– Он ждет нас в малой гостиной. Прибыл, когда вы секретничали с этой экзальтированной особой, – говорила она на ходу. – Кстати, я сказала ему, что вы здесь, и не утаила, по какой причине. Это он мне и посоветовал показать вам спальню тетки.
– Но кто он? – Катенька догнала Лидию Михайловну уже внизу.
– Минуту терпения, душечка, – проворковала та и указала на дверь, ведущую, видимо, в малую гостиную.
В этой гостиной царил нежный gris-de-perle, жемчужно-серый цвет, да и обставлена она была с большим вкусом и изяществом. Даже не верилось, что в одном доме могут располагаться столь разные комнаты, как эта малая гостиная и, например, спальня хозяйки. В изящном кресле около столика сидел довольно молодой господин, одетый в серый английский костюм, правый рукав которого выше локтя перетягивала траурная лента. Господин тотчас поднялся со своего места, едва только дамы вошли в комнату.
– Не скучали, Алексей Денисович? – спросила Лидия Михайловна с приятною улыбкой.
– Что вы, Лидия Михайловна, – с не менее приятной улыбкой ответил господин и внимательно, впрочем, не нарушая приличий, посмотрел на Катеньку.
Та, со своей стороны, так же принялась рассматривать Алексея Денисовича. Лет около сорока, росту чуть выше среднего, телосложения худощавого, наружность благообразная и незапоминающаяся совершенно – русые волосы, тщательно напомаженные и разделенные на прямой пробор, модно подстриженные височки, продолговатый овал лица, высокий лоб, небольшие близко посаженные голубые глаза, тонкий прямой нос, нечеткая форма губ, скошенный подбородок. Взгляду задержаться решительно не на чем. Катерина Дмитриевна подумала, что и вид, и костюм Алексея Денисовича удивительно гармонируют с обстановкой гостиной – такие же приятные и такие же невыразительные.
– Ну, знакомьтесь, – подала голос Лидия Михайловна, выдержав небольшую паузу. – Катерина Дмитриевна, это управляющий теткиными капиталами, Алексей Денисович Вавилов. А это Катерина Дмитриевна Карозина.
Здесь необходимо заметить, что графиня К., получившая этот титул от мужа, который был старше ее почти вдвое, осталась довольно обеспеченной вдовой восемь лет назад, когда шестидесятилетний князь неудачно отужинал, подавившись рыбьей костью. Несколько прибыльных поместий, акции наиболее крупных торговых предприятий, процентные вклады в цюрихском банке – вот основа графского капитала, не считая старинных ювелирных украшений. Восемь лет назад общая стоимость наследства, полностью оставленного молодой супруге в обход ближайших родственников, приближалась к миллиону рублей. Благодаря же умному распоряжению этими капиталами самой графини, сумма увеличилась втрое.
– Приятно лицезреть супругу такого известного человека, – тут же польстил, причем, довольно неловко, Алексей Денисович, целуя у Катеньки ручку. – Лидия Михайловна сообщила мне, что ваш супруг согласился расследовать это злодейство? – он выразительно поднял глаза к потолку, и Катенька не поняла, то ли он имел в виду спальню графини, то ли подразумевал, что душа ее сейчас на небесах. Подумав, Карозина пришла к выводу, что скорее первое, нежели второе.
– Да, возможно, Никита Сергеевич возьмется за это дело, если только мне, наконец, удастся хоть что-то выяснить, – прохладно заметила она, потому что подхалим Вавилов ей не понравился.
Сначала-то он просто не произвел никакого впечатления, но теперь она твердо решила, что этот человек ей не нравится и ничуть не разделяла восторгов Лидии Михайловны. Катенька была склонна верить ему еще меньше, чем истеричной Федорцовой.
– Надеюсь, что смогу вам помочь, – масляным голосом проворковал Алексей Денисович.
– Присаживайтесь, – предложила Лидия Михайловна, – я распоряжусь подать чаю, – и деликатно покинула комнату.
Катенька села в кресло, Алексей Денисович расположился напротив. Помолчали.
– Катерина Дмитриевна, надеюсь, вы не сочтете меня вульгарным, – заговорил Вавилов, – если в своем рассказе я буду избегать двусмысленностей, и наоборот, буду выражаться предельно точно и ясно. История, видите ли, такова, что мы только потратим кучу времени, если станем объясняться экивоками, – и посмотрел открыто и выжидательно.
Катенька, немного подумав, согласно кивнула, решив про себя, что, пожалуй, поспешила с оценкой Вавилова. Его тон и его слова выдавали сейчас человека прямого и честного.
– Я уже не гимназистка, Алексей Денисович, – подтвердила она свой кивок, – авось в обморок не упаду.
– Вот и прекрасно, – мягко улыбнулся Вавилов. – Постараюсь говорить исключительно по существу, чтобы, во-первых, не занимать ваше да и свое время, а во-вторых, чтобы не оставалось никаких сомнений. Довольно уж и так слухов всяких, – поморщился он. – Но я ничего не стану о них говорить. Я служу в этом доме уже пять лет и многое знаю, но предпочитаю не распространятся об этом, хотя бы из уважения к Наталье Ильинишне. Не собираюсь и осуждать ее образа жизни, мне не за то платят... Платили, – поправил он сам себя. – Впрочем, довольно, перейдем к делу. Месяц назад у графини появился новый поклонник. Довольно молодой человек довольно интересной наружности. Лет около тридцати, брюнет, изящный, – Алексей Денисович прищурился. – Особые приметы? Тонкие усики, нафиксатуаренные и подкрученные. Хотя, усы это не примета... М-м-м... Словом, вполне благовоспитанный на вид. Наталья Ильинишна к нему очень привязалась, так, что даже просила меня составить на его имя доверенность, – он поджал губы и склонил голову набок. – Доверенность в отношении ее капиталов. На имя Николая Карловича Штайница. Думаю, – как бы в скобках заметил он, – это не настоящее его имя. Доверенность мы с Абрамом Иосифовичем, ее нотариусом, составили. Хозяйский приказ и все такое. Но хочу указать вам на одну деталь – случилось это десятого числа сего месяца.
– За пять дней до ее смерти? – уточнила Катенька, слушавшая очень внимательно толкового управляющего.
– Да, Катерина Дмитриевна, – подтвердил он все с той же мягкой улыбкой. – Более того, Наталья Ильинишна эту доверенность подписала. Она хотела, чтобы он получил право распоряжаться ее деньгами.
– Но зачем ей это было нужно, как вы думаете?
– Мое мнение, Катерина Дмитриевна, таково, что этот молодой человек имел на Наталью Ильинишну очень большое влияние, – многозначительно проговорил Вавилов.
– Шантаж? – уточнила Катенька.
– Этого я вам с полной уверенностью сказать не могу, но графиня последнее время была мало похожа на себя, прежнюю, я имею в виду. Спросите, в чем это проявлялось? – Катенька кивнула. – Знаете, – вздохнул Вавилов, – Наталья Ильинишна всегда была женщиной довольно живого характера. Любила компании, шутки, это вам любой подтвердит, кто знал ее ближе. В делах была весьма осмотрительна и умна. А тут почти перестала у себя принимать, проводила много времени только с двумя людьми – компаньонкой... Вы ее видели, и как вам она? – поинтересовался Вавилов не без любопытства.
– Я потрясена, – только и сказала на это Катенька.
– Да, меня эта особа тоже всегда фраппировала, – усмехнулся Алексей Денисович. – Вторым человеком был этот самый Штайниц. Французы сказали бы, что это любовный треугольник, – вздохнул Вавилов и покачал головой.
– Значит, это они были в графской спальне в ту ночь? – Катенька была в очередной раз потрясена.
– Да, Катерина Дмитриевна, – Вавилов выразительно поджал губы.
– Тогда, если все так, – немного растерянно заговорила Катенька, – ее отравил, должно быть, этот самый Штайниц.
– Или мамзель Федорцова, – произнес Вавилов. – Что тоже вполне вероятно.
Катенька было задумалась, но Алексей Денисович еще не окончил свой рассказ.
– Это вполне вероятно, но я узнал от слуг, что в тот вечер все трое, как обычно, сначала заперлись в спальне. Это было в девять часов вечера. Но около одиннадцати из графской спальни раздались недовольные крики, а затем Федорцова и Штайниц поехали в «Яр», это слышала Мария, горничная графини. Говорили что-то, – Алексей Денисович снова прищурился, припоминая, – что, мол, Наталье Ильинишне нужно успокоиться и побыть одной, – пояснил он. – Около полуночи Наталье Ильинишне принесли бутылку «шато-икему» и какую-то записку. Записки этой никто после не видел. Наталья Ильинишна приняла бутылку вина, велела принести бокал и закрылась у себя в спальне. Федорцова вернулась часа в три ночи, постучалась к графине, когда та не открыла, пошла к себе. Штайниц более в доме не появлялся.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.