Жила-была женщина Ахары. Принадлежала она к доброй линии внутри рода 1 и выросла высокой, широкоплечей с густым блестящим мехом. Глаза у нее были светло-серые — редкий цвет в той части мира, и с самого детства прозвали ее Хрустальные Глаза. Если и были у нее недостатки, то лишь в характере: отличали ее яростное своеволие и любовь к одиночеству.

Родилась она в городе Ахара-Цаль, что стоял на высоком берегу реки Цаль. На юг и на запад от него простирались плодородная равнина с усадьбами и пастбищами людей ее рода, а на север и восток тянулась речная долина — болотистая, широкая, богатая всяким зверьем. Хрустальные Глаза любила отправляться верхом в тамошние заросли и охотиться.

Мать предупреждала ее, что это опасно.

— Тебя начнут посещать странные мысли, а может, ты повстречаешь такое, чего вовсе не хочешь повстречать: нечто неведомое или чужаков.

Но Хрустальные Глаза ничего не желала слушать.

Не думайте, что речь тут идет о том, как она повстречала призраков, или разбойников, или огромного страшного зверя вроде улкувы и убедилась, что мать ее была права, и ей следовало сидеть дома. Это совсем другая история и, может быть, очень хорошая. Однако не в непокорности был источник страданий Хрустальных Глаз, и настигли они ее вовсе не вдалеке от дома.

Как уже было сказано, выросла она статной и сильной, и когда ей сравнялось двадцать пять лет, родные решили, что ее нужно случить.

В то время род Ахара был вторым по могуществу в мире, а ее линия славилась прекрасными детьми. И Ахара хотели случить ее с кем-то очень влиятельным. Поглядели они по сторонам и кого же они увидели, как не Эйх Манхату, величайшего воина своего века. Эйх — его род — стоял впереди всех. Равных им не было. Только Ахара почти равнялся с ними.

И вот родня девушки начала переговоры со старейшими женщинами Эйха.

Хрустальные Глаза про это знала, но оставляла без внимания. Желания стать матерью у нее никогда не было, но она знала, что выбора у нее нет. Порой ей приходило в голову, что было бы куда лучше, будь ее линия не такой безупречной. Если бы в ее семье имелась какая-нибудь ущербность, какая-нибудь наследственная болезнь! Может, тогда ее оставили бы в покое!

Но ее родные и двоюродные братья были крепкими воинами. Ее родные и двоюродные сестры производили на свет потомство с усердием пушистых круглячков. Все в их семье были нравственными, ответственными, умными и хорошо сложенными телесно.

Точно проклятие какое-то! Так думала Хрустальные Глаза и отправлялась в речную долину охотиться. Там, в темном лесу, в низине она обретала душевный покой. А к тому же нередко находила добычу и возвращалась домой с окровавленной тушей поперек спины своего циня.

И вот мать позвала ее для разговора. В комнате был и один ее дядя, полный брат ее матери (от того же отца), пожилой воин средних лет со шрамом поперек лица и одноглазый.

— Ты знаешь, что мы сносились с Эйхом, — сказала ее мать. — Мы хотели Эйх Манхату в отцы твоему ребенку.

— Да, — ответила Хрустальные Глаза, — я знаю.

— В нем отказано, — продолжала ее мать. — Эйхи говорят, что они не могут отозвать его с нынешней войны и прислать сюда.

— И наверное, не все так просто, — добавил ее дядя. — Мне не доводилось слышать, чтобы Эйх Манхата зачинал детей даже в перерывах между войнами.

Голова ее матери склонилась набок, что могло означать согласие или задумчивость.

— Есть мужчины, даже великие, кому не дано зачинать детей по той или иной причине.

Хрустальные Глаза, разумеется, знала про эти причины. О неприятных сторонах жизни Люди, подобно землянам, предпочитают не размышлять. Но с неизбежным приходится смиряться, а от своих детей они никогда не скрывали, что именно требуется, чтобы на свет появилось новое поколение.

Среди мужчин встречались бесплодные и бессильные. Недостатки чисто телесные и относительно редкие. Более частой бедой были, как выразились бы земляне, психологические трудности, которые Люди называли нравственными и духовными. Некоторые мужчины просто не могли преодолеть свое естественное отвращение при мысли о совокуплении с женщиной. С другими мужчинами у них все происходило отлично, однако, когда им предстояла случка, ничего не получалось 2.

— Они предлагают нам полного брата Манхаты, — сказала ее мать. — Он зачал немало детей, и почти все они выглядят хорошо. Твой дядя встречался с ним, потому я и пригласила его сюда.

— Они близнецы, — сказал ее дядя. — Но Манхата даже родился более крупным и сильным. И всегда был быстрее и могучее своего брата. Поговаривают, что еще в утробе он что-то отнял у брата. Возможно, так оно и есть.

— Не очень заманчиво, — заметила Хрустальные Глаза.

— Ничего дурного про Эйх Шовина сказать нельзя. Он очень похож на Эйх Манхату, только не такой высокий и широкоплечий, и чего-то ему для полного сходства не хватает, как я уже упомянул. Манхата — точно человек в солнечных лучах. Не заметить его нельзя. Шовин — человек на лесной опушке, плохо различимый в тени. Но он хороший воин, и никто не говорил худого о его доблести или уме. И он — единственный полный брат Эйх Манхаты.

— Никакое спаривание не может связать нас теснее с Эйхом, чем это, — объяснила ее мать. — И нет рода более нужного нам. Если нас осенит удача, в твоем ребенке или детях проявятся качества Манхаты.

— Вам требуется, чтобы я исполнила это, — сказала Хрустальные Глаза.

— Да, — ответила ее мать.

Она дала согласие, и в Эйх отправили весть, а Хрустальные Глаза взяла лук со стрелами и поехала на речной берег стрелять птиц.

Был конец весны, но Эйх Шовин прибыл только в разгар лета. Приехал он один, но никто не удивился: дорога из Эйха в Ахару обычно была безопасной, а его брат воевал на севере против Союза Пяти Без Одного. И все его родичи были там с ним. Не то они, конечно, сопровождали бы Шовина, изводя его в пути грубыми шуточками о гетеросексуальности. Мужчинам его рода положено потешаться над случаемым, зато встречающие мужчины должны держаться с ним дружески и ободряюще.

Как бы то ни было, но к воротам Ахара-Цаля Шовин подъехал один. Стражники попросили его обождать и послали вперед вестника, так что у ее семьи было время собраться во дворе их большого дома, куда спустилась ее мать, тетки, старшие двоюродные сестры и двое мужчин, чье военное время уже миновало.

Хрустальные Глаза вышла на балкон. Случка, обговоренная двумя влиятельными родами, имеет свои правила и церемонии. Встречать его ей не полагалось. Однако смотреть на него издали обычай дозволял.

Он въехал во двор. Его цинь был весь в пыли и утомлен, но выглядел породистым: могучий круп и плечи, широкая голова, указывающая на сметливость. Чистый гнедой — масть редкая и ценящаяся дорого.

Всадник был таким же пропыленным и в одежде простого воина. Но на землю он спрыгнул изящно, и она увидела, что он высок — одного роста с ее матерью и головой выше двух стариков, которые приблизились, чтобы его приветствовать.

Все ритуалы встречи были соблюдены. Ей показалось, что Шовин исполнял все, что от него требовалось, с необычной легкостью и изяществом, точно бродячие комедианты, которых ей приходилось видеть. Они приходили в Ахара-Цаль, устанавливали подмостки на главной площади, а потом танцевали на них и рассказывали повести о героях. В детстве она решила, что хотела бы стать комедиантом или воином. Но, разумеется, это были только несбыточные мечты.

На балконе с Хрустальными Глазами стояла одна из ее сестер. Она посмотрела вниз на гостя и сказала:

— Очень невзрачен, верно?

Хрустальные Глаза промолчала, хотя могла бы сказать очень много. Эта сестра в первый раз спарилась с сыном Мейрина, красавчиком, которому нравилось щеголять в пышной одежде и драгоценностях. Глаза у него были зелеными с голубым отливом, точно малахит. Манеры казались недурными, особенно вначале. Но ее сестра никак не беременела, и он явно начинал терять терпение. Торопится вернуться на войну и к своему возлюбленному, говорили мужчины Ахары.

Когда он узнал, что она наконец понесла, то закричал от радости и уехал сразу же, как только позволили приличия.

Хрустальные Глаза не напомнила ни о чем из этого. Во-первых, сестра все еще была беременна — и близнецами, если судить по животу. Физические тяготы подействовали на ее обычно мягкий нрав, а к тому же бранить отца нерожденного ребенка не полагалось.

Хрустальные Глаза сжала губы и не произнесла хварскую поговорку, аналогичную «не все то золото, что блестит».

На следующий день их познакомили. Он принял ванну и надел новую юбочку с богатой вышивкой. Белую костяную рукоять его меча украшали золотые кольца. Мех был расчесан и глянцевито блестел.

Вот и все, что она успела о нем узнать. Встреча была короткой и церемонной. Они обменялись ритуальными фразами, а затем ее двоюродные дяди увели Эйх Шовина знакомиться с другими мужчинами их семьи. А она ушла со своими родственницами.

В нынешнее время современные хвархаты предпочитают не вспоминать о том, чему были вынуждены подвергаться их предки до изобретения искусственного осеменения. Но при желании отыскать необходимые сведения не так уж сложно, а автор данной повести, несомненно, собирала материалы со всей добросовестностью.

Вспомните, что гетеросексуальность пугала — и пугает — Людей. Она заключает в себе и появление новой жизни и гибель. Они знают — и всегда знали — что выжить их общество может только, если мужчины будут отделены от женщин. Однако на протяжении большей части их истории выживание их общества зависело от спаривания.

И они поступали так, как поступают земляне, сталкиваясь с чем-то пугающим и неизбежным: смертью, например, рождением ребенка или браком. Они прибегали к ритуалам, чтобы оградить акт, ограничить его и использовать нужным образом. Они использовали юмор и одурманивающие вещества, чтобы уменьшить свой страх.

Эйх Шовин провел день в обществе мужчин Ахары, беседуя и слегка пьянея. Хрустальные Глаза провела день, готовясь к ночи, и автор повести описывает все очень подробно: ритуальное омовение, церемонии, обеспечивающие защиту, комические сценки, разыгрываемые родственницами, особый костюм для совокупления.

Пожалуй, такая обстоятельность прячет злую иронию. «Смотрите, смотрите! — говорит автор читателям. — Вот то, о чем вы стараетесь забыть. Вот откуда мы взялись. И от этого не спрячешься, как и от необходимости орать».

Наконец, когда стемнело. Хрустальные Глаза отвели в совокупительный покой — большую круглую комнату наверху башни. Почти всю ее занимало ложе, деревянная рама которого была украшена прекрасной резьбой. У окна стояли два кресла. На столике между ними горел светильник. Хрустальные Глаза села. Ее одеяние топорщилось от вышивки и не позволяло сесть поудобнее. Ей дали успокоительное питье, и ложе не внушало страха. Родственницы хлопотали вокруг, поправляли покрывало на ложе, снимали нагар с фитиля светильника, засыпали ее добрыми советами.

Наконец снизу донеслись мужские голоса, почти все пьяные. Женщины смолкли. Хрустальные Глаза услышала шаги, поднимающиеся по лестнице. Шаги кого-то одного. Остальные, как требовало приличие, в башню не вошли. Один вопил: «Удачи тебе».

Две женщины сердито перешептывались. Дело ведь серьезное, даже священное, и продвигать его вперед следовало с благородным достоинством. Чуть-чуть выпить — почему бы и нет? Но мужчины не умеют остановиться! Лишь бы напиться под любым предлогом!

Дверь отворилась и на пороге появился Эйх Шовин. Позади него пылал факел, так что фигуру его окружал ореол оранжевого света. Секунду спустя он вошел в комнату и остановился в тени вогнутой стены.

Женщины удалились. Некоторые слегка прикасались к Хрустальным Глазам, проходя мимо, но все молчали. Только шуршали одежды, да шлепали сандалии по каменным плитам пола и, спускаясь по винтовой лестнице, тяжело отдувалась самая дородная из тетушек. Последней вышла мать Хрустальных Глаз.

Эйх Шовин закрыл дверь, подошел и опустился в кресло напротив Хрустальных Глаз. Теперь она испугалась — не помогло и питье. Он наклонился вперед, заглянул ей в лицо и нахмурился.

— Тебя одурманили.

— Да.

— В первую ночь всегда так, — вздохнул он. — Я хочу кое-что сказать тебе, Ахара Паи, хотя не уверен, что ты сейчас сумеешь понять. Но я предпочитаю действовать прямо 3 и говорить то, что думаю. Многие семьи хотят породниться с Эйхом, и все желают в отцы моего брата. Но, как ты, наверное, знаешь, род наш не может забирать его с поля боя. И потому что я его близнец, меня посылают вместо него…

Он помолчал.

— Уж не помню, сколько раз. И я знаю о том, что нам предстоит, гораздо больше, чем обычно для мужчины, а также по-своему гляжу на то, как надо приступать к тому, чтобы зачать ребенка.

Будь Хрустальные Глаза в нормальном состоянии, его слова ее бы неприятно потрясли, но благодаря питью она осталась спокойна.

— Все эти зелья и церемонии никакой пользы не приносят! Женщина перепугана, как был бы перепуган мужчина, не напейся он сначала. Даже удивительно, что он еще помнит, чего от него ждут. Я считаю, что самое лучшее, если оба трезвы и им приятно общество друг друга. Тогда женщины быстрее беременеют и, мне кажется, дети рождаются хорошие. А потому я нашел собственный способ: стараюсь, чтобы все было как можно обычнее.

— И твои родственницы позволяют тебе иметь такие убеждения? — спросила она. — Странно!

Он поглядел на нее и улыбнулся.

— Не забывай, они знают меня с детства. Эйх Манхата горяч и яростен, а я упрям!

Затем он сменил тему и начал расспрашивать ее об охоте: мужчины Ахары сказали ему, что она любит охотиться. Пристрастие для женщины странное, но вовсе не дурное или постыдное. А он живет на равнине и знает, как ведется охота на лугах или в долинах небольших речек. А какая охота на берегах большой реки?

Она пыталась отвечать, но ей было страшно, а от питья мысли путались и говорить было трудно. Она все время помнила, для чего они тут, хотя страх мало-помалу убывал. Во-первых, вопросы он задавал такие обычные! А во-вторых, от питья ее клонило ко сну. Мысли у нее еле двигались, точно люди, бредущие по глубокому снегу.

— Может быть, мы продолжим этот разговор в другой раз, — сказал Эйх Шовин через некоторое время. Он помолчал, а затем продолжал тихим ласковым голосом: — Есть одно, чего мне изменить не удалось. Твоя родня и моя родня придают этой ночи особое значение, и мы не должны обмануть их ожидания.

Он снова помолчал.

— Я могу помедлить, постараться найти способ, как сделать это приятным для тебя, или же могу поторопиться и завершить все быстро.

— Быстро! — сказала Хрустальные Глаза.

Эйх Шовин наклонил голову в знак согласия, а затем спросил, что она предпочтет — свет или темноту.

— Темноту, — сказала Хрустальные Глаза.

Он облизнул пальцы и погасил светильник.

У планеты Людей нет луны, но звезды там яркие, а ночное зрение у Людей много острее, чем у землян. Вероятно, мужчина и женщина, раздеваясь, видели друг друга. Возможно, их глаза блестели, отражая звездный свет. И уж конечно их плотные силуэты были видны, когда они проходили мимо окон, полных звезд или располагались на ложе, застеленном совокупительным одеялом из ткани, выбеленной до цвета снега или кости.

Автор повести об этом нам ничего не сообщает, хотя совокупление описывает с клиническими подробностями. Скорее всего, она пользовалась старинными руководствами по спариванию, которые все еще имеются в библиотеках, хотя (разумеется) не в отделах, открытых для детей. Нет никаких оснований полагать, что она писала, исходя из собственного опыта.

Кончив, мужчина заснул.

Хрустальные Глаза, лежа рядом с ним, смотрела в окно на небо. Ей было видно Знамя Богини — Млечный Путь землян.

О чем только думала Богиня, когда изобрела этот спетой сотворения детей? Словно грубый безобразный узел в сети родства, взаимопомощи и любви

— сети, связующей их всех: мужчин и женщин, взрослых и детей. Нет, невозможно понять.

Проснувшись утром, она увидела, что Эйх Шовин уже ушел, хотя на той стороне ложа, где спал он, еще оставалась впадина. Тело у нее болело. Она поднялась на ноги, постанывая, и спустилась в ванную комнату женщин. Там ее ждали горячая вода и родственница, чтобы помогать ей.

Ха! До чего же было приятно вымыться и полежать в ванной, полной чистой воды, душистой от травяного настоя. Родственница была пожилой, но совокупляться ей не довелось. Ступня у нее была вывернута с рождения, и Ахара не хотели рисковать, что это уродство унаследуется детьми. Она не перемолвилась с Хрустальными Глазами и парой слов то ли от зависти, то ли от смущения.

В конце концов Хрустальные Глаза выбралась из ванны и насухо вытерлась. Родственница принесла свежую совсем новую тунику, она оделась. Родственницы, конечно, ждут ее в трапезной или на кухне, но ей не хотелось их видеть, а потому, поблагодарив свою помощницу, она отправилась оседлать циня.

Из окошечек стойла падали косые лучи света, в воздухе стоял запах сена и циней. Почти все они были пусты: мужчины забрали на войну. Остались только кобылы и мерины, на которых ездили дети, да ее собственные гунтеры. Она пошла проведать своего любимца, голубовато-серого жеребца. Ноги и круп у него были в белых полосках, а рога — чернее обсидиана.

В дальнем конце стойла она увидела Эйх Шовина.

— Прекрасное животное! — сказал он. — А как ты его называешь?

— Прямой Поступок.

— Отличная кличка. Сегодня утром я поговорил с твоей матерью и объяснил, что мне не хотелось бы причинять неудобства вашим родственникам. Их здесь и так мало и почти все они в таком преклонном возрасте! Им трудно развлекать гостя. А в подобное время мне необходимо вести размеренный образ жизни и не нарушать привычный круг занятий. А потому… — Он на миг поднял глаза и улыбнулся. — Твоя мать согласилась, что будет разумнее, если я поеду с тобой. Так я поддержу свою физическую форму, а старички Ахары немного отдохнут.

Ее мать дала согласие на что-то необычное? Непохоже на нее! Правда, Шовин умен и убедителен. Есть мужчины, умеющие чаровать женщин, как есть мужчины, умеющие чаровать мужчин. Эти два умения редко бывают присущи одному человеку. Хрустальные Глаза решила, что Шовин не составляет исключения. Ее родичи относятся к нему без неприязни, но вряд ли захотят сделать для него что-нибудь сверх необходимого.

— Мой цинь еще не оправился после долгой поездки, но один твой родич предложил мне вот это животное. — И он повел ее в другое стойло.

Там, как она прекрасно знала, стоял крупный мерин, гнедой, с лиловым отливом.

— Он сказал, что его кличка Примерное Поведение, что звучит многообещающе, но мне любопытно, почему жеребца такой редкой масти охолостили.

Это она знала и рассказала ему. Животное было с норовом. Просто ездить на нем это не мешало («Разве что торопишься куда-то!»). Но для охоты Примерное Поведение не годился, а на войне мог даже оказаться опасным.

Эйх Шовин засмеялся.

— Мой родич совсем не хотел проявить неучтивость. Ты сам видишь, как их тут мало. — Она указала на пустые стойла.

— Ну, я так легко не обижаюсь. Не как мой брат.

Они оседлали циней и выехали со двора. Автор этой повести неизвестна, но без сомнения происходила из какого-то рода, обитающего у реки, или даже из Ахары. Она очень подробно описывает местность, и возникает ощущение, что это что-то свое, не вычитанное из книг.

Они поехали на восток по узкой, тропе мимо полей хуола и антима. Небо было ясным, только кое-где высоко проплывали облака. В воздухе пахло пылью и высохшими растениями. В бурьяне у тропы сновали жучки. Приводятся названия жучков: солнечная мушка, прыгунчик, пириг, хелн и алый воин.

Эйх Шовин снова спросил про охоту.

Хрустальные Глаза рассказала ему, сколько четвероногой и пернатой дичи водится в приречных болотах и в заросших лесом низинах.

Было ясно, что в орте он разбирается — вопросы он задавал умные. Но ему доводилось бывать у воды не так уж часто. Она рассказала ему про гигантских рыб, водящихся в Цале, — длиннее высокого мужчины, а зубы как ножи. И злобные. Здешние жители охотятся на них с сетями и острогами.

— Очень увлекательно! — сказал Эйх Шовин и глубоко вздохнул.

Они выехали на край обрыва. Внизу простиралась речная долина — широкая, пронизанная множеством речных проток, змеившихся среди болот и лесов, так что долина казалась поясом, сплетенным из разноцветных ремней — зеленых, голубовато-зеленых, коричневых и бледно красных.

Они спешились и пустили своих циней пастись, а сами продолжали беседовать об охоте. Он протянул руку и погладил ее по плечу, как может погладить возлюбленная. Хрустальные Глаза нахмурились. Мгновение спустя, он отвел руку, и лег навзничь на каменистую землю, подложив ладони себе под голову.

Ей стало неловко из-за его молчания.

— Какой он, твой брат? — спросила она.

Он поглядел на нее. От яркого света его зрачки сузились в такие тонкие полоски, что стали невидимыми. Теперь его глаза было как окна, за которыми видно только синее пустое небо.

— Этот вопрос мне задавали много раз. «Расскажи нам про Эйх Манхату, Эйх Шовин».

— Ты сердишься, что тебя спрашивают об этом?

— Нет. С самого начала было ясно, что он — особый, даже когда мы были детьми. Все знали, что он, если доживет до зрелости, будет либо героем, либо чудовищем. Он горяч, яростен и не ведает страха, властен, силен, умеет вести войну. Никто не умеет руководить битвой, как он. Пока он жив, наш род всегда будет побеждать. Он любит нашу мать и наших родственниц, и всегда обо всем с ними советуется, кроме военных дел, конечно. Он верен Эйху. Он почитает Богиню.

Эйх Шовин замолчал. И наступила тишина, нарушаемая только песенками жучков среди растений.

— Все это я знаю, — сказала Хрустальные Глаза.

— Тогда ты знаешь Эйх Манхату. — Он приподнялся и сел. — Поедем дальше.

Этот день они провели на равнине над рекой, а под вечер вернулись в Ахара-Цаль. Ночью они вновь совокупились в круглой комнате в башне. Это было так же неприятно, как и в первый раз, но потом она скоро заснула.

Погода оставалась жаркой и сухой: прекрасная погода на исходе лета. Они уезжали верхом почти каждый день. Хрустальные Глаза показывала мужчине Эйха свой край: возделанные поля, болота и леса. Они охотились на животных, которых можно добыть в это время года до начала осенней миграции. Он был приятным спутником: терпеливым, наблюдательным, уважающим ее сноровку и знания, невозмутимым при виде крови и смерти.

Он ей нравился, хотя она никак не ожидала, что ей может понравиться мужчина, не состоящий с ней в близком родстве, — и хотя некоторые его поступки ее смущали.

Как-то днем она подстрелила раля 4 в болоте у самой реки. Животное упало, но было еще живо. Оно пыталось встать и жалобно блеяло. Эйх Шовин спешился и перерезал ему горло. В тот момент, когда он вонзил нож, роль дернулся и повернул шею. Кровь оросила одежду Шовина, и он издал шипящий звук, указывающий на гнев или отвращение. Родя он прирезал, а потом снял тунику и утопил ее в яме с водой. И совсем нагой выпотрошил родя.

Она никогда еще не видела взрослого мужчину без одежды и ей стало не по себе. Тогда она занялась цинями. Ее Прямой Поступок был равнодушен к запаху крови, но Шовин ехал на молодом жеребце, которого она еще толком не объездила, и теперь он занервничал и мог убежать.

Когда Шовин кончил свежевать тушу, он вошел в воду, вымылся и выстирал тунику.

— Надень ее, — сказала Хрустальные Глаза, когда он вышел на берег.

— Мокрую? Нет.

— Мне это не нравится.

Он ответил не сразу, сосредоточенно выжимая тунику. Потом на момент поднял глаза.

— Мы здесь вдвоем, и проводим каждую ночь в одной постели без всякой одежды. Ты правда считаешь, что между нами нужны церемонии?

— Да.

— Ну, тогда поезжай вперед, — сказал Эйх Шовин. — И тебе придется захватить родя. Мой цинь постарается от него избавиться.

Она последовала его совету и поехала домой одна, растерянно вспоминая, как он выглядел: мех слипся и обрисовал его тело. Он был худым с крупными костями и длинными крепкими мышцами, узкий повсюду кроме плеч. Создан для быстроты, а не выносливости, подумала она. По-своему красивый, хотя и не женской ухоженной красотой 5.

А вот целомудрия ему не хватает. Словно не замечал своей наготы. Может, он слишком много времени тратил на выполнение совокупительных контрактов. Привык быть с женщинами не-родственницами и заниматься с ними тем, что большинство мужчин проделывает раза два в жизни.

Вечером в круглой комнате она заговорила о его поведении.

— Если бы я не выстирал тунику сразу, кровь не смылась бы, а эта туника мне нравится. Она почти новая, и не знаю, заметила ли ты, но вышивка на плечах очень изысканна. Мне не следовало надевать ее на охоту. Но я никак не думал, что так перепачкаюсь.

— Ты и в битвах такой? — спросила она. — Брезгливый?

— Нет. Разумеется, нет. Просто я не люблю, когда портится что-то красивое — одежда, оружие. Но думаю об этом я только после. В сражении у меня только две мысли — остаться в живых и выполнять распоряжения моего брата.

Что-то в его голосе, когда он упомянул брата, ее задело.

— Он тебе нравится?

Эйх Шовин поднял глаза на нее. В комнате было темно — только на столе между ними мерцал фонарь, и его зрачки расширились в две широкие темные поперечные полосы.

— Манхата? Что за вопрос! — И, облизнув пальцы, он погасил фитиль.

Один из ее родичей вернулся с войны ломай, чтобы излечить раненую ногу. Теперь он уже начал ходить, хотя еще прихрамывал, и попросил Эйх Шовина заняться с ним воинскими упражнениями.

Женщинам смотреть на это возбранялось, однако Хрустальные Глаза тихонько забралась на крышу, откуда была видна тренировочная площадка. Они дрались на мечах — тяжелых, длинных, имеющих только одно назначение. Эйх Шовин работал мечом с умелой непринужденностью. Он, несомненно, превосходил ее двоюродного брата — и не только из-за его увечья. Он был очень быстр, как она и ожидала, и к тому же силен. Радостно смотреть, думала женщина, прижимаясь к черепице. Если у нее родится сын, быстрота и сила ему пригодятся, а если дочь, так, может быть, девочка унаследует выдержку Эйх Шовина. Если улыбнется удача, своих странностей он детям не передаст.

Настало время ее крови. И кровь пошла. Она не забеременела, и несколько ночей провела нес ним, как требовал обычай.

— Значит, мне предстоит провести тут еще сорок дней, — сказал Эйх Шовин. — Я не огорчен, хотя должен сказать, что твои родичи утомительны. Но ты мне нравишься, а мой род пока не законтрактировал меня в производители где-то еще. Как только ты забеременеешь, мне придется вернуться в армию.

— Война тебе не нравится.

— Слишком долго она длится. Вскоре начинает казаться, что все это уже случалось прежде. Существует ведь ровно столько-то способов убить или умереть. Даже моему брату не удалось найти много нового в этой области.

— Ты очень странный! — сказала Хрустальные Глаза. — Только бы это не перешло твоим детям.

— Никто еще моим родственницам не жаловался! — засмеялся он.

Разговор этот они вели над речным обрывом. Они часто завершали свои прогулки там, потому что Эйх Шовин разделял ее любовь к широкой речной долине. Листва обрела свои осенние краски, а река была темно-коричневой, точно старая бронза — везде, где не отражала небо и лес. Все словно бы менялось и перемещалось. Она посмотрела вокруг и подумала о том, что хорошо бы отправиться в путь, неведомо куда, точно увлекаемый течением ствол или птица, отдающаяся ветру.

Может, когда все это останется позади, и она забеременеет, то отправится погостить где-то. Несколько соседних родов были тесно связаны с Ахара. У нее были родственницы — женщины, зачатые мужчинами ее рода. У нее прежде даже была возлюбленная, женщина Шулновы. Они познакомились на празднике и ездили навещать друг друга, а потом война на время обрела опасный поворот, и они только обменивались вестями и подарками. Потом все оборвалось. Но можно съездить в Шулнову, навестить какую-нибудь четвероюродную сестру. И, может, она случайно встретит свою былую возлюбленную. Разве удалось бы избежать этого в таком маленьком городке?

Эйх Шовин провел ладонью по ее меху на плече.

— Я бы совокупился прямо сейчас.

— Здесь? На солнечном свету?

— Совокупляясь в темноте, мы ничего не достигли.

Кровь у нее остановилась накануне, так что совокупление было возможно, но все равно ей чудилось в этом что-то дурное. Она попыталась припомнить какую-нибудь заповедь, запрещающую совокупляться под открытым небом или пока солнце не зашло. И ничего не вспомнила, а у них с ее возлюбленной бывало и такое. Но то на празднике и с женщиной! А совокупление ради продолжения рода, конечно же, не должно быть таким причудливым.

Он нагнулся, поцеловал кончик ее уха, потом пощекотал языком внутри него.

И они совокупились у речного обрыва на засохшем лугу. Вверху парили хищные птицы. В какой-то момент в самом начале она взглянула в небо и увидела, как они поднимаются широкими кругами. А потом все куда-то исчезло. Солнечный мир вокруг словно потемнел и замкнулся в себе, а она осознавала только свое тело и тело Эйх Шовина.

А потом они лежали рядом и слушали песенки жучков. Птицы уже улетели. Наконец Эйх Шовин зевнул, при поднялся и сел.

— Вот этого я еще никогда не делала. — Он весело ей улыбнулся. — Во всяком случае, совокупление, по-моему предлагает больше разнообразия, чем война.

Они встали, почистили мех друг другу, потом оделись и пошли искать своих циней.

После этого у них вошло в привычку совокупляться вне городских стен. Время года оказалось самым подходящим — земля сухая, а жалящие и присасывающиеся жучки почти исчезли. Иной раз случались неожиданности: например, пасущийся цинь набрел на них. А один раз к ним подобрался толстенький тлай поглядеть, чем они занимаются. Он встал на задние лапки, а передние скрестил на белом меху грудки, точно рассчитав, что они до него не смогут дотянуться.