естественно). Это и в самом деле было машинное масло. Я в тот вечер ходила в гараж.

Жозефа (восторженно). Вот видите!

Мари Доминик. И даже открывала в машине ящик для перчаток. Но взяла я там не револьвер. Я взяла перчатки, которые там оставляла. Я полагаю, ящик для перчаток предназначен прежде всего для того, чтобы там лежали перчатки.

Жозефа. Какие перчатки?

Мари Доминик (иронически). Новые перчатки, господин следователь, которые я купила в тот день в магазине на Фобур Сент-Оноре.

Жозефа (категорично). Нет.

Мари Доминик. Как – нет? (К Севинье.) Пошлите инспектора. Он найдет их в шкафу.

Жозефа. О! Вы быстро находите, что сказать. Голова у вас работает четко. Но, к несчастью, моя тоже!

Мари Доминик (недоверчиво). Что еще?

Жозефа. Новые перчатки вы купили в день убийства.

Мари Доминик (таким же тоном, как и Жозефа). Нет.

Жозефа. В среду! Я видела, как вы их клали в шкаф в среду.

Мари Доминик. В среду я просто их перекладывала.

Жозефа. А где они были раньше?

Мари Доминик. В прихожей.

Жозефа. В прихожей?! И, убирая, я их не заметила? Ну нет! Ну нет!

Севинье. Мадам, одно нам, во всяком случае, ясно: то, что вечером в среду вы ходили в гараж. И вы там взяли перчатки.

Жозефа. Это она так говорит!

Севинье. Значит, вы могли свободно взять там… и револьвер.

Мари Доминик. Совершенно свободно. Если бы он там был.

Севинье (без выражения). А его там уже не было?

Мари Доминик. Кто-то его уже прибрал к рукам. Либо мой муж, либо эта девка.

Севинье. А вы не сказали мсье Бореверу, что не увидели револьвера на его обычном месте?

Мари Доминик. Да… нет…

Севинье. А странно, почему?

Мари Доминик. Не могу сказать… Не знаю.

Пауза.

Севинье. Мне очень неприятно за вас, мадам, но одна деталь меня огорчает. А именно: в ваших первых показаниях, записанных инспектором Кола, вы как раз говорили об этих перчатках!

Мари Доминик. Ну и что?

Севинье. А вот что: вы сказали по этому поводу слова, из которых можно сделать вывод, что права мадемуазель!

Мари Доминик (высокомерно). Какие слова?

Севинье. Вы сказали… Морестан, точный текст!

Морестан (читает). Мадам Боревер: «Мои перчатки были все в крови. Новые перчатки. Я их в тот день купила».

Напряженная пауза.

Жозефа. Мы, женщины, всегда слишком много говорим!

Севинье. Согласитесь, мадам, что я вас предостерегал. Слишком много подробностей… Подробности – они-то всегда и выводят на чистую воду.

Мари Доминик (возмущенно). Меня вывели на чистую воду, меня?

Севинье (не отвечая). Вы ходили в гараж. И не взяли там ни перчаток, ни револьвера. Зачем же вы туда, в таком случае, ходили?

Мари Доминик. А вам не приходит в голову мысль, что мы, может быть, говорим о разных перчатках?

Жозефа (с искренним восхищением). Здесь у нее работает отлично! (Дотрагивается до своего лба.)

Мари Доминик. Разве я не могла купить одну пару перчаток во вторник, а другую – в среду?

Севинье. Две минуты тому назад могли. А сейчас уже поздно.

Мари Доминик. Хотела бы знать, почему?

Жозефа (невольно). Я тоже.

Севинье. Потому что две минуты тому назад вы дали нам совершенно другое объяснение. Когда мадемуазель сказала, что видела, как вы их клали в шкаф в среду, вы ответили: «Я их перекладывала». А ведь именно в эту минуту вам надо было сказать: «Это были другие перчатки».

Пауза.

Так. Кое-что мы установили. Не без труда. Но я считаю, что установили.

Мари Доминик. Как вам угодно!

Севинье (неожиданно атакуя). У вас, разумеется, были ключи от всех комнат вашего особняка?

Мари Доминик. Вовсе нет.

Севинье (удивленно). У вас не было ключа от комнаты мадемуазель?

Мари Доминик (очень непринужденно). У моего мужа, возможно, и был, а у меня – нет!

Жозефа (кричит). Постойте!

Мари. Доминик. Мы стоим!

Жозефа. Недели две тому назад, примерно, Марта Эрбо (к Севинье), кухарка, захлопнула свою дверь, а ключ оставила в комнате. Она хотела вызвать слесаря, а мадам сказала: «Не нужно». И открыла дверь, у нее был один общий ключ, он подходил ко всем дверям в доме.

Севинье. Которым можно было с таким же успехом открыть и дверь комнаты мадемуазель, разумеется?

Мари Доминик. Не знаю. Я никогда не пробовала.

Жозефа. Кроме того вечера!

Севинье (Жозефе). Помолчите! (К Мари Доминик.) Мы это сможем легко проверить.

Мари Доминик. Нет. Я его потеряла.

Севинье. А!

Мари Доминик. Уже, наверно, с неделю… или больше!

Жозефа. Я могла бы побиться об заклад.

Севинье. Очень жаль.

Мари Доминик. Мне тоже очень жаль. Но у моего мужа ключ был!

Жозефа (к Севинье, горячо и убежденно). Я же вам клялась, что нет. И в первый же день. Тогда, когда это не имело еще никакого значения.

Севинье (смакуя, к Мари Доминик). Вот еще один раз ее слово против вашего.

Мари Доминик. И верите вы ей?

Севинье (не отвечая). Дело не в этом.

Мари Доминик. В чем именно вы меня обвиняете?

Севинье. Пока ни в чем. Я констатирую, что вы ходили в гараж, но не за перчатками, что вы не сообщили своему мужу об исчезновении револьвера и, кроме того, что вы имели возможность открыть запертую дверь комнаты, где произошло убийство. Все это позволяет мне предположить, что в тот вечер вы оказались на месте преступления раньше своего мужа.

Мари Доминик. Роковое стечение обстоятельств.

Севинье (торжественно). Теперь, мадам, отнеситесь со всей серьезностью к вопросу, который я вам задам. Он имеет для вас решающее значение.

Мари Доминик. Вы говорите со мной как с преступницей. А мне нечего бояться, и я вам отвечу правду.

Севинье (продолжая свою речь). К несчастью, до сих пор вам мешало «стечение обстоятельств». Поэтому еще раз советую вам быть чистосердечной. Записали, Морестан?

Mорестан. О! Я все записываю, господин следователь.

Севинье. Вы вошли в комнату после мужа?

Мари Доминик (сосредоточенно, собравшись). Да.

Севинье. Что вы увидели?

Она хочет говорить.

Пожалуйста, как можно более подробно.

Мари Доминик. Я увидела в глубине комнаты тело Мигеля Остоса и своего мужа, склонившегося с револьвером в руках над обнаженной Жозефой.

Полицейский поднимает голову.

Он метался как загнанный зверь, глаза его блуждали, он был бледен как полотно. Дрожащей рукой он стирал со лба пот, который лился ручьями. Мне стало жаль его…

Севинье (прерывая ее). Прекрасно. Ваши слова полностью совпадают с тем, что вы нам показывали ранее…

Мари Доминик (облегченно и торжествуя). Я говорю правду. Поэтому, совершенно естественно, не рискую сбиться.

Севинье (как бы мимоходом). Ключ был в двери?

Мари Доминик. Да.

Севинье. А свет зажжен?

Мари Доминик (менее уверенно). Да.

Севинье. Чтобы увидеть бледность мужа, пот, струящийся по его лицу, дрожание рук и так далее – естественно, нужно, чтобы горел свет.

Мари Доминик. Он и горел.

Севинье. Как же получается, что на выключателе мы не обнаружили отпечатков пальцев мсье Боревера?

Мари Доминик (растерянно). Не знаю.

Севинье. А вы могли бы мне дать ответ, который полностью поставил бы вас вне подозрений. Стоило вам сказать: «Я вытерла выключатель своими перчатками тогда же, когда вытерла и револьвер». Если бы вы на самом деле это сделали, вы бы об этом не забыли. Да только вы этого не сделали, и вы сказали мне: «Не знаю».

Жозефа (Кардиналю). Блеск!

Севинье. Поверьте, я очень сожалею!

Жозефа (с интонацией вышколенной прислуги). Мадам, кушать подано!

Севинье. Считаю излишним рассказывать вам, мадам, как вы совершили преступление. У вас была отмычка и был револьвер. И вы первая вошли в комнату.

Мари Доминик (дико кричит). Но она, она уже там была. Мигель Остос обвинил ее! Убила она!

Севинье. Действительно, она это подтвердила.

Мари Доминик (не веря своим ушам). Подтвердила?

Севинье. Когда думала, что убил ваш муж. Но я без труда доказал ей, что чисто практически она не могла этого сделать. Даже если бы имела револьвер.

Мари Доминик (в крайнем возбуждении). Но причина, какая у меня могла быть причина? Мне можно было просто развестись!

Севинье. А ненависть? Ваша ненависть, которая сейчас так проявилась? Развод бы вас не удовлетворил. Вы так ненавидели вашего мужа – даже товарищ прокурора был потрясен, – что хотели одного: стереть его с лица земли.

Мари Доминик. Это не доказательство!

Севинье. Доказательств у нас как раз сколько угодно. Я уж не говорю о том, что вы изливали все, что у вас накопилось на душе, Марте Эрбо. (Достает листок из папки.) «Он живет на мои деньги и еще позорит меня с моей горничной, в моем доме. О! Я его ненавижу! Как я его ненавижу! Мне кажется, я его убью своими руками…».

Мари Доминик. Мало ли что люди говорят…

Севинье. Прекрасно знаю. Тем не менее советую вам встать на путь чистосердечного признания.

Мари Доминик. Никогда! Ни за что!

Севинье. Суд присяжных всегда снисходителен к преступлениям на любовной почве. Даже если по ошибке убивают другого. Но он не проявит сочувствия к женщине, убившей своего шофера. Подумайте хорошенько! Это в ваших интересах.

Жозефа. О! О своих интересах она всегда думает!

Севинье. Любовное преступление – почти верное оправдание. Тем более, что столько смягчающих обстоятельств! Убийство же…

Мари Доминик (прерывая его). Вы меня арестуете?

Севинье. Соответствующее решение будет принято. Но советую вам признаться.

Не отвечая, она направляется к выходу в глубине комнаты.

(Опережает ее, открывает дверь и знаком подзывает полицейского, появлявшегося в первом акте.) Сержант! Пройдите с мадам в эту комнату. (Указывает на соседнюю комнату.) И не выходите из нее ни под каким видом!

Мари Доминик (вызывающе). Вы мне создаете превосходные условия для размышления. (Выходит, сопровождаемая полицейским.)

Кардиналь. Надеюсь, вы «нас» освободите сейчас же?

Севинье. Лично я – да. Вот мой ордер.

Жозефа (кричит). Я свободна?

Севинье. Почти. Мсье Морестан сейчас отнесет это на подпись прокурору. Предполагаю, что он не будет оспаривать мое решение. Вас отвезут в Рокеты, а оттуда выпустят на свободу.

Морестан. Сердце мое чует, что в прокуратуре не все будет гладко.

Кардиналь (готовый к бою). Хотел бы я посмотреть. (Морестану.) Я иду с вами. И уверяю вас, что не позволю им обвести нас вокруг пальца.

Кардиналь и Морестан выходят.

Жозефа (к Севинье). Браво! Это не комплимент, но вы вершите правосудие по высшему классу!

Севинье. Спасибо!

Жозефа. А мадам хитра-а! Да только не на того напала! Нашла коса на камень! С моего места в первом ряду впечатление было потрясающее!

Севинье (с улыбкой). Да.

Жозефа. Одна проблема – кто мне теперь напишет характеристику с последнего места работы?

Севинье (заметив, что Морестан забыл ордер). Ох! Главное забыл! (Полицейскому.) Догоните их, пожалуйста, и отдайте им это. Комната двенадцать. И принесите сюда, как только прокурор подпишет.

Полицейский. Слушаюсь, господин следователь.

Севинье. Быстрее, пожалуйста.

Полицейский выходит.

Жозефа. Вы не боитесь остаться наедине со мной?

Севинье (искренне). Нет!.. А почему?

Жозефа. Не знаю.

Севинье. Что вы будете делать, когда выйдете на свободу?

Жозефа. Не представляю себе. С одной стороны, я вроде вдова, с другой – меня бросили.

Севинье. Действительно.

Жозефа. И не просто бросили, а подло бросили! (Задумчиво.) Как странно, месяца два тому назад мы с Мигелем спали вместе, и нам приснился один и тот же сон.

Севинье (из простой вежливости). Да?

Жозефа. Ему приснилось, что кто-то хочет застрелить меня. А мне – что кто-то хочет всыпать яд в его вино. И мы оба во сне одновременно закричали – каждый хотел предостеречь другого. И тут же мы оба проснулись.

Севинье (заинтересованно). Закричали одновременно?

Жозефа. Только сон был наоборот. Пуля убила Мигеля, а яд достался мне.

Севинье. Да уж… Боревер – это яд.

Жозефа (глубокомысленно). Когда подумаю, как я жила последние полтора года!.. Вот уж действительно разбитые мечты!

Севинье (весело, чтобы ее подбодрить). Вы будете искать другое место?

Жозефа (кричит). Спасибо! Уж слишком мне везет на этой работе! Нет… Я думаю, займусь стриптизом.

Севинье. Что-о-о?

Жозефа. Стриптизом. В Рокетах мои соседки тоже считают, что во мне «что-то есть».

Севинье. Но это же не повод!..

Жозефа. Двадцать тысяч франков в неделю – разве это не повод? И раздеваться только шесть раз в день!

Севинье (искренне). Обидно! Я думал, вы большего стоите.

Жозефа. Отец мой говорил: «Цена вещи не всегда соответствует ее стоимости»! Приходится с ним согласиться!

Севинье. Приходится!

Короткая пауза.

Жозефа. Господин следователь!

Севинье. Да?

Жозефа. А вы бы не хотели? Со мной?

Севинье (ошеломленно). Что-о-о?

Жозефа. Я прекрасно вижу, что без вас я бы не выпуталась. И мне кажется, что это – самое маленькое, что я могу для вас сделать.

Севинье (переводя дыхание, но улыбаясь). Вы и я?

Жозефа. Да я от всего сердца.

Севинье. Спасибо, вы очень добры, но – нет.

Жозефа. Во мне нет ничего особенного, но все же я вам не милостыню подаю: просто это все, что я имею.

Севинье. Я очень тронут, правда, очень тронут. И я вам отвечаю так же просто – спасибо, но нет.

Жозефа. Тем хуже!

Севинье. Два года тому назад… до моей женитьбы… хотя и тогда бы между нами ничего не было, но… по крайней мере я бы потом себе этого не простил!

Жозефа (почти со слезами на глазах). Умеете вы обращаться с женщинами!

Севинье. Боже мой, вы же так хороши!

Жозефа. Я верила, что кому-нибудь принесу счастье, но вот не получилось. (Быстро.) А что касается «этого самого», я отлично понимаю – при вашей профессии у вас столько возможностей! Сколько вы женщин спасаете!

Севинье (растроганно). Жозефа Лентене, не слушайте никого в Рокетах. Вы не такая, как те, кто там сидят.

Жозефа. Вы считаете меня честной?

Севинье. Да.

Жозефа. Вы – следователь?

Севинье (мягко улыбаясь). Да, я, следователь!

Жозефа. После всего того, что вы слышали?

Севинье. После всего того, что я слышал.

Жозефа (волнуясь). Я хотела бы дать вам что-нибудь на память обо мне. (Лихорадочно роется в сумке.) Но у меня ничего нет. Отец мне подарил наполеоновскую монету с дыркой – но ее отобрали при обыске. Один носовой платок…

Севинье. Да нет…

Жозефа. Он чистый! Не знаю, как и почему, но я больше не плачу.

Севинье (растроганно). Ну, если вы настаиваете…

Жозефа. Он стоит ерунду, но смотрите, на нем бык с тореадором. Мигель привез его мне из Байонны.

Севинье (разглядывает платок, который ему нравится). Прелестный. Большое спасибо.

Входит Антуанетта.

Антуанетта. Она тебе уже дарит носовые платки!

Севинье. Антуанетта, прошу тебя!

Антуанетта. Ты звонишь мне только для того, чтобы спросить, счастлива ли я. Естественно, я в панике. И застаю тебя как раз, когда она тебе дарит платочек!

Жозефа. Это так естественно, мадам.

Антуанетта. Мадемуазель, вы мне слишком затрудняете жизнь.

Жозефа. Каким же образом?

Антуанетта. Как – каким? С тех пор, как мой муж с вами познакомился, для того чтобы он был доволен, мне нужно добиваться, чтобы он дрожал от желания и чтобы у него ныло в затылке.

Севинье. Я говорил это в шутку!

Антуанетта. А теперь ему еще для этого нужно будет дарить носовые платки.

Жозефа (к Севинье). Она прелестна, я вас понимаю. (Антуанетте.) Это сувенир за то, что он меня спас.

Антуанетта (мужу). Храни его очень бережно, ты себе и не представляешь, во сколько он тебе обойдется.

Севинье (Жозефе). Я буду его бережно хранить.

Антуанетта (в отчаянии). Потому что он тебе дорого обойдется?

Севинье. Боюсь, что да.

Антуанетта (в ужасе). Это Боревер?

Севинье. Жена.

Антуанетта (нежно, утешая). Любовь моя.

Севинье (примирительно). Теперь ты послушно пойдешь домой. Я постараюсь закончить как можно скорее. А до моего возвращения попробуй свыкнуться с мыслью, что мы не переедем в лучшую квартиру, не сменим машину и не купим тебе нового пальто!

Антуанетта. Это несправедливо!

Севинье. В мэрии ты мне сказала: «Я бы любила тебя еще сильнее, если бы ты был несчастным и бедным неудачником». Настало время держать свое слово.

Антуанетта (серьезно). Можешь на меня положиться! (Смеясь.) Только знаешь? Вернемся в этому вопросу в одиннадцать часов три минуты. (Выходит.)

Жозефа (после короткой паузы). Что они могут вам сделать?

Севинье. Не будем говорить об этом.

Жозефа. Я еще могу все взять на себя, если вас это устраивает.

Севинье (резко). Это меня не устраивает!

Жозефа. Никому не могу быть полезной! Плохо! (Подходит к окну, высовывается и говорит Севинье.) Недостаточно высоко!

Севинье (бросаясь к ней). Что вы, что вы, совсем низко.

Жозефа. Ну, ладно, я выброшусь. А что потом?

Севинье. Да, и что потом?

Жозефа. Останусь такой же несчастной. Плюс еще и калекой!

Севинье. Плюс! (Закрывает окно.) Постарайтесь лучше осчастливить кого-нибудь, кто этого будет достоин!

Жозефа. Ох! Достоин! Да я им приношу несчастье! Возьмите Мигеля! Видно, только для бабников я и хороша!

Полицейский (входя и отдавая честь). Вот ордер!

Севинье. Отведите мадемуазель к адвокату. Пусть ее незамедлительно отвезут в Рокеты.

Полицейский. Есть, господин следователь.

Севинье (Жозефе). А я сейчас буду записывать признания мадам Боревер.

Жозефа. Вы думаете, она признается?

Севинье. Уверен. Она очень умна, и она поняла. Вы не наделаете глупостей?

Жозефа. Клянусь.

Севинье. Чем?

Жозефа (серьезно). Нашим платком…

Севинье (полицейскому). Все же глаз с нее не спускайте.

Полицейский. Слушаюсь, господин следователь!

Жозефа (весело). Желаю удачи!

Севинье. Спасибо. Я ни о чем не жалею, дело было очень интересное. (Выходя.) Вам тоже желаю удачи! (Выходит в соседнюю комнату.)

Полицейский (заинтересованно). Почему это он сказал, чтобы я не спускал с вас глаз?

Жозефа. Ну, идем?

Полицейский. А глупости? Какие еще можно делать глупости, когда человека выпускают на свободу?

Жозефа. Свобода – еще не значит жизнь.

Полицейский. А для меня – да! Я вообще живу по-настоящему только по воскресеньям.

Жозефа (повторяет). Ну, идем?

Полицейский. Я слышал, вы были горничной.

Жозефа. Была.

Полицейский. А готовить вы умеете?

Жозефа. Уборку, готовку я обожаю. А вот шить я не люблю.

Полицейский (тоном ухажера). А я, значит, мешаю вам собраться с мыслями?

Жозефа. Не понимаю.

Полицейский (медоточивым голосом). Вы только что говорили, что я мешаю вам собраться с мыслями.

Жозефа (вспомнив). Ах да!

Полицейский. А ведь для меня это – комплимент!

Жозефа. Не очень. Просто вы мне кого-то напоминаете.

Полицейский. Надеюсь, кого-то очень симпатичного?

Жозефа. Не знаю.

Полицейский. Вашу любимую кошку, может быть?

Жозефа. Нет. Наоборот. Ну, мы идем?

Полицейский не двигается.

Что вы так на меня уставились?

Полицейский. Так, значит, ваше тело поступает, как ему в голову взбредет?

Жозефа (беззлобно). Вы думаете, вам все позволено?

Полицейский (напролом). Нет, но я знаю, что я – совершенно то, что вам нужно. Особенно сильно любить вас я не буду. «Великая любовь до гроба» – это не для меня. Мой жанр – что-нибудь полегче, и самое главное – веселее. Если бы вы знали, что со мной сейчас происходит – вызвали бы «скорую помощь». (Трогает свою голову. У него так же ноет в затылке.)

Жозефа (смеется, уже побежденная). Ну что с вами делать?

Полицейский. Меня зовут Марио. Знаете что? Нам обязательно надо встретиться, может быть, в это воскресенье?

Жозефа. Почему бы и нет?..

Notes