Но вот к чему я веду, раз уж это я должен вас вести.
Земля это теперь уже принято наукой была при своем зарождении огромным огненным шаром, оторвавшимся от солнца и состоявшим из ядра, где кипели все вещества, окруженным газообразной атмосферой. Атмосфера эта заключала в парообразном состоянии все элементы ныне существующие на земле в твердом или жидком виде; элементы эти под влиянием страшного жара были разъединены, иначе говоря, не были соединены химически и представляли собою только простые тела. Постепенное охлаждение шара среди безмерно холодного междузвездного эфира образовало вокруг его раскаленного ядра кору, подобно тому, как она образуется на поверхности жидкостей во время их замерзания.
Эта земная кора, преградив дорогу для внешнего излучения ядра, сделала то, что окружающая атмосфера охладилась и что разъединенные простые тела стали соединяться, смотря по своему химическому сродству; можно думать, что первое сложное тело родилось тогда от соединения кислорода и водорода, это была вода, еще в виде паров. Пар этот сгущался в верхних слоях атмосферы, падал обильными потоками на еще раскаленную землю. Борьба между водой и огнем была, вероятно, ужасной. Миллионы раз вода, соприкасаясь с уже отвердевшей, но еще раскаленной от центрального огня корою, должна была с шипением и свистом подниматься снова вверх, чтобы снова сгуститься; но каждый раз она уносила с собою немного тепла и уже не возвращала его обратно.
Что же было следствием этого охлаждения земного ядра? Кто-нибудь из вас имеет ли сведения о плавильном деле?
Тут дело касалось уже моей специальности, как инженера, и я сказал это.
Ага! улыбнулся Кодр. Быть может, на этот раз вам больше повезет, ученик Гедик. Что называется в плавильном деле сжиманием?
На этот раз мне попался хороший билет, и я воспользовался случаем:
Расплавленный металл при охлаждении уменьшается в объеме. При застывании первою охлаждается наружная поверхность, соприкасающаяся с песком при формовке. Следствием этого является то, что внутренняя часть затвердевающего металла сжимается только после застывания внешней коры, а отсюда процесс всасывания и образования внутренних пустот и полостей.
Недурно, удостоил заметить профессор. А что происходит затем?
Одно из двух: или внешняя застывшая кора уже достаточно прочна, чтобы противостоять всасыванию, и тогда внутри появляются пустоты и полости, довольно часто приводящие к разлому вещи при ее употреблении, или внешняя кора еще пластична, тогда она втягивается внутрь и происходит нарушение внешней формы отливаемого предмета, появляются складки...
Складки! взвизгнул гном. Вы сказали складки; очень хорошо, ученик Гедик. Образуются складки. А какое же из этих двух явлений должно было, по вашему мнению, произойти на земной поверхности?
Земная кора была слишком тонка по сравнению с объемом ядра и потому должна была подчиниться процессу всасывания...
Гном заликовал.
Именно это и произошло: земная кожа, если можно так выразиться, оказалась слишком широкою для своего ядра и поэтому сжалась в складки, чтобы приспособиться к нему. Точь-в-точь как кожура яблока, сморщивающаяся зимою, чтобы оставаться в соприкосновении с мякотью. Верхнюю часть этих складок заняли континенты и горы, а углубления стали океанами.
Но так как охлаждение ядра продолжалось и, прибавлю, продолжается до сих пор, то было еще несколько последовательных сжатий в течение веков. Современная наука насчитывает их четыре: Кембрийское, Каледонийское, Армориканское и Альпийское, в течение которых появились из волн одни за другими, ныне существующие и извечные вершины и континенты.
Но если современная наука сумела классифицировать различные фазы образования изученных этою наукою континентов, то совсем иначе обстоит дело с теми континентами, которые существовали когда-то, но затем были поглощены новым смещением слоев земли.
Четыре наших лица, вероятно, отражали свет, рождавшийся в нашем сознании, потому что лицо доктора Кодра расцвело радостью. Он продолжал, отчеканивая слова, размахивая руками, топая короткими ногами точно лектор, чувствующий, что его аудитория уже наполовину завоевана, и потому обрушивающий на головы слушателей последние тяжелые аргументы.
В течение неведомых веков было еще одно сжатие земли, которым был образован огромный континент, который с востока примыкал к Америке, а с запада по всей вероятности, к Новой Зеландии.
Но вследствие продолжающегося охлаждения центрального ядра образовались пустоты, которые всосали ту часть земной коры, которая представляла наименьшее сопротивление. И континент, который возвышался там, где ныне расстилается безмерный и пустынный Тихий океан, раскололся, обрушился. Моря хлынули в образовавшиеся провалы и заполнили их, оставив на поверхности только вершины исчезнувшего материка. Вот эти-то вершины и составляют теперь архипелаг бесчисленных островов Тихого океана.
Обрушившаяся таким образом земная кора, однако, не была уже пластичной, она была твердой. Поэтому она не могла уже сжаться, она должна была сломаться. Должны были раскрыться зияющие пропасти, в которые хлынули моря. Снова произошла титаническая борьба между огнем и водой. Огромные массы пара, обладавшие невероятной силой, были загнаны под земную кору и искали себе выхода. По мере того как их внутреннее давление пробивало дорогу путем нового вулкана на новой земной поверхности, вода снова возобновляла борьбу и всюду побеждала, до тех пор, пока эти гигантские клапаны не могли быть уже залиты водою, так как открывались уже на твердой земле; тогда они послужили как бы фонтанелью...
Отдушинами, рискнул заметить я.
Вот именно, отдушинами, одобрил Кодр, раз уж продолжать употребление терминов плавильного дела. Эти вулканы, выходившие на вольный воздух, послужили отдушинами для сдавленных под утонувшей корою паров и окружили Тихий океан той непрерывной линией кратеров, которые окаймляют его, как огненная бахрома.
И вот на этом теперь погибшем материке или по крайней мере на одном из этих материков, так как их могло быть несколько, зародилась, жила, достигла цивилизации, процветала, а потом умерла эта раса, от которой произошли инки, переселившиеся с запада на восток; последние из переживших инков нашли убежище, когда разразился ужасающий катаклизм, на единственной вершине, выступавшей из волн океана, единственной на тысячу триста километров по радиусу круга, в самой южной части бывшего материка. Это был остров Пасхи.
* * *
Мы были заброшены в целый мир идей, испытывая нечто вроде страха перед этой огромной проблемой, которую дерзнул исследовать этот пигмей. Смелость этого человека, который даже в творении искал доводов для отрицания творца, заставляла кружиться наши головы, и мы смотрели на него в молчании. Это молчание первым прервал Гартог:
Ваши выводы представляют бесспорный интерес, господин Кодр. Но какой довод позволяет вам определить направление переселения? Ведь колыбель этой расы, наоборот, могла быть в Перу, а не на этом затопленном материке.
Нет, возразил Кодр, так как доказательством моего утверждения может служить древность, число и законченность памятников на острове Пасхи, отсутствие подобных статуй в Южной Америке, известная нам дата времени, когда инки появились в Перу, и, наконец, цивилизация, которую они принесли с собою.
Пусть так! уступил Гартог. Я начинаю понимать вашу цель, которую вы преследуете в своих научных интересах. Но... простите меня за этот вопрос, господин Кодр, но наша цель?..
И действительно! Этот человек заставил нас последовать за его развивающимися мыслями так далеко, что понадобилась вся положительность Гартога, чтобы заставить нас вспомнить, что его цель не наша...
Маленький человек как будто пробудился от сна, настолько его лицо выразило наивное изумление:
О, да, ведь это правда, сказал он, и это я должен извиняться перед вами. Вот уже целые часы, как я рассказываю вам о своих интересах и совершенно забываю о ваших. Впрочем успокойтесь: они соприкасаются.
Он бережно вынул из своего портфеля новый документ:
Не помнит ли хоть кто-нибудь из вас, продолжал он, как закончилось царство инки в Перу?
Я знал кое-что об этом и поделился своими знаниями:
Кажется, в 1532 году Франциск Писарро высадился в Перу во главе горсти авантюристов и взял в плен Атагуальпу, царствовавшего тогда инка. Мармонтель написал кое-что на эту тему.
О, пожалуйста, оставим в покое поэтическую прозу и декламацию Мармонтеля. Вот факты: Писарро, вырезав безобидное население столицы инков, Куско, взял Атагуальпу в плен. Он потребовал выкупа: чтобы слитками золота заполнили обширную комнату дворца, в которой был заперт Атагуальпа. В три дня верные подданные инки принесли требуемый выкуп, чтобы спасти сына солнца. Выкуп этот, рассказывает хроника, представлял ценность в четыре миллиона шестьсот тысяч золотых дукатов, это была огромная сумма по тому времени.
Писарро не удовлетворился этим. Он потребовал от Атагуальпы, чтобы тот указал ему место, где было спрятано это сокровище и откуда оно было взято, и так как инка ответил отказом, то он велел задушить его, не сумев, впрочем, вырвать у него его тайну. Люди Писарро обшарили всю страну, но ничего не нашли.
Альмагро, продолжавший дело Писарро, но убитый им в свой черед, продолжал эти поиски, подвергал пыткам жрецов, обыскивал храмы, но по-прежнему безуспешно.
В точение двухсот пятидесяти лет восстания вспыхивали в стране одно за другим и поддерживались этим спрятанным золотом, источника которого испанцы найти не могли. Все восстания были подавлены в потоках крови.
В 1780 году вождь инков, Тинак-Амару, поднял в последний раз свой народ и добился победы над проклинаемыми иностранцами; но в следующем году он был предан, взят в плен, подвергнут пыткам, но молчал и умер 16 мая 1781 года в Куско в страшных мучениях. Еще через два года был повешен его двоюродный браг Диего, но ни пытки, ни угрозы смертью не могли заставить его открыть происхождение тех денежных средств, которыми располагало восстание. Род инков был уничтожен или умирал в тюрьме, но все они замыкались в этом героическом молчании. Восемьдесят тысяч человек поплатились головами за это восстание, но сокровище инки никогда не попало в чужие руки.
* * *
...Загадочный старичок обводит наши взволнованные от ожидания лица торжествующим и улыбающимся взглядом. Он заложил руки за жилет, выпятил грудь, ходит гоголем. Можно подумать, что гном актерствует! И самое удивительное, что никому из нас не приходит в голову смеяться над этим. Решительным движением бросает он на стол перед Гартогом последний документ, вынутый им из портфеля.
А теперь прочтите это!
Это листок, исписанный торопливым угловатым неразборчивым почерком, кривыми строчками. Если правда, что почерк является отражением духовного облика, то несомненно, что этот почерк принадлежит нашему загадочному ученому.
Гартог собирается читать; Кодр жестом останавливает чтение:
То, с чем вы сейчас познакомитесь, стоило мне двух лет беспрерывных изысканий. Слишком долго было бы объяснять вам, каким смещением случайностей и какой системою дедукции я дошел до дешифровки, а затем и до перевода надписей этих говорящих досок.
Три единственные существующие в мире доски являются только фрагментами какой-то книги о происхождении богов, которая, вероятно, была целиком написана на этих деревянных таблицах. Две первые доски, сохранившиеся в музее Сантьяго, гораздо более древние, и судьбе угодно было, чтобы текст их являлся связанным, как текст двух страниц одной и той же главы. Совершенно невозможно определить их время какой-либо датой, хотя бы даже приблизительной. К тому же они, по всему вероятию, являются только копией текста, который первоначально был высечен на камнях храма.
Третья доска похожа на две первые только по иероглифам, и хотя является тоже очень древней, но, вероятно, написана каким-нибудь священником храма солнца, чтобы служить ключом к неоценимой тайне, которую текст этот заключает в себе. Не забудьте, что именно эта последняя доска была добровольно передана доктору Кормеро жрецом, умиравшим на «Галатее», и что, передавая ему доску, жрец сделал непонятый доктором жест, завещающий ему, вместе с тайною, обязанность оберегать священного ребенка.
Доктор Кормеро умер в свою очередь, не разгадав тайны; раса, одним из последних представителей которой был тот ребенок, по всей вероятности, теперь уже угасла. Одна только тайна осталась и награда будет принадлежать тому, кто первый разгадает тайну.
Именно эту тайну разгадал я своими изысканиями, и тайна эта теперь становится вашей.
А теперь читайте, господин Гартог».
Гартог стал читать:
«...И тогда Инти, бог Света, и Коэ-Коа, богиня Мрака, разделили между собою пополам царство Времени.
- Но Коэ-Коа завидовала Инти, ибо от лучей Инти открывались глаза Жизни, и снова закрывались они, когда Коэ-Коа вновь вступала во владение Миром.
- И тогда Коэ-Коа распустила свой черный плащ между Землею и взором Инти, и Земля оледенела от ужаса, и Жизнь закрыла свои глаза.
- И тогда Инти устремил молниеносный взор свой на Землю, и черный плащ Коэ-Коа распался, и Жизнь возродилась под взором бога и света.
- И тогда Коэ-Коа пожелала сокрушить власть Инти и отправилась в подземное царство, где власть ее была вечной, просить у Гугатое, бога Подземного Огня частицу его света.
- И тогда Гугатое из внутренностей Земли велел забить потоку его красного света, и глаза Жизни раскрылись во Мраке, чтобы смотреть на свет, но снова закрылись от ужаса и не открывались больше до возвращения Инти. И Земля познала Смерть.
- И тогда Инти породил дочь свою, Муни, Луну, и продырявил черный плащ Коэ-Коа брызгами своего Света, и брызги эти стали звездами.
- И тогда Муни, владычица Морей, ринула их в пропасть Гугатое. И пропасть закрылась. И лучи смерти потухли.
- Но, закрывая пропасть, Гугатое удержал в вечном мраке Коэ-Коа лучи желтые, рожденные Инти, лучи белые, рожденные Муни, и капли света, упавшие на Землю с плаща Коэ-Коа.
- Но пленные лучи и во мраке сохранили свой блеск и стали там твердыми. И лучи Инти наполнили пропасть золотом; и лучи Муни засыпали пропасть серебром; и капли света стали кристаллами и обратились в цветные камни (алмазы)».
Здесь заканчивался перевод двух «говорящих досок» из Сантьяго. Гартог приступил к чтению третьего документа. Листок дрожал в его руке и твердый голос был взволнован, когда он продолжал:
«- Такова тайна божественного племени. Трое должны быть обучены священному языку. Двое должны знать священный текст. Один должен принять священное сокровище и передать его, когда Инти его призовет, двум пережившим его, а те изберут третьего посвященного. Проклят тот, кто не выполнит этого.
- Лицо Инти круг. Круг неба там, куда Инти бросает свой первый взгляд. Кругл камень. Кругл колодец под ним.
- Один есть Инти. Двенадцать суть лики Муни. Два шесть девять и один и Земля раскроется.
- Гугатое начертал путь.
- Один есть Инти. Двенадцать суть лики Муни. Три восемь одиннадцать и один.
- Круглы уста Гугатое. В них пламя. Будь осторожен.
- Кириру охраняет путь. Дави его глаза. Открой свои.
- Пусть Муни низведет воду морей на неверного.
- Такова тайна Рапа-Нюи...»
* * *
Молчание упало среди нас свинцовой пеленою. Гартог с пылающими щеками перечитывал про себя перевод этих документов. Флогерг, в глазах которого горела неукротимая ненависть, следил по танцующим на стене теням за каким-то миражем, который окрылял его будущую месть. Корлевен, сжимал трясущуюся челюсть усилием воли, обыкновенно такой спокойный и скептический, казалось, опьянен какой-то устрашающей перспективой. А я, я видел перед своими глазами, я своими глазами видел женщину с растрепанными волосам, с полуголым станом, влачащуюся у моих ног, умоляя о прощении и падающую в отчаянии под бичом моего презрения.
Еще одно слово, сказал Гартог сдавленным голосом, Рапа-Нюи это ведь?..
Остров Пасхи носит в атласах различные имена, прервал доктор Кодр. Англичане называют его землей Девиса или Истер-Исланд; немцы и голландцы Остер-Инзель; полинезийцы Вангу. Но древнее его имя, настоящее имя, то, которое давали ему его исконные обитатели, возвращавшиеся на «Галатее» и на «Алмазе», это «Рапа-Нюи», а Рапа-Нюи на языке, теперь исчезнувшем, значило...
Значило?..
Доктор еще раз улыбнулся своей дьявольской улыбкой и закончил:
...Золотая Пропасть!
Ночь побледнела; робкий красный луч зимнего солнца, скользя с просыпающегося горизонта, зажег пожаром стекла высокого стрельчатого окна и рассыпал по стенам отблески рубинов, сапфиров, изумрудов и аметистов, оправленных золотом.