Все сразу (сборник)

на помойной орбите

от дома – 36 000 с небольшим километров

мертвый

с открытым глазами

летает

летает

глаза у него голубые

Виталий

Святой

Дима Зеленин

однозначно уже человек святой

так говорят воробьи

каждый день на Петроградской сидит в Макдональдсе

кофе пьет

и каждому воробью хоть что-нибудь

но дает

средоточие птичей любви

даже картошку специально берет для птиц

хотя по виду и человек

внутри – настоящая свободная птица

лучшая можно сказать из птиц

сколько благодаря ему снесено полноценных

больших

непустых

яиц

воробьи ему говорят:

ты вернул нам веру в простых людей

страх ушел

и закрылся ад

и все

благодаря тебе

ты наш друг

ты брат

42 года

белый весь как снег

и как снег простой

ходит медленно

трясет бородой

густой

пернатые говорят:

великий вселенский наш воробей

тихо смотрит на него

из космоса

улыбается

восхищается

его добротой

Маша

1

Маша

с этой девочкой я всю школу вместе учился

и любил

а потом будто бы позабыл

занимался безобразиями

работал, долбил, лечился

и теперь мне уже 35

во вторник выпустили из дурдома

середина июня

и запахи такие вокруг

что как будто дома

перемещаюсь в пустоте по пространству

пыльных, заброшенных комнат

в моей квартире

думаю:

кто-то же меня тут все-таки помнит?

завариваю чай

делаю себе бутерброды с колбасой и сыром

такое впечатление, что внутри сгорели какие-то датчики

и затруднена коммуникация с окружающим миром

и

все такое

как будто бы ты в параллельном мире

все одновременно родное

и при этом

какое

то все не наше

и вдруг меня пронзает сладкая мысль:

Маша!

2

позвонил

телефон через столько лет оказался прежним

ты, казалось, удивлена

но говорила таким молодым

и нежным

голосом

говорила почему-то медленно

осторожно

подбирая слова

договорились

я потом курил

и смотрел на дым

3

нет

идти, конечно же, невозможно

как посмотрит на меня Маша

увидит, что я теперь очень

толстый

сразу поймет по лицу, что я в одиннадцать ночи

объедаюсь бутербродами с плавленным сыром

с сервелатом и маслом

нет

все ужасно

подумает: у него проблемы с подкожным и прочим жиром

а она-то

будет еще стройна

прекрасна

что я скажу ей?

скажу, наверное: ты меня не помнишь

я любил тебя в детстве

а после в больнице лежал как овощ

4

помню

как ты приехала из-за границы

в 4-м классе

и практически сразу захотелось погибнуть на фронте, спиться

а однажды я встретил

тебя в универсаме на кассе

и тогда я сразу решил, что у нас

будут обязательно красивые дети

и весь мир погибнет от бомб

и мы останемся единственными на свете

я написал тебе записку с признанием, подложил в твою сумку

но не смог дождаться, когда ты прочтешь

не в состоянии выдержать эту муку

я решил пока что скрыть свои чувства

будучи жирным

чтобы выглядеть лучше в твоих глазах

я демонстрировал близость к миру искусства

и стыдился бегать на физкультуре

мне открыто физрук говорил:

ты, Савин – мешок с гуаном, в натуре

5

нет

даже в мыслях не целовал эти добрые руки-ноги

не трогал я эти волосы

не нюхал твое пальто на большой перемене

я понимал, что для тебя – я ничто, убогий

выскочка-юморист, недоразвитый оригинал из 6-го класса

некто

даже не имеющий права преклонить пред тобой колени

просто

какая-то постоянно растущая

жировая масса

6

незаметно проходят школьные наши годы

происходит смена приколов, значков, погоды

все как прежде: я толстый

тонкие, жирные волосы

я невзрачный

а ты без обмана – блондинка

ты смеешься

и зубы у тебя

белые

и при этом они прозрачны

синий цвет глаз твоих

сильнее возможностей воображения

день за днем

я смотрю на взрослые изысканные кисти рук твоих

молча

беззвучно

издали

изучаю твои движения

7

в 82-м в трудовой этот лагерь я, вообще, не поехал

мне зачем?

я был уверен, что и в этом году не добьюсь

успеха

ты поехала

и потом я внутренне видел

как ты гуляешь с местными парнями по имени Игорь

по самую голову в кукурузе, подсолнухах

сквозь заросли подзывают тебя: Марусь

и как этот Игорь тебя обидел

но, конечно, я знал – ты сама чистота

ты внутренне, Маша, выше

этих всех обычных, которые целуются там на крыше

но меня одолевали постоянные подозрения

мучили страхи

казалось, ты уже с кем-то встречаешься

и я дергался на перемене

услышав сзади:

вот, вчера напились у Махи

8

жизнь прошла

осталась одна квартира

родители умерли

из знакомых осталась лишь тетя Ира

думаю: что мне сидеть и бояться встречи?

пенсию как раз принесли вчера

и сегодня

как, собственно, и всегда

у меня не заполнен вечер

9

вот

встречаемся с ней у Макдональдса на перекрестке

и она идет

загорелая

голова в аккуратной такой прическе

вся в какой-то модной одежде

повсюду пришиты различные ленты, клепки, полоски

ничего я ей не сказал

стоял просто так

и зажата в руке мобила

а

она говорит:

я лучше сразу скажу

давно тебя полюбила

помнишь, ты читал стихи на вечере в нашем спортивном зале?

в 7-м это было классе

а потом мне сказали

это Пушкин, Цветаева

я плакала

и после только уже о тебе мечтала

помнишь, как стояли с тобой на кассе?

знаешь, как я ждала?

как я без тебя устала

жить

время прошло, но то, что внутри – посильней металла

видимо, я от рождения – для тебя подруга

думаю, мы были созданы друг для друга

внутренне я всегда была лишь с тобой

ждала, когда ты, наконец, решишься

и все эти годы ты, Петя, мне ночью снишься

и все это время, заметь, я ни с кем никогда не дружила

мне уже 37

а я еще никому головы на плечо не ложила

ты пропал

но я все равно повстречаться с тобой хотела

и готовилась

глядя в зеркало

думала в ванной: вот, эти душа и тело

для тебя

вот

я богатая, кстати

а ты самый лучший на свете

ты – для меня мужчина

хочешь, прямо сейчас повенчаемся?

давай

у меня за углом машина

это, кажется, все

10

рассказчик в конце говорит за кадром:

этот пример хорошо иллюстрирует факт

что люди живут

просто так

не задумываясь о главном

люди томятся в себе

в своем поврежденном, ущербном теле

многие не понимают, кого они любят на самом деле

для таких, возможно, Творец и разворачивает ход

Провиденья

и вместо каких-нибудь похорон они вдруг празднуют день

рожденья

так

живет

человек как трава

и вдруг

вместо мучений, страсти

с ним случается

не какой-нибудь полный ужас

а наоборот

наступает счастье

Тайное место

1

ДД-3218 – сломанное устройство

в развлекательном парке вышла из строя

система поддержки среды

оказалось

проще бросить и строить новый

звери умерли

ДД-3218 растерялось

не знает

что со всем этим делать

и суслик

и мыши

и кролик

и белка

все передохли

ходит подбирает

хоронит

2

прилетели потом

через два года после аварии инженеры

разгребли

демонтировали аппаратуру

смотрят

на искусственной лесной поляне —

множество могил

надгробные камни

на которых нарисованы звери

все могилы выложены увядшими

высохшими цветами

3

инженеры – люди суеверные

теперь у них появилось такое предание:

все кого люди гладили и любили

также роботы из техобслуживания парков —

они конечно без душ

и поэтому не воскресают

но есть у Творца тайное место

где их все-таки собирают

вместе

чинят и лечат

и никто их больше не обижает

4

там

и дохлая мышь

и умерший от авитаминоза кролик

и хорек

и белые крысы

и задохнувшиеся попугаи

и другие звери

которые раньше где-либо жили

и роботы которые им служили

чистили клетки выгуливали сторожили

все вместе там обитают

не грустят и о прошлом не вспоминают

5

дикие люди инженеры-наладчики

большинство с позволенья сказать – цыгане

мало им мира окружающего

мало того что повсюду летают

деньги огромные за работу свою получают

мало им нормальной религии и различных учений

им бы подумать о том как самим избежать мучений

так еще о загробной жизни для каких-то зверей мечтают

Охота на посла

Анна вместе с мамой в посольство пошла

на прием

во дворе жарили колбаски, сосиски

к сожалению, там двое всего оказалось детей

да и те разговаривали по-английски

ей стало скучно

и она в сторону отошла

и решила построить западню на посла

вырыла яму, прикрыла ее травой

к счастью, посол

туда не пошел

и теперь все еще живой

как хорошо

потому что это был новый посол

добрый, веселый

прежний был депрессивным

при нем семь сотрудников

покончили за год с собой

Песня о капитане Моралесе

эта песня о капитане Моралесе

он человек непростой

закончил академию

дворянин

в детстве – собственный конь

и в спальне горел камин

наизусть

цитирует Муллона и Де Пьетри

фуги Баха себе перед сном поет

пальцы узкие

голубые глаза

что ни попросишь всякому все дает

голос тонкий

и алкоголь не пьет

но видимо

не боится смерти

на кровавом берегу Параны

30 ноября

в черный для 18-й армии день земного календаря

собирает оставшихся симбионтов, полузверей, людей

запасную рубашку на полосы быстро рвет

завязывает как умеет раны

смотрит

как последний транспорт уходит почти пустой

но никуда не рвется

а остается

на выжженном берегу

уже отданном обезумевшему врагу

склоняясь над смертельно раненым клоном

говорит ему красным разбитым ртом:

не бойся

мой золотой

вот

вам песня о капитане Моралесе

и о том что смерти на свете нет

и что жизнь может выглядеть не только как тьма

или яркий свет

но и просто как берег

и покрывающая его трава

и нечто красное на зеленом

Осеннее видение в карауле

вот рассвет

в карауле стоит рядовой Александр Кочкин

утром он умрет

два других рядовых отобьют Александру почки

но сейчас он видит будущее:

и оно прекрасно

прямо перед ним – высокое здание из стекла и металла

на юго-западе

там где Ступицыно

над лесом красным

огромные корабли

идут на посадку

беззвучно

нежно

касаясь блестящими стойками металлическими земли

думает: неужели это Россия?

неужели будущее настало?

вот

и восход

чистые белые здания оранжевым солнцем освещены

слева на горизонте – город великий Нижний Скобец

лежит

россыпью драгоценных камней

разноцветных мерцающих

по рассветному холоду

по опавшей яркой листве

не спеша

приближаются к ясновидцу

его товарищи

Эльфы

поздним вечером

в ноябре 1988 года

мы стояли у Электрозаводской

а вокруг нас бились урки

урки готовые на все

урки в тренировочных костюмах

неистовые подмосковные урки

летели кровавые ошметки

хрустели хрящи

пар поднимался над бьющимися телами

свистели велосипедные цепи

приехали менты

и менты бежали

и потом менты уже искалеченных забирали

и врачи увозили бесполезные исковерканные тела

а мы со Стасом

неподвижные

нетронутые стояли

стояли среди жизни неподвижно

вечером

у Электрозаводской в 1988 году

кругом шла мочня

а мы говорили о звездах и ветре

о пахучей траве на холмах

о побегах омелы на древних дубах

о серебристых буках

о немыслимых существах

о смене времен

о конце всех эпох

о древней любви

тихо

беседовали

по-эльфийски

Правила поведения на бензоколонке

цыганам нельзя проходить мимо бензоколонки

с подушками и одеялами

никому нельзя резко вдавливать газ

разгоняться

нельзя тормозить со скрипом и визгом

выйдя из автомобиля нельзя передвигаться неожиданно

быстро

также нельзя дразнить

и показывать рожи

нельзя подходить слишком близко

нельзя очень громко кого-то звать

потому что становится страшно

нужно за все хвалить

отдавать недоеденные сосиски

ласково говорить о хорошем

потому что я – главная в этом месте

мной законно обоссана вся стоянка

и часть прилегающего квартала

Джуля —

хозяйка этой бензоколонки

Джуля

а не эти

бессмысленно передвигающиеся цыгане

Копенгаген не принимает

1

Копенгаген не принимает

взлетные полосы расплавлены

кролик валяется, дышит за унитазом

в парке, на кладбище – голые люди

разнузданные молодчики с бутылками

оскорбляют очередного короля и его коня

йогурт нагревается по пути ко рту

купаться можно лишь ночью

потом будешь говорить:

помнишь, помнишь

лето, 94-й?

как я никого не любил

и никто не любил меня

2

а Мортен женился на русской соседке

сам еле ходит

практически не говорит

не умеет пользоваться отжимом

и в целом стиральной машиной плохо владеет

Наташа

уже не может

моется все чаще и чаще

во время бесполезных прогулок по центру

плачет

вспоминает о Всемогущем Боге

который легко спасает от улиц фабричных

от красного кирпича

от служб социальных

выручает воров в магазинах

покрывает угонщиков велосипедов

нелегальных звонильщиков прячет в чаще

и, наконец, отводит фермерскую машину

от молодого румына

заснувшего на лесной дороге

Прошедшее время

помните ли братья

как были счастливы мы

в поселке Насосный

хоть и вдали от столицы

а была своя атмосфера

целый день жара

целый день кофе

вечером подпевали магнитофону

сигареты все – пополам

раз в неделю каждому поносить – джинсовая рубашка

коньяк – поровну

закрутка – по кругу

общий карман

восьмерка – одна на всех

под шелковицей

как ласточка белая

плечом к плечу

с армейскими ремнями в руках

разговаривали с милицией

ни тебе пустоты

ни тоски

ни смерти

Алик

Азиз

Анвар Каримович

Коля

Жорик

Муслим

Игорь

прошедшим временем

в сердце

высечены сияющие

друзей имена

Шваб

«Мы будто бы спим, и будто бы сон…»

Мы будто бы спим, и будто бы сон,

И Фридриху темного пива несем.

И Фридрих торжественно, неторопливо

Пьет, как вино, темное пиво.

Хмельное молчанье неловко хранит,

На Эльзу Скифлд, волнуясь, глядит.

Мы будто совещаемся, пусть, мол, их —

И оставляем влюбленных одних.

И ждем, и ждем, и ждем до утра,

И она выходит – пойдемте, зовет, пора.

А Фридрих спит и дышит покойно, тихо,

Как будто бы обнимает Эльзу Скифлд.

1987–1989

«И солнце бледнеет до полной луны…»

И солнце бледнеет до полной луны.

Англичанин выходит, ступает на снег.

И снег подтаивает, струится под ним.

И кто-то настроенный против него.

Рождается и умирает в душе у него.

И чувство потери тревожит его.

И он поднимается, ослепший.

Наощупь выводит на снегу – англичанин.

1987–1989

«Эти маньчжурские плато…»

Эти маньчжурские плато

Напоминают Чкалов.

В Чкалове на Шевченковских

Точно такие места.

В Маньчжурии с первых дней

Чувствуешь подавленность,

Неуверенность в себе,

Ты немногословен, сдержан.

На Шевченковских легче,

Это же Чкалов.

Точно такие места —

Немногословен, сдержан.

1987–1989

«Фридрих идет как Бетховен…»

Фридрих идет как Бетховен,

Рукою власы шевелит,

Он наш, он пуглив и греховен,

Он смертен и даровит.

А мы устремляемся следом

И ходим за Фридрихом вслед,

И нашим бесчисленным летам

И вправду счисления нет.

1990

«Когда стеклянны дверцы шкапа…»

Когда стеклянны дверцы шкапа,

Скрипя, распахиваются вдруг,

В природе пышно расцветает

Пронзительный, негромкий звук.

Мы все выходим ради Бога,

Гуляет почва под ногой,

И придорожные овраги

Переполняются водой.

И провода поют и рвутся,

Не в силах электричество сдержать,

И мы печем картофель в углях,

Поскольку некуда бежать.

И на сырой земле вповалку,

Под гром и молнии разряд,

Мы засыпаем сладко-сладко,

Как много-много лет назад.

1990

«Входит двоюродный брат…»

Входит двоюродный брат,

Просит передать деньги нуждающемуся товарищу.

Постой, брат,

Твоего товарища давно нет в живых.

Нет, брат, веришь – бесконечно нуждается.

1992

«Вывешивать белье…»

Вывешивать белье,

Питаться снегом,

В наш двор не заходило время,

Нас не боялась детвора.

Припомним – детвора с магнитом

Проходит нашей улицею торопливо

…………….

1992

«Был опыт в градостроительстве…»

Был опыт в градостроительстве,

Строил в Польше,

На рубеже первичных изысканий

Испытывал отвращение как профессионал,

Замыкался в себе,

Отвечал самым высоким требованиям.

1992

«На нашей Энской улице…»

На нашей Энской улице

Был исправительный дом,

С копьевидною оградою,

Готическим окном.

Там, заградивши проходную,

Дежурил часовой,

И нашу улицу родную

Считал своей родной.

И днем и ночью музыка

Играла в замкнутом дворе,

И заключенные, как девушки,

Пританцовывали при ходьбе.

И взгляд холодный и сторонний

Через барьер не проходил,

И с неба ангелы Господни

Бросали мишуру и серпантин.

1993

«Нет, никогда не может статься…»

Нет, никогда не может статься,

Чтобы электрик молодой

Не отрицал основ естествознания,

Не рисковал жизнью.

Он повествует о войне,

Неразличимой невооруженным глазом.

Радиопомехи беспрестанно вмешиваются в его речь,

Прощай, электрик.

1994

«И сестры, осмелев, выходят к полднику…»

И сестры, осмелев, выходят к полднику,

И пьют ситро, и утирают пот,

И гость снимает со стены гармонику,

И неаполитанскую поет.

И как прибой накатывает ужин,

Окно задето фосфорным огнем,

И сестры полагают гостя мужем,

И переодеваются при нем.

1994

«Ах, чайки кружатся над фабрикой…»

Ах, чайки кружатся над фабрикой,

Слышится колокольный звон.

Я беден, я вычищаю сточные колодцы

В термических залах.

И первый подземный толчок

Я расцениваю как предательство,

Я обнаруживаю прогорклый запах

Природного газа.

Я обращаюсь к бегущим товарищам:

«Который час, дорогие мои?»

Они отвечали: «Прощай, Александр,

Мы погибли, нам нужно идти».

Они провидчески отвечали:

«Ты распрямишься, станешь субподрядчик, Александр!»

Я пританцовывал, обмирая от страха,

Я не был Александром.

1994

«Камнями девочки играли в бриллианты…»

Камнями девочки играли в бриллианты,

Заканчивалась Тридцатилетняя война,

И словно перочинный ножичек

По мостовой катилась рыбья голова.

Дальние овраги фосфоресцировали.

Продовольственные склады тщательно охранялись.

Караульные исполняли комические куплеты,

Как будто артисты.

«О, Господи, – шепталися в домах,—

Мы что-то не очень хорошо себя чувствуем.

Мы, в сущности, наповал убиты,

Как подсказывает сердце.

Предназначения судьбы не применяются в точности,

Отсюда страшная неразбериха.

Мы перекувырнемся и станем Габсбурги,

Нам хочется блистать, кощунствовать».

На заставах еще постреливали,

Свободные передвижения были запрещены.

В войсках беспрестанно жаловались на самочувствие:

«Мы не очень хорошо себя чувствуем».

1994

«Ударим в веселую лютню…»

Ударим в веселую лютню,

Поедем на аэродром.

Воскликнут часовые:

– Сюда нельзя, панове!

– Как жаль, мы проездом, панове,

Мы лютню продаем.

У вас на аэродроме

Светло, как будто днем.

Очевидно, празднества святые,

И нам скрываться не пристало,

И, значит, наши золотые

Мы раздадим кому попало.

1995

«Я уехал в Монголию, чтобы поверить веселому сну…»

Я уехал в Монголию, чтобы поверить веселому сну,

Сопровождал военизированный караван,

Подножка вертолета скользнула по виску,

На всю жизнь остался фиолетовый шрам.

Подростки латали бечевкою войлочный мяч,

Пастухи выпивали, передавая узкий стакан.

Я оставался в полном сознании, чтобы слышать приказ,

У развилки дорог стоял истукан.

К ночи пыль оседала, я споласкивал рот,

Освобождался от наплечных ремней,

Удары сердца я воспринимал как пароль

И гордился озабоченностью своей.

И обернувшись худым одеялом, как учил проводник,

Я слышал было шаги развеселого сна,

Но являлся мой старший брат и песен не заводил,

И простуженно кашлял, и исчезал как луна.

Я звал его, шарил по воздуху непослушной рукой,

Обыскивал местность при поддержке ночного огня,

И товарищи, смертельно уставшие за переход,

Угрожали избавиться от меня.

1996

«И в страшном сумраке аллей…»

И в страшном сумраке аллей

Вставал учитель слободской блаженной памяти

С пятнадцатилетнею утопленницей в обнимку,

Страна была Китай.

На рукаве цветочной клумбы горела свеча,

Любовники недоумевали.

В воздухе пахло грозой,

Кленовый лист прилеплялся к губам.

За пограничным ограждением обнаруживался свежий

                                                                               провал,

Аллеи распрямлялись в единую линию,

И шторм прощальный уж не огорчал,

И ослабление государства.

1996

«Гирканскому вепрю пристанище отыскать…»