В любом случае, он что-то знает о ней.
      Боря особенно тщательно побрился, надушился дорогим одеколоном, надел новый костюм. Отражение в зеркале его не особенно утешило. Боря намеренно затягивал привычные повседневные дела. Долго, тщательно завязывал галстук. Сказал маме, что собирается к друзьям.
      Уже в прихожей долго всматривался в адрес, аккуратно переписанный еще днем в рабочий еженедельник. Он старался не думать, куда и зачем едет сейчас.
      Знал только одно - не поехать туда он просто не мог.
      Было уже довольно поздно, когда он разыскал наконец старую пятиэтажку где-то в Чертаново. Поднимаясь по обшарпанной лестнице на третий этаж, Боря недоумевал. Жилище ?новых русских? он представлял себе совершенно по-другому.
      Дверь долго не открывали. Наконец, он услышал какое-то странное, тяжеловесное шаркание и тихий, робкий женский голос спросил:
      - Кто там?
      - Мне... Я к Геннадию Сергеичу.
      Щелкнул замок. Дверь распахнулась. Боря увидел маленькую, худенькую молодую женщину с гладко зачесанными темно-русыми волосами, одетую в длинное бесформенное вязаное платье. Большие серые глаза ее смотрели грустно и осуждающе.
      - Вам Геннадия Сергеевича? Вы что, правда не знали? Папа уже три месяца как умер.
      Вот тебе и раз! Последняя ниточка оборвалась со звоном.
      - Подождите! - взмолился Боря,- подождите, пожалуйста!
      Он стал сбивчиво рассказывать наспех сочиненную историю о дорожно-транспортном происшествии, единственным свидетелем которой стал водитель темно-зеленого джипа.
      Выражение лица его собеседницы стало испуганным и совсем детским.
      - Ладно, заходите. Я ведь совсем одна, даже чаю попить не с кем.
      - А вы не боитесь пускать в дом незнакомого мужчину?- шутливо спросил Боря.
      - Да нет, не боюсь. Мне кажется, вы хороший человек.
      Когда девушка повернулась и пошла в комнату впереди него, Боря понял, наконец, откуда раздавалось это странное, тяжелое шаркание. Девушка медленно, с трудом передвигалась на скрюченных, изуродованных, частично парализованных ногах. В маленькой квартирке было чисто прибрано и даже уютно. Но все здесь говорило о более чем скромном достатке. Чистенькая, пристойная нищета.
      Марине Разлоговой не повезло с самого рождения. Она была поздним ребенком, ее родители были историками. Папа занимался древним Египтом, а мама - вопросами научного коммунизма. Оба они были искренне увлечены своей работой и свято верили в то, что сперва нужно сделать карьеру в науке, а потом уже обзаводиться детьми.
      Когда Марине пришло время появиться на свет, акушерки в роддоме слишком долго пили чай. Процесс рождения ребенка давно уже обмазан липкой позолотой сладкой лжи. На самом деле на родильном столе лежит не Мадонна, а истерзанный болью кусок мяса. Если у женщины после десяти часов непрерывных страданий остается хоть какая - нибудь мысль, она мечтает только о том, чтобы все это побыстрее кончилось. Врачи и акушерки настолько привыкают к этим крикам и стонам, что воспринимают их всего лишь как некий звуковой фон, неизбежный в их работе вроде шума станков в цеху.
      Марининой маме было уже трицать пять лет. Во всем мире это - цветущий возраст для женщины, и лишь на одной шестой части света врачи называют таких ?старыми первородящими?, а поэтому почти никакой ответственности за здоровье и жизнь матери и ребенка не несут.
      Марина родилась мертвой. Это произошло в конце декабря и могло сильно подпортить показатели за год. Вообще-то мертворожденного ребенка положено реанимировать в течение пяти минут, а потом могут произойти необратимые процессы и даже смерть головного мозга. Над Мариной люди в белых халатах трудились в течение часа. В конце концов они победили. Слабенький, синий, жалобно пищащий комочек был обречен на жизнь. И какую жизнь!
      Родителям тогда ничего не сказали. Они заволновались только через несколько месяцев, когда Мариночка не могла ни сидеть, ни ползать и вообще не проявляла свойственного здоровым детям любопытства и охоты к перемене мест. Тогда и прозвучал впервые страшный диагноз - ДЦП.
      Первое, что Марина запомнила в своей жизни - это боль. Мышцы ее маленького тела постоянно сводило страшной судорогой. У больных ДЦП они становятся твердыми, как дерево и даже иногда ломают кости. Такие люди навсегда заперты в тесные клетки своих квартир и распяты на кресте своих страданий. До них никому нет дела.
      Сперва была еще какая-то надежда. Но когда Марина в двенадцать лет почти не могла говорить и передвигалась, ползая как-то странно, по-крабьи, никаких надежд не осталось даже у измученной Марининой мамы. Она очень быстро постарела, даже съежилась как-то, начала много курить и часто, сидя поздно вечером на тесной кухоньке с сигаретой и стаканом крепкого чая, плакала над своим несчастным ребенком, над своей загубленной жизнью и думала о том, что же будет с Мариночкой, когда ее не станет.
      Такой момент настал, и намного раньше, чем она ожидала. В день, когда Марине исполнилось тринадцать, Ольга Павловна Разлогова купила торт. С деньгами в семье было туго, но она очень старалась хоть чем-то порадовать свое дитя. Она ждала автобуса, и очень волновалась, В тот момент, когда водитель грузовика не справился с управлением, снес остановку и превратил в кровавое месиво всех, кто терпеливо дожидался общественного транспорта, она все еще продолжала инстинктивно прижимать к себе нарядную коробку с розочкой, нарисованной на крышке. Через час, не приходя в сознание, Ольга Павловна скончалась.
      Узнав о случившемся, Геннадий Семенович впервые в жизни по-черному напился. Погружаясь в тайны давно прошедших времен, он мог хотя бы на несколько часов в день забыть о своем несчастье. Теперь он остался один с больным и беспомощным ребенком на руках. Сидя в тесной комнате, пропахшей мочой и лекарствами, он рюмку за рюмкой вливал в себя дешевую водку и плакал.
      А с кровати за ним наблюдали пристальные, настороженные глаза дочери.
      Еще одной бедой Марины было то, что она прекрасно понимала все, что происходит вокруг, но не могла этого выразить. Когда она пыталась что-то сказать, из перекошенного рта раздавалось только невнятное мычание. Руки и ноги не слушались. Боль сводила с ума. Марина ненавидела свое тело. Ей казалось, что тело - это тюрьма, в которой бьется, мучается и гибнет постепенно ее душа. Сейчас она понимала, что случилось что-то очень плохое, что мамы уже нет и никогда не будет, что отец в отчаянии...
      В этот момент дверь тихонько открылась, и вошел тот человек.
      Увидев его, Марина испугалась еще больше. Она почувствовала страшную, безжалостную силу, исходящую от него. Она замычала, заплакала, попыталась забиться в угол своей кровати, когда он уверенно, спокойно, по-хозяйски подошел к ней, положил на лоб свою холодную, тяжелую ладонь и сказал:
      - Спи, дитя. Тебе надо отдохнуть.
      Она действительно провалилась в сон, и даже боль на время отпустила. Незнакомец о чем-то долго разговаривал с папой. Сквозь дремоту Марина слышала только обрывки этого разговора.
      Он уговаривал папу что-то сделать для него, папа оказывался, махал руками, утирал слезы с лица, громко, некрасиво сморкался и повторял, что он честный человек, что он ученый, а не лавочник, и за деньги не продается.
      Незнакомец только улыбался, и, уходя сказал:
      - У всего есть цена. И у тебя - тоже. Вот твоя цена,- он указал на Марину,-Я, конечно, не Бог, но плачу всегда честно.
      С этого дня состояние Марины стало медленно, постепенно, но неуклонно улучшаться. Врачи только руками разводили. Отец же наблюдал улучшения со страхом и все чаще напивался.
      Вскоре незнакомец пришел еще раз.
      Отец молча выложил на стол целую пачку старинных пожелтевших рукописей, глиняных дощечек с древними надписями, каких-то ножей, бронзовых колец, а также и вовсе непонятных предметов. Он был очень бледен, руки у него дрожали.
      Незнакомец не скрывал своей радости.
      - Хорошо, очень хорошо...
      Он улыбнулся Марине, потрепал ее по щеке. Потом пристально посмотрел ей в глаза, произнес несколько слов на каком-то непонятном языке и провел рукой возле ее лица, словно отгоняя что-то. Марина почувствовала сильный удар, потом ей показалось, будто душа ее отделяется от тела, покидает его. Сначала она видела как бы со стороны и комнату, в которой провела всю свою жизнь, и отца, и странного незнакомца. Потом все это исчезло, и ей явились совсем иные картины, то исполненные невиданной красоты, то таинственные и страшные. Она пришла в себя только через сутки.
      Марина так и не поняла, что же с ней произошло. День за днем, шаг за шагом она выходила из своей тюрьмы. Боль, терзавшая ее столько лет, постепенно отпускала. Прежде чужое, ненавистное тело понемногу начинало слушаться. Она быстро научилась читать, книгу за книгой ?проглатывала? обширную отцовскую библиотеку, начала даже понемногу вставать с постели. Мало того. Марина начала рисовать. Сначала робко, неуверенно она пыталась переложить на бумагу свои чудесные видения.
      Только одно огорчало ее в те дни. Отец ходил как в воду опущенный. Иногда ей казалось, что он даже не рад ее выздоровлению. Странный незнакомец больше не приходил, но отец виделся с ним. После таких встреч отец приходил всегда совершенно пьяный, с остановившимся бессмысленным взглядом. Марина терпеливо помогала ему раздеться, укладывала в постель как маленького.
      Засыпая, отец все бормотал о том, что продал ради нее свою жизнь, и совесть, и душу, о каких-то деньгах, которые он не возьмет никогда. В один из таких вечеров в ее память намертво врезалось странное слово Курлык. Потом она узнала, что это небольшой дачный поселок под Москвой. В тот вечер отец бушевал и возмущался больше обычного, а утром так и не проснулся - тихо отошел во сне.
      Боря не замечал больше ни болезненной бледности, ни исхудавшего лица, ни изуродованного тела Марины. Она казалась ему теперь хрупким и нежным стебельком, смятым чьей-то грубыми, равнодушными руками.
      Уже в дверях она остановила Борю:
      - Послушайте... Я вас очень прошу. Не ходите туда, пожалуйста. Я ему очень обязана, но... Это очень, очень страшный человек. Иногда мне кажется, что и не человек вовсе. Я не могу этого выразить, но чувствую... Если есть хоть малейшая возможность, не ходите туда.
      Боря мягко отстранил ее.
      - Нет, мне действительно очень нужно. Ты не волнуйся, все будет в порядке.
      - Тогда... Может, вы еще как-нибудь зайдете ко мне?
      - Хорошо. Я зайду обязательно. И спасибо тебе большое, ты мне очень помогла.
      Повинуясь внезапному порыву, Боря вдруг наклонился и осторожно, бережно поцеловал ее в лоб.
      У себя в машине он всегда держал старенький потрепанный атлас автомобильных дорог. Борина бухгалтерская аккуратность и педантичность не подвела его и сейчас. До поселка Курлык было километров пятьдесят. Конечно, поздновато наносить визит кому бы то ни было, но Боря не мог ждать.
      Умом он, конечно, понимал, что это опасно. Бандит, занимающийся старинными редкостями (бывают ведь и такие!), не брезгует никакими средствами. А если он, к тому же, обладает экстрасенсорными способностями... "Новые формы жизни не могут быть отозваны"
      Грандмастер сидел у камина и задумчиво смотрел на огонь. Он устал. Колдуны живут долго, но не вечно. Уже скоро, совсем скоро ему придется уйти туда, где черная трава растет под багровым небом. Где высятся огромные замки из серого камня. Где веками бродят одинокие, неприкаянные души.
      Это началось еще в те времена, когда Божьи ангелы прельстились красотой дочерей человеческих. Рожденные от них дети были людьми... Но не совсем.
      С тех пор прошли века, но время от времени то там, то тут появлялись странные люди, которые вдруг обнаруживали у себя способость летать. Или двигать предметы взглядом. Или предсказывать будущее. Или врачевать страшные недуги одним прикосновением. Или... Да мало ли что еще.
      Иногда их провозглашали святыми, иногда - порождением дьявола и врагами рода человеческого, а иногда - просто шарлатанами.
      Некоторые пытались спасать человечество, неся людям свет и знание, и.. погибали жалкой смертью. Другие - создавали тайные общества, стремились к несметным богатствам и власти над миром. Ни тех, ни других Грандмастер не понимал. Людей он презирал настолько, что даже не стремился к власти над ними.
      Он видел много стран, но только здесь, в России, смог развернуться по-настоящему. За последние сто лет атмосфера зла здесь настолько сгустилась, что стала почти осязаемой. Заниматься магическими изысканиями можно было легко и без помех, тем более что религия усилиями победившего пролетариата практически сведена на нет, а интерес к оккультизму в последние годы сильно вырос. Однако средства к существованию необходимы даже колдунам.
      Каждый зарабатывает себе на жизнь, как может. Грандмастер выбрал убийство.
      Никто не удивлялся, когда человек внезапно умирает от инсульта или сердечного приступа. Или сходит с ума. Или кончает с собой. Градмастер и его группа выполняли такие поручения много лет. Ограничение было только одно жертва не должна быть духовно чистым и сильным человеком. И тогда все страхи, слабости, а, главное, подлости, совершенные в течение жизни, можно обратить против него самого.
      Крупные фигуры в мире политики и бизнеса, как правило, не страдяют избытком душевной чистоты.
      Но иногда тихая, естественная смерть не устраивает заказчика. Иногда требуется громкое, явно криминальное убийство, скандал, демонстрация полного бессилия правоохранительных органов... И, конечно, гарантия, что это убийство никогда не будет раскрыто.
      Грандмастер усмехнулся, вспомнив события недалекого прошлого. Да, с девчонкой тогда хорошо получилось. Ее ни в коем случае нельзя было убивать, и в то же время надо было заставить замолчать навсегда.
      Он искал талисман много лет. Триста лет назад сумасшедший алхимик нашел наконец-то нужное соотношение каббалистических символов, позволяющее на короткое время вернуть в этот мир души умерших в их прежнем, земном обличье.
      Всем известно, что убивать людей - большой грех, но мало кто думает о том что быть убитым - почти такой же грех, как убивать самому, ибо пролитая кровь есть пища дьявола. При насильственной смерти души убитых долго бродят где-то в сумеречной зоне, одержимые бессильной жаждой мести. Пользуясь талисманом он на короткое время научился возвращать их обратно в мир живых. Он создал армию идеальных убийц. Его солдаты появлялись и исчезали где угодно и в любое время. Сделав свое дело, они исчезали бесследно.
      Конечно, и здесь были свои трудности. Если когда-нибудь случится так, что по его вине погибнет чистый и праведный человек, все таинственные и страшные силы, которые он вызвал к жизни, могут обернуться против него самого.
      Грандмастер никогда и никого не обманывал. Правда, его заказчики никогда бы не смогли ничего о нем рассказать, даже если очень захотели. Грандмастер хорошо умел хранить свои тайны
      Но сейчас он понимал, что ошибся. В отлаженную систему защиты от любопытных, вкрался какой-то сбой, а это может стоить очень дорого. Кто-то стоит очень близко, он почти проник в его тайну.
      Покойного Сергея Арефьева Грандмастер не боялся. Он уже был в грязи и крови по самую маковку, и увидеть на миг собственную душу стало для него непосильным испытанием. Но было уже слишком поздно. Информация ушла на сторону, к третьему лицу.
      Хуже всего было то, что Грандмастер не мог разглядеть этого человека.
      За окнами уже светало, огонь давно догорел, а он все сидел, уставившись в камин невидящим взглядом. Он видел другое...
      С утра зарядил мерзкий нескончаемый дождь. Бабье лето давно кончилось, и осень окончательно вступила в свои законные права. Дескать, погуляли, граждане, порадовались, пора и честь знать.
      Сегодня Вадим с большим трудом смог подняться с постели. Кошмарные видения окончательно замучили его. Хохочущая черноволосая ведьма с дьявольским блеском в глазах, окровавленное, изуродованное лицо Володи, Катя, протягивающая ему руки из пламени , пещерный идол с его ужасной, безжалостной улыбкой без конца сменяли друг друга, и некуда было деться от них. Спиртное давно перестало действовать, и даже кокаин впервые не помог. Вадим измучился настолько, что теперь ему хотелось только одного прекратить эту пытку любым путем. Даже перестав жить.
      Вадим действительно устал бороться за свою жизнь. Все его усилия упирались в какую-то незыблемую стену. Он даже пытался обращаться к экстрасенсам. Один, низенький, толстенький и жизнерадостный, долго творил какие-то пассы руками, приговаривая невнятное о космической энергии и астральных телах, а пересчитывая гонорар, не поленился пересмотреть каждую бумажку на свет. Другой, молодой парень, выглядевший совершенно обычно, выслушал Вадима, быстро и цепко посмотрел на него, и тут же вежливо распрощался.
      Ринат, против обыкновения, вел машину молча и сосредоточенно думал о чем-то своем. На своего шефа он старался не смотреть. Дело в том, что несколько дней назад Сергей Федотов, один из "заклятых друзей" Вадима сделал ему предложение, от которого он не смог отказаться.
      Странное поведение Вадима в последнее время не осталось незамеченным. Мало того, он допустил несколько серьезных ошибок, которые дорого стоили его компаньонам. Разумеется, ошибиться может каждый, но Вадим, похоже, окончательно вышел из доверия. Разговор с Ринатом был короткий и конкретный. Он должен был аккуратно и незаметно убрать своего шефа, и тогда солидная сумма в ?зеленых?, а, главное, - высокое положение в новой команде ему гарантированы. В противном случае, Вадима уберут все равно, а он, Ринат, может легко разделить его судьбу.
      Как человек невеликого ума, Ринат не догадывался, что и выполнив это задание, он вряд ли проживет долго.
      Маленькое, аккуратное взрывное устройство с таймером, оттягивало карман его кожаной куртки. Оставалась одна проблема - как улучить момент, когда Вадим останется один в машине, и самому не подставиться.
      В офисе Вадима ждал весьма неприятный сюрприз - куда-то пропал Боря Бейдер. Дома его тоже не было - уже несколько раз звонила встревоженная Борина мама.
      Где же он, черт возьми? Раньше за ним никогда такого не водилось, чтобы вот так исчезнуть, никого не предупредив. Может, и правда с ним что-то случилось? Или просто у бабы какой-нибудь пропадает?
      - Ну, пусть он только появится, - думал Вадим, изобретая все мыслимые и немыслимые кары нерадивому подчиненному. Даже себе он не хотел признаваться в том, что вряд ли сможет без него обойтись.
      Из ящика выпал маленький листок из блокнота.
      Номер... Адрес... Темно-зеленый джип "Чероки"! Так вот кого он разыскивал!
      Вадим аккуратно сложил листок и спрятал во внутренний карман пиджака. Стараясь сдержать волнение, он нажал кнопку селектора.
      - Ринат! Я уезжаю. До понедельника ты свободен.
      - Далеко собираетесь?
      - В пансионат. Отдохнуть хочу, расслабиться.
      Надо же, как все удачно сложилось! Такого сюрприза Ринат не ожидал. Сколько он ломал голову! А тут представился просто замечательный случай. Грех не воспользоваться.
      - Хорошо, тогда я только на заправку сгоняю, а то там бензина меньше полбака осталось.
      - Давай, только быстро.
      Вадим старался оставаться спокойным. Так или иначе, сегодня должна была решиться его судьба. Подумав, он открыл маленький сейф, вделанный в стену и достал оттуда пистолет. ?Беретта?, купленная им из глупого бахвальства года полтора назад, сегодня д е й с т в и т е л ьн о могла понадобиться.
      Ринат заправлялся только сегодня утром, бак был почти полон, но он очень надеялся, что Вадим этого не заметил. Отогнав машину в укромный закоулок, он достал взрывное устройство, завел таймер, как его научил Федотов, и аккуратно приклеил миниатюрную коробочку под днище автомобиля. Он очень торопился поскорее покончить с этой грязной работой. Времени было в обрез, ну и потом... Ринат, конечно, никогда не был ангелом, но убивать людей, а тем более близко знакомых, ему раньше не случалось.
      Ринат был неопытным диверсантом. Он слишком сильно перекрутил таймер. Взрыв должен был прогреметь не через д в а часа, как по его подсчетам, а через целых д в е н а д ц а т ь.
      Через десять минут машина уже стояла у подъезда. Ринат молча отдал ключи.
      Вадим сел за руль и включил зажигание. Впервые за последние дни для него забрезжила хоть какая-то надежда.
      А таймер уже начал отсчитывать последние часы его жизни.
      Прошло немало времени, пока он разыскал, наконец, ветхую пятиэтажную ?хрущобу? где-то у черта на рогах. Вадим не уставал удивляться, какой же разной может быть Москва. Ближе к центру это почти Европа с нарядными витринами магазинов, дорогими ресторанами, элегантно отделанными зданиями банков и офисов. В дорогих и престижных жилых районах, даже по окраинам, давно уже выстроены и дома улучшенной планировки, и многоярусные гаражи, и современные, комфортабельные торговые центры. А здесь... Такое впечатление, что время здесь остановилось где-то в конце семидесятых. Только дома, выстроенные когда-то как временное спасение от коммуналок, ветшают с каждым годом все больше и больше.
      На всякий случай Вадим поискал глазами темно-зеленый джип у подъезда. Нет, конечно нет. Только старый ?москвич? да Жигули-копейка, которым давно пора на свалку. Не будет уважающий себя человек жить в такой трущобе.
      Чертыхаясь, Вадим поднялся по грязной, заплеванной лестнице на третий этаж. Немного помедлив, нажал кнопку звонка. Почти сразу за дверью послышались тяжелые торопливые шаги. ?Будто кто гвозди вбивает?,- с раздражением подумал Вадим.
      Перед ним стояла какая-то тщедушная пигалица в бесформенном балахоне. Лицо ее показалось Вадиму разочарованным, будто она ждала кого-то другого. ?Вот, поди ж ты, и у таких убогих бывает личная жизнь?,- про себя удивился Вадим. Но что ж поделаешь, возможно она что-то знает. Придется быть с ней любезным. Бог ты мой, до чего же я дошел! Кто бы знал, что придется лебезить перед эдакой кикиморой! Может быть, она что-то знает, а может быть - нет, но выбирать не приходится.
      Пауза несколько затянулась. Вадим не знал, что сказать, а пигалица смотрела на него явно неодобрительно. Скорее всего он ошибся. Не может, ну никак не может она иметь никакого отношения ко всей этой истории. Наконец, Вадим ляпнул первое, что пришло ему в голову:
      - Я ищу Бориса. Он не был здесь вчера?
      - А вы его друг?- недоверчиво спросила она.
      - Ну, в общем, да.
      Вадим несколько погрешил против истины, но в данных обстоятельствах счел это вполне допустимым.
      Пигалица снова расцвела счастливой улыбкой.
      - Да, он приходил. Проходите, пожалуйста. Очень хорошо, что вы пришли, я так за него беспокоюсь!
      Она неуклюже засуетилась, затопталась в тесной прихожей. Только сейчас Вадим заметил ее скрюченные, изуродованные ноги. Вот уж убогая, так убогая!
      В тесной комнате, которая, видимо, здесь считалась ?большой?, было чисто прибрано, но запах! Смесь лекарств, спертого воздуха, дешевой еды и еще чего-то неуловимого, но отвратительного. Комната была заставлена уродливой обшарпанной мебелью, произведенной, видимо еще в те времена, когда у каждого советского человека культивировалось презрение к комфорту. Очень много книг, мольберт у окна... Даже это почему-то раздражало Вадима.
      Не нравилось ему здесь. Ну, очень не нравилось!
      Хромоногая пигалица гремела посудой на кухне. Вадим уже почти потерял терпение, когда она вошла, наконец, в комнату, осторожно неся в руках огромный жостовский поднос, на котором очень сиротливо выгдядели две чашки (одна - с отбитым краем), заварочный чайник, и маленькая вазочка с каким-то древним, засохшим печеньем.
      Вадим тяжело вздохнул. Сама мысль о том, чтобы что-то съесть или выпить в этом доме вызывала у него тошноту, но он мужественно преодолел себя, попытался нацепить на лицо самую обаятельную улыбку, и, прихлебывая горячий чай (кстати, оказавшийся неожиданно крепким и вкусным), небрежно спросил:
      - Так вы давно знакомы с Борисом?
      - Нет, только со вчерашнего дня.
      - Так зачем он приходил к вам?
      - Понимаете, он хотел найти одного человека. Это знакоый моего отца. Папа умер недавно,- она потупилась и кивнула на фотографию с черной ленточкой за стеклом в серванте,- я только мельком слышала, что этот человек живет за городом, я даже имени его не знаю.
      - За городом? Где?,- Вадим уже с трудом сдерживался,чтобы не схватить ее за плечи и не закричать прямо в лицо: да говори же ты, наконец, чертова кукла!
      - Поселок Курлык. Смешное такое название, правда?
      Да уж. смешнее некуда. Просто обхохочешься. Но кое-что он узнал, и на том спасибо. Надо быстрее убираться отсюда, эта хромая кошелка с каждой минутой раздражала его все больше и больше.
      Все могло бы быть совсем по-другому, если бы Вадим не бросил беглый взгляд на мольберт. То, что он увидел, заставило его кардинально изменить свои планы.
      На листе плотной белой бумаги был изображен один из его постоянных кошмаров. Темная пещера. Костер. Ярко-синий колдовской огонь. Пещерный идол. Тот самый, это точно, Вадим не мог ошибиться, слишком часто он видел его в последнее время. Значит, она - одна из них. Тех, кто так мучил его в эти страшные дни.
      Марина испуганно смотрела на него. Она уже успела пожалеть о своей откровенности. Показная приветливость куда-то исчезла, и теперь она видела только налитые кровью безумные глаза.
      Глаза зверя.
      Она попыталась убежать от него и уже шагнула к двери, когда он бросился на нее. Поначалу она пыталась защищаться, кричать, закрывала лицо от ударов, но силы были явно не равны. Вадим опомнился только когда она затихла и бессильно обмякла в его руках.
      Певая вспышка ярости прошла. Глядя на бесчувственное тело Марины, Вадим испытывал странное удовлетворение. Теперь он хотя бы мог ясно мыслить. Мог бороться за свое спасение.
      Значит, он все-таки нашел, что искал. Как она сказала? Курлык? Действительно, смешное название. Только вот дела там творятся совсем не смешные.
      Он поедет туда. Поедет и разворошит все это гадючье гнездо, даже если это будет стоить ему жизни. Нет, просто так он не сдастся!
      А что же делать с этой убогой? Здесь ее оставлять нельзя, это точно. Придет в себя, начнет звать на помощь. Или она уже того... Совсем откинулась? Нет, пока дышит. А что, если она солгала, и поселок Курлык даже не существует в природе? Может, добить ее, пока в себя не пришла? Нет, пожалуй, есть идея получше - он возьмет ее с собой.
      И если она его обманула, то сильно пожалеет о том, что родилась на свет.
      Бог ты мой, где это я? И сколько же времени прошло? Боря медленно, мучительно разомкнул веки. Шевелиться он не мог. С трудом повернув голову и скосив глаза, Боря обнаружил, что он крепко и умело связан, буквально распят в низком и широком мягком кресле с резными подлокотниками. В свете хмурого осеннего дня он разглядел небольшую, совершенно пустую комнату с белыми стенами, испещренными какими-то странными рисунками. Сильно хотелось пить. Боря вспомнил события прошедшей ночи... И только теперь по-настоящему испугался. Он слишком поздно понял, что проник в чужую тайну.
      Тайну, которая может стать для него роковой.
      Негромко скрипнула дверь. Позади себя Боря услышал чьи-то шаги.
      - Ну, вот и все,- промелькнуло в голове.
      - Кто здесь?, - спросил он. Голос предательски дрожал.
      - Развяжите его,- услышал Боря низкий, уверенный мужской голос прямо у себя за спиной.
      Сильные ловкие чужие руки быстро освободили его от веревок, но Боря не смел обернуться на своего собеседника.
      - Как ты попал сюда? Только не лги.
      Боря с трудом разлепил запекшиеся губы, сглотул вязкую слюну.
      - Хочешь пить? Пей.
      Узкая бледная рука поставила перед ним высокий запотевший стакан с прозрачной рубиново-красной жидкостью. В первый момент Боря испугался, но, здраво рассудив, что в его положении бояться уже нечего, жадно выпил половину. Холодный напиток был кисловатым на вкус и пронизывающе-приятным.
      - Рассказывай.
      Боря молчал.
      - Хорошо. Я спрошу по-другому. Зачем ты сюда пришел? Что тебе нужно здесь? Я тебя не знаю, а незваных гостей не люблю.
      ... В горле будто ком стоял. Боря понимал, что сейчас он в большой беде. Ему отчаянно хотелось жить. Но Марина... Легко представить себе, что с ней сделают эти бандиты. И та, другая у них в руках... А, может, и она сообщница? Да, в общем, уже все равно.
      Никогда жизнь не казалась ему такой прекрасной, как сейчас. Но зато и цена была непомерной. Боря не был героем, но сейчас он прекрасно понимал, что вряд ли сможет спокойно жить дальше, если из-за него пострадает слабый, невинный и абсолютно беззащитный человек.
      А голос за спиной продолжал:
      - Ну, что же ты молчишь? Ты ведь понимаешь, что я легко могу тебя заставить.
      Боря упорно молчал. В глубине души он продолжал надеяться неизвестно на что. Его невидимый собеседник вдруг рассмеялся. Боря услышал странный сухой щелчок, тускло-серый свет осеннего дня за окном на мгновение погас, а когда Боря открыл глаза снова, комната выглядела совсем по-другому. Беленые стены стены заменили деревянные резные панели, бетонный пол превратился в узорчатый паркет, и даже сама эта маленькая неуютная каморка как-то увеличилась в размерах. Окна были затянуты тяжелыми бархатными гардинами, высокие светильники в форме каких-то невиданных бело-розовых цветов заливали ее ярким светом. Напротив него сидел в кресле крупный светловолосый мужчина лет сорока пяти. Он рассматривал Борю с неподдельным интересом.
      - Не удивляйся. Просто теперь ты здесь не пленник, а гость.
      Знаешь, а ведь ты счастливый человек. В тебе есть любовь. Мир наполняют мужчины и женщины, которые не только не умеют любить, но еще и г о р д я т с я этим. Теперь понимаю, почему я не мог тебя увидеть. Значит, ты хотел найти Диану?
      Кстати, я рад, что Марина чувствует себя хорошо. А этот старый дурак все же проболтался. Ну, скажи мне хоть ты, почему никому из вас, людей, ни в чем нельзя доверять?
      Боря обомлел.
      - Нет! Она здесь не при чем! Я же ничего не сказал!