У Лени было прекрасное настроение. Сегодня он удачно продал пакет ценных бумаг. Вот так бы каждый день. Он шел легко, в расстегнутой дубленке. И снова навстречу ему попалась эта бедная больная женщина. Она, видимо, жила неподалеку и попадалась ему на глаза довольно часто. Смотреть на нее было больно: двигалась она боком, дергаясь, высоко поднимая бедро искалеченной ноги, глаза смотрели, как у побитой собаки. А одежда! Немыслимое рваное пальто, вытащенное из помойки, какие-то опорки на ногах, дырявые рукавицы и клеенчатая кошелка грязного цвета с разводами. И идиотская меховая шляпка. Каждый раз, как он ее встречал, ему становилось не по себе. Это было странное чувство – жалость, нестерпимый стыд. Он боялся встречаться с ней взглядом; что-то было в глубине ее глаз – мука, боль, страдание. При встречах он думал, что надо бы как-то ей помочь, но думал абстрактно; неизвестно, как это можно было бы сделать. Иногда он неожиданно вспоминал эту женщину.
      Недавно ему приснился сон: он договаривается с Мишкой о встрече. А встречают его и Мишка, и Стас рядом с захламленным выходом из метро. Стас – само радушие, говорит вежливо и непонятно. Все выходят на простор, и он видит, что на столбике лежит какая-то штука, состоящая из двух рукояток. Берет ее и сдвигает рукоятки параллельно. А Стас говорит, что не надо этого делать, и снова ставит их под углом. Потом, извиняясь, продолжает:
      – Это мне нужно, ну, чтобы под углом. Всем параллельно, а мне – под углом. Ты же знаешь, какой я неправильный человек. Сейчас утро. Я, как ты знаешь, не пью. А вот от меня пахнет коньяком?
      Стас надеется на положительный ответ, а Леня собирается пошутить. И тут с ужасом кричит:
      – Где мой дипломат и сумочка с документами?
      Все трое бегут обратно к выходу из метро. Леня обнаруживает сумочку в руке. Дипломат?! И хоть здесь всего несколько метров, он, не веря, понимает, что украли. Там уже народ. Слышны крики. Смотрит, справа под и за лестницей его черный дипломат валяется плоский, раздавленный, вероятно, без компьютера. И просыпается. Вот тогда, в первые минуты пробуждения, ему почему-то вспомнился облик этой несчастной. И с неясным чувством вины он брился, умывался, завтракал. Только потом, на бирже, за монитором это чувство постепенно оставило его.
 
      Прибиралась у него Ада Семеновна. Ее рекомендовали соседи по лестничной площадке. Она всю жизнь работала учительницей, была педантична и аккуратна. Так же относилась и к домашней работе. Леня сегодня пришел раньше обычного времени и застал Аду Семеновну, заканчивающую уборку. Он поздоровался и стал расспрашивать, не знает ли она эту несчастную женщину. Оказалось, что она ее знает.
      – Зовут ее Оля, – ответила Ада Семеновна, – живет она неподалеку, в старом деревянном доме, на первом этаже. Там раньше жила моя знакомая. Семья у нее приличная; они все хотели поменяться из этого старого барака. И года три-четыре назад им удалось съехаться с родственниками, с доплатой, конечно. А здесь поселилась эта больная девушка. Родители у нее еще раньше умерли. Я точно не помню, но вроде бы она с детства больна, что-то с нехваткой йода или нечто подобное.
      – А сколько ей лет? – спросил Леня.
      – Думаю, около двадцати, пожалуй, меньше двадцати.
      – Вот это да! – удивился Леня, – а выглядит лет этак на сорок.
      – Ничего удивительного. Пенсия крохотная. Ни на еду, ни на лекарства не хватает. Про одежду и говорить не стоит. Что дадут добрые люди, то и носит. Но девушка, говорят, она хорошая. Тихая и чистоплотная.
      Ада Семеновна помолчала, что-то вспоминая, улыбнулась и добавила:
      – Я как-то летом видела забавную сценку. Днем, когда у дома народа не было, а у кого-то на первом этаже работал телевизор, она остановилась у раскрытого окна и через занавеску смотрела на экран. Стояла, и лицо ее было такое… Переживала события. Я ушла, а она так и стояла, подглядывая в чужую комнату, на телевизор. Видимо, у бедняжки нет своего.
      – Читать-то она умеет? – спросил Леня.
      – Да что вы. Говорят, она восемь классов окончила. Могла бы и дальше продолжать учиться, но надо было ездить до другой школы. Но точно я всех этих дел не знаю. А что вы, Леня, спрашиваете?
      – Понимаете, Ада Семеновна, я ее видел уже несколько раз и каждый раз думал, чем же ей помочь и как.
      – Вы добрый человек, – вздохнула учительница, – не все такие. Я недавно видела, как из их двора выезжала машина, а она, Оля то есть, во двор входила. Так водитель ради смеха сделал вид, что хочет ее задавить. Бедняжка заметалась и упала. Ноги-то у нее сами видели, как ходят. А мерзавец этот засмеялся и объехал ее. Мы помогли ей подняться. Уж так она была испугана, так дрожала.
      – Вот сука, – не сдержался Леня, – обидеть убогую! Ноги бы ему вырвать. И все же чем я мог бы ей помочь? Может быть, по врачебной линии? У меня полно приятелей-врачей. Узнайте, если это не сложно, подробнее про ее болезнь. Интересно, стоит ли она на учете?
      – Я постараюсь, – ответила Ада Семеновна. – Как встречу ее соседок, так и расспрошу.
      Вскоре уборка была закончена и Ада Семеновна ушла. Леня сделал себе чашку кофе и бутерброд с сыром и уселся за компьютер. Надо было подсчитать точно результаты сегодняшней сделки. Удача грела душу, хотелось оттянуть момент окончательного расчета. Леня поудобнее уселся в кресле, закурил. И тут же заиграл телефон.

      – Этта хито эта? – старушечьим голосом спросил Леня.
      – А это, бабушка, доктор. Он сейчас придет с бутылкой лечить твое старческое слабоумие.
      В трубке раздавался голос его приятеля Мишки. Талантливый врач, кандидат наук, выпивоха и врун. Глубина его вранья прямо пропорционально зависела от степени его опьянения. В гости он ходил редко: учебная работа, лечебная работа, консультации обязательные и левые, лечение всех родственников и знакомых и тому подобное.
      – Давай, – ответил Леня своим голосом, – только купи что-нибудь приличное. Я сегодня немного заработал много денег. Так что купи «Хеннесси», только бери XO или VSOP. У тебя деньги есть?
      – А сколько он стоит? – потерянно спросил Мишка.
      – Точно не знаю. Что я его, каждый день глотаю, что ли? Ну, тысячу или полторы, в зависимости от объема.
      – Где я тебе столько денег возьму? – разочарованно протянул приятель. – Куплю простой водяры и все.
      – Только не простой. Возьми «Кристалл». Литровый пузырь стоит рублей двести – триста. Я тебе тут же отдам. Есть у тебя такие деньги.
      – Такие – есть. Жена велела за квартиру заплатить. Третий день ношу, видать, опять не заплачу.
      – Не рыдай. Не выселят. Бери пузырь и дуй ко мне. Лучше пройди через Никольский. Там всегда есть «Кристалл».
      Это был элитный магазин неподалеку от Лениного дома. Там всегда были хорошие напитки и сыры. Все это Леня обожал. А сейчас, пока Мишка продвигался к его дому, пришлось вылезать из кресла и готовить к приходу друга какую-нибудь закуску. Впрочем, готовить Леня любил. Недавно он удивил приглашенную компанию обалденным соусом. В основе его был китайский соевый соус. Но Леня добавил в него прожаренного на сковородке и размельченного в кофемолке грецкого ореха и красного порошка, привезенного ему из Израиля. Этот порошок, неизвестно из каких трав состоящий, используют арабы при приготовлении мяса. И вот когда он подал котлетки из мозгов под этим соусом, все отпали. И долго не могли прийти в себя. Ну в общем, пока все не съели. Но сейчас не было времени для изысков. Леня нарезал три сорта сыра кубиками и положил на тарелку немного зелени. Итак, на плоской большой тарелке лежали камамбер, голубой сыр и немного пармезана. Из трав присутствовали кинза, укроп и пастернак. Еще Леня открыл всеми любимые шпроты и отщелкнул крышку у баночки мидий. Вот что стояло на кухонном столе, готовое к приходу Мишки. И сигнал домофона не замедлил прогудеть.
 
      В литровой бутылке оставалось уже немного меньше половины. Леня дважды залезал в холодильник за дополнительной закуской; открыл баночку крабов и угостил приятеля соленой капустой, заправленной лучком и подсолнечным маслом. При этом он не забывал объяснять:
      – Понимаешь, в Новосибирске был такой биолог, академик Белов или Беляев, не помню. Вот он провел эксперимент. К нему обратились звероводы, которые пытались разводить красную лисицу. Но она, падла, очень агрессивна. И он решил вывести популяцию послушных лисиц. Взял и убрал из стада, ну, из стаи, самых активных. И думал, что в следующем поколении проведет ту же селекцию. Уничтожит непослушных и снова выведет потомство от оставшихся. И так раз пять или шесть.
      – Ежу понятно, селекция! – заявил Мишка, икнув на последнем слове.
      – Понятно. Ежу, может, и понятно, а вот что получилось у академика, слышал?
      – Никогда, – снова икнул приятель.
      – А вышло у него так, что уже со второго поколения лисичек можно было спокойно разводить в зверосовхозах. И не потребовалось никаких пяти поколений. Вырезал из общества самых активных, и порядок – коллектив будет послушен веками. Понял?
      – Ты, конечно, не лисиц имеешь в виду, а чеченцев, – задумчиво ответил Мишка и икнул, – я же понимаю, к чему ты клонишь. Но вот посуди. Их Иосиф Виссарионович истреблял, и что? Опять воюют, понял? А уж там два-три поколения есть. Может, этот пример с лисицами не подходит, а?
      Леня задумался над аргументом друга и разлил по рюмкам. Выпили. Взяли пальцами из тарелки капусты. Закусили. Пока Леня собирался с мыслями, чтобы ответить, Мишка заявил:
      – Все, старичок. Звоню жене, буду первый раз в жизни говорить правду. Где трубка?
      Телефонная трубка была найдена и вручена Мишке. Он потыкал в кнопки непослушными пальцами, сбился, потыкал снова, подождал и сказал в дырочки:
      – Привет. Это я. Вот ты знаешь про красных лисиц?.. Нет, не заплатил. Завтра заплачу. Нет, не истратил. Погоди. Ты мне скажи, ты слышала про красных лисиц? Чего-о-о? Ну, ты, в натуре. И не на кафедре, я оттуда давно ушел, я у Леньки… Хорошо, я скажу, что ты ему оборвешь. Почему не орать? Зачем мне скрывать от друга восторженные отзывы моей жены?.. Ладно. Да. Скоро приду. Хорошо. Хорошо. Хорошо. Обещаю. – И трубка была положена.
      – А чего ты в конце отчета трижды сказал «хорошо»? – заинтересованно спросил Леня, разливая.
      – Умоляла больше не пить. Трижды. Я обещал.
      – Отлично. Обещания нарушать – последнее дело. Дал слово – держи. Я выпью тогда обе рюмки.
      – Иди ты, – возмутился приятель, – что я, не умею бросать слов на ветер?
      И они в тишине выпили по паре рюмок и закусили. А потом Ленька вспомнил о разговоре с учительницей и попытался изложить Мишке свои мысли. Получалось как-то сбивчиво. Мишка слушал, перебивал, непонимающе крутил головой, слушал дальше и, наконец, заявил:
      – Я, старичок, ничего не понял, но помочь нищенке дело богоугодное. Тащи ее ко мне, только сначала было бы неплохо понять, чем она больна и вообще. Ладно. Я пошел. О-о-о-о! Ждут меня испытания. Ждут!

      Ада Семеновна не забыла своего обещания. Буквально на следующий день она увидела Валюшу, Олину соседку. Они столкнулись в Никольском. Обе купили известных в городе сосисок и обозревали яркую витрину мясного отдела. Вначале пошли ахи и приветствия, потом обмен мнениями по широкому спектру вопросов, а уже после этого, когда они вместе шагали к дому, Ада Семеновна завела разговор про Олю:
      – Валюша, я прибираюсь в нескольких приличных семьях. И вот подумала, чем можно помочь твоей несчастной соседке. Как, кстати, она поживает?
      – Тихая она, проскользнет мимо, только шепотом поздоровается. Кормим ее иногда. Сама ни за что не попросит. У нее пенсия по инвалидности крошечная. Уж мы жалуемся, а ей-то каково? Да еще ее подростки травят, знаешь, пацаны лет по тринадцать.
      – Самый жестокий возраст, – подтвердила бывшая учительница.
      – Вот-вот. Кричат, дразнят, иной раз снежками закидают, камень могут бросить. Она, бедняжка, сожмется вся – бежать-то не может – и тихонько так плачет на одной ноте: и-и-и… А больше всего пьяных боится. Тут раз после работы мой пошел, дочкину куртку старую ей понес. А перед праздником это было. Мы с ним по рюмочке за ужином выпили. Так что ты думаешь, возвращается с курткой. Она в слезы и отбиваться от куртки стала. Я пошла, и со мной та же история. Сообразили, что запах от нас есть, послали дочку. Она Олю успокоила, погладила, надела ей куртку, похвалила.
      – Ой, ужас! А чем она больна? – спросила Ада Семеновна.
      – Мудреное какое-то название. Я вот когда давлением мучилась, чуть ли не каждый день врача вызывала. Врачиха у нас хорошая, пожилая. Так вот она мне как-то сказала, что на Западе Олю вылечили бы еще в детстве.
      – Ну?
      – Точно. Я, конечно, в этом ничего не понимаю, но врач-то знает. Вот она меня за неделю на ноги поставила. И знаешь чем? Настойкой калины. Без всякой химии и таблеток.
      И подруги с интересом углубились в обсуждение народных методов целения и всячески ругали шарлатанов и химию. Так, за разговором, они дошли до дома, распрощались, и Ада Семеновна направилась в сторону своего подъезда.
 
      Леня позвонил Мишке. Его еще не было. Жена сказала, что придет не раньше девяти. Они потрепались немного, Леня положил трубку и занялся приготовлением ужина. Он ждал в гости знакомую и хотел порадовать ее необычным блюдом. После некоторых размышлений решено было остановиться на фаршированном языке. Это блюдо требовало времени и внимания, поэтому Леня сосредоточенно работал, ни о чем, кроме необходимых операций, не думая. Но его прервал телефонный звонок. Мишка явился раньше и тут же отзвонил. Леня прижал трубку к уху правым плечом, чтобы руки были свободны, и, продолжая управляться ножом, передал Мишке те сведения, которыми его снабдила Ада Семеновна.
      – И что ты мне конкретного сказал? – спросил Мишка. – Я так и не понял, чем она больна. Если щитовидка, то при чем здесь поражение двигательного аппарата? Понял только, что девушка убогая. И что ее травят. Убогих, между прочим, всегда травят.
      – Не скажи. Иногда им поклоняются.
      – Может быть. Только это не тот случай. Травят ее всякие сволочи, а иногда психические травмы действуют сильнее, чем нехватка какого-либо гормона.
      – Кстати, о психике, – оживился Леня, – был такой американец, Стенли Милгрем. Слышал?
      – Вроде нет, – неуверенно ответил Мишка.
      – Так вот, он провел такой эксперимент. Испытуемые получали роль учителя. А учеником был актер, но учителя этого не знали. Задача такая: нужно повторить слова в определенном порядке. При ошибках учитель может наказывать ученика электрическими ударами нарастающей силы. Ученика посадили на электрический стул, и эксперимент начался. Вначале ученик морщился, затем вскрикивал, потом требовал прекратить эксперимент и наконец только кричал от боли. До начала эксперимента каждый учитель утверждал, что не сможет выполнить требования, если будут затронуты его чувства сострадания и милосердия. Но две трети испытуемых учителей предпочли послушание милосердию и продолжали наращивать силу тока, несмотря на явные страдания жертвы и угрозу для ее жизни.
      Леня закончил рассказ и спросил:
      – Как тебе это нравится?
      – Нда, – промычал Мишка, – звери мы все же. Прямо не верится. – Он помолчал. – Ладно. Давай решим с Олей. Как, кстати, ее фамилия?
      – Кажется, Гасанова.
      – Хорошо. Я сам созвонюсь с районной поликлиникой, узнаю, что там у нее в карточке. Потом тебе скажу. Пока.
      Леня еще немного покрутился в кухне, а вскоре пришла гостья.

      Сегодня на бирже Леня неплохо заработал, вывел немного денег на счет для расходов, дождался конца торгов и поехал встречаться с Мишкой и Стасом, которые сидели в квартире у Стаса уже два часа, разминаясь пивом. Леня взял в Никольском литровую бутылку «Осталко», эта водка ему нравилась, немного сыра чеддер и чищеного фундука. Мужики встретили его одобрительно. Мишка принял водку и пакеты, а Стас легонько хлопнул по плечу, так что Леня впечатался в стену прихожей.
      – Болван! – воскликнул Леня. – Ты соизмеряй свою силу. Я все же существо тонкое, интеллигентное. А ты, сучара, привык общаться со своими грузчиками.
      Это была не полная правда. Стас действительно иногда общался с грузчиками, поскольку владел несколькими магазинами, торгующими электроникой, но больше времени уделял встречам с сильными мира сего и с различными длинноногими девицами.
      – Ладно тебе, – виновато загудел Стас, – тоже мне существо интеллигентное. Ты сколько загреб сегодня, интеллигент?
      Они рассаживались за большой стол в большой Стасовой кухне-гостиной. Стол был гладкий и белый. Стулья в тон столу, с высокими спинками.
      – Нормально, – ответил Леня, – точно еще не считал.
      У друзей в руках оказались рюмки. Звякнули хрусталем, выпили. Закусили сыром. Повторили всю операцию еще два раза. Отвалились на спинки стульев и закурили.
      – Лень, – спросил Мишка, – а как ты это делаешь? Вот Стас зарабатывает понятно как: купит дешевле, а продаст дороже. А ты?
      – Я точно так же. Только в отличие от телевизоров цены на акции меняются очень быстро. И тут важны интуиция и опыт, которые вместе формируют эффект предвидения. Вы оба, безусловно, сталкиваетесь с этим явлением постоянно. Вот пример: вы переходите улицу, смотрите на движущийся автомобиль, слышите его звук и по этим немногим признакам определяете, где он будет через несколько секунд. Животные не умеют оценивать скорость, поэтому они часто являются жертвами на дорогах. Вы же определите несколько будущих моментов безукоризненно. Давайте усложним ситуацию: пусть несколько автомобилей едут с разных сторон. Вы понимаете, что не в состоянии оценить эту картину, и остаетесь на тротуаре. Это тоже момент предвидения. Как правило, в быту любой человек знает, как ему поступить. Здесь сказывается огромный накопленный опыт. В тех случаях, когда опыта мало, человек склонен рисковать. Наглядным примером всего, что я сказал, является фондовый рынок. Я покупаю по низкой цене, продаю по высокой. Нужно только правильно угадать момент покупки и продажи.
      – Вот-вот, – загудел Стас, – ты не интеллигент, а гадалка.
      Тут его перебил Мишка. Он разлил водку по рюмкам и заявил:
      – Кстати, о предвидении. Я узнал диагноз этой Оли Гасановой и могу заявить, что ее можно вылечить.
      – Вот это да! – воскликнул Леня.
      – А что это за Оля? – одновременно с ним заинтересованно спросил Стас.
      – Ленька расскажет, – ответил ему Мишка.
      И Леня все подробно рассказал. Стас слушал молча, внимательно глядя на Леню. Только пару раз перебил его, повторив «нищенка», «копается в помойках». А потом повернулся к Мише. Тот в двух словах объяснил, что за диагноз, но друзья ничего не поняли. Тогда он заявил:
      – Давай ее ко мне, положим в отделение и сделаем все необходимые анализы. Только потом придется платить за медикаменты и прочее.
      – Сколько? – спросил Леня.
      – Скажу после обследования. Может, тысяч пять, а может, больше.
      – Тысяч чего? – загудел Стас.
      – Долларов, конечно, чего же еще.
      Стас уставился на Леню и молчал. Леня задумался и тоже молчал. Наконец Стас загудел, обращаясь к нему:
      – Что, мизантроп, то есть, я хотел сказать, филантроп, будешь оплачивать лечение? Пять штук зеленых? А может, и больше.
      – Буду, – спокойно ответил Леня, – я за свою жизнь ничего достойного не сделал. Вот и выдался шанс.
      – Идиот, – закричал Мишка, – ты бы мне лучше компьютер купил! Вот и будет достойное дело.
      – Погоди, не пыли, – осадил его Стас, – вылечишь убогую, отдам тебе свой ноутбук. Он у меня с модемом, ну ты видел. И вот что, Лень, а Лень, давай так – бабки пополам, понял?

      Мужики приняли решение направить Олю в больницу, а потом съездить посмотреть на нее. Лене поручили озадачить этим учительницу. И тем же вечером он позвонил Иде Семеновне. Она поразилась, но приняла деятельное участие. Вдвоем с Валей они уговорили Олю, которая вначале перепугалась, дрожала и чуть слышно отказывалась. Потом, когда она привыкла к новому лицу, постепенно успокоилась и стала согласно кивать. Договорились, что с ней поедет Валюша. Стас прислал утром машину. Было трудно уговорить Олю сесть в машину. Это была ее первая поездка в таком автомобиле. Все же уговорили, и Валя с Олей отбыли в больницу. Мишка поместил Олю в большую палату на шесть человек. И уже на следующее утро позвонил, удивленный, Леньке домой:
      – Лень, обалдеть можно. Все старухи в палате души в ней не чают. Провела с ними день, и вот пожалуйста. Смотрю, ковыляет по коридору, ведет одну на процедуру, другой из холодильника еду достала и кормит с ложки. Лучше любой моей нянечки.
      Леня собирался на биржу, мысли были уже там, поэтому он быстро спросил:
      – Это понятно, а как анализы?
      – Все будет, старичок, – бодро заявил Мишка, – только давайте планируйте посещение. Надо вам взглянуть на объект вашей мизантропии. – И Мишка захохотал.
      После работы Леня созвонился со Стасом, и решили ехать завтра прямо к восьми утра. Мишка стал, по обыкновению, орать, что утром он занят и чтобы приезжали часиков в десять. Сошлись на девяти утра. Это было удобно, поскольку прямо из больницы Стас подкинул бы Леню на биржу.
      В Мишкин кабинет заявились ровно в девять. Мишка снял с вешалки два белых халата: Лене достался халат обычного размера, а Стасу – величиной с плащ-палатку. Но и тот едва налез на него. Стас загудел, что он и без халата может, но Мишка объяснил:
      – Вы будете врачи. Иначе она зажмется, и слова от нее не добудешь. Только слезы. Говорить буду я. Вы спросите про питание и еще что-нибудь.
      – А чего тут спрашивать, – загудел Стас, – раз я спрошу о питании, то пусть Ленька беседует о стуле. А?
      Мишка неожиданно согласился и тут же позвонил на пост сестре. Вскоре нянечка привела в кабинет Олю. Леня сильно удивился. Без дурацкого пальто и уродливой шляпы нищенка оказалась совсем юной девушкой.
      – Садитесь, больная, – сказал Миша и показал рукой на клеенчатый диванчик.
      Оля села боком и настороженно посмотрела в сторону одетых в белые халаты людей.
      – Анализы утренние сдали?
      – Да, – выдохнула она.
      – Теперь пойдете на рентген. Сестра скажет куда. Сделаем полный осмотр. Это займет много времени, но спешить вам, кажется, некуда. Я прав?
      – Да, – опять выдохнула больная.
      – У вас к больной есть вопросы? – обратился Мишка к друзьям и под столом толкнул коленом Стаса.
      – Как питание? – загудел Стас – Есть проблемы?
      И вдруг они с удивлением увидели, что Оля улыбнулась. Как ребенок, она восторженно прошептала:
      – Вкусно, спасибо вам.
      Пораженные этим ответом, приятели больше вопросов не задавали. Миша отпустил ее, спросив, дойдет ли она сама. И Оля вышла. Все молчали.
      – Старик, – загудел наконец Стас, – колись. Ты чем ее кормишь?
      – Ну, я, блин, я и представить себе не могу, что такая жранина может кому-то показаться вкусной. Каша, минтай с картошкой, котлеты капустные. Я есть это не могу. А ей – вку-у-усно!
      – Бедное существо, – вздохнул Леня, сдирая с себя халат.

      Пятилетие фирмы «Стасон» отмечалось широко. Круг приглашенных имел безумно большой диаметр. Леня и Миша были випами на правах самых близких друзей Стаса. Заключительный банкет проходил в пятницу в ночном клубе «Беранже», большой пакет акций которого принадлежал Стасу. Друзья сидели за столиком вместе с вице-губернатором и директором гигантского оборонного завода, на котором у Стаса был цех восстановления кинескопов. Ленька распушил хвост перед женами присутствующих, поскольку речь зашла на его любимую тему:
      – Был такой психолог, Кон его фамилия, который напечатал статью под названием «Феноменология жестокости». Там есть описание эксперимента Филиппа Зимбардо. Этот старичок Филипп придумал эксперимент и назвал его «Искусственная тюрьма».
      – Интересно, – задумчиво произнес вице-губернатор.
      – Значит, так, – продолжил Леня, – были отобраны двадцать четыре студента, такие парни – здоровые, интеллектуальные, благородные. В общем, обалденных личных качеств. С помощью монетки они разделились на «тюремщиков» и «заключенных». Оборудовали тюрьму, прямо на психологическом факультете университета. Если мне не изменяет память, это был Стэнфордский университет…
      – Был я там, – перебил Леню директор завода, – они еще мне овощ этот дали, как его, авокаду. Эх и гадость.
      – Дорогой, это было не в Стэнфорде, а в Сиднее, в другой части света. Давай ты потом расскажешь про авокадо. А сейчас дослушаем Леонида, хорошо?
      Ясно было, что жена директора завода имеет большой опыт управления своим мужем. Она справилась с его попыткой объяснить, какая это гадость – авокадо, и Леня мог продолжать рассказ:
      – Из психологов сформировали группу наблюдателей, которые не должны были вмешиваться. И «заключенных» посадили в тюрьму. «Тюремщики» не получили подробных инструкций; они должны были относиться к делу серьезно, поддерживать порядок и требовать послушания. И все. В первый день атмосфера была веселая и дружеская. Во второй «заключенные» устроили попытку бунта. «Тюремщики» применили силу, кого-то посадили в карцер. «Заключенные» оказались разобщены, а «тюремщики» сплотились. Игра пошла всерьез. «Заключенные» чувствовали себя одинокими, униженными, подавленными. «Тюремщики» стали обращаться с ними грубо, вызывающе. Началось превышение власти. Один из «тюремщиков», парень, известный как пацифист, начал издеваться, и психолог-наблюдатель даже сделал ему замечание. Тот надевал наручники, грубо вмешивался в разговор с родными, бросил еду в лицо «заключенному». Ну как вы думаете, сколько дней продолжался эксперимент?
      – Месяцок, пожалуй, отсидели, – предположил вице-губернатор.
      – Нет, – ответил Леня, – «заключенные» были настолько травмированы, что через шесть дней эксперимент пришлось остановить. Представляете, как мало времени понадобилось, чтобы вполне благополучные милые юноши превратились в настоящих садистов.
      – Обалдеть! – заметила жена вице-губернатора.
      – Ну, Ленька, ну и эксперименты ты откапываешь каждый раз! – сказала Мишкина жена. – И все подтверждают, что человек жесток и безжалостен.
      – А вы еще знаете? – спросила жена директора завода. – Расскажите.
      – Обязательно расскажу.
      Леня сказал это пониженным голосом, так, чтобы его не мог услышать ее муж. Но тот не обратил внимания на Ленины слова, поскольку к столику приближался Стас. Он периодически обходил гостей, выпивал с каждым за процветание его фирмы и выслушивал комплименты. Сейчас он начал беседовать с вице-губернатором и директором. А Леня в это время, прижав нечаянно свою ногу к ножке очаровательной собеседницы, вел с ней беседу:
      – Вы узнаете массу интересного. И из психологии тоже.
      – Надеюсь.
      – А сейчас задам вам психологический тест. На запоминание. Вы должны запомнить и повторить шесть цифр.
      – Полагаю, это домашний телефон. – Очаровательная дама оказалась весьма догадливой. – Диктуйте. Я на память не жалуюсь.
      И Леня продиктовал и номер телефона, и время звонка.

      Следующий день после банкета Леня отлеживался дома. Около десяти дверь открыла своим ключом Ада Семеновна. В этот момент Леня в халате заваривал себе очередную чашку чаю. Он выглянул из кухни и поздоровался. Ада Семеновна ответила и тут же заговорила про Олю:
      – Вчера с Валюшей ходили в больницу. И представляете, она все эти дни счастливая была, а вчера мы пришли – ее не узнать. Забилась под одеяло. Увидела нас, обрадовалась. Яблок мы купили, апельсины. Она только твердит: «Спасибо, спасибо» – и к нам жмется. Тут новенькая больная зашла в палату, и мы поняли, в чем дело. Положили молодую женщину на обследование, такую злую. Она всех обижает, а больше всего Оле достается. Кричит на нее. Старушка на соседней кровати шепотом сказала, что даже выкинула Олину зубную щетку. У них там на полочке возле раковины все ставят стаканы со своими зубными щетками. Места, конечно, мало. Так она взяла и выкинула. Все женщины ее боятся. В общем, плохо там стало Оле. Может быть, вы поговорите с вашим другом, а?
      – Обязательно поговорю, – пообещал Леня.
      – Вы столько добра сделали для девочки. А тут такое дело. Страдает она.
      Леня с чашкой в руке потащился в спальню, принес трубку и, отпивая чай, начал разыскивать Мишку. В кабинете его не было. В отделении номер был занят. Тут телефон сам заиграл.
      – Полчаса тебе, жопе, звоню, – загудел Стас, – ты, блин, поставь вторую линию, раз в Интернете сидишь.
      – Да не подключался я, – запротестовал Леня, – я этого гада ищу по всей больнице.
      – А чего его искать, – перебил Стас, – он тут, рядом со мной. Я посылаю за тобой машину. Выскакивай как есть, в тапочках. Будем огуречный рассол пить.
      – Но я…
      – Отговорки, – заявил Стас, – машина вышла. Ждем.
      Оказывается, они ждали Леню в комнате приемов головного офиса фирмы «Стасон». И никакого огуречного рассола там не было. Но уже после двух рюмок красной «Смирновской» полегчало. И Ленька передал друзьям содержание разговора с учительницей.
      – Я знаю, – сказал Мишка, – мне уже сестры жаловались и палатный врач. Несносная особа.
      – Выпиши ее, – загудел Стас.
      – Ты чего, спятил! Только этого мне не хватает – комиссий по проверке жалоб пациентов.
      – Ну переведи. Или ее, или Олю.
      – Куда. В коридор, что ли? Так и там все места заняты. Придется девушке потерпеть немного.
      – Ну придумай что-нибудь, – загудел Стас. – Вот если бы я там лежал, ты бы тоже мне терпеть велел выходки какого-нибудь жлоба?
      Все захохотали, представляя себе сцены измывательств над Стасом.
      – Представляешь, Мишк, – давился хохотом Леня, – кто-то выбросит Стасову любимую зубную щетку.
      – Ужас, – вторил ему Мишка, – кошмар. Всех реаниматоров пришлось бы вызывать. Нет, Стас, тебя бы я не дал в обиду. Да и не могло бы такое произойти, поскольку ты лежал бы в отдельной палате с персональным толчком, душем и телефоном.
      – У тебя есть такая палата? – вскинулся Стас.