Однако он понимал, что одной экспроприацией вопрос управления экономикой не решить. За пять месяцев большевистского террора производство было дезорганизовано, в стране царил полный хаос. В этих условиях, в апреле 1918 года, Ленин пишет статью «Очередные задачи Советской власти», в которой делает попытку наметить конкретные пути социалистического переустройства экономики страны.

Трудно сказать, кому предназначалась данная статья. Во всяком случае, не рабочим и крестьянам. Разумеется, нельзя ее признать и научной. Да и как можно выдавать за «теорию социалистического строительства» и «принципы руководства народным хозяйством» набор демагогических положений, перемежаемых сквернословием («хищники», «моськи») в адрес своих политических противников? Чего, например, стоит тезис о том, что «в буржуазных революциях главная задача трудящихся масс состояла в выполнении отрицательной или разрушительной работы уничтожения феодализма, монархии, средневековья. Положительную или созидательную работу организации нового общества выполняло имущее, буржуазное меньшинство населения»{1170}. Но такое распределение «ролей» со всей очевидностью противоречит фактам. Например, во времена буржуазной революции в Нидерландах (XVI в.) борьбу за ликвидацию испанского и феодального господства буржуазия и народные массы вели совместно. В борьбе против феодально-абсолютистского строя в период Великой французской революции (1789—1794) объединились буржуазия, крестьянство и городской плебс. В буржуазной революции в Венгрии (1848—1849 гг.) вместе с трудовым населением участвовала и буржуазия. Следует учесть, что эти исторические факты нашли отражение не только в зарубежной, но и в русской (советской) историографии буржуазных революций.

Далее Ленин говорил, что «социализм должен по-своему, своими приемами – скажем конкретнее, советскими приемами – осуществить это («сознательное и массовое». – А.А.) движение вперед»{1171}. Что это за советские приемы? По Ленину, один из них заключается в том, чтобы «всеобщим учетом и контролем» «за высокую оплату» подчинить «себе полностью и буржуазных специалистов»{1172}, одновременно «воспитывать массы и на опыте учиться, вместе с ними учиться строительству социализма»{1173}. Гениально, нечего и говорить! А когда «сознательные передовики рабочих и крестьян, – пишет он далее, – успеют, при помощи советских учреждений, в один год организоваться, дисциплинироваться, подтянуться, создать могучую трудовую дисциплину, тогда мы через год скинем с себя эту „дань“ (то есть высокую плату буржуазным специалистам. – А.А.){1174}.

Таким образом, Ленин планировал через год (то есть в 1919 г.) понизить оплату труда специалистов и, пользуясь хлебной монополией, а также учетом и контролем за производством и распределением продуктов, заставить всех без исключения трудящихся работать за низкую зарплату. Таков один из советских приемов социалистического строительства, разработчиком которых являлся Ленин. А чтобы буржуазные специалисты не отказывались работать, он выдвигает на первый план «введение трудовой повинности для богатых»{1175}. Кстати, еще в первоначальном варианте статьи «Очередные задачи Советской власти» Ленин указал на средство, с помощью которого легко можно будет заставить работать все трудовое население. «От трудовой повинности в применении к богатым, – писал он, – Советская власть должна будет перейти, а вернее, одновременно должна будет поставить на очередь задачу применения соответственных принципов к большинству трудящихся, рабочих и крестьян»{1176}.

Выходит, Ленин планировал применение методов принуждения уже против самих носителей «диктатуры пролетариата», которые помогали ему узурпировать власть? Получается, что существовали две диктатуры: одна формальная, не имеющая власти, так называемая «диктатура пролетариата», а другая, реальная, была целиком сосредоточена в руках правительства.

Ленин был уверен, что разработанный им принцип всеобщей трудовой повинности сработает безотказно, поскольку «все условия жизни обрекают громадное большинство этих разрядов населения на необходимость трудиться и на невозможность скопить какие бы то ни было запасы, кроме самых скудных»{1177}. И он не ошибся в своих расчетах. Куда было деваться советским рабам XX века?!

В специальной главе Ленин рассматривает вопрос повышения производительности труда в так называемом социалистическом государстве. Он подчеркивает, что после решения задачи «экспроприировать экспроприаторов и подавить их сопротивление», на первый план выдвигается «коренная задача создания высшего, чем капитализм, общественного уклада, именно: повышение производительности труда, а в связи с этим (и для этого) его высшая организация»{1178}. При этом он с уверенностью отмечает, что «разработка… естественных богатств приемами новейшей техники даст основу невиданного прогресса производительных сил»{1179}.

Создается впечатление, что цитируемые строки принадлежат не образованному человеку, а историку-дилетанту. Он почему-то «забыл», что рабовладельческие государства рушились по одной простой причине: принудительный труд был малопроизводителен, и стимулировать его рост не могла никакая современная и сверхсовременная техника. В подневольном труде раб попросту не видел заинтересованности. (Кстати, производительность общественного труда в СССР составляла в 1970—1980 гг. примерно 40% от производительности в США; в промышленности – около 55%, в строительстве – немногим более 65%, в сельском хозяйстве – около 20%){1180}.

Особый интерес в данной работе вызывает небольшая глава под названием «Стройная организация» и диктатура». Из ее содержания нетрудно понять, что прежде всего Ленин планирует создать по всей стране жесточайший аппарат принуждения и насилия («стройную организацию»). Поразительно, но он не скрывает того, что претендует на личную диктатуру. Более того, в данной главе он даже «доказывает» историческую обусловленность и необходимость подобной диктатуры. «Диктатура отдельных лиц, – пишет он, – очень часто была в истории революционных движений выразителем, носителем, проводником диктатуры революционных классов, об этом говорит непререкаемый опыт истории»{1181}. Отметим, что в своих рассуждениях Ленин «не замечает», что покушается на демократические права и личные свободы граждан России. Напротив, он делает абсурдное заявление, что «решительно никакого принципиального противоречия между советским (т. е. социалистическим) демократизмом и применением диктаторской власти отдельных лиц нет»{1182}. Здесь все предельно ясно: он хочет закрепить за собой, как диктатор, право применять против народа любое насилие и принуждение. Отсюда и его требование: не увольнять с работы лиц за нарушение трудовой дисциплины на предприятиях, как это делалось при царском режиме, а «виновных в этом надо уметь находить, отдавать под суд и карать беспощадно»{1183}.

Ленин отмечал, что для перехода от капитализма к социализму необходимо применять против трудящихся методы принуждения. Для этого, по его мнению, «нужна железная рука», которой мог стать представитель советской власти на местах (на заводах, фабриках и прочих хозяйствах). Но он понимает, что представитель власти на местах также должен быть наделен известными диктаторскими правами, чтобы подчинить своей воле волю людей. Он ставит перед обществом следующую бредовую задачу: «бесплатное выполнение государственных обязанностей каждым трудящимся, по отбытии 8-часового «урока» производительной работы»{1184}. Дальше уже идти некуда!

Нереалистические и примитивные подходы основателя большевизма к вопросам социалистической революции, строительства советского государства и коммунизма, как нам кажется, были вызваны его деспотизмом, диким упрямством и «революционным» фанатизмом. Это особо замечали современники. Здесь уместно особо остановиться еще на одном и весьма серьезном недостатке нашего «ученого»-марксиста. Из-за неумения вести научную полемику с оппонентами, отсутствия литературной и общечеловеческой этики и должного воспитания, Ленин довольно часто подменял объективную и аргументированную критику чужих трудов такими словами, как: «никуда не годится», «сплошная издевка марксизма», «вопиющая нелепость», «финтифлюшка», «глупое бесплодное занятие», «гоголевский Петрушка», «жует жвачку», «во сне мочалку жует», «смердящий труп», «ползать на брюхе», «филистеры в ночном колпаке», «мерзавцы буржуазии», «иудушка», «негодяй», «банда кровопийц», «кабинетный дурак», «ослиные уши», и другие непристойные выражения и пошлости.

Любопытно следующее свидетельство очевидца. Николай Суханов вспоминает, что «во время всеоплевывающего выступления» Ленина в Таврическом дворце на совместном заседании всех социал-демократов 4 апреля 1917 года «стали раздаваться протесты и крики негодования… Не выдержав «галиматью» и раскольнические взгляды Ленина, Богданов крикнул с места: «Ведь это бред, это бред сумасшедшего». А выступивший Гольденберг сказал, что в словах Ленина «слышатся истины изжитого примитивного анархизма»{1185}.

Ленина осуждали и критиковали не только Богданов и Гольденберг: против него с резкими замечаниями выступали Плеханов, Засулич, Каменев, Зиновьев, Спиридонова, Чернов, Мартов, Володарский и многие другие. Они обвиняли его в реакционности, палачестве (Спиридонова), авантюризме, анархизме и в непристойных делах. Очевидно, не без основания. Судя по всему, Лениным были совершены серьезные проступки, если его, как он сам признавался, судили партийным судом. К этому сюжету партийной биографии Владимира Ульянова мы еще вернемся в 20-й главе,

За многие десятилетия существования Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС его сотрудники приложили невероятные усилия, чтобы отметить «гениальную прозорливость» Ленина по всем вопросам социально-экономического, политического и культурного развития России в послеоктябрьский период. Так, например, в предисловии к 43-му тому «полного» собрания сочинений Ленина отмечается, что он в выступлениях на X съезде РКП(б), а также в работах, написанных после съезда, «теоретически обосновал необходимость новой экономической политики в переходный период от капитализма к социализму, раскрыл ее сущность и значение… разработал вопрос об использовании рынка, торговли… считал возможным допущение свободы торговли»{1186}.

Полнейший абсурд! Фальсификация исторических фактов!

Понимаю, что мое строгое замечание требует научной аргументации – от этой ответственности я не собираюсь уклоняться. Итак, приступим к рассмотрению фактов, удостоверяющих объективную истину и в этом спорном вопросе. На мой взгляд, следует привлечь к исследованию в хронологической последовательности целый ряд исторических источников, в которых отражена принципиальная позиция Ленина по вопросу о свободе торговли вообще, о свободе торговли хлебом в частности.

28 августа 1919 года в «Известиях ВЦИК» была опубликована статья Ленина «Письмо к рабочим и крестьянам по поводу победы над Колчаком». В ней он осуждает крестьян, осуществляющих вольную продажу хлеба на рынке. «Кто не сдает излишков хлеба государству, – пишет он, – тот помогает Колчаку, тот изменник и предатель рабочих и крестьян, тот виновен в смерти и мучениях лишних десятков тысяч рабочих и крестьян в Красной Армии». И далее: «За вольную продажу хлеба сознательно стоят только богачи, только злейшие враги рабочей и крестьянской власти»{1187} (выделено мной. – А.А.).

В августе Ленин написал еще одну статью, озаглавив ее «О свободной торговле хлебом». К счастью, она в то время не увидела свет; ее опубликовали большевистские идеологи лишь в 1930 году. И тем не менее стоит ознакомиться с ее содержанием. Здесь вождь большевиков более чем категоричен. «…Мы все знаем, – пишет он, – какой разгул наживы, воровства, преступлений, голодных мук для массы рабочих, обогащения немногих пройдох связан с пресловутой «свободой торговли» хлебом{1188}. Он ругает социалистов-революционеров, которые «постоянно в вопросе о продовольственной политике советской власти становятся на сторону капитализма, требуя уступочек в пользу „частного торгового аппарата“, „индивидуальной предприимчивости“{1189}. Он говорит, что «рабоче-крестьянское правительство, вся Советская республика, все… рождающееся социалистическое общество находится в состоянии самой тяжелой, отчаянной, бешеной, смертельной борьбы против капитализма, против спекуляции, против свободной торговли хлебом»{1190}.

Не менее решительно и жестко Ленин выступил против крестьян и сторонников свободной торговли хлебом на I Всероссийском совещании по партийной работе в деревне 18 ноября 1919 года:…«не все понимают, что свободная торговля хлебом есть государственное преступление… Свободная торговля хлебом означает обогащение благодаря этому хлебу, – это и есть возврат к старому капитализму, это мы не допустим, тут мы будем вести борьбу во что бы то ни стало»{1191} (выделено мной. – А.А.).

А вот что говорил Ленин в докладе ВЦИК и СНК на VII Всероссийском съезде Советов 5 декабря 1919 года: «…крестьянин есть собственник, он хочет «свободы торговли», он не понимает, что свобода продажи хлеба в голодной стране есть свобода спекуляции, свобода наживы для богачей. И мы говорим: на это мы не пойдем никогда, скорее ляжем костьми, чем сделаем в этом уступки»{1192} (выделено мной. – А.А.). Все ясно сказано.

Позиция Ленина не изменилась и в 1920 году. В речи на беспартийной конференции рабочих и красноармейцев Пресненского района 24 января 1920 года он, в частности, сказал: «Мы должны, чего бы ни стоило, уничтожить свободную торговлю»{1193}.

Спустя три дня в речи на III Всероссийском съезде Советов народного хозяйства он вновь осудил крестьянство за привычки и тяготение «к единоличному хозяйству, а следовательно, к свободе торговли и спекуляции…»{1194}.

Как видим, Ленин неправомерно отождествляет продажу излишков хлеба, выращенного крестьянами собственным трудом, с перепродажей, осуществляемой скупщиками зерна.

В докладе о работе ВЦИК и СНК 2 февраля 1920 года Ленин выступает за дальнейшее завинчивание гаек «военного коммунизма», за создание больших запасов продовольствия способом «социалистическим, а не капиталистическим, по твердым ценам, разверсткой между крестьянами, а не продажей на вольном рынке…»{1195}.

В своих речах и публикациях Ленин нередко прибегал к шантажу и запугиванию крестьян. Так, в докладе на I Всероссийском съезде трудовых казаков 1 марта 1920 года он сказал: «Крестьяне, имеющие излишки хлеба, должны дать хлеб государству за бумажные деньги – это и значит ссуда. Этого не понимает, не сознает только сторонник капитализма и эксплуатации, тот, кто хочет, чтобы сытый нажился еще больше за счет голодного. Для рабочей власти это недопустимо, и в борьбе против этого мы не остановимся ни перед какими жертвами»{1196} (выделено мной. – А.А.).

Пытаясь настроить рабочих против крестьян, Ленин сделал на III съезде профсоюзов абсурдное заявление: «Мы, – сказал он, – окружены мелкой буржуазией, которая возрождает свободную торговлю и капитализм»{1197}.

В том же духе, к тому же с оскорблениями в адрес крестьян, Ленин выступил и на III съезде рабочих текстильной промышленности:

«Крестьяне же, – говорил он, – по-прежнему хозяйничают поодиночке, сбывая излишки на вольном рынке, тем самым еще больше обогащая кучку хищников… Но свободная торговля есть возврат к капиталистическому рабству. Чтобы избегнуть этого, нужно по-новому организовать труд, а это некому сделать, кроме пролетариата»{1198}. Иными словами, Ленин решает загнать крестьян-единоличников в коллективные хозяйства руками рабочих.

Едва ли ни в каждом публичном выступлении и в печати Ленин обрушивается на крестьян за то, что те продают излишки хлеба на вольном рынке, подчеркивает, «что продавать эти излишки в условиях настоящего времени было бы преступлением»{1199}. Справедливости ради следует сказать, что в правительстве и ВСНХ были здравомыслящие люди (Рыков, Троцкий, Милютин и другие), которые в противовес ленинскому доктринерству выступали за отмену продразверстки, считали, что без свободного рынка, свободы торговли народное хозяйство невозможно восстановить, оживить.

Так, еще в феврале 1920 года Троцкий внес в ЦК предложение по вопросу аграрной политики партии. В нем он, в частности, писал: «Нынешняя политика уравнительной реквизиции по продовольственным нормам, круговой поруки при ссылке и уравнительного распределения продуктов промышленности направлена на понижение земледелия, на распыление промышленного пролетариата и грозит окончательно подорвать хозяйственную жизнь страны». В качестве основной практической меры он предлагал: «Заменить изъятие излишков известным процентным отчислением – своего рода подоходно-прогрессивный налог – с таким расчетом, чтобы более крупная запашка или лучшая обработка представляли все же выгоду»{1200}. В целом представленный Троцким в ЦК документ был, по сути дела, планом перехода к новой экономической политике в деревне. Но, как позднее писал Троцкий, «предложения эти были тогда Центральным Комитетом отклонены… Можно сейчас по-разному оценивать, в какой мере переход к новой экономической политике был целесообразен уже в феврале 1920 г. Я лично не сомневаюсь, что от такого перехода мы были бы в выигрыше»{1201}.

Однако Ленин все же добивается принятия на заседании СНК 25 мая 1920 года постановления[155], в 3-м пункте которого записано:

Несколько раньше, на заседании Моссовета, он упрекнул крестьян за то, что они «считают своим священным правом осуществлять свободную торговлю хлебными излишками, думая, что это право за ними может оставлено». В его речи были и слова угрозы: «Такой крестьянин – наш враг, и мы с ним будем бороться со всей решимостью, со всей беспощадностью»{1203} (что и делал на практике).

Ленин «прокатился» по крестьянам-труженикам и на IX съезде РКП(б): «Есть еще, – говорил он, – много людей бессознательных, темных, которые стоят за какую угодно свободную торговлю»{1204}. По Ленину получается, что весь цивилизованный мир состоит из темных и серых людей.

Гневно осуждал Ленин крестьян и на III Всероссийском съезде профсоюзов. Вот его остерегающий вывод: «Каждый случай продажи хлеба на вольном рынке, мешочничество и спекуляция есть восстановление товарного хозяйства, а следовательно, и капитализма». Поэтому он вслух размышляет: «Нужно подумать, как и при каких условиях пролетариат, имеющий в своих руках такой сильный аппарат принуждения, как государственная власть, может привлечь крестьянина, как труженика, и победить или нейтрализовать, обезвредить его сопротивление, как собственника»{1205}.

Не трудно заметить, что Ленин направляет рабочих против крестьян – производителей хлеба.

А вот телеграмма Ленина советскому правительству Украины и штабу Южного фронта от 16 октября 1920 года, в которой он подчеркивает, что «надо бы считать программой: 1) коллективную обработку; 2) прокатные пункты; 3) отобрать деньги у кулаков сверх трудовой нормы; 4) излишки хлеба собрать полностью, вознаграждая незаможников хлебом; 5) сельхозорудия кулаков брать на прокатпункты; 6) все эти меры проводить только под условием успеха коллективной обработки и под реальным контролем…»{1206}.

Позиция Ленина в вопросе о свободе торговли оставалась неизменной и на Х съезде РКП (б). Вот что сказал он при открытии съезда 8 марта 1921 года: «Мы должны внимательно присмотреться к этой мелкобуржуазной контрреволюции, которая выдвигает лозунги свободы торговли. Свобода торговли, даже если она вначале не так связана с белогвардейцами, как был связан Кронштадт, все-таки неминуемо приведет к этой белогвардейщине, к победе капитала, к полной его реставрации. И, повторяю, эту политическую опасность мы должны сознавать ясно»{1207}.

Негативное отношение Ленина к свободе торговли подверглось на съезде широкому и серьезному осуждению. Поэтому в докладе о замене разверстки натуральным налогом, с которым выступил Ленин 15 марта, он вынужден был согласиться «до известной степени восстановить свободу торговли»{1208}.

Однако, пойдя на этот шаг, он все же сумел включить в предварительный проект замены разверстки налогом (в конце 8 параграфа) положение, допускающее хозяйственный оборот, то есть свободу торговли, лишь в местных пределах. А поскольку местный рынок в хлебных районах был ограничен для свободной торговли, то это положение, по сути дела, принуждало крестьян-земледельцев к сдаче излишков хлеба и других сельскохозяйственных продуктов государству по твердым ценам, то есть по ценам значительно ниже рыночных. Получалось, что формально Х съезд признавал свободу торговли, а на деле большевистское правительство, руководимое Лениным, продолжало за бесценок приобретать выращенный крестьянами хлеб.

И тем не менее Ленин был явно недоволен решением съезда о переходе к НЭПу. Он при каждом удобном случае высказывал свое недовольство по этому поводу. Так, в докладе на II Всероссийском съезде политпросветов 17 октября 1921 года Ленин сказал, что весной «потребовалось то, что, с точки зрения нашей линии, нашей политики, нельзя назвать не чем иным, как сильнейшим поражением и отступлением»{1209}. Касаясь же смысла НЭПа, он сказал: «Новая экономическая политика означает замену разверстки налогом, означает переход к восстановлению капитализма в значительной мере. В какой мере – мы не знаем… Уничтожение разверстки означает для крестьян свободную торговлю сельскохозяйственными излишками, не взятыми налогом, а налог берет лишь небольшую долю продуктов. Крестьяне составляют гигантскую часть всего населения и всей экономики, и поэтому на почве этой свободной торговли капитализм не может не расти» 1210.

Рассмотренные выше факты, на мой взгляд, вполне позволяют сделать вывод о том, что Ленин не только не являлся разработчиком новой экономической политики, как об этом писали адепты марксистско-ленинской идеологии, а, напротив, был ее явным противником.

В заключение несколько слов о так называемом «политическом завещании» Ленина. Принято было считать, что в него вошли последние письма и статьи, продиктованные им в период болезни, с 23 декабря 1922 года по 2 марта 1923 года («Письмо к съезду», «О придании законодательных функций Госплану», «К вопросу о национальностях» или об «автономизации», «Странички из дневника», «О кооперации», «О нашей революции», «Как нам реорганизовать Рабкрин», «Лучше меньше, да лучше»). «Значение последних статей и писем Ленина неоценимо, – отмечал Институт марксизма-ленинизма при ЦК КПСС. – Органически связанные между собой, они представляют, по сути дела, единый труд, в котором Ленин, развивая выводы и положения, содержащиеся в его предшествующих произведениях и выступлениях, завершил разработку великого плана строительства социализма в СССР и изложил в обобщенном виде программу социалистического преобразования в России в свете общих перспектив мирового освободительного движения»{1211} (выделено мной. – А.А.).

Но давайте вспомним хотя бы некоторые из заветов Ильича своим преемникам. Так, в одном месте он советует заменить одного палача-генсека другим, при условии, что новый должен отличаться от прежнего (Сталина) «только одним перевесом, именно более терпим, более лоялен, более вежлив и более внимателен к товарищам, меньше капризности»{1212}; в другом рекомендует «для поднятия авторитета ЦК и для серьезной работы… аппарата „увеличить число членов ЦК «до нескольких десятков или даже до сотни“{1213} из числа рабочих, которые, как мне представляется, безропотно соглашались бы со всяким решением партийных боссов; в третьем, по сути дела, берет курс на дальнейшее укрепление административно-командной системы в народном хозяйстве («О придании законодательных функций Госплану»){1214}.

Все это мы, как говорится, уже проходили. Однако до сих пор адепты коммунистической идеологии пытаются выдать эти рекомендации, как и все ленинское наследие, за «титанический научный подвиг», за «великое учение». Лучше было бы, во всяком случае для нас, если бы он не писал всю эту галиматью.

Так упрямо, слепо и с исступленной религиозностью верить в эти бредовые идеи и мысли способны только люди, доведенные до крайнего безрассудства.

Признаться, я считал, что на этом следует поставить точку. Но неожиданно вспомнил сообщение моего товарища о том, что в фонде А. А. Богданова в бывшем партийном архиве при ЦК КПСС имеются интересные, отличающиеся оригинальностью, замечания в отношении марксизма. Отложив рукопись, я направился в архив. И теперь, когда я своими глазами «отснял» из записной книжки Богданова текст его замечаний, с удовлетворением хочу закончить отложенную главу.

Вот что пишет А. А. Богданов о марксизме в своей заочной полемике с его ревностными адептами:

Так просто, аргументировано и интеллигентно показать несостоятельность, ненаучность марксизма мог только большой ученый-философ.