Несколько часов спустя, облокотившись на перила рядом с Корфом, она делилась своими впечатлениями.
      Каннская гавань медленно растворялась в темноте.
      — Вы все сделали правильно. Он говорил о вас.
      — И что сказал?
      — Да ничего особенного. Не теряйте голову. За вами пока наблюдают. но раз вы все ещё здесь, значит первое знакомство прошло успешно. Между прочим, вы не страдаете морской болезнью?
      — Не думаю, а что?
      — Жаль, если вам придется оставаться в своей каюте. Мы редко заходим в порты и долго там не задерживаемся. Я принес таблетки, на всякий случай принимайте их несколько раз в день.
      — Вы продумали все до мельчайших деталей, — улыбнулась Хильда.
      — Не давайте ему курить. Это может оказаться нелегко, но доктор Мори очень озабочен. Не забывайте, играя в шахматы, вы должны давать ему выиграть. Не каждый раз, а то он сразу заметит подвох, но достаточно часто.
      — Я думаю, с ним будет нетрудно справиться. Он просто испорченный сентиментальный ребенок.
      — Не слишком полагайтесь на первое впечатление.
      — Вы знаете, мне целый час пришлось рассказывать ему про Гамбург. Все, до мельчайших подробностей.
      — Позвольте сразу заметить, что вы ошибаетесь, и он слушал вас совсем не из-за сентиментальности. Он просто проверял вашу легенду. Вот и все.
      — Кто вам сказал?
      — Он сам.
      Хильда некоторое время смотрела вдаль, потом вздохнула:
      — Может быть, так оно и лучше.
      Жизнь постепенно налаживалась. Хильде до сих пор ни разу не приходилось выходить в море, но новый образ жизни ей понравился. Громадный плавучий дворец приводил её в восхищение, её каюта была образцом комфорта и хорошего вкуса. Хильда вставала рано утром, прогуливалась по палубе, потом завтракала с офицерами и принимала на корме солнечные ванны. Незадолго до полудня она возвращалась в каюту и переодевалась, чтобы нанести визит Карлу Ричмонду, который ещё только вставал с постели. Она помогала ему переодеться и беззаботно болтала, пока делала ему маникюр.
      Он просил делать это именно Хильду, хотя особой за ней не числилось. Скорее, это было лишь уловкой чтобы почаще бывать в её обществе, не признавая, что оно ему приятно.
      В то утро, опустив руки в мыльную воду, он выдавил тусклую улыбку и обратился к ней довольно дружелюбным тоном:
      — Знаете, что вы сейчас сделаете?
      — Нет.
      — Дадите мне ключ, который лежит у вас в кармане.
      — И что вы собираетесь с ним делать?
      Карл Ричмонд выдавил несколько невразумительных звуков, которые можно было принять за смех.
      — Мне нужно кое-что достать из буфета.
      — Сигары?
      — Вы слишком любопытны, дорогая. Послушайте, давайте заключим сделку: вы даете мне ключ, а я вам новую симпатичную стодолларовую банкноту.
      — Вы прекрасно знаете, врач вам запретил.
      — Но я же не говорил, что мне нужно взять из буфета сигары.
      — Верно, но мне нетрудно догадаться.
      — Обдумайте предложение, моя дорогая. Все останется между нами. За совершенно бесполезный ключ я дам вам сотню долларов, и делайте с ней, что хотите.
      — Уговоры напрасны, мистер Ричмонд. Вы теряете время.
      — Проклятая идиотка! — взорвался старик. — Только подумайте! Если не отдадите, я позову слуг и заставлю взломать дверцу буфета. Коробка с сигарами будет моей, а вам не достанется ни цента.
      — Как вам будет угодно.
      — Вы согласны?
      — Я не дам ключи, можете звать стюарда. Прикажите взломать буфет, возьмите сигару и курите её. Сегодня же вечером вам станет плохо, но тогда прошу меня не беспокоить.
      — Не стоит так нервничать. Можно договориться по-другому. Я понимаю, с моей стороны не слишком удобно предлагать вам деньги. С такой женщиной, как вы, можно уладить вопрос совсем иначе.
      Он резко развернул коляску, проехал в салон, открыл шкафчик, достал из него большую шкатулку, положил её на колени и вернулся к Хильде. Она бесстрастно наблюдала за его действиями.
      С видом заговорщика Карл Ричмонд расстегнул жилет, потом рубашку и извлек ключ, висевший на длинной цепочке. Он щелкнул замком и приподнял крышку, наблюдая краем глаза за реакцией.
      Шкатулка была внутри обита бархатом, её содержимое оказалось грудой браслетов, колец, ожерелий и платинового гарнитура с драгоценными камнями. На старческих коленях лежали настоящие сокровища Али-Бабы. В довершение картины он запустил в них свои скрюченные ревматизмом пальцы, и камни заиграли.
      — Выбирайте, моя дорогая.
      Очарованная этим великолепием, Хильда разглядывала содержимое шкатулки.
      — Что бы вы предпочли? Кольцо, браслет, заколку?
      Прежде чем она смогла ответить, старик размашистым жестом выхватил перстень с огромным квадратным рубином.
      — Вот, берите. Я даю его вам.
      Хильда несколько секунд покрутила перстень между пальцами, любуясь игрой камня на свету.
      — Какая прелесть…
      — Я привез его из Бирмы. Именно там находят лучшие рубины.
      Молодая женщина подняла голову и поймала на себе его взгляд. Тогда она аккуратно положила перстень в шкатулку и улыбнулась.
      — Мне очень жаль. Не думала, что вы так любите курить.
      Карл Ричмонд резко захлопнул шкатулку, запер на ключ и спрятал его на груди под рубашкой. Затем застегнул жилет и презрительно бросил:
      — Полагаю, вы не забыли, что находитесь у меня на службе?
      — Вы не даете мне забыть об этом.
      — Тогда я приказываю, вы слышите, пойти и принести мне сигары.
      — Комедия становится абсурдной, мистер Ричмонд. Вы меня наняли, но я выполняю указания профессора Мори и действую в ваших собственных интересах.
      — Прошу не объясняться, а выполнять. Дайте мне ключ.
      — Я сожалею…
      — Вы отказываетесь?
      — Да.
      — Убирайтесь. Я больше не хочу вас видеть. Даже имени слышать не хочу. Вы уволены.
      Обескураженная нелепостью этой сцены, Хильда немного замешкалась.
      — Пошла вон, дрянь!
      — Но мы находимся в открытом море. Мне что, прыгнуть за борт и добираться вплавь?
      — Я сказал, убирайся.
      — Не стоит так нервничать, мистер Ричмонд. В вашем возрасте это небезопасно.
      Природная скромность Хильды не позволила ей запомнить ответ.
      Весь следующий день она была в немилости. Карл Ричмонд не покидал своей каюты и не посылал за ней. За ним ухаживали слуги, а расспрашивать их было бесполезно.
      Старик стал походить на ненормального. Возможно, с её стороны было неразумно проявлять такую неуступчивость с самого начала.
      Хильда увидела хозяина только за ужином, куда он пригласил её, Антона Корфа, капитана и первого помощника.
      В тот вечер с его лица не сходила зловещая ухмылка, он вглядывался в их лица с плохо скрываемой иронией.
      Ужин был хорош, вино и вовсе великолепное, но атмосфера ужина казалась напряженной. Все были начеку и ждали, что ещё может выкинуть старый сумасброд.
      Разговоры велись только на нейтральную тему и ничего кроме плаванья не касались. Антон Корф перешучивался с первым помощником, добродушным парнем, который не обращал внимания на напряженную обстановку за столом.
      Хильда поняла ехидство старика в самом конце ужина. Когда принесли кофе и ликер, он вытащил из кармана сигару, откусил кончик и, не сводя с неё глаз, выплюнул его.
      — Вы отказались очень правильно, моя девочка, — сказал Карл Ричмонд, прикуривая, — так это мне обошлось гораздо дешевле, — с этими словами он показал ей портсигар из крокодиловой кожи с десятью «гаванами».
      Она промолчала и взяла у капитана предложенную сигарету.
      — Ну, мадмуазель Майснер, разве вы не сожалеете о вчерашнем упрямстве?
      Хильда улыбнулась, с удовольствием выпустила дым через ноздри и, не повышая тона, ответила:
      — Вам известно, мистер Ричмонд, почему доктор Мори заставил меня дать обещание не позволять вам курить? — Она замолчала в ожидании ответа, но старик его игнорировал. — Он утверждает, что одна сигара для человека в ваши годы стоит месяца жизни. Но лично я считаю вас храбрецом, который безрассудно тратит то немногое, что у него осталось.
      Наступила гнетущая тишина. Антон Корф постарался скрыть озорной блеск глаз и уставился в тарелку, а оба офицера, чувствуя неловкость, целиком сосредоточились на кофе. Хильда взглянула старику в глаза и улыбнулась. Дым от сигары поднимался к потолку, вкус победы явно был подпорчен, но Карл Ричмонд демонстративно сделал глубокую затяжку.
      — Месяц, — протянула Хильда, — тридцать дней и ночей, сколько это часов?
      Старик стукнул кулаком по столу, зазвенели бокалы, капли красного вина упали на белоснежную скатерть.
      — Гусыня, — бушевал он, — глупая гусыня!
      — Но молодая, мистер Ричмонд, все ещё очень молодая…она с улыбкой встала из-за стола и спокойно вышла из салона.
      Оставшиеся абсолютно безучастными к стычке мужчины даже не повернули головы.
      Как только дверь за ней закрылась, Хильда почувствовала как вся дрожит. Ужасная сцена до сих пор стояла у неё перед глазами. Возможно, она зашла слишком далеко. Слишком мало времени прошло, чтобы закрепиться в этой роли. Неужели она подорвала свои шансы, с самого начала заняв столь бескомпромиссную позицию?
      Хильда облокотилась на перила и постаралась успокоиться. Она не слышала, как подошел капитан, и вздрогнула, когда он заговорил.
      — Вы ведете опасную игру, мадмуазель.
      Не зная, что сказать, Хильда ответила вымученной улыбкой.
      — Если позволите дать совет, будьте осторожнее. Старик не любит, чтобы на людях из него делали посмешище.
      Не дожидаясь ответа, он ушел, растворившись во тьме. Хильда нервно затянулась сигаретой. Из салона раздавался приглушенный шум, вероятно, ходили слуги. Уже сегодня её поведение обсудят и осудят на камбузе. Кое-кто в экипаже с облегчением узнает, что нашелся человек, способный противостоять хозяину, другие решат, что её пора выставить вон. Предупреждение капитана это только подтвердило. Мужчины, особенно трусы, героям не сочувствуют. Хильда колебалась, какую ей занять позицию, и не могла понять, почему Антон Корф не вышел к ней на палубу.
      Волны тихо плескались за бортом, воздух был свеж, стояла великолепная ночь, а молодая женщина неожиданно задумалась о том, что же она все-таки делает на этой яхте. От тусклого, однообразного существования Хильду отделяло слишком мало времени.
      В её памяти неожиданно возник небольшой домик на окраине и вся её прошлая жизнь: бомбардировка, оставившая неизгладимый след в её жизни, крысы на руинах улиц, неотступный страх, холод, голод и одиночество, непостижимые остатки прежних привычек, таких как сон под потрепанным одеялом, еда из помятых жестянок, сетка картошки, вязанка дров… Именно в этих условиях, в здании, от которого остался один остов, среди нагромождения искореженного железа, мусорных куч, лопнувших канализационных труб и пустых глазниц окон она нашла свою первую любовь.
      Это был дезертир, усталый и голодный, не понимавший, почему он носит драную военную форму. С винтовкой и патронташем, с потемневшими от пыли светлыми волосами, именно таким он появился среди этих руин, тяжело ступая по осыпающимся кучам мусора.
      Хильда разделила с ним ужин из консервов, торопливо согретых над наспех сооруженным костром.
      Парень молча набросился на еду, а потом, поскольку смерть могла настигнуть в любую минуту, а с прошлым их ничто не связывало, да и будущее было под большим вопросом, под завывание ветра они занялись любовью на куче щебня. Почти всю ночь они дарили друг другу весь жар своей молодости, нерастраченную ласку и нежность, все, что у них оставалось в этой жизни. А на утро, пока она ещё спала, он ушел.
      Вот и все, что было им отмеряно судьбой. Жизнь не могла дать большего, она берегла свои сокровища для тех, кто молод, богат, беззаботен и бессердечен. Те принимали эти дары как должное, или скрестив под столом пальцы, чтобы не спугнуть удачу. Им легко было тратить не задумываясь, и они были правы. Ее же от этих счастливчиков отделяла непроходимая пропасть…
      Медленно перекатывались за бортом волны, воздух был свеж, а ночь прекрасна, но молодая женщина чувствовала себя столетней старухой.
      На палубе появился матрос и сообщил, что Карл Ричмонд хочет сыграть с ней в шахматы.
      Его слова вернули Хильду к реальности, она решила на этот раз дать ему выиграть и пошла вслед за матросом.
      Но игра в шахматы не шла ни в какое сравнение с той партией, которую они вели в реальной жизни. Она захватила их целиком и каждый день приносил все новые результаты. Поскольку Хильде понравился Портофино, они задержались там на два дня, а когда она сходила на берег, старик почти не покидал постели и никого не пускал в каюту.
      Антон Корф вынужден был признать, что Хильда успешно продвигалась к цели.
      — Вы оказались очень талантливой ученицей, — признал он, когда они пили чай в ресторанчике на берегу.
      — Я просто хорошо усвоила ваши уроки, не более.
      — Вы пошли гораздо дальше, проявляете инициативу, у вас есть чувство меры, и вам по силам довести это дело до логического конца.
      — Я рада, что он совсем не безобиден, иначе тяжело было бы обманывать его доверие.
      — Все равно, вам пришлось бы это сделать.
      — По правде говоря, я не уверена. Именно его поведение пробуждает во мне дух соревнования и увеличивает удовольствие от игры.
      — Что вы будете делать, когда получите деньги?
      Хильда посмотрела куда-то вдаль и пожала плечами.
      — Не знаю. Мне кажется, это поможет мне избавиться от привычки постоянно контролировать расходы. Именно для того и нужны состояния: можно не обращать внимание на второстепенные вопросы. А чем будете заниматься вы?
      — Моя дорогая девочка, помните, моя доля не идет ни в какое сравнение с вашей. С другой стороны, мне уже шестьдесят два, но даже довольно умеренные мои желания ненамного определеннее ваших.
      — Расскажите о них.
      — Я не осмеливаюсь даже мечтать об этом.
      — Ну, ладно, это не моего ума дело. Меня вполне устраивает нынешнее положение. Такой образ жизни мне даже нравится. Я люблю эту яхту, а мой жених — довольно забавная личность. Чего ещё желать?
      — Ваш тон здорово изменился. А помните тот день, когда вы впервые пришли ко мне в офис?
      Хильда беззаботно рассмеялась.
      — Мне показалось, что речь в объявлении шла именно о вас. Словно я выиграла главный приз в лотерее.
      — Вы мне льстите.
      — Просто это доказывает мою искренность. Но вы сами никогда не стали бы искать жену по объявлению.
      — Вы правы, особенно учитывая мои требования. Женщины мне нужны для профилактики здоровья: как зубная щетка, например. Вы меня понимаете? Менять их постоянно просто необходимо.
      — Неужели вам не доводилось встречать таких, которые значили бы для вас больше прочих?
      — Конечно да. Проститутки обычно идеальные любовницы. Я всегда питал слабость к женщинам, которым нужно платить, поскольку платить приходится в любом случае, особенно если женишься. Потом жены теряют привлекательность и становятся матерями, стряпухами, истеричками, но редко остаются хорошими любовницами.
      — А вы никогда не хотели меня?
      Антон Корф удивленно посмотрел на нее.
      — Вы женщина, — сказал он после паузы, — а значит, вам просто необходимо то, чего у вас нет.
      — Я говорю не о себе, а о вас. Я никогда не вызывала в вас желания?
      — Никогда не задумывался… А я у вас? — добавил он после некоторой паузы.
      — Да.
      — Ну и?
      Хильда посмотрела на него, глаза их встретились, и на мгновение между ними возникла незримая связь.
      — Я бы об этом никогда не пожалела, — тихо ответила она.
      Антон Корф окинул Хильду взглядом, мысленно раздел и, возможно, представил её в постели. Затем отвел глаза в сторону и спокойным, будничным тоном сказал:
      — Не сомневаюсь, мы могли бы провести вместе несколько приятных часов, но будущее привлекает меня гораздо больше.
      — Ведь вы останетесь один, а что толку от богатства, если впереди только одиночество?
      — Я не один, у меня есть моя дорогая дочь.
      — Вряд ли мы будем часто видеться, ведь я не принадлежу к вашему кругу.
      — Такова судьба, но все равно вы будете мне дороги, как родная дочь.
      На этом их беседа кончилась.

      После знаков внимания, оказанных в Портофино, Карл Ричмонд несколько дней вел себя довольно грубо. Хильда по возможности старалась избегать его общества, но развязка наступила, когда они стояли в сицилийской гавани.
      Все началось со смехотворного инцидента с цыпленком.
      Вполне естественно, она старалась как-то баловать пациента во время плавания и составляла меню. Зная кулинарные пристрастия старика, она старалась тактично и с достоинством им потакать. Из-за слабого желудка он мог есть только постную пищу, был требователен и привередлив. Ее усилия не остались незамеченными.
      Однажды, несмотря на его раздражение, Хильда заказала к обеду цыпленка с грибным соусом, который ей особенно нравился, но в то же время не забыла и про его любимую рыбу.
      Обед начался неплохо, но только до того момента, когда стюард подал пресловутого цыпленка.
      Удивление старика быстро переросло в одну из его вспышек ярости, которые он так и не научился контролировать и чьи масштабы совсем не соответствовали породившим их причинам.
      Положение, занимаемое в его жизни Хильдой, похоже, стало угрожать его свободе, а сам факт игнорирования вкусов хозяина за его же собственным столом показался непростительным.
      Старик вызвал звонком одного из слуг, пока остальные раскладывали еду по тарелкам. Белый как полотно, он ни на секунду не сводил с неё взгляда. Стараясь не смотреть на него, Хильда пыталась унять дрожь в руках.
      Появился темнокожий слуга.
      — Уберите это, — приказал Карл Ричмонд, не повышая голоса.
      Антон Корф и офицеры были несколько обескуражены, но позволили убрать свои тарелки.
      Хильда не подняла глаз, когда рука в белой перчатке протянулась за её тарелкой, и только попросила подать соус. За столом воцарилось напряженное молчание. Цветной слуга в ожидании приказаний нерешительно повернулся к хозяину.
      — Я терпеть не могу курицу, мисс Майснер, и вам это прекрасно известно. Я не могу позволить есть её за моим столом.
      Хильда подняла взгляд от тарелки и посмотрела на него.
      — А вы никогда не задавались вопросом, приятно ли нам смотреть и слушать, как вы едите, мириться с вашими глупыми кулинарными пристрастиями? Я заказала для вас рыбу, и это блюдо вам нравится. Наслаждайтесь им, а мы будем лакомиться цыплятами. Не стоит из-за этого затевать нелепый скандал.
      Затишье перед бурей удержало её от продолжения.
      Они посмотрели друг на друга, и женщина поняла, что зашла слишком далеко.
      На несколько мгновений все застыли, словно в немой сцене. Лицо Карла Ричмонда стало пунцовым, он буквально захлебнулся от ярости.
      — Ах, как я тебя ненавижу! Ей, видите ли, не нравится, как я ем, да? Делаю это очень шумно, и это кого-то оскорбляет? Ну, моя девочка, я собираюсь преподать тебе урок, который ты запомнишь. Просто смотри, и пусть он пойдет тебе на пользу!
      Старик схватил графин с красным вином и запустил им в переборку, хрустальные осколки разлетелись во все стороны, а по стене пробежал красный ручеек.
      Прежде, чем кто-то смог его остановить, Карл Ричмонд стал швырять в стену тарелки. Потом в ход пошли бокалы и другая посуда, а перепуганный слуга нашел убежище за спинкой кресла.
      Антон Корф встал из-за стола, но старик этого даже не заметил. Распаляясь все сильнее, он хватал все, что попадалось под руку, и швырял в стену.
      — Так тебе кажется, что ты можешь заводить здесь свои порядки, грязная сучка? Никто, понимаешь, никто не смеет помыкать мной. Когда я что-то запрещаю, и ты, и все остальные обязаны выполнять мои приказы. Ты у меня на службе, как и любой другой на этой яхте. Я плачу, ты подчиняешься. Здесь я хозяин. Все вы мои лакеи, и никому не позволено забывать об этом. А если мне нравится рыгать за столом, вам платят достаточно, чтобы мирится с этим, да ещё и улыбаться. Но если, мадмуазель Майснер, я сделаю кое-что похуже, вам все равно придется мириться с этим наравне со всеми.
      Хильда едва не упала в обморок, но, несмотря на резкие возражения Карла Ричмонда, встала из-за стола и покинула салон.
      Свежий воздух и тишина на палубе привели её в чувство. Она постаралась вернуть себе самообладание и несколько раз глубоко вздохнула, но не смогла унять противную дрожь во всем теле. Словно сомнамбула, Хильда отправилась в каюту, побросала в чемодан свои платья и вернулась на палубу. Трап был спущен на берег. Не останавливаясь и повинуясь только инстинкту, она зашагала к нему. По пути ей пришлось миновать одного из офицеров, тот с любопытством следил за ней, но не сказал ни слова. По его лицу блуждала злорадная ухмылка. Крепко сжимая никелированный поручень и стараясь не зацепиться каблуком за доски, она осторожно спустилась на причал.