— Мне показалось странным, — продолжил конюх, — что у этого человека, ругавшегося, как язычник, были при себе четки, как у монаха.
У Магнуса мелькнула догадка.
— Проводите меня к этому человеку, — попросил он, обменявшись взглядом с Каркефу, — как раз его-то мы и ищем… Но будет ли он рад нашей встрече? — добавил он совсем тихо.
Каркефу и Магнус молча прошли в комнату, где находился раненый.
— Эй, друг! Это к тебе! — произнес конюх, открывая дверь.
Раненый узнал вошедших с первого взгляда и ужас отразился на его лице. Это укрепило Магнуса в его подозрении. Он достал кинжал и, приблизившись к лежащему на кровати человеку, прошептал:
Раненый следил за каждым движением вошедших ненавидящим взглядом.
— Ты был вместе с этими негодяями прошлой ночью на постоялом дворе? — начал разговор Каркефу.
Раненый только вздохнул в ответ.
— Значит, это вы похитили господина де ла Герш и де Шофонтена? — прибавил Магнус.
— Наш командир возглавлял эту операцию, мы лишь подчинялись ему.
— Матеус! — вскричал Каркефу. — Ты сказал — Матеус Орископп?.. Бог мой! Ведь граф и маркиз могут быть уже мертвы!
10. Укол булавки и удары когтей
Тем временем Матеус Орископп следовал по дороге в сопровождении отряда солдат. Они были хорошо вооружены, но у них не было денег, чтобы менять уставших лошадей на свежих. Солдаты останавливались, чтобы в спешке перекусить и снова трогались в путь. Заметая следы, они несколько раз меняли направление движения и одежду.
Арман-Луи и Рено обычно ехали в седле. Их выдавали за государственных преступников, переправляемых солдатами армии Тилли в Мюнхен. Несколько раз Матеус помещал их в карету с зашторенными окнами. В этом случае их выдавала за больных, которым вреден воздух. Матеус ни на минуту не выпускал пленников из виду, но разговаривал он охотней с Рено.
— Удача и несчастье идут рядом в жизни, — говорил он ему. — Браденбург и Саксония не похожи на Нидерланды. Там это Малин, здесь — это Магдебург! Однажды вы победили Матеуса Орископпа, в другой раз он оказался сильнее. Но, видите, я поступаю благородней, чем вы: вместо того, чтобы убить вас, я дал вам лошадей, предоставил еду и охрану. Позже вы получите жилье, на которое имеете право.
Двенадцать миль отделало отряд от постоялого двора отца Инносента. Они продолжали путь по стране, наводненной остатками разгромленной имперской армии. Матеус, внезапно подобрев, освободил пленников от кляпов.
— Теперь можно поговорить! — обратился он к Рено.
Рено, нисколько не желавший говорить с негодяем Матеусом, окинул его взглядом и скорчил гримасу.
— Мой дорогой, — обратился он с презрением, — вы так безобразны! Подрумяньте и подпудрите лицо, хотя бы, тогда — возможно, — и поговорим!
Несколько солдат разразились смехом. Матеус покраснел.
— О! Вы надсмехаетесь! — воскликнул он. — Я посмотрю, как вы будете вести себя там, куда я вас везу!
— Посмотрим, но не знаю, понравится ли Богу, что вы делаете! — холодно ответил Рено.
С этого момента безобразная внешность Матеуса стала предметом бесконечных обсуждений. Когда Матеус отвратительнее — вечером или утром, на ногах или на лошади, во время завтрака или во время обеда, при свете лампы или в лучах солнца. К тому же, Рено заметил, что Матеус несуразно сложен, — и по этому поводу так же было отпущено немало острот.
— Посмотрите, господа, у него нос как у дятла, глаза как у совы и рожа, как у козла; тело как у обезьяны; ноги как у цапли; шея как у жирафа. А уж такого жадину ещё нужно поискать!
Матеус изо всех сил старался делать вид, что насмешки его не трогают.
Но француз видел, что это совсем не так, и продолжал острить.
— Не кажется ли вам странным, — обратился он однажды к Матеусу, — что человек с таким длинным носом имеет также и широкий рот? Это слишком для одного лица. Прибавим сюда маленькие глаза и большие уши…
В другой раз он произнес:
— Как ты думаешь, какое лицо должен иметь человек, у которого душа ничтожна, как у червя? Это будет не лицо, а вывеска. И мы разобьем эту вывеску об дерево!
Эти разговоры, конечно, слышали негодяи Матеуса и они не прошли бесследно. Несмотря на то, что это были люди с каменными сердцами и привыкшие к суровым военным будням, многие из них сочувствовали господину де ла Герш и господину де Шофонтену. В какой-то момент Матеус понял, что пленных могут вдруг освободить. Он больше не мог рассчитывать на помощь людей, окружавших его. Подозвав к себе Рудигера, в котором он больше всего сомневался, Матеус предложил ему:
— Я даю тебе тридцать золотых дукатов, это все твое жалование. Пересчитай их и отправляйся к дьяволу!
— О! Вот это благодарность!
— Я думаю, что нам уже не по пути!
— Помнится, вы обещали мне покровительство!
— Благодари Бога, что я с тобой рассчитался! Уходи быстрее!
Рудигер посмотрел в окно и увидел во дворе двадцать всадников, готовящихся к отъезду. Это были остатки отряда, разгромленного в бою со шведами.
— Я их собрал сегодня ночью, — объяснил Матеус. — Среди них есть хорваты и болгары. Они убьют человека также легко, как выпьют стакан воды.
Рудигер почел за благо уйти.
После ухода Рудигера Матеус поменял дорогу и приказал не останавливаться ни днем, ни ночью. К концу недели они очутились перед замком, двери которого открылись, как только Матеус шепнул несколько слов на ухо коменданту. Проверив все углы, Матеус объявил, что это место им подходит и приказал всем располагаться на отдых.
Замок Рабеннест располагался на вершине горы, у подножия которой протекала река. От посторонних взглядов он был укрыт густыми лесами; толстые стены, четыре башни, подъемный мост делали его неприступным для нападавших.
Рено поместили в башню Ворона, Армана-Луи — в башню Змеи. Башни отличались друг от друга своей формой: одна была круглой, другая — квадратной. Обе были довольно прочными, с толстыми стенами; мебель в них была одинаковой: убогие ложа, две табуретки, железная печка, ветхий деревянный стол; два маленьких окошка едва пропускали солнечный свет, но ветер и дождь проникали туда одновременно.
— Видите комнаты? В них есть мебель, — показал Матеус узникам.
— Это почти так же очаровательно, как вы! — произнес в ответ Рено.
— Положитесь на меня, будет и пища! — продолжил Матеус.
— Надеюсь, она не будет соответствовать вашей внешности, дражайший!
Матеус изобразил на своем лице что-то наподобие улыбки, бросил на Рено циничный взгляд и закрыл за собой дверь.
Ночью ничто не нарушало тишины уснувшего замка. Только ветер шумел между прутьями решетки. У подножия башни можно было различить шаги часовых.
Рено решил петь для того, чтобы его друг знал, в какой части башни его поместили. Арман-Луи, услышав голос друга, одним прыжком достиг стены и приник к прутьям решетки.
Прямо перед ним возвышалась башня, откуда доносился голос друга; океан темной зелени простирался до горизонта. Глубокий вздох вырвался из груди г-на де ла Герш и он бросился на свое ложе. В душе он горячо молился Богу.
Наутро дверь камеры открылась и на пороге появился Жан де Верт.
— Я не желаю с вами разговаривать! — резко произнес Арман-Луи.
— Господин граф, — холодно отвечал баварец, — не забывайте, что рядом с вами нет Густава-Адольфа и мы не в Карлскроне!
— Что вы хотите от меня?
— Все очень просто! Вы — мой пленник, законы войны дают мне право требовать за вас выкуп… Заплатите мне золотом — и можете быть свободны!
— Но где я смогу взять ту сумму, которая устроила бы вас?
— Я хочу вам сказать, что у нас есть другой способ прийти к соглашению и этот способ намного проще.
— Объясните!
— Вам только нужно отказаться письменно от руки мадемуазель де Сувини, отказаться от обещания, данного ей, и с этой минуты двери замка откроются перед вами.
— Вот что вы, оказывается, подразумеваете под более подходящим способом! Так знайте же: я прежде умру, чем подпишу подобное заявление!
— Я просил бы вас сначала подумать, прежде, чем дать окончательный ответ! Дело в том, что король Густав-Адольф не знает о вашем местонахождении, его армия далеко отсюда и никто не придет вам на помощь.
— Если это все, что вы хотели мне сказать, считайте ваш визит законченым! Поберегите ваши силы для других дел!
Жан де Верт поднялся и позвал слугу; его лицо оставалось невозмутимым. Когда слуга принес требуемые предметы, Жан де Верт продолжал:
— Вот перо, чернила и бумага; несколько написанных слов сделают вас свободным. Подумайте, и не стоит упорствовать! Стены этого замка сложены из надежного камня и простоят очень долго. А пока — прощайте, граф!
Арман-Луи не пошевелился. Скоро шаги Жана де Верта стихли вдалеке.
Из башни Змеи Жан де Верт проследовал в башню Ворона. Там он нашел де Шофонтена, рисующего на стене профиль Матеуса железной вилкой.
— Господин маркиз, я не хотел вас беспокоить, — обратился к нему Жан де Верт, входя, — продолжайте рисовать, если вас это забавляет!
Рено повернулся к нему, нисколько не удивившись.
— О, я нисколько не спешу, так как моя модель всегда перед глазами; каков парадокс: такой урод и на службе у вас!
— Я полностью доверяю Матеусу Орископпу!
— Он этого достоин!
— Превратности войны привели вас к нему!
— Точнее, в его когти, барон!
— Он сейчас вправе распоряжаться вами!
— Да, но мне кажется, что вы злоупотребляете этим!
— Тем не менее, если вы отречетесь от руки мадемуазель де Парделан, то я смогу предложить вам свою помощь и вытащить вас отсюда!
Рено изобразил удивление на лице.
— Но, позвольте, я считал, что вы предпочитаете мадемуазель де Сувини! — воскликнул он.
— О! Я думаю о ней все время, но если я попрошу отречься от её кузины письменно, то, как я считаю, это осчастливит мадемуазель!
— Господин барон, вы слишком хорошенький, а у меня характер вспыльчивый и дурной, я могу в гневе разбить что-нибудь: стол, скамейку, все, что попадется мне под руку о спину того, кто посмеет заговорить о мадемуазель де Парделан. Мой гнев не будет иметь границ! А теперь, я надеюсь, вы меня поняли и беседа наша закончена?
Жан де Верт встал и, указывая на чернила, перо и бумагу, которые поставил на стол слуга, произнес:
— Здесь все, что вам нужно — две строчки на бумаге, и в знак нашей дружбы Матеус предоставляет нам лошадь, на которой вы покинете этот замок!
Несколько минут спустя можно было услышать звон цепей опускающегося моста: Жан де Верт покинул замок.
Снова наступила ночь, она была такой же темной и молчаливой, как и предыдущая. Арман-Луи приник к решетке окна и увидел свет в башне напротив. Свет двигался в разных направлениях. Это Рено с помощью дыма факела рисовал на стене камеры гротескное изображение Матеуса. Затем Рено принялся петь.
Г-н де ла Герш не умел распыляться; его ум был занят только одним: мадемуазель де Сувини, только она. Где она сейчас, в этот момент? Не забыл ли Паппенхейм обещания, данного на руинах Магдебурга? Увидит ли он когда-нибудь Адриен? Найдет ли он её такой же верной и любящей? И что стало с верным Магнусом? Не убит ли он? Если жив, сможет ли он выручить своего хозяина, как сделал это в прошлый раз?
— О! Когда имеешь таких верных и преданных друзей, надежда всегда должна быть в сердце! — думал он.
Дни бежали за днями, все та же тишина, прерываемая лишь порывами ветра, все те же песни Рено. Когда де ла Герш пытался увидеть что-либо через окно камеры, он мог различить только темные деревья вокруг замка.
Часы тянулись медленно; каждый день, точно в полдень, Матеус входил в карцер, бросал взгляд на стол, и, не видя там ничего, выходил, не говоря ни слова.
Арман-Луи начал замечать, что скудный паек, который ему давали во время завтрака и обеда, начал постепенно уменьшаться: кусочек хлеба становился все меньше, все меньше давали мяса. Это был рацион больного, предназначенный здоровому, пища ребенка, которую давали солдату.
Когда он сказал об этом Матеусу, тот улыбнулся:
— В гарнизоне есть случаи заболевания от обильной еды.
Арман-Луи решил больше не жаловаться. На следующий день это уже был обед отшельника.
Открыв наутро глаза, Арман-Луи заметил двух птичек, прилетевших к окну его камеры поклевать крошек. Вдруг в его голову пришла неожиданная идея. С помощью одеяла он поймал маленьких воришек. Теперь каждое утро он ловил несколько птичек. Затем он привязывал к их шейкам или крылышкам с помощью ниток кусочки бумаги, где писал: «Замок Рабеннест», и ниже «Арман-Луи де ла Герш». Проделав это, он даровал свободу маленьким пленникам, и божьи птахи улетали в окошко.
«Кто знает, — думал Арман-Луи, — быть может одно из этих посланий попадет в руки друзей».
Такие же наблюдения об обеде, которые сделал де ла Герш, сделал и Рено. Утром — легкое подобие завтрака, днем — легкая тень обеда.
Однажды утром, сильно проголодавшись, Рено запустил в слугу, принесшим очередной обед, кость. На следующий день паек был снова уменьшен. Тогда Рено решил поиздеваться над Матеусом, изобразив его в виде скелета.
Время шло. Рено первое время сопротивлялся этой медленной пытке голодом. Затем он заметил, что слабеет. В желудке начались боли, в ушах появился какой-то звон. Он ждал время завтрака с нетерпением и набрасывался на еду, как зверь на добычу. Это было противно, но приходилось подчиняться чувству голода.
Рено уже больше не мог издеваться над Матеусом. Слова сарказма уже не могли сорваться с его побледневших губ. Упражняясь в жестокости, Матеус решил иногда приводить Рено в комнату, где обедали солдаты. Звон посуды долетал до ушей пленника, как припев веселой песни; запах блюд, подававшихся в изобилии, разрывал его внутренности.
— Маркиз! Одно ваше слово — и я вам брошу кость! — издевался Матеус.
— Это удивительно, но гурманство вам не идет, дорогой сеньор! — пытался шутить в ответ Рено. — Вы ещё более некрасивы, когда едите.
В этой жестокой борьбе первенство не всегда было за Матеусом. Часто вокруг все смеялись и то, что было по дороге в Рабеннест, началось снова. Солдаты перестали подчиняться ему, некоторые из них открыто сочувствовали пленнику, так мужественно переносившему страдания. Матеус быстро заметил это и был страшно возмущен.
Теперь каждый день в комнату Рено заходил врач, щупал пульс и качал головой, приговаривая:
— Да! Пульс быстрый и тяжелый, видно, режим слишком суров… Немного диеты — и вам станет лучше.
Рено пришло в голову серьезно спросить доктора, является ли он отцом или братом Матеуса, а может его племянником или сыном. Ему почему-то показалось, что их носы схожи.
Однажды утром Матеус появился в комнате Рено. Весь пол был усеян кусочками бумаги. Присмотревшись, можно было разглядеть фигуру Матеуса — хозяина Рабеннеста.
— Будьте осторожны, мой добрый сеньор! — воскликнул Рено. — Не наступите на эти картинки, а то вы рискуете попасть ногой в пасть волка. Какой траур для вас!
Матеус поклонился:
— Господин маркиз! Жан де Верт готов даровать вам дворец и титул принца; это, конечно, слишком… Но, если вы все-таки не подпишите эту бумагу, он будет вынужден применить к вам более жестокие меры.
— Берегитесь! Сочувствие, если вы ещё способны на него — исказит ваше лицо ещё ужаснее, чем обычно.
Матеус сделал знак, два слуги схватили Рено под руки, посадили на скамейку и обвязали его руки веревкой. На конце веревки была привязана палка.
— Будете подписывать? — спросил Матеус с угрозой в голосе.
— Постойте, постойте! — воскликнул Рено. — Я думаю, и Бог меня простит, поскольку я обязательно должен отметить, что правая сторона вашего лица ещё безобразнее, чем левая. Это восхитительно!
— Поворачивайте! — скомандовал Матеус.
Два слуги начали поворачивать палку, вокруг которой была обвязана веревка. Рено побледнел. Его руки сдавила веревка, натянувшаяся до предела.
— Вы будете подписывать?
— Да! Вы удивительно безобразны! Посмотрите! — проговорил Рено, обращаясь к слугам.
Те заулыбались.
— Крути еще! — вскричал Матеус, вне себя от ярости.
Веревка впилась в кожу Рено. Он закричал и закрыл глаза. Врач, проскользнувший в комнату, смочил полотенце и приложил его ко лбу мертвенно бледного пленника.
Рено приоткрыл глаза: «О, небо! Две образины!» — прошептал он.
— Еще! — взревел Матеус
Слуги подчинились. Захрустели кости. Голова Рено упала на грудь. Доктор положил пальцы на артерию и покачал головой:
— Еще немного — и наш пленник уже не будет страдать. Это, наверное, не то, что вы хотели?
— Конечно, нет! — отвечал Матеус.
При этом безмолвные слуги ослабили веревку.
Рено постепенно отходил от пытки. Врач продолжал смачивать виски Рено уксусом; наконец, маркиз открыл глаза.
— Все более страшен! — прошептал он и потерял сознание.
Матеус вытащил из-за пояса кинжал и шагнул к пленнику. Врач сжал его руку:
— Не убивайте его! Вы пожалеете об этом!
— Вы правы, продолжайте следить за ним, — прошептал негодяй. — Перенесите пленника в зеленую комнату! Завтра посмотрим, захочет ли он меня видеть!
Зеленой комнатой в замке называли карцер в подземелье. Стены его были выложены из камня, по которым постоянно сочилась вода. Поэтому они были покрыты густым мхом, отсюда и название комнаты. Дневной свет не проникал сюда, дверь была массивна.
Рено положили в углу, на охапку сена. Он не подавал признаков жизни. Можно было подумать, что он уже мертв. Только биение пульса указывало на то, что Рено ещё жив. Доктор прикрепил зажженный факел к стене и поставил рядом с узником миску с водой и положил кусочек хлеба.
— Будем гуманны, — прошептал он при этом.
В тот день, когда Рено пытали, Арман-Луи нашел на столе только краюшку хлеба, твердую, как камень, и кувшин с водой.
Матеус решил восстановить равенство между узниками. Арман-Луи был препровожден в Красную комнату. Так назывался в Рабеннесте погреб, находившийся под башней. Стены его были сложены из гранита красного цвета. В углу тоже было несколько охапок сена. На стене в ряд были вбиты крюки. На один из них прикрепили факел, на пол положили хлеб и поставили кувшин с водой. Один из слуг, вошедших вместе с Матеусом, принес пакет с веревками и несколько железных ядер.
— Граф! Я намерен поговорить с вами! — произнес Матеус.
Нужно сказать, что в этот момент во всей Германии не было человека, счастливее, чем Матеус. У него была прекрасная должность, хорошее питание и полные подвалы. На столе у него всегда было свежее пиво, многочисленные слуги прислуживали ему, в карманах было полно золота, часовые на башнях надежно охраняли замок. К тому же у него было покровительство одного из самых важных сеньоров. И, чтобы окончательно быть довольным всем, ему оставалось убедить двух дворян, которых он ненавидел от всей души, подписать бумагу. Конечно, он не променял бы прелести этой жизни на что-либо другое, сколь угодно блестящее. В мыслях н сравнивал свое настоящее положение с тем, которое у него было, когда он жил в предместьях Малина, в компании дона Гаспара д`Альбасета. Там они пробовали изысканные блюда и вина, предложенные великодушной и щедрой рукой. Теперь он сам был хозяином и единственным советчиком был его собственный каприз…
11. Помощь судьбы
Вы, конечно, помните, что мы оставили Магнуса и Каркефу в тот момент, когда на своем пути они повстречали человека с поломанной ногой.
У ворот следующего города, где они остановились после долгого перехода, не было заметно ни всадников, ни солдат, ни пленных.
— Вот уже четыре дня, — поведал им буржуа, повстречавшийся на пути, — как никто не проходил здесь. В двух милях к северу отсюда находится шведский полк, на юге — хорватский полк. Думаю, что не каждый осмелится путешествовать по этим дорогам.
— Негодяй ввел нас в заблуждение! — воскликнул Каркефу, имея ввиду раненого.
— Помнится, он был здорово перепуган! — возразил Магнус. — Наверное, те, которых мы преследуем, изменили направление.
Грустные, солдаты вернулись на прежнее место. Все следы стерлись. Они шли наугад по чужой стране, по вражеским дорогам, где тысячи опасностей подстерегали их на каждом шагу. Сколько мародеров было в этих местах! Сколько партизан в поисках оружия и хорошей пищи бродили в округе? Но никакие трудности не могли остановить Магнуса и Каркефу в их решимости.
Никакая случайность не могла помешать им направить все свои цели для достижения цели. Они прочесывали каждый хутор, каждую деревню, каждый город. Но отряд Матеуса, казалось, не оставил никаких следов. Он проследовал незаметно, как птица в небе. Это неведение поколебало уверенность Магнуса. Теперь он не мог произносить имя Матеуса, не побледнев. Никогда ещё подобная ненависть не переполняла его сердце.
Однажды вечером, перекусывая в спешке холодным мясом и хлебом, Магнус заметил у входа в таверну какого-то солдата, внимательно наблюдавшего за ним.
Старый воин, использующий любую возможность побеседовать с человеком, направился к нему. Солдат встал. Магнус обратился к нему:
— Случайно, друг мой, не были ли вы на постоялом дворе отца Инносента в прошлом месяце и не встречались ли вы с двумя дворянами?
— Да, конечно, я их знал, как хороших солдат и мне поручили связать их. Я сочувствовал им, но не мог этого показать.
— О! Вы были вместе с Матеусом Орископпом! — вскричал Магнус и его рука потянулась к Болтунье.
— О! Прошу вас, не сердитесь! Я должен вам сказать, что эти отважные воины покорили меня своей смелостью. Что касается Матеуса, то это настоящий бандит, и я к нему всегда питал отвращение… Среди шестнадцати талеров, которые он мне дал, десять оказались фальшивыми!
— Бог мой! Если вы наведете меня на его след — тысяча дукатов будут вашими!
— Тогда, друзья, поворачивайте на запад! Сеньор Матеус намеревался идти в Мюнхен. Я могу предположить, что вы найдете его в Стокгольме, а если возьмете меня с собой проводником — то мы быстро настигнем его. У Рудигера быстрые ноги и зоркий глаз.
— Итак, ты с нами, а мы с тобой! — заключил Магнус.
— Вместе мы быстро поймаем его! — добавил Каркефу, пожимая Рудигеру руку.
Как вы помните, Рудигер был одним из всадников, изгнанных Матеусом, заметившим его симпатию к г-ну де ла Герш и Рено.
Они повернули на запад, через несколько миль миновали густой лес и речку и скоро обнаружили следы Матеуса.
Магнус обнял Рудигера со словами: «О! Если бы у меня прямо сейчас была тысяча дукатов!»
Тот засмеялся: «Ба! Это уже больше, чем ничего! Это мне подходит!»
Они продолжили путь. Путники прониклись доверием друг к другу. Лошади, словно понимая, что происходит с их хозяевами, ступали спокойно и неслышно. Еще шесть миль проехали в хорошем настроении, затем внезапно следы исчезли. Матеус и его отряд скрылся, подобно привидениям.
Магнус, Каркефу и Рудигер прочесали все окрестности, спугнув кабанчиков и другую живность. Спрашивали всех, кто попадался на их пути. Рудигер старался, как мог. Однажды вечером он вернулся с потерянным видом. Проклятый Матеус не оставил никаких следов!
Загрустил и Магнус. В первый раз он почувствовал, что решимость покидает его. Каркефу понимал, что если и Магнус не находит выхода из создавшегося положения, то дело совсем плохо.
Они находились в этот момент в большом зале постоялого двора, где пили ломовики, охотники, разного рода путешественники. Группа цыган остановились у двери. Рудигер и Каркефу вышли, чтобы поговорить с ними. Расстроенный Магнус сидел за столом, уронив голову на руки. Перед глазами у него стояла черная стена. Тут в комнату вошел мальчик лет четырнадцати, неся в руке птичку.
— Вот удивительно, — обратился он к хозяйке, — ещё одна птичка, на шее которой какой-то обрывок бумаги. Это уже третья, которую я ловлю за три недели. Смотрите, здесь какие-то слова!
Ребенок поднес бумагу поближе к лампе, пытаясь прочесть то, что ещё осталось на бумаге.
— Это невозможно, дождь размыл все следы слов, я могу разобрать только одно слово, оно всегда одно и то же во всех записках.
Мальчик положил записку на подоконник, чтобы она подсохла, кто-то открыл дверь, и бумажка упала прямо к ногам Магнуса. Тот машинально поднял её и начал вертеть между пальцами.
— Посмотрите, — подсел к нему ребенок, — не сможете ли вы прочесть то, что там написано? Там три слова, мне кажется, что это имя человека. Первое слово, кажется, Арман. Второе не разобрать.
Магнус вскочил на ноги. Его глаза пробежали по бумаге и он сразу узнал почерк своего хозяина.
— Арман! Арман-Луи де ла Герш! Это он! — повторял он, плача.
Потом Магнус поцеловал удивленного мальчика и бросился искать Каркефу. Когда он их, наконец, обнаружил, то бросился навстречу с сияющим лицом:
— О! Бог мой! Как ты добр! Я нашел его!
— Что случилось? — ничего не понимая, спрашивали Рудигер и Каркефу.
Магнус бросился в объятия друга с криком:
— О! На этот раз я поймал его!
— Кого?
— О, дьявол! Матеуса!
— Ты его видел?
— Нет, но увижу! Я же тебе говорил, что поймаю его!
Каркефу подумал, что бедный Магнус потерял рассудок, но тот, потрясая перед ним кусочком бумаги, продолжил:
— О! Малыш не мог читать! Но у меня есть глаза. Буква за буквой, я все разобрал. Я хорошо знал, что найду его.
Каркефу взял листок в руки и с трудом прочел имя Арман-Луи, и наконец-то понял, о чем дет речь.
Магнус спросил Рудигера, знает ли он, где находится замок Рабеннест?
— Конечно, — отвечал тот. — Этот дьявольский замок вон в той стороне, в глубине лесов.
— Он расположен на горе?
— Да, у него большие башни.
— Их называют: башня Ворона, башня Змеи и Большая башня?
— Правда!
Магнус радостно обнял Рудигера.
— Сегодня у нас радостный день! Дело в том, что я знаю этот замок. В каких только замках и цитаделях Германии не ступала моя нога. В молодости я их повидал столько! Стены их были толстыми, рвы глубокими! Теперь, когда мы знаем, где находятся де ла Герш и де Шофонтен, мы обязательно их спасем! Ведь теперь нас трое!
На радостях Каркефу побежал к хозяйке постоялого двора, обнял её, расцеловал в обе щеки и принялся танцевать по залу, припевая:
Мы повесим скотину
На высокой осине,
Будет дьявол издыхать,
А мы будем танцевать!
Этот куплет он сочинил в радостном порыве и посвятил злейшему врагу — Матеусу.
В этот вечер Магнус, Каркефу и Рудигер ночевали в хижине, расположенной у подножия горы, на вершине которой высился замок Рабеннест. Сердце Магнуса уже было там, за высокими стенами, где томились в заточении Арман-Луи и Рено.
У Каркефу разыгрался аппетит и он лопал не меньше, чем накануне известного вечера на постоялом дворе отца Инносента.
— Лучше иметь полный желудок, тогда в голову приходят хорошие мысли! — приговаривал он, уплетая за обе щеки.
Магнус поведал товарищам о своем плане.
— Рудигера, служившего у Матеуса, мы пошлем завязать знакомство с обитателями замка, но главное для нас — это узнать пароль.
— Хорошо! — согласился Рудигер.
— Я же знаю подземный ход, благодаря которому можно проникнуть в замок, — продолжал Магнус. — Мы пройдем незаметно от бандитов, охраняющих замок. Подземный ход ведет в долину. Сколько раз я пользовался им в свое время, чтобы принести владельцу замка прекрасного вина!
Вход я найду быстро, главное — узнать, где Матеус спрятал г-на де ла Герш и де Шофонтена, в верхних башнях или в подвале. И ещё — мы должны опасаться солдат Матеуса.
— Я помогу тебе в этом, — коротко заключил Рудигер.
— А что буду делать я? — спросил в свою очередь Каркефу.
— Ты будешь рыскать повсюду, как лиса, охотящаяся за курицами. Войти в доверие к одному из жителей замка и не теряй из вида лошадей. Приготовь две смены. И лучше, если мы будем иметь двойной запас продовольствия.
Каркефу направился к конюшне, а Рудигер — решительно в замок. Магнус тем временем углубился в заросли, покрывавшие лощину. После часа поисков он приблизился к подножью огромной скалы, основание которой было покрыто густым можжевельником.
— Это должно быть здесь! — подумал старый воин.
Он раздвинул кусты, покрывавшие землю. В углублении совершенно незаметном для постороннего глаза, он обнаружил дверь, скрытую густой травой. Открыв её, Магнус исчез в проеме.
Пришлось зажечь факел, так как было очень темно. Магнус осторожно продвигался по подземному ходу. Пройдя шагов триста, он уткнулся в стену, казавшуюся непроходимой. Осветив стену факелом, Магнус обнаружил у её подножия большой гвоздь, шляпка которого отходила от стены. Медленно нажав на шляпку, Магнус обнаружил, что стена начала поворачиваться вокруг своей оси. Влажный воздух ударил в лицо, свет факела осветил огромный подвал, расположенный под основанием башни. В подвале хранились огромные бочки с пивом и вином. Вдоль одной из стен расположились бочки с порохом.
— Это скорее всего здесь! — подумал Магнус.
Он вышел из погреба, откатил огромный камень, спустился по темному коридору и достиг секретной двери, через которую проникал едва уловимый свет.
— Как хорошо, что когда-то я был мародером, а то никогда бы мне не найти отсюда выхода, — подумал Магнус.
Появившись в хижине, он нашел там Рудигера, потиравшего руки от удовольствия. Он поведал Магнусу о том, что узнал в замке.
— Сеньор Матеус уже порядком всем надоел. Он издевается над людьми, все его ненавидят. Один из обитателей замка мне доверил пароль: «Ангел и Валленштейн».