Девушки, одолевая ужас, оглянулись.
      Дорога уже клубилась за ними, но все еще можно было разглядеть, как старуха, топоча, кружится на месте, сорвав свой грязный передник, размахивая им по сторонам и выкрикивая что-то.
      — Vento! Vento favorevolo! <Ветер! Попутный ветер (ит.) > — донесся пронзительный вопль, и все скрылось в облаке пыли.
      ***
      Солнце клонилось к западу. Девушки были так напуганы, что какое-то время слова не могли сказать и только смотрели широко открытыми, невидящими глазами на проносящиеся мимо, освещенные красными закатными отблесками мрамор гробниц, треснувшие плиты дороги, обломки акведуков. Ветер шумел в узорных венцах пиний.
      Лиза вдруг встревожилась. Этих прекрасных деревьев она не видела по пути на виллу Адриана. Да и развалин при дороге встречалось куда меньше; сама дорога была не мощеная, а земляная… Уж не сбились ли они с пути?!
      Лиза спросила об этом Августу, а та учинила допрос кучеру. Тот поглядел с видом глубокого превосходства: он полагал обеих синьор повредившимися в уме от чрезмерного испуга и едва удержался, чтобы не воскликнуть сочувственно: "Бедняжки!" Заверив, что к "Св. Франциску" можно попасть всякою дорогою, он отворотился и принялся деловито нахлестывать гнедую, давая понять, чтобы не мешались в его дела.
      Прошло около часу. Окрестности по-прежнему были незнакомыми, и гостиница не появлялась. Ветер между тем усилился до того, что порывы его сами сгоняли в гурты многочисленных овец, которых вели к загонам спустившиеся с гор юноши-пастухи, одетые лишь в традиционные бараньи шкуры шерстью наружу, обернутые вокруг бедер.
      Августа не выдержала и, велев Гаэтано придержать лошадь, спросила пастухов, далеко ли еще до "Св. Франциска". Те равнодушно взирали на коляску, на встревоженные женские лица; и ничто не нарушало очарованной дремы их черных глаз полуживотных на прекрасных лицах полубогов… Наконец один из них что-то пробормотал, неопределенно махнув рукою, и Августа, подбоченясь, недобро взглянула на Гаэтано, который сидел нахохлившись, отворотясь от студеного ветра, и чувствовал себя весьма неуютно.
      — Ну? — вопросила она негромко, однако в голосе ее звенел металл. Пастух говорит, до "Св. Франциска" полсуток езды вовсе в противоположном направлении! Что сие означает? Куда ты завез нас, проклятый разбойник?
      — Клянусь, я не виноват, синьора! — высунулся Гаэтано из плаща, жалостно кривя свои красивые, полные девичьи губы. — Не иначе, бесы помутили мой разум и сбили с пути. Во всем виновата эта старая strega.
      — Strega? — удивленно переспросила Лиза.
      — Ведьма, — перевела Августа незнакомое слово и вновь взялась за Гаэтано:
      — Ты имеешь в виду старуху из развалин? Почему ты назвал ее ведьмою?
      — А то нет! — воскликнул Гаэтано. — Сами знаете, что она одержима бесами, иначе не бежали бы от нее сломя голову!
      — Да, мы были напуганы, — нехотя признала Августа. — Но как она могла сбить тебя с дороги, скажи на милость?
      — Как? — усмехнулся Гаэтано. — Да очень просто!
      Видели, как она махала своим вонючим передником?
      Слышали, что она кричала? "Ветер! Попутный ветер!" — передразнил он ее, размахивая руками, вертясь на козлах. — Она накликала ветер, который и сбил нас с дороги. Понятно вам, синьоры?
      — Чушь какая, — пожала плечами Августа, с трудом удерживая на голове шляпку. — Накликать ветер! Это уж слишком!
      Лиза молчала. Слишком многое видела она в своей жизни, чтобы отмахнуться даже от самого нелепого суеверия. Она поверила Гаэтано. Эта старуха могла все!
      Лиза не сомневалась. Но для чего это ей понадобилось?
      Куда ей нужно было загнать их колдовским ветром?
      — Что же теперь делать? Как добраться до "Св. Франциска"? Бедная Яганна Стефановна небось с ума сходит от беспокойства! — произнесла Августа и захлебнулась новым порывом ветра.
      — Осмелюсь сказать, синьоры, — прокричал Гаэтано, — нам туда сегодня нипочем не добраться! Здесь неподалеку есть остерия, иначе говоря придорожная гостиница "Corona d'Argento". Очень приличная остерия, и хозяин ее — добрый человек. Он даст нам ужин и ночлег, а утром мы отыщем дорогу к "Св. Франциску" или попросим проводника.
      Августа и Лиза молча переглянулись.
      Дорогу пересекла длинная серая тень, замерла на миг, сверкнув парой желтых злобных глаз, и исчезла в сумерках.
      — Волчица? — дрогнувшим голосом спросила Лиза, но ответа не расслышала, потому что тут на них налетел настоящий ураган.
      Какое-то мгновение казалось, что легкая carrozza сейчас опрокинется и покатится по дороге, гонимая ветром, словно перекати-поле. Из черного клубящегося вихря слышно было только тпруканье Гаэтано, пытавшегося сладить с ошалелой лошадью, да ее перепуганное ржание.
      — Умоляю вас, синьоры, решайтесь! — взвизгнул кучер, едва ветер стих. — Не то мы погибнем здесь!
      Словно в ответ ему загремел гром, сверкнула молния, и первые капли дождя упали на еле различимые во мраке лица путешественниц.
      — Погоняй! — крикнула наконец Августа, торопливо собирая разметавшиеся черные волосы. — Делать нечего, — обернулась к подруге, — название у этой остерии, во всяком случае, красивое: "Серебряный венец".
      Будем надеяться, хоть он защитит нас от этой напасти.
      Лиза сидела, забившись в уголок, вцепившись в концы шали, чтобы ее не сорвал ветер; шляпа давно сгинула во тьме. Она думала о том, что название у остерии и впрямь красивое, но оставалось непонятным одно: откуда об этой остерии знала старуха с Адриановой виллы и почему ей непременно было нужно, чтобы туда попали путешественницы? Ведь она накликала именно попутный ветер…
      Глава 3
      Остерия "Серебряный венец"
      Прошло невесть сколько времени; и вот внезапно, так, что Августа и Лиза, вздрогнув, схватились за руки, из темноты выступило блеклое пятно. Еще через не сколько мгновений стал виден коптящий фонарь, чей тусклый луч показался измученным путешественницам ярче и милее солнца и луны, вместе взятых. В его дрожащем полусвете появились грязные каменные стены, низкая арка, ведущая в конюшню: в темном провале смутно различались силуэты лошадей, слышалось фырканье громко жующего осла.
      — Спускайтесь скорее, синьоры! — взмолился Гаэтано. — Вот-вот начнется ливень, вы промокнете до нитки!
      Дождь шел все сильнее, и деваться было больше некуда. Гаэтано подал руку, девушки вышли из коляски и бегом устремились к тяжелой, окованной железом двери, которая при их приближении распахнулась будто бы сама собою, и в проеме появилась кряжистая, длиннорукая фигура какого-то человека. Вспыхнули воспламененные лихорадкою глаза, и, трубно высморкавшись в шейный платок, он зычно провозгласил:
      — Входите, синьоры!
      Августа с Лизою замешкались было, но тут дождь обрушился со всей яростью; их будто подхватило вихрем и само собой внесло в двери остерии.
      Девушки застыли у порога, цепляясь друг за дружку.
      Но, боже, какое тепло царило здесь! Как жарко пылал очаг, как чудесно благоухала поросячья тушка на вертеле, как громко свистел огромный закопченный чайник, как приветливо подмигивали, оплывая, сальные свечи!
      Хозяин, оказавшийся смуглым крепышом средних лет с мясистым угрюмым лицом, так усердно хлопотал у стола, что кисточка его красного фригийского колпака отплясывала на макушке.
      Зала была почти пуста: человека четыре сидели, придвинув стол к камину. Хозяин бесцеремонно спровадил их в темный угол, а к теплу почтительно проводил молодых дам, ради такого случая застелив темный от грязи стол полотняной скатертью, чистой, но явно знававшей лучшие времена, как, впрочем, и одежда хозяина, да и вся остерия — даром что носила столь пышное название.
      Физиономия у хозяина была, конечно, разбойничья; однако он так радел об удобствах гостей, что Лиза невольно забыла о своей настороженности.
      На столе появились тарелки, блюда с мясом, хлебом и оливками; хозяин поставил перед девушками бокалы доброго вина, как он выразился. Бокалы оказались двумя большущими глиняными кружками, от которых шел пар, благоухавший корицею, апельсинами, гвоздикою и хорошим вином.
      Лиза недоверчиво уставилась на свою кружку. Августа же, видимо, пробовавшая такой напиток прежде, обрадовалась:
      — Вино с пряностями! Да мы в одну минуту согреемся, Лизонька! Поднесла кружку к губам и со смехом отвернулась:
      — Жжется!
      С сожалением отодвинув кружку — остывать, Августа разломила хлеб, взяла кусочек жареной поросячьей ножки и принялась за еду. Лиза, которая до изнеможения хотела пить, оглянулась в поисках хозяина, но тот куда-то отлучился, поэтому она сама встала и, сняв со стойки пустую кружку, подошла к большой бочке, стоявшей в углу. Лиза видела, как хозяин наполнял оттуда котелок, и поняла, что там было не вино, а вода, которая только и могла утолить ее жажду.
      Нацедив воды, Лиза припала к кружке, как вдруг до нее донесся чей-то голос из-за занавески. Он был столь неприятен, скрипуч и груб, что, казалось, издавал зловоние. Скорее всего принадлежал он женщине, хотя более всего напоминал голос самого дьявола!
      — Я же говорила, что они приедут сюда, — шипела женщина. — А ты еще не верил, дурак!
      — Верил, верил, матушка! — простонал другой голос; и был он так испуган, так дрожал, что Лиза едва признала хозяина остерии. — Верил, клянусь мадонной!
      — Смотри у меня! — проворчала "матушка". — Но какого же черта поселил ты здесь этого человека?!
      — Он хорошо заплатил, — пролепетал трактирщик, и Лиза услышала звук, очень напоминавший увесистую затрещину.
      — Когда-нибудь твоя жадность доведет тебя до могилы! — рявкнула страшная "матушка". — Смотри, если не сладишь с этой девкою, мессиры будут очень и очень недовольны. Сам понимаешь, что это значит! На этот раз даже я не смогу заступиться за тебя!
      — Будем уповать на господа и пресвятую деву, — елейно вымолвил трактирщик. — Надеюсь, свое вино они выпили…
      Вино!
      Лиза, как ошпаренная, отскочила от бочки, бросив на стол наполненный ужасом взгляд. Слава богу, кружка Августы была еще полна!
      Лиза торопливо села, думая, как бы незаметно дать понять Августе, что на них надвигается какая-то опасность. Но тут входная дверь распахнулась, и в залу ввалился Гаэтано, доселе возившийся с лошадьми.
      Он выглядел очень усталым и бросил алчный взгляд на стол, заставленный едою. Августа слегка помахала юноше.
      — Ты можешь сесть за наш стол, Гаэтано, — снисходительно сказала она. — Видит бог, ты вот-вот свалишься с ног, так что дозволяю тебе отужинать.
      Лиза, несмотря на терзавшую ее тревогу, с трудом подавила улыбку. Да ей бы и в голову никогда не пришло такое: она просто пригласила бы кучера поесть — и все. Нет, все-таки между истинной княгинею и самозванкою о-огромная разница!
      Гаэтано, отвесив дамам благодарные поклоны, скромно притулился на краешке стула и накинулся на еду. Он запихивал в рот огромные куски мяса и хлеба; глотал, Даже не жуя, с таким вожделением поглядывая при этом на дымящееся вино, что Августа опять сжалилась над ним и придвинула свою кружку со словами:
      — Пей, бедняга! Ты весь дрожишь!
      Бросив на нее сияющий взгляд, Гаэтано потянулся было к вину. В тот же миг хозяин, выросший словно из-под земли, вцепился в его руку.
      — Я приготовил это вино специально для высокочтимых синьор! — взревел он, наградив Гаэтано таким взглядом, что тот остолбенел. — Тебе сойдет и кое-что попроще!
      — Ничего, ничего, — махнула рукою Августа. — Нам вполне хватит одной кружки. А это пусть выпьет наш кучер. — И она вновь подтолкнула кружку к Гаэтано.
      Рука его дернулась было вперед, но тут их с трактирщиком глаза встретились, и Гаэтано замер, будто наткнулся на змею. Августа ничего не заметила, но от Лизы не укрылась предостерегающая гримаса, которую скорчил трактирщик.
      Гаэтано медленно убрал руку со стола, и вдруг лицо его покрыла меловая бледность.
      — Я.., сыт, — прохрипел он, вскакивая с такой поспешностью, будто скамья под ним вспыхнула. — Благодарю вас, синьоры. Я буду спать на конюшне. Прощайте! — И выметнулся за дверь.
      Августа, смеясь над странностями кучера, взглянула на подругу, и улыбка застыла на ее устах… Лиза с усилием придала своему лицу выражение полнейшей невозмутимости и, подхватив злополучные кружки, всунула в руки хозяину так ловко, что не успел он и глазом моргнуть, как уже держал их.
      — Сдается мне, вино уже простыло, — затараторила Лиза, — но не трудитесь, любезный хозяин, подогревать его снова. Мы вполне удовольствуемся горячей водою.
      И прежде чем кто-то понял, что она собирается сделать, Лиза сняла с полки две чистые кружки и зачерпнула воды из котелка, стоявшего на очаге.
      Черные глаза молодой княгини блеснули, и Лиза с облегчением поняла, что Августа тоже насторожилась.
      Она бросила на стол золотой дукат, и хозяин, тотчас позабыв свое разочарование, схватил его с такою поспешностью, будто перед ним была не монета, а снежинка, которая вот-вот могла растаять.
      — Спасибо, спасибо, высокочтимые синьоры! — запел он сладко. Поистине счастливым ветром занесло вас сюда!
      Он весь был погружен в созерцание золота, иначе непременно заметил бы, как вздрогнула Лиза…
      А ей словно бы раскаленную иглу вонзили в сердце!
      Ветер… Счастливый ветер? Нет, попутный ветер! Так вот почему таким пугающе знакомым показался ей голос "матушки" трактирщика: ведь это был голос страшной старухи из Адриановой виллы…
      Что делать? Что же теперь делать?!
      Их здесь ждали — это ясно. Неизвестно пока, замешан ли тут Гаэтано, хотя поведение его весьма подозрительно, однако сомнений нет: старуха и ее сын замыслили недоброе. Если сказать, что она узнала старуху, расправа может последовать незамедлительно. Попытаться убежать?.. Их ни за что не выпустят — куда там!
      Да и в той круговерти, что беснуется за порогом, им не скрыться, если это и впрямь дело рук проклятой старой strega. Нет, надо выиграть время. Скорее всего нападут на них ночью, когда будут уверены, что они уснули.
      В вино, наверное, подмешано снотворное… Эх, надо было сделать вид, что они его выпили, — это успокоило бы разбойников.
      Вбежал какой-то тощий, неряшливый мальчишка, верно слуга; бросив на девушек хитрый взгляд, что-то шепнул хозяину.
      — Высокочтимые синьоры, — склонился тот в поклоне. — Прошу прощения, что заставил вас ждать: самая роскошная спальня была занята синьором, который прибыл незадолго перед вами. Но, узнав, какие высокородные дамы оказали моему скромному заведению честь своим присутствием, этот любезный господин с охотою перебрался в другую комнату. Да благословит мадонна его доброе сердце! Извольте же следовать за мною, синьоры. Я самолично провожу вас в ваши апартаменты, где уже все готово: горит очаг, кувшины полны воды, и даже… — Он сделал паузу и, важно поводя носом, изрек со значением в голосе:
      — Даже постелены чистые простыни!
      Августа слегка кивнула, давая понять хозяину, что его старания оценены должным образом, а Лиза неожиданно подхватила кружки с вином и улыбнулась изумленному трактирщику:
      — Жаль, если пропадут ваши труды, дорогой хозяин. Пожалуй, мы все-таки выпьем это вино перед сном!
      Вздох облегчения, вырвавшийся из груди негодяя, мог бы погасить свечу, и Лиза, несмотря на терзавшую ее тревогу, едва удержалась от смеха. В этом мерзавце, при всей его злообразности, было нечто столь глупое, пошлое и несусветное, что в сердце Лизы начала оживать надежда. Да неужто им с Августою не провести этого жадного барана?!
      Они двинулись вслед за хозяином, который то и дело кланялся.
      Наконец на галерейке, окаймлявшей залу, он распахнул какую-то дверь и гостеприимным жестом пригласил дам войти.
      — Надеюсь, ваши светлости будут спать спокойно, — промурлыкал он.
      — Надеюсь, мы еще увидимся с вами! — со значением ответила Лиза, улыбаясь изо всех сил.
      Волчьи глаза его сверкнули на миг и погасли в тени набухших век. Хозяин захлопнул дверь, унеся с собою свечи.
      ***
      Свечи-то унес, однако темнее в комнате не стало.
      Полная луна светила в растворенное окно!
      — Батюшки-светы! — изумленно воскликнула Лиза. — А буря-то закончилась!
      — Конечно, — криво усмехнулась Августа. — Она уж больше не надобна: птички в клетке!
      — Значит, ты поняла? — тихо ахнула Лиза.
      — У тебя было такое лицо… — кивнула Августа. — Но как ты догадалась?
      Лиза торопливым шепотом поведала о подслушанном разговоре, и Августа даже зубами скрипнула от злости.
      — Проклятые разбойники и воры! — выругалась она почему-то по-итальянски и тут же решительно произнесла:
      — Окно отворено. Подумаешь, второй этаж!
      Подберем юбки повыше и… При такой-то луне не заплутаемся. Отсидимся где-нибудь в зарослях не то в развалинах, а по свету, глядишь, найдем на дороге какую-нибудь calessino.
      Лиза с сомнением пожала плечами. Решительности ей было не занимать, и все же замысел Августы показался слишком уж бравым. Наверняка их стерегут. Она подошла к окну, высунулась, и тотчас внизу раздался тихий свист, а потом по двору, словно невзначай, прошелся какой-то широкоплечий человек, поглядывая наверх и поигрывая ружьем, которое держал на изготовку. Лиза сочла за лучшее отступить. Путь в окно был отрезан.
      ***
      Августа стояла у порога и оглядывалась. Эта "самая роскошная спальня" была небольшим зальцем с камином, над которым висело треснувшее зеркало, со столом, куда Лиза с облегчением воздвигла знаменитые кружки, да двумя табуретами. Посреди комнаты высилась просторная кровать, столь массивная, что нечего было и думать перетащить ее в более укромное место, хотя бы в угол.
      — Ничего, так даже лучше, — бодро заявила Августа, — Я, помнится, читала какой-то испанский роман, в котором храброго гидальго зарезали на постоялом дворе сквозь потайное отверстие в стене. А тут нас никакая шпага, никакой нож не достигнет!
      Лиза только зябко повела плечами.
      Они еще послонялись по неуютной комнате, посидели на краешке обширного ложа… Августа зевала, сначала прикрываясь ладошкою, потом все шире и шире.
      Делать было нечего, оставалось только лечь в постель.
      Решив, что утро вечера мудренее, сговорились спать попеременно. Лизе, у которой сна не было ни в одном глазу, не составило труда убедить Августу, что будет караулить первая.
      Веки у княгини смыкались словно бы сами собою.
      Кое-как расшнуровав сырое платье, она брезгливо стащила его с себя, спустила ворох нижних юбок, расшвыряла башмаки, чулки и в одной рубашке, простонав: "Ни за что не могу спать одетая, господи, прости!" — рухнула в постель и тут же унеслась в мир снов, забыв даже укрыться.
      Лиза натянула на нее и впрямь чистую простынку и, вслушиваясь в ровное, глубокое дыхание, подумала обеспокоенно: уж не хлебнула ли, часом, Августа отравленного вина — больно крепко спит!
      ***
      Долго сидела Лиза на краю постели, опершись о колени, умостив подбородок на кулачок, и глядела в окно.
      Луна уплыла за край рамы, ослепительно засияли звезды. Их было столь много, можно было подумать: со всего неба собрались они полюбопытствовать, что же теперь будут делать две русские девушки, попавшие в западню?
      Странно: несмотря на явную опасность, мысли Лизы были далеко от зловещей таверны. Она смотрела в мерцающую высь и думала, что где-то там, под этими звездами, за тихими водами и туманными равнинами, ночь плывет над Россией… И где-то далеко, за морями, за горами, видят эти звезды Алексея. Если он жив.
      Если он жив! И всем сердцем взмолилась: "Умилосердись, о боже наш, и помилуй раба твоего Алексея Измайлова, где бы ни был он сейчас!"
      Все это время Лиза так старательно пыталась излечить раны, нанесенные ей последней встречей с Алексеем, что насильственно изгоняла всякую мысль о нем.
      А теперь, упиваясь тихой скорбью своих всевластных, хоть и бесполезных, воспоминаний, размышляла, не .есть ли ее непреклонная, противоестественная любовь к Алексею наваждение, род колдовского безумия?.. Она дала себе волю и забрела по извилистым тропам памяти так далеко, что кровь застучала в висках, а сердце то замирало, то вновь билось неистово.
      С трудом воротясь туда, где на широкой кровати, нелепо стоявшей посреди полупустой мрачной комнаты, спокойно спала Августа, Лиза тихонько, чтоб и пословица не скрипнула, прокралась к окну и высунулась, желая немного охладить пылающее лицо.
      Безлюдье царило кругом, никто не вышел с кремневым ружьем наперевес, чтобы спугнуть девушку. Может быть, их стража уснула? В остерии — тишина, ни одно окно не светится. Неужели логово негодяев наконец угомонилось? А коли так, не рискнуть ли улизнуть отсюда под покровом ночи?..
      Прежде чем идти будить Августу, она решила получше разглядеть окрестности и высунулась дальше в окно; и тут чуткое, настороженное ухо уловило легчайший шорох наверху. Лиза невольно отпрянула, и тотчас перед ее лицом повисла веревочная петля, спущенная с крыши.
      ***
      Лиза, помертвев лицом, глядела, как петля, покачавшись секунду в окне, стремительно ускользнула вверх, словно поняв, что упустила добычу.
      На подгибающихся ногах Лиза вернулась к кровати и почти в обмороке упала на нее.
      Господи, какой-то миг — и она была бы мертва!.. Ее трясло так, что она вцепилась зубами в рукав. Дрожь не унималась, и немалое время понадобилось Лизе, чтобы понять: дрожит вовсе не она, мелко сотрясается кровать, словно кто-то осторожно раскачивает ее.
      Лиза резко села, спустив ноги на пол, и тут же вскочила в недоумении: кровать почему-то стала ниже. Теперь ложе было почти вровень с полом…
      Лиза изумленно уставилась на подрагивающую кровать и вдруг разглядела, что она медленно, но неостановимо опускается. Еще миг — и кровать вместе со спящею Августою вот-вот исчезнет из глаз!
      Будить ее было уже некогда. Лиза рванулась вперед, упав на постель плашмя, и так толкнула в бок Августу, что та кубарем свалилась на пол. Невероятным усилием Лиза откатилась в противоположную сторону, и в ту же секунду их кровать погрузилась в широкое, зияющее отверстие в полу.
      ***
      Беспробудную сонливость Августы как рукой сняло.
      Вмиг придя в себя и сообразив, что произошло, она окинула комнату взглядом, метнулась в угол, с натугой приподняла дубовый стол и поволокла его к двери. Лиза, смекнув, что она замыслила, вцепилась в стол с другой стороны. Зелье трактирщика колыхалось в кружках, выплескивалось; Лиза машинально сняла их и поставила в углу.
      Вдвоем они еле дотащили стол до порога и плотно приткнули к двери. Перевели дух… И только сейчас заметили: дверь-то отворяется наружу, так что при хорошем рывке ее не удержит та хлипкая задвижка, на которую она была заперта. Ну ладно хоть то, что теперь тишком двери не отворить, и любой ворвавшийся в комнату прежде налетит на стол.
      Августа, поддернув рубаху выше колен и завязав узлом, чтоб не путалась в ногах (одеваться было недосуг), подхватила громоздкий табурет, кивком приказав Лизе последовать ее примеру.
      — Покарауль возле ямины, — велела шепотом. — Мало ли кто теперь на той кровати обратно поднимется, когда они увидят, что нас нету. А я погляжу, нет ли в стенах ще…
      Она не договорила. С тихим, вкрадчивым скрипом раздвинулись дубовые доски, которыми были обшиты стены почти до потолка, и какой-то человек, выставив вперед шпагу, ворвался в комнату.
      В руках Августы взлетел, точно перышко, табурет, и она метнула его прямо в голову разбойника. Издав недоуменное утробное восклицание, тот завалился назад, но застрял в узкой щели, закупорив ее своим телом.
      Шпага его, звеня, покатилась по полу; и в этот миг Лиза почувствовала, что пол снова заходил ходуном. Сперва ей показалось, что это ноги задрожали с перепугу г однако тут же ударила догадка: кровать поднимается!
      Она махнула Августе, и та, подхватив окровавленный табурет, метнулась к ней. Девушки напряженно вглядывались в темный провал.
      .
      — Неужто смертоубийство задумали? — тихо проговорила Лиза. — Вот звери лютые…
      — Я поначалу решила, они просто-напросто хотят насусыпить да ограбить, а тут вон что… — покачала головой Августа. — Все ж, надеюсь, одумаются, спохватятся!
      Лиза печально усмехнулась. Она не хотела пугать подругу; напротив, дорого бы дала, чтобы хоть как-то ее успокоить: жизнь приучила ее прямо смотреть в лицо опасности и не пытаться спрятать голову под крыло.
      — Помнишь, я тебе про Дарину рассказывала? — тихо молвила она. — Тоже все надеялась, бедная, может, одумается Сеид-Гирей, может, спохватится? Эх, Дарина, бедная Дарина… Плохая надежда, что у палача топор сломается! Лучше уж ко всему готовым быть.
      Она вздрогнула. Послышалось или и впрямь раздался за стеной, где чернела узкая щель, не то стон, не то тяжкий вздох, когда она упомянула имя несчастной малороссиянки? Не ее ли призрак очнулся от вечного сна?
      — Готовься! — насторожилась Августа. — Вот они!
      Кровать поднималась чем выше, тем скорее, и вот из отверстия уже показались головы трех бандитов. Лица их недосуг было разглядывать; по команде Августы табуреты опустились на двух негодяев, однако третий успел выскочить из провала прежде, чем Августа вновь взметнула свое оружие. Он был так силен и ловок, что отшвырнул княгиню вместе с табуретом в угол и повернулся к Лизе, широко расставляя клешнястые руки, словно норовя обнять. В полусвете занимающегося утра его лицо было землистым, набрякшим, будто у вурдалака, только что восставшего из своей могилы.
      Сделав несколько обманных движений, он вцепился в табурет и так яростно рванул, что в руках Лизы осталась перекладина. Обломки табурета полетели в сторону, ненароком угодив на кровать, где по-прежнему были простерты окровавленные тела двух разбойников.
      Послышался сдавленный стон. Поняв, что еще пуще покалечил своих же сотоварищей, бандит и вовсе рассвирепел.
      Выхватив из-за пояса тускло блеснувший кинжал, он метнулся было к Лизе, но тут Августа, успевшая прийти в себя и подняться, издала столь пронзительный визг, что бандит всполошенно завертелся на месте.
      Лиза оглянулась и ахнула.
      Августа подхватила с полу шпагу и встала в позицию с ловкостью заправского дуэлянта.
      Согнув в коленях голые ноги и прищелкивая, будто кастаньетами, пальцами левой руки, воздетой над взлохмаченной головой, она быстро приближалась к разбойнику, переступая с пятки на носок. Глаза ее азартно сузились, верхняя губа ощерилась, из горла вырвался протяжный звук, напоминающий охотничье улюлюканье, словно Августа была сейчас выжлятником, шпага — исправно натасканным выжлецом, а растерянный разбойник — волком.
      Он отступал и отступал, скосившись на острие, пляшущее перед самым его лицом. Право, шпага чудилась продолжением руки Августы, столь точно ловила она всякое движение негодяя, который, однако, все еще оставался опасен, ибо в руке его был зажат нож.
      Лиза кинулась к валявшемуся в углу табурету, желая помочь Августе, однако тело, торчащее в стене, вдруг отодвинулось назад (в некий горячечный миг Лизе даже померещилось, что труп сам собою уползает с поля сражения!), щель снова расширилась, и из нее, как пробка из бутылки, с проворством, вовсе неожиданным для ее обрюзглой фигуры, выскочила желтолицая старуха, ядовито посверкивая глазками, еле различимыми меж морщин.
      ***
      Крик застрял в горле Лизы…
      Старуха, распялив рот в ухмылке, неспешно двинулась к ней; Лиза отступала шаг за шагом, пока не наткнулась на стену.
      Едва удалось оторвать глаза от мертвенного взора, но тут же они приковались к сморщенным пальцам, комкающим край грязного передника. В этом было что-то особенно отвратительное… Чудилось: клубок змеенышей копошится в подоле старухи!
      Колени вдруг подогнулись, и Лиза села, где стояла, бессильно привалившись к стене.
      Внезапный приступ тошноты скрутил ее. Жабья морда нависала ниже и ниже. Этот взор держал ее, сковывал, не давал шевельнуться!
      "Вот она, смерть моя…" — вяло подумала Лиза, как о чем-то, не имеющем к ней никакого касательства, медленно смыкая веки и уже ощущая на своем горле ледяную хватку.
      Мельтешили перед глазами разноцветные пятна, их заволокло чернотой… И внезапно перед меркнущим взором вспыхнуло исполненное страдания лицо Алексея!
      "Берегись!" — страстно выкрикнул он, рванулся к Лизе.., и видение исчезло.
      Но исчезло и наваждение, опутавшее Лизу! Открыв глаза и отшатнувшись от зловонных рук, она увидела на полу кружки с отравленным зельем и, подхватив обе, с силой влепила их в лицо старухе.
      ***
      Вопль, раздавшийся затем, мог бы мертвого поднять из могилы, и Лиза невольно закричала тоже, ибо страх ее уже превысил всякую меру.
      Старуха стала столбом, широко расставив руки. Глиняные осколки торчали из ее отвислых щек, бурая жидкость стекала по набрякшему лицу.
      Какое-то жуткое мгновение Лизе казалось, что сейчас ведьма утрется грязным рукавом и все начнется сызнова; однако вылезшие из орбит глаза вдруг погасли, старуха грянулась оземь, даже гул прокатился по комнате!
      Тело ее несколько раз конвульсивно дернулось и замерло.
      ***
      С усилием оторвав взор от этих страшных содроганий, Лиза оглянулась как раз вовремя, чтобы увидеть завершение поединка Августы с ее противником.
      Тому так и не удалось пустить в ход свой нож; шпага, стремительная и опасная, будто разъяренная змейка, стерегла каждое его движение. Погоняв злодея по всей комнате и не спеша с расправою, словно продлевая удовольствие, Августа сделала внезапный выпад как раз в тот миг, когда бандит стал вплотную к кровати. Он отшатнулся, ноги его подкосились; издав ликующий визг, Августа пригвоздила его к перине.
      Не бросив на жертву даже взгляда, Августа кинулась к Лизе, и подруги, стоя над чудовищным трупом старухи, порывисто обнялись, не веря, что еще живы…
      Не успели они перевести дух, как от мощнейшего рывка настежь распахнулась дверь, и какое-то окровавленное, растрепанное, изрыгающее стоны и проклятия существо ворвалось в комнату столь стремительно, что снесло дубовый стол, стоящий поперек пути, словно шляпную картонку.
      Не тотчас Лиза и Августа признали хозяина остерии "Corona d'Argento".
      Окинув безумным взором следы кровавого побоища и издав дикий крик при виде мертвой старухи, он рухнул на колени и, жалобно подвывая, пополз к остолбеневшим от изумления девушкам, простирая к ним руки.