16. Замок Драшенфельд

Замок Драшенфельд, где обитали теперь Адриен и Диана, был одновременно цитаделью и монастырем. Там были длинные галереи и просторные залы, как во дворце; казематы, подземные ходы, как в огромном замке; часовня, колокол, кельи, как в монастыре. Все отвечало двойственному характеру этой обители: прогуливаясь по комнатам и галереям, здесь можно было случайно встретить часовых со шпагами и мушкетами, пажей, одетых в велюр и сатин, красивых женщин, обмахивающихся веером или играющих на лютнях, монахов и служителей церкви, погруженных в молитвы.

К концу месяца кузины уже были в курсе событий, царивших в Драшенфельде. Вечера обычно посвящались балам и различным развлечениям, в которых д`Игомер была очень изобретательна. По утрам все погружались в молитвы. Если после полудня была хорошая погода, все отправлялись гулять в лес, охотиться, а если дождило, все отправлялись в часовню, где читали молитвы.

Иногда — а это бывало часто, когда д`Игомер перед этим плохо спала, — молитвы заменяла музыка.

Видимо, Текла нисколько не жалела об отсутствующем Валленштейне. В это время францинсканский отец задумал вырвать из сердец м-ль де Сувини и м-ль де Парделан корни еретизма.

Командование замка было поручено худому и мрачному человеку. М-ль де Сувини, увидев его в первый раз, вздрогнула. Ей пришла в голову мысль, что она уже где-то раньше его видела. Но, услышав его имя: «Матеус Орископп» — она похолодела от ужаса.

— О! Это человек де Верта! — подумала она и не ошиблась.

Это был в самом деле Матеус Орископп. Побежденный в замке Рабеннест, он жаждал взять реванш в замке Драшенфельд. Мужчины избежали его мести, но остались женщины. Ему открылись пути для мщения и мадам д`Игомер могла вполне на него рассчитывать.

Вы, конечно помните, что благодаря предосторожностям, предпринятым Каркефу, Матеус Орископп остался подвешенным на крюке в Зеленой комнате замка Рабеннест. Его нашли только через несколько часов после того, как беглецы покинули ненавистный замок. Солдат, принесший еду пленнику, обнаружил хозяина Рабеннеста, замерзшего и взбешенного.

Матеус не стал терять времени на поиски пленников, а отправился прямо к Жану де Вирту. Его ненависть и ярость была беспредельна. Жан де Верт сразу понял, что он может вполне рассчитывать на Матеуса. Не наказав его, он дал ему рекомендательное письмо и направил к своей сообщнице, мадам д`Игомер. В письме были такие слова: «Вот негодяй, которого я вам рекомендую!»

С таким письмом мадам д`Игомер быстро взяла его к себе на службу. Матеус не скрывал своей ненависти к Рено. После отъезда Валленштейна д`Игомер решила поменять Прагу на Драшенфельд и решила доверить командованием замком Матеусу.

Мадам д`Игомер была в Драшенфельде, как охотник, содержащий в клетке красивых птичек и ждущих, когда придут лисы и съест их. Лисами в этом случае были Арман-Луи и Рено. Она была уверена, что никто не будет следить за клеткой лучше, чем Матеус.

В первые дни пребывания в Драшенфельде Матеус пришел к мадам д`Игомер.

— Мой долг — поговорить с вами откровенно, — начал он. — Позвольте мне, баронесса, внести ясность в одном деле. Я понял, что вы не питаете любви к той, которую зовут графиня Маммельсберг.

— О! Вы правы! — подтвердила Текла.

— Но есть ещё один человек, о котором вы думаете. Это — Рено де Шофонтен! Правда?

— Да.

— Почему же вы скрываете, что мадемуазель де Парделан находится в Драшенфельде? Почему вы не объявите, что она находится здесь и она ваша пленница?

— Но в таком случае, он тут же прибудет сюда!

— А не этого ли мы хотим? Он, конечно, не придет один… Тогда баронесса д`Игомер, Жан де Верт, Матеус Орископп, их верный слуга, будут побеждены. Достаточно, чтобы де ла Герш и де Шофонтен подошли на расстояние выстрела к замку…

Взгляд, брошенный Матеусом на д`Игомер, заставил её задрожать.

— О! Вы ужасный человек! — произнесла она.

— Нет, мадам! Я стараюсь оправдать мнение Жана де Верта обо мне.

— Тогда я вам даю свободу действия, — произнесла Текла.

— Итак, я отвечаю за все!

В этот же день двум кузинам было дано разрешение написать месье де Парделану. В свою очередь, агенты Матеуса повсюду начали распространять слухи о том, что замке находятся две пленницы.

Эти слухи быстро достигли де ла Герша и Рено и они тут же решили направиться в Драшенфельд. Этого и добивался Матеус.

Мадам д`Игомер тайно отправилась в имперский лагерь. После её отъезда в замке стало больше танцев и музыки.

Новостей от де ла Герш и де Шофонтена не было. А д`Игомер заменила женщина ростом с доброго мушкетера, с рыжими волосами, блеклыми глазами, квадратной головой и несуразными ногами. Она была большой любительницей порядка и ничто не могло изменить её планы. Правила этикета были для мадам Лиффенбах догмой. Голос у неё был низкий и глухой, как у мужчины. Казалось, ничто не могло её удивить. Она везде успевала, все видела, все знала.

Молодые женщины были помещены под специальное наблюдение. Мадам Лиффенбах не оставляла ни минуты свободного времени. Только ночью они могли поговорить спокойно. Их комнаты были разделены галереей. Днем Лиффенбах, одетая по старой моде, обучала девушек придворному этикету. При этом она старалась убедить их в том, что только Жан де Верт и Паппенхейм заботятся о них и им они обязаны жизнью. Но Диана и Адриен старались её не слушать.

Лиффенбах тщилась доказать девушкам, что они не пленницы. Ведь они могли свободно гулять по саду, вкушать его плоды, собирать цветы. Не они ли принимали участие в балах? Им ли не разрешалось выходить за пределы замка? Так это только потому, что вокруг бродило множество бродяг и это было опасно.

Когда же д`Игомер возвратилась в Драшенфельд, все изменилось. В замке появилось множество молодых людей, в комнатах слышалась музыка, лютни и скрипки играли, не переставая.

Время шло и щеки Дианы и Адриен постепенно становились все бледней.

Дни сменялись днями, недели — неделями. Прошла весна, наступило лето. Девушки больше не пели и не смеялись. Они не могли отделаться от постоянного беспокойства. Обнимаясь по утрам, они часто плакали и говорили о том, что их ожидает. Кузины почти не надеялись на освобождение. Диана хорошо понимала, что за человек Матеус Орископп и в том, что им разрешили написать месье де Парделану, содерится ловушка.

В это время в пригородах Лейпцига продолжались сражения. Гибли люди и никто не знал, когда кончится эта война. Страсти религиозные смешались с политическими.

Конечно, де ла Герш и де Шофонтен не оставляли мысли об освобождении своих возлюбленных. Но пока им это не удавалось. Интервалы между сражениями были столь короткими, что у них не было возможности предпринять какую-либо экспедицию. Да и они точно не знали, где сейчас те, за которых они отдали свои жизни, не задумываясь. Слухи о пребывании кузин в замке Драшенфельд пробудили надежду в их сердцах. Они тут же предстали перед Густавом-Адольфом с просьбой отбыть к Валленштейну.

— Мы знаем из письма, адресованному месье де Парделан, — говорил де ла Герш, — что одна из пленниц была вывезена в Прагу, ко двору герцога Фринланда; вызволить их оттуда — это, быть может, единственная возможность спасти мадемуазель де Сувини и её сестру.

Не говоря ни слова, король подписал депешу, дающую де ла Герш права полномочного министра и обнял его со словами:

— Езжайте и не теряйте времени!

Перед отъездом Арман-Луи пожелал навестить месье де Парделан.

— Вы мне поручили свою дочь и её сестру. Бог дал нам их, Бог их у нас отнял. Отныне, мы не будем знать ни минуты отдыха, пока не найдем их.

Месье де Парделан обнял обоих:

— О! Я так надеюсь на вас!

Арман-Луи и Рено поведали ему о своем плане.

— Герцог Фринланд в Нюрнберге, мы едем туда!

— А если там нет моей дочери и Адриен? А вдруг их вам не отдадут?

— Тогда мы будем сражаться! — воскликнул Рено.

Слезы появились в глазах старого дворянина.

— Бог все видит и он нам поможет! Будем надеяться! Пока сердце бьется в моей груди, пока рука может держать шпагу, я сделаю все, чтобы освободить мадемуазель де Парделан.

Порыв де Шофонтена тронул старика.

— Возвращайтесь с моей дочерью и я вас отблагодарю! Эти слова вселили надежду в сердце Рено, кровь заиграла в его жилах. Уже ничто не страшило его и, целуя руку месье де Парделан, он воскликнул:

— Или я умру — или привезу вам вашу дочь!

17. Предложения и провокации

Через час после этой краткой беседы, де ла Герш и Рено в сопровождении Магнуса, Каркефу и Рудигера отправились в Нюрнберг. Прошло немного времени, и труба возвестила об их прибытии в имперский лагерь.

Герцог Фринланд расположился в самом роскошном замке в пригороде Нюрнберга. Здесь царила та же роскошь, что и в Пражском дворце. Ничто не могло потревожить его. В аппартаментах — пажи, оруженосцы, слуги. Часовые, одетые в красивую цветную форму, дежурили у дверей, многочисленные лакеи суетились повсюду. Двери дворца были гостеприимно открыты. Сотни офицеров, прибывшие со всех уголков Германии, собрались здесь, привлеченные знатностью и богатством герцога Фринланда. Его армия разрасталась, как снежный ком. Повсюду раскинулись его шатры, к нему присоединились солдаты графа де Тилли и Торквато Конти. Провинции, опустошенные набегами, находили для него людей и деньги.

В замке царила атмосфера праздников и развлечений. Здесь был и граф де Паппенхейм, зализывающий раны после поражения. Под его началом оставались валлонские отряды и его славная кавалерия.

В ожидании сражения проводились многочисленные совещания с главнокомандующим армией.

Жан де Верт, со своей стороны, вооружал новые группы авантюристов, благо которых хватало в окрестностях Нюрнберга. Они приходили из Испании, из Венгрии, Польши и Италии. Все предчувствовали, что скоро произойдут великие события. Сердце католической Германии билось в Нюрнберге.

Европа с большим вниманием следила за маневрами двух знаменитых противников, соблюдавших предосторожности перед решающей битвой.

Г-н де ла Герш, въезжая в имперский лагерь, увидел, как какой-то человек беседовал с генералом, рассматривающим карту. Стоило лишь раз взглянуть на него, как сразу можно было узнать в нем Франсуа-Альберта де Левенбурга.

— Итак, — говорил герцог Фринланд, — вы утверждаете, что восемь тысяч человек во главе с королевой движутся для присоединения к Густаву-Адольфу?

— Я покинул шатер короля, когда курьер, посланный королевой, принес эту новость, — отвечал Франсуа-Альберт.

— Они уже, скорей всего, на берегах Балтики?

— Нет, монсеньор. Несколько дней их отделяют от вашего лагеря. Среди них шведы, финны, они решительны и смелы, как никто другой. К тому же — там полки под командованием генерала Банне и герцога Бернарда де Сакс Веймара. Они покинули свои лагеря и присоединились к войску королевы. Надо спешить, пока в лагере врага не создастся решающего превосходства.

— О! Разве я не жду к себе воинов герцога де Шарля, испанцев, чей гарнизон расположился в крепости Рейна, баварских полков выборщика Максимилиана, солдат короля Сигизмунда? Зачем мне спешить? Король силен, но я не менее силен и я уверен, что разобью его одним ударом!

— Пусть Бог вам поможет в этом благородном деле! Весь католический мир, спасенный вами, будет приветствовать эту победу. Франция может вступить в борьбу. Ее войска уже близко от Германии.

— Да, Франция далеко, а Густав-Адольф близко. В случае опасности я тут же дам сражение. А вы, господин де Левенбург, возвращайтесь в окружение короля и не забудьте меня предупредить, если случится что-нибудь важное!

— Все, что я делаю, я делаю хорошо! — кланяясь, ответил Левенбург. И приподняв тяжелую портьеру, разделяющую комнаты, он исчез.

У ворот дворца его ожидал человек.

— Лошади готовы? — спросил герцог.

— Лошади? Два человека прибыли в лагерь! — тихо ответил Якобус. — Это господин де ла Герш и господин де Шофонтен. Я не еду с вами.

Герцог засомневался.

— Послушайте, — продолжал капитан. — У меня есть долг и я должен заплатить его. Однако, я хороший дебитор, сегодня — волчата, завтра — волк!

— Остаемся! — решился Франсуа-Альберт.

Мадам д`Игомер была в Нюрнберге вместе с герцогом Фринландом. Первая узнав о приезде Армана-Луи и Рено от Жана де Верта, она не хотела, чтобы они вели переговоры с герцогом Валленштейном в её отсутствие. Она чувствовала, что борьба, начавшаяся в Сан-Весте и продолженная в Сан-Рупере, Магдебурге и Рабеннесте, вошла в новую фазу.

— Вот два авантюриста, о которых я вам говорила, — сказала она герцогу Валленштейну. — Окажите им честь, примите их в присутствии всех офицеров.

Решили сделать так, как советовала мадам д`Игомер.

На следующий день, в полдень, два офицера проводили г-на де ла Герш и г-на де Шофонтена во дворец. Оруженосцы, пажи, слуги заполнили комнаты и главную лестницу. Посланцы Густава-Адольфа шествовали в сопровождении мушкетеров. Дверь открылась, и они вошли в зал, полный дворян.

В конце зала, на высоком кресле, восседал Валленштейн, похожий на суверенного принца, дарующего аудиенцию своим придворным. Рядом с ним, одетая в роскошное платье, золотого цвета, восседала мадам д`Игомер.

Рено увидел её и их взгляды пересеклись.

— Все пропало! — прошептал он своему другу.

Арман-Луи вздрогнул; но, не показывая своих эмоций, он представил верительные грамоты Валленштейну. Ознакомившись с ними, герцог обратился к ним:

— Вы просите произвести обмен пленными. Мы пойдем на это. Человек за человека, офицер за офицера. Один из моих помощников представит вам список шведов, попавших в плен. Вы, сеньоры, можете остаться в Нюрнберге до окончательного решения этого вопроса.

Валленштейн легким кивком головы дал понять, что он удаляется.

— Но это ещё не все! — живо продолжил Арман-Луи.

Мадам д`Игомер обменялась взглядом с Валленштейном и тот остался.

— Две женщины были взяты в плен имперскими отрядами в Магдебурге, — продолжал де ла Герш. — Это мадемузель де Сувини и мадемуазель де Парделан. Если это необходимо — я готов переговорить о размере выкупа за них.

— Граф Тилли умер и много изменилось, — отвечал Валленштейн, глядя высокомерно на г-на де ла Герш. — Сегодня мы имеем больше золота, слава Богу, чем нужно для нужд нашей армии.

— Если вы их держите в качестве военнопленных, месье герцог, давайте обговорим условия обмена.

— Знаете ли вы, что в шведском лагере находится несколько германских принцесс? Назовите их имена, тогда посмотрим.

— О! — воскликнул Рено, кровь которого начала закипать в жилах. — Думаете воевать из-за женщин?

Валленштейн нахмурил брови. Мадам д`Игомер решила вступить в беседу.

— Эти сеньоры, наверное не знают, что мадемуазель де Сувини и мадемуазель де Парделан находятся под покровительством папского легата. Нужно сказать, что девушки начинают постепенно открывать сердца святой правде нашей веры. Отдать их опять в руки людей, погрязших в ереси, — это невозможно. Политика и кровные узы должны подчиниться религии.

— Мадемуазель де Сувини католичка? — воскликнул г-н де ла Герш.

— И мадемуазель де Парделан тоже? — подхватил г-н де Шофонтен.

— Кстати, то, что они обручены с графом де Паппенхеймом и бароном Жаном де Вертом, подтверждает мои слова.

Арман-Луи и Рено застыли от удивления. Паппенхейм и Жан де Верт были перед их глазами. Красный бант, завязанный рукой м-ль де Сувини, красовался на шпаге Жана де Верта.

— Как, вы? — воскликнул г-н де ла Герш, обращаясь к Паппенхейму.

— Я не знаю, что обещала мадемуазель де Парделан маркизу де Шофонтену, — заговорил Паппенхейм, — но я знаю только, что в качестве графини Маммельсберг она подчинилась императору Германии и дала слово обвенчаться со мной.

— О! Вы все-таки остались человеком Гранд-Фортели! — прошептал г-н де ла Герш, все ещё не веря своим ушам.

Лицо графа де Паппенхейма залилось краской, но, сделав над собой усилие и высокомерно подняв голову, он произнес:

— Я думаю, что перед вами тот же человек, которого вы встречали в Магдебурге!

— Предатель! — только и мог произнести Рено.

Паппенхейм, мертвенно-бледный, измерил его взглядом и произнес:

— Это будет стоить жизни одному из нас!

— Итак, что же мешает нам? Разве при вас нет шпаги? Разве мы не встречались много раз? О! Вы меня ненавидите так же, как я вас презираю, то, я уверен, что вы жаждете мести! Я готов!

— Я иду за вами! … Идемте!

Паппенхейм уже сделал шаг, когда Валленштейн остановил его:

— Я запрещаю вам делать это! Кто командует здесь? Кто является представителем императора? Если маркиз де Шофонтен забыл, то я напомню, что пока я остаюсь хозяином Нюрнберга! Опустите оружие, великий маршал. Армия требует вашего присутствия здесь и вы не можете без моего приказа подвергать себя опасности! Вы будете поступать, как вам нравится, когда встретите своего противника на поле боя. До этого вы должны повиноваться мне!

Весь дрожа от волнения, Паппенхейм с досадой всунул в ножны свою наполовину вытянутую шпагу.

Арман-Луи пожал руку Рено. Тот даже не ответил на пожатие. Валленштейн обвел ассамблею взглядом. Все молчали, только мадам д`Игомер улыбалась.

— Я думаю, что совещание окончено! — произнес герцог Фринланд.

— Это все, что вы имеете нам сказать? — спросил г-н де ла Герш. — Я говорю здесь от имени и по поручению Густава-Адольфа и я требую справедливости!

— К сожалению, сеньор, я не могу ничего к этому прибавить!

Г-н де ла Герш понял, что сейчас придется отступить. Проходя мимо Паппенхейма, он произнес:

— Вы обещали мне следить за мадемуазель де Сувини, но не выполнили своего обещания! Теперь прощайте, граф!

— Прощайте, сеньоры! — отвечал Паппенхейм.

На протяжении всего разговора мадам д`Игомер все время улыбалась, Жан де Верт поправлял усы. Все продолжали молчать.

«Нужно увидеть капитана Якобуса и послать с ним записку моему другу Матеусу! — подумал Жан де Верт. — Скорее всего два дворянина поспешат в замок. Нужно, чтобы они не застали его врасплох.»

Рено постарался ничем не выдать чувств, переполнявших его душу.

Взгляд г-на де ла Герш говорил о том, что тот чувствовал то же самое. К несчастью их гнев не имел выхода. Выдержанность обоих и надменность Валленштейна не позволяла им тут же взяться за оружие. Нужно было переждать. Наступит время, когда они возьмутся за оружие. О графе де Паппенхейме не было сказано ни слова. Его предательство было очевидным.

18. Маленький домик в Нюрнберге

Наступил вечер. Г-н де Шофонтен прогуливался перед домом, в котором они расположились вместе с г-ном де ла Герш. Он был вне себя от ярости от того, что только что произошло. Неожиданно перед ним появился паж и предложил следовать за ним.

— Куда ты меня ведешь? — удивленно спрашивал Рено, не желавший новых приключений.

— Туда, где вы не будете сердиться, — отвечал паж. Каркефу был уже тут как тут:

— Месье маркиз, у меня сложилось впечатление, что в этой стране небезопасно ночью… Лучше не стоит рисковать, оставайтесь дома.

— Речь идет о мадемуазель де Парделан, — прошептал паж на ухо Рено.

— О! Пойдем скорее! Поспешим! Веди меня, я иду за тобой!

Рено уже не шел, а бежал за пажом, все ускорявшем шаг.

Каркефу решил оставить кость, которую с удовольствием обгладывал, и поспешил за хозяином.

Рено шел, не поворачивая головы. Скоро они вышли из города, прошли по извилистой дорожке и углубились в лес. Через несколько шагов перед ними открылась широкая просека, в конце которой можно было разглядеть небольшой павильон.

Рено и паж вошли туда. Каркефу, тем временем, занял удобную позицию около павильона, чтобы при первой возможности броситься на помощь хозяину.

Рено тем временем миновал темную лестницу, паж держал его за руку; под ногами пружинил толстый ковер. Он приглушил звук его шагов. Сердце Рено громко билось и мешало дышать.

«Диана! Сейчас я увижу Диану!» — стучало в его груди.

Откинулась портьера — и в будуаре он увидел мадам д`Игомер, освещенную неясным светом.

Рено машинально сделал шаг назад.

— Вы испугались женщины, месье маркиз? — спросила она.

— Я думал, что речь идет о мадемуазель де Парделан!.. Это предательство! — гневно произнес Рено.

— Вас не обманули, речь, действительно идет о мадемуазель де Парделан. Но кто сказал, что вы должны её увидеть?

Говоря это, мадам д`Игомер дрожала. Никогда раньше Рено не видел её такой бледной и такой взволнованной, разве что в последний день своего пребывания в Сан-Весте. Она была всегда такая спокойная и выдержанная, а сейчас, казалось, она потеряла самообладание. Ее белое платье ещё больше оттеняло её волнение. Лоб и щеки д`Игомер были мертвенно-бледны.

Рено отодвинул портьеру, готовясь уйти. Мягкий и вкрадчивый голос мадам д`Игомер остановил его:

— Чего вы боитесь? Ведь здесь только женщина и ребенок!

— Я не боюсь никого, тем более женщин! — с достоинством произнес Рено.

— Если вы хотите сказать, что от меня зависит участь мадемуазель де Парделан, то это правда, но, чтобы она завтра оказалась на свободе — это зависит только от вас! — продолжала Текла.

— От меня? Что я должен делать? — с готовностью произнес молодой человек. — Я готов отдать за неё жизнь!

— Я это хорошо знаю, но зачем мне об этом говорить? — перебила мадам д`Игомер. — О! Вы выбрали неправильный путь, усугубляя рану в моей душе.

При этом Текла, опустошенная, упала в кресло, лицо её было белее мела. Слезы (а они были настоящими в этот раз) полились из её глаз.

Рено был вынужден поддержать её и почувствовал, как она дрожит.

— Если вы желаете этого, я посвящу свою жизнь вашей защите!

— Послушайте! — нашла в себе силы мадам д`Игомер и продолжила разговор. — Я думала, что я сильней, чем есть на самом деле. Я была уверена в своей ненависти к вам… Но, увидев вас, я поняла, что в моей душе зажглось какое-то пламя…в моем сердце зародилось неведомое доселе чувство! Забытые эмоции вдруг заполнили меня. Долгие месяцы печали, наполненные мыслью о мщении, мои мечты и мои страдания, мои слезы и мое отчаяние вдруг исчезли и ничего не осталось, кроме вас…

На мгновение Текла замолчала. Смешанное чувство удивления и грусти наполнило душу Рено, он хотел заговорить, но д`Игомер остановила его.

— Поверьте мне, — продолжала она. — Я буду такой, какой вы захотите; я буду вашей спутницей в жизни, верной женщиной, опирающейся на вашу руку; я буду вашей служанкой и никто не будет вам больше предан, чем я. О! Какой я буду счастливой, если вы мне позволите быть с вами!.. Если вы хотите, чтобы я полюбила мадемуазель де Парделан, и я на это согласна… но полюбите и вы меня. Если вы не в силах сделать это, откажитесь сразу, не мучайте меня! А помните ли вы о тех днях, проведенных вместе со мной? Помните ли те длинные ночи? О! Если вы их уже забыли, то мое сердце их ещё помнит!

Вы не знаете, как я вас любила тогда! Увы! Я не знала ещё тогда этого сама! Видите, что вы со мной сделали, в какую пропасть я опустилась! Я помню о счастье, испытанном однажды — и я прошу вас об этом помнить! Возьмите мою руку и поклянитесь, что никогда мадемуазель де Парделан не будет называться мадам де Шофонтен! Тогда я дарую ей свободу!

— Но я люблю ее!.. Как я могу отказаться от нее? — воскликнул Рено.

— Как! — заговорила возмущенно д`Игомер. — Вы у меня и она не свободна… Да как вы смеете! О! Вы, наверное, сошли с ума!

— Послушай теперь меня, я прошу вас, успокойтесь! Что вы с ней сделали? Вы обратили её в свою веру? Ведь она невинна, как ребенок, ей нет ещё и двадцати лет!.. Неужели вы позволите увянуть ей в слезах и горе?..

— О! Вы думаете, что она одна будет плакать?

— Вы неумолимы!.. что может заставить вас отказаться от своей безумной затеи? Как я могу обидеть ее? Как вы можете мне предлагать подобное? Я не смогу предать её, ведь она говорила мне: «Я люблю вас!»..

— Но разве не эти же слова когда-то сказал мне человек, которого звали Рено?

При этом мадам д`Игомер встала и её лицо приобрело такое же выражение, что и в замке Сан-Вест; это выражение было хорошо знакомо г-ну де Шофонтену.

Прошла минута и по Текле уже нельзя было сказать, что только что она испытала какие-то эмоции. Рено молча шагнул к двери.

— Итак, — произнесла строго мадам д`Игомер, — вы не отказываетесь от мадемуазель де Парделан?

— Нет и никогда этого не сделаю!

— Тогда она откажется от вас!

Рено вопрошающе взглянул на нее, но Текла, казалось, не заметила его взгляда.

— Я вас больше не задерживаю, месье маркиз, — произнесла она, звоня в колокольчик.

На его звон явился паж и мадам д`Игомер приказала ему проводить Рено.

— Теперь, — прошептала мадам д`Игомер, — я передаю это дело в руки Матеуса, моего верного друга.

Рено тем временем вышел из павильона и нашел Каркефу около дерева. На его вопросительный взгляд г-н де Шофонтен произнес:

«Все плохо!»

— Месье маркиз, — отвечал верный друг, — жизнь так длинна, не нужно отчаиваться!

Но, поняв, что сейчас хозяин не в настроении и не захочет отвечать на его философские шутки, молча последовал за ним.

19. Четверо против одного

Условия обмена были подписаны; ничто более не задерживало Армаа-Луи и Рено в Нюрнберге. Вскоре они покинули лагерь Валленштейна. Проехав несколько миль, они повстречали всадника, приветствовавшего их. Это был граф де Паппенхейм. Он был одет в кирасу и широкое пальто. Прежде, чем Арман-Луи и Рено смогли ответить на приветствие, граф был далеко.

Друзья продолжали путь по пустынной местности, где лишь кое-где встречались елочки да редкие кусты. Ехали молча.

Каждый думал о своем. Магнус не забывал внимательно глядеть по сторонам. Рудигер тоже прислушивался к каждому звуку. Каркефу, не терявший присутствие духа в любых обстоятельствах, подумал про себя:

— Если мне вдруг придется умереть, то только не в этой местности. Здесь ужасно холодно и пустынно.

И он поглубже запахнул полы своего плаща. Туман между тем спустился на равнину. Навстречу путешественникам попался всадник, потом второй, третий. Вместе они постепенно удалялись. Магнус бросил взгляд в глубь ущелья, которое они только что миновали. Там он заметил ещё троих солдат, продвигавшихся пешком. Их отделяло от Армана-Луи и Рено сотня шагов.

— Вместе их будет шесть! — подумал Магнус и на всякий случай приказал приготовить пистолеты. Рудигер, тем временем, показал вдаль. Там можно было увидеть ещё несколько всадников, появившихся с другой стороны. Магнус посмотрел вокруг. Теперь они были окружены со всех сторон. Врагов было около двадцати. Все взялись за шпаги.

Количество всадников все увеличивалось. Не было ни домика, ни хижины, чтобы укрыться. Все были готовы к бою, когда вдруг из зарослей выехал всадник со шпагой в руке. Каркефу удивленно вскрикнул.

Всадник улыбнулся, как будто приветствуя друзей:

— Я вижу, сеньоры, что вы сразу узнали капитана Якобуса!

— О! Бандит! — вскрикнул Рено.

— Теперь посчитаемся, месье маркиз! — воскликнул негодяй.

Но в тот момент, когда капитан Якобус уже поднял пистолет, чтобы дать сигнал к атаке (а нападавших было человек тридцать), дорога внезапно заполнилась всадниками. Они быстро окружили нападавших.

— Капитан Якобус! Опустите оружие! — приказал один из них. — Я граф де Паппенхейм!

Капитан Якобус обвел взглядом присутствующих, но силы явно были не равны.

— Да, сеньоры, вас явно больше, но я думаю, что вы совершаете глупость!

Граф де Паппенхейм указал рукой в сторону Нюрнберга.

Головорезы капитана Якобуса собрались вокруг него, ряды кирасир расступились и отряд удалился, подобно стае шакалов, убегающих от льва.

Кирасиры Паппенхейма окружили Рено и Армана-Луи и проводили их до самого конца этого опасного пути. С первыми лучами солнца вдали показался город.

— Шведская армия пред вам, месье! — произнес великий маршал. — Итак, счастливого пути, и, если это будет угодно Богу, мы встретимся на поле боя! Там вы убедитесь, что я ничего не забываю!

— Мой Бог! — прошептал Рено, — Если я когда-нибудь убью его, то больше никогда в жизни я не убью такого воина!

На следующий день Арман-Луи и Рено присоединились к армии короля. Тотчас же, де ла Герш попросил аудиенции у Густава-Адольфа. Дело в том, что по пути, в его голове родилась отчаянная идея. Он достойно выполнил поручение короля и послужил делу Швеции, теперь он имел право просить о личном.

20. Конные аргонавты

Прежде, чем отчитаться королю о выполнении миссии, порученной ему, Арман-Луи попросил Его Величество разрешить обсудить с ним некоторые вещи, касающиеся лично его.

— Я вас слушаю, мой дорогой граф, — сказал король.

— Считаете ли вы, что я так преданно служил делу, которое мне доверили, лишь для того, чтобы заслужить награду Его Величества?