Взоры гостей сразу обратились в их сторону.

— Надо вызвать полицию! — передернул плечами Гродецкий.

— Что же будет с детьми? — ужаснулась мисс Браун. — Здесь опасно оставаться! — простонала она.

— Но мы здесь ни при чем! — ткнул себя в грудь Мадхава. — Почему вы так на нас смотрите?

— Убийцы! — воскликнула Ольга Павловна.

— Господа, — обратился я к присутствующим, — я попросил бы вас сохранять спокойствие! — обратился я ко всем присутствующим.

— А кто вас на это уполномочил? — усмехнулся Гродецкий.

— Но, господа, — я развел руками. — Не лучше ли все-таки сохранять трезвую голову и здравый рассудок?

— Но если эти варвары причасны к убийству… — угрожающе проговорил Иван Парфенович.

— Я думаю, нам в этом еще предстоит разобраться, — ответил я.

— А я думаю, — высокомерно вмешался Гродецкий, — нам следует вызвать полицию!

— Вполне с вами согласен, — ответил я. — Как только метель утихнет…

Станислав взглянул в окно. Метель вовсе не собиралась стихать, а только усиливалась. Влажные хлопья снега облепили стекло.

— I am so afraiding! — всхлипывая, сказала англичанка.

— Господи! — всплеснула руками Грушенька. — А убийца-то среди нас!

В госиную вошли запыхавшийся Никита Дмитриевич Сысоев и вспотевший Лаврентий Филиппович Медведев. На обоих лица не было. У квартального шея побагровела от натуги.

— Где мой муж? — воскликнула Ольга Павловна.

— Внизу, — ответил Никита Дмитриевич, — в одной из комнат, которая тоже была предназначена для гостей. Я отдал распоряжение, чтобы его тело начали приводить в порядок, — добавил он. — И послал в нашу часовню за священником. Примите мои соболезнования, княгиня, — скорбно склонился управляющий.

— Я иду к нему, — вскликнула Ольга Павловна и направилась к выходу, путаясь в своем чайного цвета салопе, длинной широкой накидке на вате с прорезями для рук. Грушенька бережно поддерживала барыню под руку.

— Я немедленно уезжаю отсюда, — холодно заявил Гродецкий.

— Ну уж нет, — Лаврентий Филиппович поднял вверх указательный палец и отечески им погрозил. — Я представляю здесь на данный момент органы сыска, и никто не уедет отсюда до прибытия полицейских или пока мною не будет схвачен убийца! Или убийцы… — он покосился в сторону окаменевших индусов.

— Да и выезды из имения все снегом занесло, — сказал Сысоев.

— Так, значит, мы в западне! — воскликнула англичанка.

— Получается так, — согласился Никита Дмитриевич.

— И до каких же пор? — осведомился Иван Парфенович Колганов.

— Ну, — пожал плечами управляющий, — полагаю, что как только метель закончится, через несколько дней дороги будут расчищены.

— А это уже радует, — с иронией заметил поляк.

— Что ж, господа, — проговорил Медведев, потирая вспотевшие руки, — пока вы свободны. До моего особого распоряженя, — добавил он.

Тогда гости медленно и понуро стали разбредаться по своим комнатам.

— Лаврений Филиппович! — позвал я Медведева. — Не соблаговолите ли вы отдать мне индийского божка, хотя бы во временное пользование?

— Это еще зачем? — насупился квартальный.

— Я хотел бы показать его Мире, — ответил я, — так как она разбирается в индийской религии гораздо лучше нас с вами!

— Ну-ну, — пробормотал Лаврентий Филиппович, — я бы не сказал, чтобы это сейчас пошло ей на пользу!

— Что вы имеете в виду? — насторожился я, догадываясь к чему он клонит.

— А то, — грозно ответил Лаврентий Филиппович, — что ваша индианка тоже может быть в этом замешана.

— Я полагаю, вы это не всерьез? — поинтересовался я.

— Не знаю, не знаю, — развел руками Медведев. Однако он все же передал мне золотую статуэтку Индры!

Я постучался в комнату Миры.

— Войдите! — позволила мне она.

— Мне надо с тобой поговорить, — сказал я, едва переступив через порог.

Спальня индианки вся была обставлна мелкой мебелью: шифоньерками, шкафчиками, столиками… За ширмами, обитыми китайским изумрудно-зеленым шелком с разводами, белели покрывала пуховой кровати.

В комнате терпко пахло какими-то травами и цветами.

— О чем? — спросила Мира, убирая со столика орехового дерева свой погребец — миниатюрный дорожный сундучок.

Она поправила прическу, заглянув в венецианское зеркало. Я невольно залюбовался ею и поэтому сразу не заметил Кинрю, который сидел, утопая в глубоком сафьяновом кресле.

— Юкио! Ты тоже здесь? — удивился я.

— Разумеется, — ответил японец. — Разве вы не понимаете, Яков Андреевич, что Мире теперь угрожает опасность? — осведомился он.

— Ну… — замялся я, — мне бы не хотелось утверждать так категорично.

— Яков Андреевич, — обратилась Мира ко мне, — не надо меня щадить! Я прекрасно понимаю, что и на меня теперь падают подозрения! Но вы бы не могли рассказать, что же там все-таки произошло?!

Я вздохнул:

— За этим-то я и пришел! — и достал из-за спины индийскую статуэтку.

— Что это?! — сплеснула руками Мира.

— Я думал, тебе это известно, — ответил я.

— Нет-нет, — замахала руками Мира, — я знаю, что это Индра — один из верховных богов нашего пантеона! Но откуда эта статуэтка взялась у вас?!

— Я обнаружил ее на месте преступления, — ответил я.

— Неужели? — индианка в ужасе прижала ладонь к губам. — Так, значит, убийство князя в самом деле имеет отношение к какому-то ведическому ритуалу?

— Это возможно? — спросил я Миру.

— Не знаю, — пожала плечами моя протеже. — Человеческие жертвоприношения ушли в глубокое прошлое, — сказала она.

— Но как это было? — полюбопытствовал я.

— Вы и впрямь желаете это знать? — засомневалась индианка.

— Да еще как! — признался я.

— Но я вам, Яков Андреевич, кое что уже рассказывала об этом, — произнесла Мира загадочно.

— Я бы хотел узнать об этом подробнее, — продолжал я настаивать.

— Ну что же, — Мира наконец-то сдалась. — Раньше люди верили в то, что пролитие крови необходимо для продления жизни, — начала она свой рассказ. — Жертвоприношение должно было умилостивить божество и упрочить его могущество, в тоже время оно противодействовало силам разрушения и увеличивало жизнеспособность человека, приниющего участие в обряде…

— А ты бы не могла конкретнее рассказать мне о последовательности заклания жертв? — попросил я мою индианку.

— Яков Андреевич, а с каких это пор вы стали так кравожадны? — сострил Кинрю.

— С тех самых, как ты стал злоупотреблять сарказмом, — ответил я ему в тон.

— Пожалуйста, — согласилась Мира. — Обычно дело ограничивалось пятью жертвами, — сказала она.

— Какими именно? — осведомился я.

— Бараном, козлом, быком, конем, ну и… — индианка замялась, — человеком, — наконец, выговорила она.

— Это ужасно, — произнес я в ответ, усаживаясь на маленький диванчик.

— Что? — спросила Мира.

— Вы слышали, что говорила Грушенька? — поинтересовался я.

— О чем? — осведомилась индианка. — Она много что говорила.

— О баране, — напомнил я.

— Да, припоминаю, — произнесла Мира задумчиво.

— Кучер сказал мне, — продолжил я, — что точно так же совсем недавно в их деревне неизвестные забили быка и козла.

— Но это еще ни о чем не говорит! — горячилась индианка.

— Возле трупов животных были обнаружены следы кострищ.

— Но…

— А в конюшне мы нашли зарезанного коня, неподалеку от столба, к которому было привязано тело князя Николая Николаевича, — перебил я ее.

— Какой кошмар! — вскричала Мира. — Но этого не может быть!

— Все сходится, — подвел черту обычно молчаливый японец.

— Я боюсь, — ответил я, — что кто-то просто хочет свалить вину на брахманов!

— Но кто? — воскликнула Мира. — Мне это дело кажется слишком запутанным! — добавила она, глядя мне прямо в глаза. — Ведь вы здесь неслучайно! — высказала индианка свое предположение вслух. — Могу поспорить, — промолвила она, — что к этому всему приложил свою руку Иван Сергеевич!

— Да, — подтвердил я устало, — Кутузов и в самом деле в курсе событий, — добавил я. — Но мастер не сказал мне ничего определенного, — развел я руками. — И пригласил меня погостить в это имение, — подчеркнул я, — именно Николай Николаевич Титов.

— Вы видели, Яков Андреевич, какими глазами смотрела на меня его вдова Ольга Павловна? — Мира сглотнула ком в горле. — По-моему, она уже приговорила меня!

— Я выступлю твоим защитником! — поспешил я ее успокоить.

— Пока я жив, — напыщенно произнес мой Золотой дракон, — никто не станет трогать тебя!

— Спасибо, — улыбнулась индианка с особенной нежностью.

Я вернулся к себе в комнату, чтобы обдумать в спокойной обстановке все, что случилось. К тому же я должен был решить с какого конца взяться за это дело.

На маленьком прикроватном столике лежала раскрытая книга немца Эккартсгаузена «Ключ к таинствам натуры», которую я накануне собрался изучить. Однако продолжить мое самообразование мне помешало убийство на княжеской конюшне. И надо же убийце или убийцам было выбрать такое время, как рождественскую ночь!

Я все больше склонялся к мысли, что убийца был не один. По моему мнению чересчур сложно было организовать ведическое жертвоприношение в одиночестве.

Я спрятал книгу и извлек из дорожного рундука свой дневник. Чернильница и перо уже ждали меня на круглом письменном столике. Не успел я раскрыть тетрадь в бархатной лиловой обложке, как раздался стук в мою дверь.

Странно, — подумал я, — кого это принесла нелегкая?

Однако я тут же убрал тетрадь и крикнул:

— Войдите!

Дверь скрипнула, и на пороге возник Никита Дмитриевич Сысоев.

— Яков Андреевич, — обратился он ко мне, — мне хотелось бы с вами поговорить.

— Что же, — развел я руками, — я к вашим услугам.

Сысоев прошел вглубь комнаты и присел на стуле, на который я ему указал.

— Итак, — начал я, — что вы имеете мне сообщить?

Управляющий задумался, словно бы собираясь с мыслями. Сначала он взглянул на меня, потом отвел глаза, но через несколько мгновений все же решился и заговорил:

— Мне стало известно от покойного Николая Николаевича, что вы состоите в неком масонском ордене, — Никита Дмитриевич испытующе посмотрел на меня.

— И что же? — не стал я отказываться. Однако меня удивило, что князь посвящал своего управляющего в такие подробности. Хотя, — я одернул себя, — Мира с Кинрю тоже почти что всегда были в курсе всех моих дел!

— Мне известно также, что вы занимаетесь расследованием преступлений, — вкрадчиво продолжил Сысоев.

— Так, значит, — заключил я, — Николай Николаевич не напрасно вызвал меня сюда?!

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.