Глава 1

ВСКРЫВАТЕЛИ ГРОБОВ

Они встретились на небольшом мостике через речушку, опоясывавшую кладбище.

В темноте трудно было разглядеть стоящего на мосту человека: свет уличных фонарей туда не достигал, на кладбище же не горело ни единого огонька. Да и понятно – к чему зря палить свет для тех, кому он не нужен.

– Колян, ты, что ли? – хрипло спросил пришедший первым и уже порядком продрогший на пронзительном осеннем ветру мужчина.

– Да я, Михалыч.

– Чего поздно? Я уж думал, не придешь. Ну пойдем, что ли?

– Боюсь я, Михалыч. – Голос у второго был молодой, он старался говорить тише, все время оглядываясь назад, туда, где вдалеке светились фонари улицы. – Не могу я идти. Может, ты как-нибудь один, а?

– Ты чего, Колян, с дуба рухнул?

В руке у Михалыча зажегся фонарь, и его свет вырвал из тьмы бледное с ввалившимися, широко открытыми глазами лицо молодого человека. По всему было видно, что он очень напуган, его толстые растрескавшиеся губы нервно вздрагивали.

– Ты что, Колян? Да где ты такие деньги заработаешь?! Не будь козлом. Короче, на лопату, пошли…

Михалыч сунул ему в руку древко лопаты.

Молодой человек свободной от лопаты рукой схватил его за локоть так цепко, что тому стало больно, и, приблизив лицо вплотную к его лицу, зашептал быстро, спеша проговорить все, что хотел, до того как Михалыч перебьет его:

– Слушай, Михалыч, сон я сегодня страшный видел. Вот только, перед тем как на кладбище идти, боюсь я, Михалыч… Страшный сон… Может, ты один, а? Может, один?!

– Да что ты, блин… Да ты, Колян, зря так-то… Ведь делов-то, покойника выкопать… Да я и сам все сделаю.

Жутко вдруг сделалось Михалычу. Что могло испугать старого бомжа, бывшего зека, топтавшего зону по 137-й УК РСФСР за разбой с нанесением тяжких телесных повреждений и отмотавшего срок от звонка до звонка… Уж чего он не повидал там на зоне, чудом уцелел сам… А тут испугался. Чушь какая-то!.. Как электричеством ударило вдруг его от руки молодого человека.

«А ведь прав он – нечисто тут что-то!» Но эту мысль Михалыч тут же подавил в себе и не стал говорить Коляну, что и сам видел сегодня сон… Паршивый сон, черно-белый. Видел он такой черно-белый сон на лесоповале, перед тем как засыпало его бревнами – чуть не издох тогда. И прежде видел, давно, перед самой посадкой…

– Да брось, Колян. Ты, блин, чего? Я же все за тебя сделаю. Ты ж знаешь – я везучий! Один бы пошел, да ведь одному мне с сухой рукой не справиться. Выкопаем его да передадим. Ты, блин, подумай – деньги-то какие!.. – Он снова осветил лицо молодого человека. – Ну, на вот выпей.

Михалыч достал из кармана пальто бутылек со спиртом и, открыв пробку, протянул молодому человеку. Тот произвел два жадных глотка.

– Вот и молодец, – приговаривал Михалыч, беря молодого человека под руку и увлекая через мост на кладбище. – Вот и молодец… Ты ж знаешь – я везучий.

Спирт оказал благоприятное действие. Колян, вяло переставляя ноги и опираясь на лопату, шел под ручку с Михалычем по главной аллее кладбища. С виду выглядели они вполне благопристойно и напоминали подвыпившую парочку любителей погулять с фонариком и лопатами по ночному кладбищу.

Колян что-то тихонько шептал, но Михалыч не вникал в смысл его слов. Он внимательно вглядывался в темноту, стараясь не пропустить аллею, в которую нужно повернуть. Тут в темноте заплутать – пара пустяков. Он освещал фонарем кресты, надгробные памятники, с которых на них глядели лица покойников, как бы даже недоуменно глядели и щурились от света фонаря, мол, чего притащились, шли бы вы домой – не время для посещений…

– Так, сюда поворачиваем, – найдя нужную аллейку, проговорил Михалыч, осветив бюст бородатого мужчины на надгробном памятнике, который запомнил в виде ориентира. – Тихо! – вдруг прошептал он, остановился и потушил фонарик. – Тихо! – повторил он в ухо Коляну, который не успел остановиться по его команде и сделал еще шаг по инерции.

Несколько секунд они стояли в густой кладбищенской тишине, озираясь. Где-то за речушкой взвизгнули шины автомобиля… и снова тишина, только ветер гуляет между деревьями.

– Почудилось, блин, наверное, будто кто-то за нами идет, тихонько так крадется… – прошептал Михалыч в ухо Коляну, – песок только под ногами хрустит… А ты ничего не слыхал?

– Нет, ничего, – прошептал Колян в ответ совершенно трезвым голосом.

Михалыч посветил ему в лицо – товарищ его действительно с виду был трезв.

– Ладно, пошли. Померещилось, наверное.

Они свернули на узенькую аллейку между оградок, прошли еще немного, до надгробной мраморной плиты с отбитым углом, свернули на другую аллейку, совсем уж узкую, так что пришлось идти по ней друг за дружкой.

– Ну вот, дошли наконец, – сказал Михалыч, освещая свежезасыпанную могилу с деревянным крестом и несколькими праздничного вида венками с лентами «От товарищей по работе» и «Спи спокойно, дорогой дедушка».

Венки эти отчего-то подняли ему настроение, и он, улыбнувшись сквозь страх, сказал:

– Не дрейфь, Колян! Сейчас денег откопаем. Стараясь подбодрить своего молодого товарища, Михалыч слегка толкнул его плечом:

– Перекуривать-то будем? Или сразу за работу?

– Давай-ка, я погляжу клиента, кого хоть откапывать будем. Дай-ка фонарик.

Колян взял у Михалыча фонарик и осветил фотографию на кресте.

– Ишь, какой Чапаев.

– Да-а… – подтвердил Михалыч, приглядываясь.

Усопший действительно напоминал чем-то Чапаева, с большими усами и вытаращенными, как от изумления, глазищами.

– Вылитый Чапаев. Ну, давай за работу. – Колян протянул Михалычу фонарь, сам взял лопату и поплевал на руки. – Может, пронесет.

Характер его был устроен по-особенному: ему всегда трудно было сделать первый шаг, а уж когда он делал его, то дальше двигался по инерции. Знал это Михалыч, потому и дал хлебнуть ему на мосту два глотка спирта. Теперь уж он никуда не денется – будет копать как миленький.

Колян первый вонзил свою лопату в рыхлую землю могилы, чуть погодя принялся за работу и Михалыч, но копал с трудом: левая рука его плохо действовала – пять лет назад от недостатка витаминов, а скорее от пьянства, начала она сохнуть и с каждым годом действовала все более неумело, иногда в самый неподходящий момент подводила своего владельца, и Михалыч стеснялся этой своей неумелости.

Скоро стало понятно, что вдвоем копать в полной темноте никак не получится, и Михалыч стал светить, пока Колян в одиночку раскапывал могилу. Дело это было для него привычное: несколько лет назад он нанимался на одно из городских кладбищ землекопом и покойников перевидал будьте-нате, так что комплексов на этот счет не имел.

– Стой! – остановил вдруг работу Михалыч. – Слышь, перестань-ка копать… Будто кашлянул кто-то… – Михалыч осветил близлежащие кресты и надгробия. – Точно скажу, кашлянул.

Эта ночная халтура по откапыванию покойника подвернулась случайно. Михалычу всегда везло в жизни, везло и тогда, когда тот мужик, которого Михалыч грабил двадцать лет назад, не скончался от побоев. А ведь мог, запросто мог и неделю в реанимации «дышал на ладан». Но выжил, и это было первое и самое крупное его везение в жизни, потому что откинь тот мужик копыта, грозило бы Михалычу не двенадцать лет «строгача», а «вышка» со всеми вытекающими из нее последствиями. Потом повезло, когда завалило его бревнами, троих их завалило – он один уцелел. И ведь оберегал Михалыча его ангел-хранитель… Но по-крупному везло нечасто, а вот по-мелкому всегда: то в помойке найдет такое, что сразу у него покупают, бутылок пустых больше всех собирает, да и подвал у Михалыча самый теплый и благоустроенный. В общем, везунчик с детства.

И в этот раз повезло. Вечером, вчера, промышлял Михалыч в помойке. Есть одна такая помойка на Васильевском, где всегда он что-нибудь находил. Не помойка прямо, а эльдорадо какое-то. Всякий бомж знает, что имеются в природе помойки богатые, а есть такие, что хоть всю ее перетряси – ничего не найдешь. Так эту помойку Михалыч от всех скрывал и сам только на ней промышлял.

И вот копался он в своей любимой помойке, подходит тут к нему гражданин, лет пятидесяти с виду. Одет вполне прилично, в очечках, с голубыми глазами, но губа верхняя уродская раздваивается, такая губа «заячья» называется, в остальном на зайца не похож, приличный такой.

– Что новенького нашли, уважаемый? – спрашивает он Михалыча, глядя на него из-за стекол небесными своими глазами.

Хотел Михалыч ему схамить, подумав сначала, что это пристеб у него такой, да, окинув взглядом, передумал.

– А ничего! Что, блин, нового в помойке? Что для вас старое, то для меня и новое.

Смекнул Михалыч, что неспроста этот тип подошел к нему и разговор неспроста затягивает. Обычно людей его профессии и образа жизни народ честной сторонится. Видно было, что хочет что-то ему сказать, да только не знает, как начать.

– Ну а если интересуетесь помойной внутренностью, сами там и копайтесь, могу место уступить, – нахально проговорил Михалыч и посторонился, давая место у бака.

Но человек с заячьей губой к баку подходить не стал, а только отрицательно покачал головой.

– Ну тогда вот, полюбуйтесь. Антиквариат. Ценная вещица. Можете купить. Если прямо сейчас, то недорого, а то потом на толчке, ух, столько запрошу!

Михалыч выставил на железное ребро бака старый потемневший подстаканник. Тип брезгливо сморщил нос.

– А что, пожалуй, и возьму, – неожиданно сказал он и сунул руку в карман пальто. – Сколько стоит?

Михалыч, которого застали врасплох, назначил совсем уж низкую цену; и гражданин купил подстаканник, но забирать его не стал, а вместо этого взял Михалыча под руку и увел от помойки в сторону.

– Дело у меня к вам другого рода. Могу предложить неплохо заработать…

Михалыч, отстранившись, окинул гражданина взглядом.

– Я на мокрое дело не пойду, – сказал он решительно и сплюнул на асфальт двора. – Тут, блин, отморозка какого-нибудь ищите. Мокруха на любителя…

– Этого не потребуется, уважаемый, хотя тоже с мертвецами связано, – сказал губастик, глядя сквозь стекла очков. – Работа тоже не сахар. Вы покойников не боитесь?..

– Покойников?! А чего их бояться? Они уж лучше всякого живого, и вас извините, тоже лучше.

– Меня?! – почему-то удивился он, в его голубых глазах блеснуло недоверие. – Какой покойник лучше меня?.. Кого вы имеете в виду?

– Да никого… – смутился Михалыч. – Кого я могу иметь в виду, я чисто риторически.

– Ах, ну да, ну да… Ну хорошо, слушайте, что от вас требуется.

Человек с заячьей губой продолжал говорить, и все же было видно, что случайная фраза Михалыча пробрала его аж до самых печенок, и он продолжал думать о каком-то покойнике, который лучше его.

И рассказал он, что работа заключается в том, чтобы выкопать покойника. Покойник похоронен сегодня утром, так что свеженький, а это не так противно. Да и гроб им открывать не придется, и более того, неоткрывание гроба – обязательное условие сделки. Гроб нужно будет вынести за территорию кладбища и сдать с рук на руки. Для этой работы, конечно, потребуется напарник, но выбор его уже на усмотрение Михалыча.

Михалыч согласился не сразу. Он слушал с недоверием и гадал, на что дефективному типу требуется покойник, стараясь проглядеть голубизну глаз до самой души. Что там пряталось у него?.. Сумма, которую он предлагал, устроила Михалыча полностью, он даже торговаться не стал. О Коляне как о помощнике он подумал сразу. Лучшего напарника было не сыскать, потому что работал Колян два года на кладбище землекопом и дело это нехитрое знал досконально.

Человек с заячьей губой не захотел называть своего имени, а Михалычу и плевать было на его имя – лишь бы деньги заплатили. Они сели в поджидавшую их возле подворотни машину и с ветерком подкатили к кладбищу, заказчик проводил его до могилы и, распрощавшись с Михалычем, сказал, что с трех часов ночи машина будет ждать возле мостика.

На этом, собственно, их общение закончилось, и теперь, стоя ночью возле разрытой могилы и водя лучом фонаря по крестам и надгробным памятникам, Михалыч уже жалел, что связался с этим подозрительным типом. Может, он не в своем уме и никакой машины не пришлет. Чего тогда с покойником делать?

– Ведь кашлянул кто-то… – снова прошептал Михалыч, прислушиваясь. – Не нравится мне здесь.

– Да нет, Михалыч, показалось тебе, наверное, – успокоил его Колян, снова вонзая лопату в рыхлую почву. – Спирту хлебни, полегчает.

Теперь они поменялись ролями, и получалось, что Колян успокаивал Михалыча

Колян работал споро, мощными движениями выбрасывая из могилы землю, уходя в кладбищенскую почву все глубже и глубже. Михалыч только светил: с его сухой рукой провозились бы до утра. Иногда пугливому и промерзшему на ветру Михалычу слышались посторонние шорохи и какие-то подозрительные звуки, он метал в ту сторону свет фонаря, но никого не обнаруживал… Да и кто мог среди ночи бродить по кладбищу? И все же… казалось Михалычу, что кто-то наблюдает за ним из темноты.

Наконец лопата Коляна глухо стукнула по деревянной крышке гроба.

– Есть, – донесся из могилы его голос. – Сейчас, еще немного совсем…

Михалыч спустил в могилу веревку, Колян поднялся на поверхность земли, и они вытащили из могилы гроб.

– Ну елки!

Колян уселся на его крышку и тяжело вздохнул. Хотя он был в одной рубашке, но ему не было холодно. Без передыху выкопав могилу, он обессилел и, закурив протянутую Михалычем папиросу, сказал глубокомысленно:

– Ну если деньги не заплатят…

Михалыч стоял рядом, вслушиваясь в каждый шорох. Ему было страшно, панически страшно. Он даже не смог бы объяснить почему. Такого бессмысленного, неопределенного страха он, пожалуй, не испытывал никогда. Отупленный же тяжким трудом Колян не разделял тревог своего товарища.

– Слушай, Михалыч, – сказал он, отдышавшись и бросив «бычок» на дно могилы. – А давай вскроем гроб, посмотрим что там, а! Сдается мне, что никакой там не покойник, уж больно, собака, гробешник тяжелый. Уж я, когда могильщиком работал, натаскался их, будьте-нате. Может, там клад какой, а, Михалыч?!

– Ты, Колян, совсем, блин, того уже. – Он посветил в потное лицо своего товарища. – Давай, берем этот гроб и мотаем отсюда по-быстрому. Чувствую я что-то нехорошее. Уходить, блин, отсюда нужно.

Михалыч пугливо оглянулся во тьму и почему-то добавил:

– Пока не поздно…

– А все-таки давай посмотрим. Мы незаметненько. Если жмурик, тут же заколотим как было. Ну-ка, посвети. – Поднявшись с гроба, Колян постучал костяшками пальцев по крышке. – Ну точно говорю, не жмурик там…

Он взял лопату и уже нацелился, чтобы ее острием поддеть крышку гроба, но Михалыч отвел свет фонаря в сторону и схватил его за руку.

– Ты что… Ты, блин, что… – зашептал он, придя от действий своего товарища в полный ужас. – Уходить отсюда нужно…

– Ну посвети, посвети, Михалыч, – не отставал Колян, как видно, не собираясь оставлять свою затею. Нащупав впотьмах щель, он вонзил в нее острие лопаты… – Сейчас поглядим, какой там покойничек…

Предательски громко взвизгнула под лопатой крышка гроба. Михалыч обмер от страха, уже не в состоянии протестовать. Даже в полной тьме можно было разглядеть его лицо, настолько он был бледен.

Колян зашел с другой стороны гроба, снова ковырнул крышку. Гвозди выходили из дерева неохотно.

– Ну вот вроде все. Поглядим сейчас.

Он вставил руки в образовавшуюся щель и с треском сорвал крышку гроба. Михалыч обмер.

– Это что там такое? Ну посвети, Михалыч!

– Ух ты! Это что же такое, а?

Вместо покойника в гробу лежали наваленные как попало металлические колобашки.

– Я же говорил. – Колян взял в руки железную колобашку и приблизил к глазам. – Слушай, а может, это золото? Посвети, посвети, Михалыч.

– Пойдем отсюда, – умоляюще попросил Михалыч.

– Может, это золото, – не унимался Колян. – Ну посвети…

И тут из-за могилы явственно донесся человеческий стон, вслед за тем что-то грузно упало на землю.

Колян так и замер с колобашкой в руке, глядя в кладбищенскую темноту. Михалыч втянул голову в плечи, боясь светить в ту сторону, откуда донесся стон, а вместо этого направил свет на побледневшее лицо товарища.

– Что это было, а, Михалыч? Это человек, что ли, крикнул?..

– Пойдем, пойдем скорее, кто его, блин, знает, что такое… – Михалыч схватил его за руку.

Наконец Колян одумался, взял крышку гроба, накрыл его и торопливо несколькими ударами заколотил. Они взялись за ручки и потащили гроб по аллее. Гроб был зверски тяжелым; обливаясь потом, они несколько раз останавливались передохнуть, но ненадолго, тот донесшийся из-за могил человеческий стон гнал их по аллее дальше, и они совсем в измученном состоянии достигли наконец мостика.

Неподалеку уже ждал микроавтобус. При их появлении из микроавтобуса вышел заказчик, его сопровождали четверо мужчин. Они двинулись навстречу изнемогающим под тяжестью гроба бомжам.

– Этот гроб, вы могилы не перепутали?.. – встретил их человек с заячьей губой.

– Сомневаешься, блин.

Бомжи опустили гроб на деревянную поверхность мостика. Заказчик суетился вокруг гроба, освещая его фонариком, поглаживая обитую черной материей крышку…

– Не вскрывали? Гроб, спрашиваю, не открывали?! – повернулся он к Михалычу.

– Не-ет! – промычал тот, еле живой от усталости, облокотившись на перила мостика. – На кой нам? Все в ажуре.

Человек с заячьей губой внимательно осмотрел крышку, в темноте лицо его выразило сожаление.

– Вскрывали… – проговорил он шепотом. – Ладно, держи.

Он сунул в руку Михалычу пачку денег и, не попрощавшись, пошел к микроавтобусу. Пришедшие с ним мужчины молча взяли гроб и отнесли вслед за ним. Остановившись у автобуса, человек с заячьей губой достал из кармана сотовый телефон, набрал номер и сказал в него несколько слов, только после этого залез в автобус, куда уже погрузили гроб.

– Ну вот, а ты, блин, боялся, – освещая пачку денег, сказал Михалыч. – Давай, что ли, за это дело по глоточку примем.

– Не откажусь. – Колян хлопнул товарища по плечу. – Везучий ты, Михалыч. Не зря я с тобой связался.

Проследив за отъезжающим микроавтобусом, Михалыч достал из кармана бутылек со спиртом, отвинтил пробку

– Ну давай, будем.

Он произвел один большой глоток и, крякнув, передал бутылку Коляну.

– Смотри-ка. Это еще кто?

На большой скорости к мостику, на то самое место, где стоял микроавтобус, подъехали «жигули». Автомобиль встал так, что его фары освещали стоявших на мостике Михалыча и Коляна. Из «жигулей» вышли двое мужчин и направились к бомжам. Разглядеть их не представлялось возможности, но шли они неторопливо, словно вышли прогуляться по свежему воздуху, заодно проведать умерших родственников.

Бомжи, замерев, глядели на приближающихся людей. Что-то темное и страшное поднималось в их душах, парализуя волю. В движениях этих спортивного вида молодых людей было нечто неотвратимое, не оставляющее надежды…

– Это за нами, блин. Беги, Колян… – еле слышно проговорил Михалыч.

Они были уже совсем близко.

– Беги, Колян, – громче повторил Михалыч.

Но Колян не двинулся с места

– Беги! – почти крикнул старый бомж и толкнул своего товарища локтем.

Тот очнулся, повернулся в сторону кладбища и побежал. Послышался хруст песка под его ботинками.

– Куда же ты?! – воскликнул один из молодых людей.

Они бегом бросились на мостик. Но тут их встретил Михалыч, широко расставил руки, словно желая обнять бегущих на него людей.

– Вы не скажете, как пройти в библиотеку? – спросил первый достигший его мужчина и ловко натренированным движением вонзил нож в сердце бомжа.

Михалыч охнул, на выдохе издав какой-то хлюпающий не то возглас, не то стон… и повалился на деревянный пол мостика. И здесь повезло Михалычу. Смерть его была немучительной и мгновенной.

Молодой человек атлетического сложения, который загнал ему в сердце нож, поднял его и перевалил через перила… Внизу в темноте раздался всплеск, и Михалыча не стало. Он медленно опустился на дно, и ленивое течение потащило его труп вдоль кладбища.

Но друг его Колян не зря видел страшный сон – он тоже не избежал смерти. Гонялись за ним по кладбищу полчаса, пока, догнав, не зарезали, только смерть пришла к нему не сразу. Удар ножа на скорую руку был не так точен и расчетлив и причинил ему немало мук, и умирал он между могилами, истекая кровью, еще два часа… и совсем немного не дожил до рассвета.

Глава 2

ПОЛУЧИТЕ ДЕНЕЖНЫЙ ПЕРЕВОД

Таня стояла у окна и смотрела во двор на освещенные окна противоположного дома. Андрей подошел сзади, обнял жену за плечи, поцеловал в затылок.

– Послушай, Танечка, ты никогда не обращала внимания на то окно, напротив?

– На какое? – Таня повернулась к нему и поцеловала в губы.

– Ну ты посмотри. Вон, видишь. – Нежно взяв жену за подбородок, Андрей повернул ее лицо в сторону окна. – Видишь? С балкончиком.

– Нет, дорогой.

Таня снова повернулась к мужу и снова поцеловала его в губы долгим многообещающим поцелуем. Андрей ответил ей взаимностью, потом поцеловал в шею, в плечо… Тело Тани вздрогнуло, она издала вздох, и Андрей, изнемогая от желания, прильнул к ее телу…

Они поженились всего полгода назад и сейчас узнавали друг друга с хорошей стороны, с плохой человек начинает узнаваться позже. У обоих это был уже не первый брак. Андрей дважды хлебнул этого удовольствия и в третий раз жениться не собирался, но любовь распорядилась за него. Им было по тридцать лет, детей не было ни у Тани, ни у Андрея, и оба они желали их иметь. Андрей занимался бизнесом. Его торговая фирма, в которой он был соучредителем, пока держалась на плаву, словом, на жизнь денег хватало.

Он любил свою жену, но не настолько, чтобы не замечать в ее поведении некоторых странностей. Несколько раз она исчезала на сутки, но, вновь появившись дома, оправдывала свое отсутствие тем, что задержалась у подруги, потом звонила подруга и подтверждала ее слова. И все же что-то настораживало Андрея.

– Так ты не обращала внимания вон на то окно? – спустя полчаса, стоя возле окна, с дымящейся сигаретой, спросил Андрей.

– Какое? – сзади подошла Таня в халате.

– Да вон же это, я тебе уже в который раз говорю. Видишь, с балкончиком.

– Нет, не обращала никогда, а что?

– Знаешь, у меня такое ощущение, что из того окна за нами следят. Я уже два раза видел там человека с биноклем.

– Может, там маньяк какой-нибудь живет и смотрит, как мы с тобой…

Она обвила его шею руками, приникнув всем телом, и поцеловала в губы.

– Сейчас мы ему покажем, маньяку проклятому, – прошептал Андрей, торопливо затушив сигарету в пепельнице. – Сейчас покажем…

На этом разговор и закончился. Но часто, подходя к окну, Андрей видел человека с биноклем, и человек глядел на него.

Было неприятно все время находиться под чьим-то наблюдением. Через неделю это начало раздражать. Таня относилась к наблюдателю с иронией, называла его маньяком, импотентом и предлагала Андрею не обращать на него внимания. Но Андрей не мог не обращать. Иногда, пробудившись среди ночи, он вставал с кровати и, отогнув край занавески, смотрел на темное окно. Окно всегда было темным, там никогда не зажигали свет.

«Что ему нужно? Что?»

Фирма его была далеко не из богатых – в последнее время дела шли неважно. «А может, права Таня и стоит плюнуть на этого наблюдателя-маньяка? Пусть наслаждается, придурок», – иногда думал он.

Но что-то тревожило Андрея, что-то не давало успокоиться. Предчувствие надвигающейся Беды, пока что только ее тень, закрывшая солнце, но он чувствовал, что Беда идет сюда, к ним в дом. И это угнетало Андрея. Да и находиться под постоянным наблюдением становилось невыносимым. Кроме того, к ним в квартиру зачастили служащие Петроэнергосбыта проверять счетчик. В другое время в этих визитах не было бы ничего особенного и Андрей не обратил бы на них внимания, но сейчас он смотрел на проверяющих с подозрением и неприязнью.

Так прошел месяц или что-то около того. Но последовавшие за этим события совершенно вытеснили из памяти и былые опасения, и темное окно соседнего дома…

От него ушла Таня. Это произошло неожиданно и, на его взгляд, не имело под собой никаких оснований. У них все было хорошо… Да что там хорошо, – прекрасно! Он любил свою жену и думал, что она тоже любит его…

Андрей вернулся с работы в девять часов вечера усталый и сердитый: сегодня был налоговый инспектор с проверкой – у них обнаружили несколько недочетов в работе, хоть и незначительных, но им только бы придраться.

Тани не было дома, отсутствовали ее вещи в шкафу и две дорожные сумки. На столе Андрей обнаружил записку.

«Прости, я люблю другого. Лучше меня не ищи. На развод подам сама. Таня».

Вот и вся ничего не проясняющая записка. Андрей был уверен, что это вранье или какой-то глупый розыгрыш. Да нет, этого не могло быть! Ведь она любила его. Таню нельзя было назвать взбалмошной, скорее хладнокровной. Однажды на их глазах грузовиком сбило женщину, она летела несколько метров и подкатилась прямо к их ногам. Андрей, поглядев на ее исковерканное тело, отвернулся, но Таня была на удивление невозмутима. Она склонилась над трупом и покачала головой: «Ей уже не помочь».

Этот случай отчего-то пришел на ум именно сейчас. У него и сейчас было такое ощущение, будто смерть у самых ног, совсем близко, даже чувствовался ее холод. Андрей поежился, плотнее укутываясь в шерстяной домашний жакет.

Но чтобы бросить мужа, ничего ему не объяснив! Андрей не верил. Ее мобильник не отвечал. Он ходил по квартире из кухни в комнату и обратно, перечитывал записку, не зная, что предпринять, каждый раз вздрагивая от шума лифта, каждую секунду ожидая звонка в дверь или по телефону.

Так он прогуливался до часа ночи, потом, не раздеваясь, лег на диван. Сегодня звонить ее подругам было поздно, поиски жены он решил перенести на завтра. Таня не имела родственников, ее родители жили в северном городке Великий Устюг; Андрей, ни разу не бывавший там, даже не знал адреса. Как-то все получалось паршиво: рушились планы дальнейшей жизни, отпуск в Турции да и все остальное! Он в сердцах ударил кулаком по дивану, поднялся и вновь заходил по квартире.

Так он ходил до трех часов ночи, потом сел в кресло и уснул.

Веры, самой близкой и единственной Таниной подруги, дома не оказалось. Он пытался выловить ее целый день до вечера, но безрезультатно. Кроме того, обзвонил всех, кто мог что-нибудь знать о местонахождении его жены. Но самое удивительное, что никто, решительно никто ничего не знал и не подавал никаких надежд. Таня исчезла бесследно.

Телефон Веры не отвечал. В семь часов вечера Андрей решил поехать к ней домой, предполагая, что телефон у нее может быть испорчен. Полгода назад ее сократили на работе, и теперь она безрезультатно искала новое место, и новый аппарат купить ей было бы не на что.

Погода была паршивая, моросил мелкий полуснег-полудождь. Это время года называлось зимой, но в Петербурге мерзкая погода не вызывает удивления, скорее удивление вызывает хорошая.

Андрей шел по Садовой к метро. Ощущение неслучайности всего происходящего мучило его, он часто оглядывался и пристально всматривался в лица прохожих. До метро было недалеко, две трамвайные остановки, и он решил пройти их пешком. Как назло, несколько дней назад что-то случилось с двигателем его автомобиля и теперь приходилось привыкать к общественным средствам передвижения.

Народу в вагоне метро хотя оказалось немного, но все места были заняты.

На одной из станций, взвизгнув, вдруг заиграла гармошка какую-то очень известную мелодию, но из-за фальши и абсолютного незнания игравшего музыкальной грамоты совершенно невозможно было распознать мелодию.

– Дарагие… Извиняйти за беспакоиство! Ми бэженцы! – нараспев начал детский голос. – Помогайте!…

Остальные слова заглушил шум тронувшейся электрички. Вновь завизжала гормошка. Двое живописно грязных и всклокоченных цыганят двинулись по вагону собирать подаяние. Один с гармошкой, постарше, беспрестанно играл; другой, совсем маленький цыганенок, бухался перед кем-нибудь на колени и крестился на него, как на образ. Кое-кто давал им деньги.

Бухнулся цыганенок на колени и перед Андреем, начав истово креститься. Тот полез в карман, чтобы дать ребенку какую-нибудь мелочь. Но цыганенок своей маленькой грязной ручонкой вдруг схватил его за ворот кожаной куртки и потянул к себе. Действие это было настолько неожиданным, что Андрей машинально наклонил лицо, оказавшееся совсем близко к смуглому и большеглазому лицу мальчика.

– Бэрегись! – с сильным акцентом, но явственно проговорил цыганенок. – Бэрегись!

Вновь истерически жалобно взвыла и заиграла гармошка неизвестную, но такую знакомую мелодию. Цыганенок поднялся и пошел дальше, но, пройдя несколько шагов, выбрав новую «жертву,» упал на колени и закрестился истово.

Андрей так и сидел, изумленно глядя вслед маленьким людям. Электричка остановилась, цыганята перешли в другой вагон. Тогда только Андрей достал из кармана несколько мелких монет, которые хотел дать попрошайкам, посмотрел на них и сунул обратно…

Он вышел на нужной станции и поднялся по эскалатору наверх. До Вериного дома он решил пройтись пешком, чтобы привести мысли в порядок. Самым, пожалуй, удивительным в цыганском предостережении было не то, что цыганенок сказал ему два слова, а то, что забыл или умышленно не взял деньги. И это происшествие действительно удивляло своей необычностью. В другой раз Андрей не обратил бы внимания на бессмысленные слова цыганского мальчика – мало ли что они говорят походя, такой уж народ, – но нынешнему его состоянию очень соответствовали эти слова, он и сам считал, что ему стоит поберечься. Вот только кого или чего?..