На следующий день та же процедура повторилась, только на этот раз на месте красных роз стояли белые, что могло служить хорошим предзнаменованием.
      В то утро в модном магазине Хильда купила себе несколько пар туфель, и, похоже, для неё началась новая жизнь. За всю ночь она ни разу не сомкнула глаз, у неё была масса времени, чтобы рассмотреть предложение со всех точек зрения. Ей было даже приятно, что события приняли такой неожиданный поворот. Она никогда не верила в сказки и знала, что ничего даром не дается. Но теперь все встало на свои места и складывалось не так плохо: ей не придется оставаться один на один с враждебным окружением. Он ясно дал понять, что знает как «занять при нем соответствующее положение и удержать его». Стоит им прийти к окончательному соглашению, и взаимная поддержка обезопасит её от досадных промахов и глупых ошибок.
      Их объединяли общие интересы, поодиночке они никак не смогли бы достичь своей цели. И неплохо, что она не целиком зависела от его воли: он удовлетворится двумястами тысячами долларов, а ей может выпасть жребий стать обладательницей одного из самых крупных в мире состояний.
      Как быстро люди привыкают к перемене положения, — подумала Хильда, но её размышления были прерваны появлением все той же секретарши.
      — Не хотите ли войти, мадмуазель Майснер?
      В сером твидовом костюме она выглядела ещё моложе, а легкий загар, который вчера ускользнул от внимания Хильды, выгодно подчеркивал голубизну глаз.
      При её появлении хозяин улыбнулся и предложил присесть.
      — Хорошо провели ночь?
      — Очень хорошо. Хотя ни разу не сомкнула глаз — обдумывала ваше предложение.
      — И к какому выводу пришли?
      — У меня нет никаких возражений по поводу, — тут она сделала небольшую паузу, — если только их не будет с вашей стороны.
      — Как видите, я рад вашему решению. А три другие претендентки покинут наш гостеприимный кров в расстроенных чувствах. Жаль, конечно, как вы считаете?
      Хильда нервно рассмеялась.
      — Мадмуазель Майснер, у вас есть поверенный в делах?
      — О Господи, конечно нет. Зачем он мне нужен?
      — Тогда кто же занимается вашими делами?
      — Неудобно напоминать, но у меня нет никаких «дел», как вы их называете, за исключением того, которым мы сейчас занимаемся.
      — Понятно, — он поиграл в руке карандашом. — Вы можете предложить какого-то адвоката?
      — Нет, я никого не знаю.
      — Возможно, мне удастся заинтересовать кого-нибудь вашим делом. У вас есть при себе документы?
      — Только удостоверение личности.
      — Для заключения брака придется предъявить гораздо больше: свидетельство о рождении, справку из полиции и так далее.
      — Об этом я даже не подумала.
      — Их получение займет много времени?
      — Ну, будут проблемы. Как вам известно, я уроженка Гамбурга, а там во время бомбежки погибли все архивы. Конечно, можно запросить дубликаты, но понадобится время.
      — Конечно, но с другой стороны, уже сегодня можно заполнить некоторые бланки, — сказал он и достал из ящика стола папку. — Мадмуазель Майснер, поскольку вы сирота, я предлагаю вас удочерить.
      Хильда была несколько ошеломлена таким поворотом событий.
      — Извините, не поняла.
      — Я собираюсь вас удочерить. Для всех вы будете просто моей дочерью. Что вы об этом думаете?
      Сложив руки на папке, он с улыбкой смотрел на нее.
      — Это очень благородно с вашей стороны… — пытаясь собраться с мыслями, неуверенно начала Хильда.
      — Не в этом дело. Поймите меня правильно, я не филантроп, а деловой человек. Ставя на вас, я должен получить гарантии.
      — Простите, я не успеваю за ходом ваших мыслей.
      — Вы готовы ради денег пойти на что угодно. Но это обоюдоострое оружие. Сейчас у меня нет никаких сомнений в вашей искренности, и пока вы не вышли замуж, я могу положиться на вас, как на себя самого. Но что может случиться потом? Как вы считаете, мадмуазель Майснер?
      Хильда замешкалась с ответом.
      — Проще всего убедить пожилого мужа, что жену преследует навязчивым ухаживанием его секретарь, — и судьба старого слуги предрешена! Не так ли, мадмуазель?
      — Я никогда себе такого не позволю!
      — Сначала все так говорят.
      — А как удочерение даст вам гарантию?
      — Все очень просто. У меня нет желания объявлять о нем публично. Этот козырь я придержу на случай, если вы забудете о нашем договоре. С другой стороны, ваш брак станет идеальным решением ваших проблем только в день смерти мужа, но у вас тут же появится возможность отплатить мне черной неблагодарностью. А это в мои расчеты не входит.
      — Мы должны доверять друг другу!
      — Не думаю.
      — Да я возражаю, просто удивлена, вот и все.
      — Рад этому. По части соблюдения взаимных интересов нет ничего лучше семейных уз. Можно потерять друг друга из виду, поссориться и ненавидеть, но семейные узы остаются незыблемы. И лучше быть отцом богатой молодой женщины, чем её прихлебателем.
      Хильда откинулась в кресле и положила ногу на ногу.
      — Когда же, — холодно спросила она, — я увижу своего суженого?
      — Когда немного приведете себя в порядок.
      — Очень мило…
      — Вы приятная женщина, нет сомнений, но пока это могут понять немногие. Вам следует переменить прическу, подобрать косметику, сменить одежду, научиться красиво двигаться, готовить коктейли, поддерживать беседу на любую тему, включая международную политику, биржевые новости и достоинства скаковых лошадей, но при этом стараться не выглядеть букмекером. Это целая наука, мадмуазель Майснер, но роль Пигмалиона всегда привлекает людей моих лет. С другой стороны, мне хочется уладить с вами небольшие технические детали.
      — Я сделаю все, что угодно.
      — Великолепно. Будьте любезны занять мое место за столом, я хочу продиктовать вам письмо.
      — Кому?
      — Себе. Ваше собственноручное письмо, которое пущу в ход только в случае сомнений в получения тех двухсот тысяч долларов, которые мне причитаются после смерти вашего мужа.
      — Но я уже говорила, что согласна с этим.
      — Это письменное подтверждение послужит мне гарантией на случай вашей забывчивости. Сейчас оно вас ни к чему не обязывает, поскольку подпишите вы его своей фамилией по будущему мужу. Став наследницей огромного состояния, вы перешлете мне деньги, а я верну письмо. Иначе мне придется обратиться в суд. Как видите, мои действия целиком зависят от вашего поведения. Не забывайте этого, и все будет хорошо. Садитесь за стол, здесь вам будет гораздо удобнее.
      Хильда встала и посмотрела ему прямо в глаза. Он в ответ взял её за плечи, на мгновение задержал и проводил к столу.
      — Вы должны мне полностью довериться, как я вам, когда открыл вчера все карты. Мы стали партнерами в общем деле, постарайтесь этого не забывать. Если начнете сомневаться или попытаетесь вывести меня из игры, наши отношения на этом и закончатся. Все ещё можно изменить, и трое других кандидаток ещё не покинули Канн.
      Никогда не забывайте, что только я мог раскрутить весь механизм, а без меня вам придется вернуться к своим переводам в квартиру на окраине.
      — Что я должна писать?
      Он достал большой лист глянцевой бумаги, протянул ей авторучку и заходил перед столом.

       «Дорогой отец…»

      Теперь тишину кабинета нарушал только скрип пера по бумаге.

       «Я прилагаю к этому письму именной чек на двести тысяч долларов. Это окончательно уладит наши расчеты. Передаю их вам, поскольку муж мой умер. Хочу надеяться, что эти деньги помогут вам обрести покой».

      Хильда подняла голову.
      — Я не совсем понимаю значение последней фразы.
      — Постарайтесь рассуждать логично. Если ваш муж умрет, вполне естественно, что как отец я постараюсь получить немного больше, чем причитающиеся мне двадцать тысяч. Вам следует помнить про это письмо, оно послужит мне гарантией от вашей забывчивости по поводу нашего соглашения. В этом случае я буду оспаривать законность нового завещания в свою пользу, и это письмо послужит подтверждением моей правоты.
      Мне нужно обеспечить тыл. Я затеваю этот брак лишь ради этих денег. И должен быть уверен в вашем поведении.
      — Продолжайте, пожалуйста.

       «Пусть время сгладит все последствия, а прилагаемая сумма позволит вам провести его приятно.
       Ваша любящая дочь,
       Хильдегарде Корф-Ричмонд.»

      — Ну, вот вы и познакомились с вашими будущими фамилиями. Должен извиниться, что не представился раньше, но теперь причина вам известна. Меня зовут Антон Корф. Как только у вас будет собственный банковский счет, подпишете чек, а пока надпишите конверт, это поможет избежать ненужной путаницы, — он продиктовал свой адрес.
      — Спасибо, мадмуазель Майснер, теперь останется только подписать официальные документы.
      — Какие?
      — О вашем удочерении.
      — Вы все продумали заранее…
      — Естественно.
      Хильда подписала несколько машинописных страниц и, не глядя на него, спросила:
      — Но вы все-таки немец?
      — Из Гамбурга. Поэтому хотелось, чтобы такой удачной возможностью воспользовалась моя землячка.
      — Вы женаты?
      — Конечно, нет. Я предлагаю вам отцовство, а не семью.
      — И что теперь мне нужно делать?
      — Готовиться. Покупать наряды, парфюмерию. Не думаю, что вам потребуются мои советы. При соответствующих средствах любая женщина может сделать себя привлекательной. Чуть не забыл: мистер Ричмонд терпеть не может зеленый цвет, помните об этом.
      Хильда и в самом деле учла это замечание, когда купила себе платье, достойное принцессы. Очень скоро она поняла: женщине просто необходимо быть красивой, чтобы встречные мужчины оборачивались вслед.
      Ее густые от природы волосы уложил искусный парикмахер, создав неповторимый стиль причесок. Дважды в неделю ей делали маникюр, она покупала косметику от Роша и платья от Диора.
      Началась новая жизнь. Каждый вечер она ужинала в номере 306 наедине с Антоном Корфом, который вносил последние штрихи в её образование.
      Хильда оказалась способной ученицей и быстро научилась добиваться желаемого почти от любого мужчины, будь то слуга или брокер. Познакомилась с правилами игры в баккара и тонкостями загадочного мира фондовой биржи. Теперь она была так занята, что редко появлялась днем на улице.
      — Знакомства пока недопустимы, — наставлял её Антон Корф, — Карл Ричмонд должен считать, что именно он вас открыл. Естественно, первую встречу мы организуем с максимальной тщательностью, ведь первое впечатление играет в его возрасте особое значение, а мы ведь все поставили на брак.
      — Как вы можете гарантировать, что все пойдет точно по вашему плану?
      — Мужское воображение — козырная карта любой женщины. Если известно, как его пробудить, все остальное пойдет само собой.
      — А если у меня ничего не получится?
      — Вернетесь к своим переводам.
      — Я буду точно следовать вашим указаниям.
      — Значит, все будет хорошо.
      День за днем он лепил её по своему вкусу. Ее интеллект его не слишком волновал. У Антона Корфа этого добра вполне хватит на двоих.

      Прикованный к инвалидной коляске Карл Ричмонд был вне себя от злости, — у него кончились сигары.
      Перебирая руками обода колес, он отъехал от стола, где остывал почти нетронутый ужин.
      Трое негров с Ямайки в ливреях, склонив головы, с философским спокойствием слушали его ругань. Наблюдать подобные сцены им приходилось довольно часто, дальнейшее развитие событий было для них не в диковину. И в самом деле, все шло по привычному руслу: мистер Ричмонд уже успел обругать их ублюдками, собаками грязными ниггерами, и его красноречие было на исходе. Но и то, что осталось, повторялось им далеко не в первый раз.
      — Какая мерзость, сукины вы дети, разводить всякую грязь за моей спиной. Ни на что негодные бездельники, вот кто вы есть на самом деле. Все ждете моей смерти, чтобы пировать над моим трупом, как стервятники. Но вам не достанется ни пенни. Я не оставлю денег таким скотам, которые даже не могут доказать свою преданность. Я больной человек, ясно вам? Мне нужна тишина и покой, а не ваши оправдания. Врач сказал, что меня нельзя раздражать.
      Ярость застилала ему глаза, и он орал как полоумный.
      — Убирайтесь к дьяволу и оставьте меня одного. Я привык к одиночеству. Никто обо мне не заботится, и все потому, что я стар; но мне наплевать на всех вас, ведь я богат. И все равно вам придется мне прислуживать, хотите или нет.
      Тут он размахнулся и запустил в стену своими золотыми часами.
      — А ну, принесите мне их.
      Один из слуг, пряча улыбку, устремился на поиски. Наконец он поднял часы, зажал в ладони и сокрушенно покачал головой.
      — Мне кажется, они сломались.
      Старик взял часы, покрутил в руках, потом поднес к уху. Его гнев уже остыл, и он улыбнулся.
      — Механизм поврежден, но великолепный золотой корпус с бриллиантами все ещё представляет немалую ценность. Да, эта штука стоит уйму денег. Стоило бы отдать их в ремонт, но я не могу сам этим заняться из-за своей немощи. Так что, ребята, я хочу отдать эти часы одному из вас. Великолепный подарок тому, кто докажет свою преданность. Есть желающие?
      Вся троица разом подняла головы.
      — Я не хочу посеять между вами вражду, ведь у меня всего одни часы. Мы устроим соревнования, и их получит победитель. Как вы на это смотрите?
      Они дружно заулыбались.
      — Ну, раз так, — старик притворился, что ненадолго задумался, посмотрим, кто из вас сумеет лучше изобразить собаку? Начнем с тебя, — он ткнул пальцем в сторону ближайшего слуги.
      Негр немедленно упал на карачки и залаял. Двое других окинули его оценивающими взглядами, а хозяин удовлетворенно кивнул.
      — Неплохо, очень неплохо. Но тебе недостает воображения. Теперь ты.
      Средний слуга опустился на четвереньки и стал словно гончая нюхать воздух, потом подошел к старику, остановился и как пойнтер поднял голову. Затем обнюхал колеса его коляски, обошел комнату и пристроился в ногах кровати.
      — Можешь изобразить лучше? — спросил старик третьего.
      Парень кивнул, отводя в сторону полный ненависти взгляд, и в свою очередь тоже опустился на пол. Он подошел к хозяину и принялся лизать ему руку, потом доковылял до своего компаньона и с явным безразличием стал его обнюхивать.
      — Браво! — воскликнул старик, потирая руки. — Просто замечательно. А теперь подойди, я тебя покормлю.
      Он быстро подрулил на коляске к столу и взял кусок мяса с застывшим жиром. Старик поднял руку вверх и заставил парня служить. Тот присел на корточки, съел подачку и принялся лаять, выпрашивая следующий кусок.
      Забавляясь игрой, старик заставил его доесть все содержимое тарелки. Когда еда закончилась, негр снова принялся лаять. Довольный своей выдумкой, Карл Ричмонд отдал ему часы. Собака снова превратилась в человека, товарищи смотрели на него с завистью.
      — Пришлите ко мне капитана, — приказал хозяин. Темнокожая троица поклонилась и убралась.
      Оставшись один, Карл Ричмонд отправился в ванную, сполоснул руки водой, вытер их полотенцем и обрызгал себя одеколоном.
      Никогда не знаешь, какой заразой могут наградить эти черномазые.
      Он причесался перед зеркалом, с тревогой всматриваясь в отражение: вторые сутки его беспокоил левый глаз. Затем Карл Ричмонд обнажил свои желтые вставные зубы, остался удовлетворенным увиденным, развернулся и покатил обратно в салон, где уже поджидал капитан.
      — Неужели нельзя постучать, прежде чем войти?
      Капитан с фуражкой в руке тут же вытянулся по стойке смирно.
      — Вы за мной посылали, сэр?
      — Когда мы прибудем в Канн?
      — Самое позднее — через двое суток.
      — На мое имя поступали радиограммы?
      — Нет, сэр.
      — Не понимаю, зачем держать на борту рацию. Никто обо мне и не вспомнил.
      — На судах такого класса без него нельзя.
      — Никаких известий от Антона Корфа?
      — Он молчит уже три дня, сэр.
      — Ты уверен, что отправил сообщение врачу?
      — Какому врачу?
      — По поводу моего глаза, недоумок. Мне нужен лучший специалист в Европе. Я не собираюсь обращаться к местным полудуркам, понял? Требуется настоящий специалист. Скажи откровенно, как ты находишь, не покраснел мой глаз ещё сильнее? Подойди ближе, я не заразный.
      Карл Ричмонд нетерпеливо подкатил на своей коляске. Капитан наклонился и бесстрастно посмотрел ему в лицо.
      — Да, сэр.
      — Что ты хочешь сказать?
      — По-моему, состояние ухудшается.
      — Ты думаешь, положение стало серьезным?
      — Не могу судить, сэр.
      — Убирайся к черту!
      — Есть, сэр, — капитан развернулся на каблуках, надел фуражку и, не оглядываясь, вышел из салона.
      Раздосадованный калека не знал, чем себя занять. Это была его трагедия: отчаянные попытки убить время сменялись недовольством от его бесполезной траты.
      Карл Ричмонд покатил в каюту, где его ждала игра в молчанку.
      Яхта была построена так, чтобы соответствовать его ограниченным возможностям. Поскольку он прикован к инвалидной коляске, все подчинялось этому способу передвижения. Компактная мебель крепилась к переборкам, чтобы можно было свободно разъезжать по каютам. Иллюминаторы заменили низкие окна, и теперь он всегда мог любоваться морем, но никогда не удосуживался этого сделать. Старик проводил на яхте столько времени не из-за морских пейзажей или любви к путешествиям, к тому же он чрезвычайно редко сходил на берег. Ему просто хотелось проводить все время на борту, среди слуг, словно королю в своем королевстве. Ни одно событие в этом крошечном мирке не могло ускользнуть от его глаза. У него были свои шпионы, соглядатаи и, кроме того, свои враги, чья ненависть уже сама по себе была достаточной причиной продлить свое существование.
      Приятно было чувствовать, что они постоянно находятся в его власти.
      И все-таки его нельзя было назвать монстром.
      Уроженец Гамбурга, натурализованный американец — это было сделано для удобства бизнеса — сколотил колоссальное состояние; вначале ему улыбнулась удача и на его землях оказались нефтяные месторождения, а затем Карл Ричмонд оказался достаточно прозорлив, чтобы управляться с этим хозяйством. Он всегда был хитер и проницателен, да к тому же не отличался излишней щепетильностью. Два эти качества, помноженные на удачу, здорово ему помогли.
      Окруженный коллегами — уроженцами Германии, предпочтительно из Гамбурга, он играл довольно видную, хотя закулисную, роль во время обеих мировых войн, и попал у американского правительства в черные списки. Но Ричмонд был умным и расчетливым игроком, знал, как играть за обе партии, чтобы не сделать свое пребывание в Штатах нежелательным.
      Благодаря поддержке избирательной кампании, Карл стал «персона грата» у некоторых политиков, которые были обязаны ему своей карьерой и старались обеспечить ему соответствующее положение, чтобы упрочить свое собственное.
      Но Ричмонд по-прежнему оставался свободным художником и не мог отказать себе в удовольствии то финансировать переворот в Саудовской Аравии, то продавать оружие греческим коммунистам. Он постоянно служил одним, предавал других, менял стороны, словно шахматный игрок, играющий против самого себя. Это позволяло развлечься, и в то же время быстрая смена позиции всегда помогала умножать состояние.
      И тем не менее, он всегда был одиночкой. В юные годы женился на молодой и недалекой соотечественнице, удивив выбором всех людей своего круга. Робкую болезненную девушку смущала и оставляла равнодушной светская жизнь. Этому жребию она предпочла бы тихие радости семейного очага и воспитание детей. Но до самой смерти этой её мечте так и не суждено было сбыться.
      Овдовев, Карл Ричмонд в первый и единственный раз в жизни пережил неподдельное горе.
      С той поры минуло сорок лет, но он больше ни разу даже и заговаривал о женитьбе.
      Не давая поблажек себе, с остальными Ричмонд обращался ещё суровее. Антона Корфа он встретил во время визита в Германию в 1934 году, и нанял его временным секретарем. От его наметанного глаза не ускользнули исключительные деловые данные нового сотрудника, и с тех пор тот так и пребывал в этой должности.
      Корф был карьеристом, претендовавшим на свою долю пирога. Старик давно об этом догадывался и, играя на его честолюбии, добивался исключительной преданности.
      Но рано или поздно должен был прийти момент, когда Корф ознакомится с завещанием и поймет всю тщетность своих надежд. Было очень забавно составлять этот небольшой документ, который в день оглашения преподнесет немало сюрпризов. Жаль, что он не сможет там присутствовать и насладиться этим зрелищем.
      Деньги совсем испортили старика. За свою долгую жизнь он уверился в их безраздельной власти и всегда мог позволить себе удвоить ставки на подкуп известного своей честностью человека. В этом мире купить можно все, и причем не спешить расплачиваться по счетам. Карл Ричмонд за свои чеки покупал не только бесчисленных политиков и актрис, но генералов, и губернаторов, старавшихся получить за свои услуги максимальную цену.
      Только один человек несмотря ни на что постоянно оказывал ему сопротивление — его жена.
      Она вышла за него, как могла бы выйти и за нищего. Ее трудно было назвать красавицей или умницей, но она была предана ему душой и телом, обнаружив при этом удивительную верность и необъятные запасы нерастраченной нежности.
      Да, за всю свою долгую жизнь ему так и не довелось встретить другую такую.
      Он мог бы стать совсем другим, если бы не его окружение. Невозможно оставаться великодушным и справедливым, когда все остальные готовы ухватиться за любой компромисс, предать собственных родителей и взяться за самую грязную работу.
      Распростертые у его ног, словно перед золотым тельцом, они продали ему свои души. В те далекие годы, когда Карл Ричмонд был ещё молод и далеко не мизантроп, он забавы ради стал выяснять, как далеко можно зайти с людьми. Всего пара попыток из простого любопытства, но с тех пор он уже не смог остановиться до самой старости, неразлучными спутниками которой стали цинизм и болезни.
      Трудно винить его, что эти садистские развлечения доставляли ему удовольствие. На своей стодвадцатифутовой яхте, названной «Удача» в пику тем, к чьей судьбе это слово никакого отношения не имело, он круглый год мог бороздить моря и океаны, по нескольку месяцев не удосуживаясь взглянуть на пляску волн за двойными стеклами окон.
      Иногда Карл, закутавшись в плед и с биноклем на шее, располагался на палубе, пытаясь пробудить в себе интерес к водной стихии, но сильные порывы ветра быстро его утомляли и он спешил ретировался в свою каюту.
      В штормовую погоду его коляску ставили к буфету, а сам он лежал на огромной кровати, обложенный грелками и подушками. Ричмонд никогда не страдал от морской болезни и пользовался этим преимуществом.
      Сейчас он направлялся из Нью-Йорка в Канн, где нужно было привести в порядок европейские дела и подобрать секретаря. Затем Карл намеревался бросить якорь на итальянской Ривьере, пройти вдоль побережья Далмации до самой Греции и ещё до зимы вернуться во Флориду. Но сейчас ему не терпелось добраться до берега и встретиться с окулистом. Не мог же он вечно промокать глаз носовым платком!
      И в любом случае нужно было поскорее попасть хоть куда-нибудь, ведь у него кончились сигары.

      Узнав о прибытии яхты, Антон Корф решил, что в первый раз на борт лучше отправиться одному, проверить настроение хозяина и подыскать предлог для появления в его окружении Хильды.
      Пришлось приложить немало усилий, чтобы избежать нашествия репортеров, но разогнать толпу зевак, собравшихся на пристани поглазеть, как швартуется океанская яхта, было не в его власти.
      Дожидаясь окончания этой процедуры, Корф с заднего сиденья лимузина был вынужден выслушивать комментарии досужей толпы, которые уже начинала действовать на нервы.
      Наконец с яхты спустили трап, и он сумел первым подняться на борт. Там его приветствовал капитан, но Корф, не останавливаясь, поспешно направился в салон, и камердинер Карла Ричмонда сразу доложил хозяину о его появлении. Старику явно не терпелось его увидеть, он даже не заставил себя ждать.
      — Подойдите сюда и скажите, что вы об этом думаете, буркнул он вместо приветствия.
      Ничем не выдав удовлетворения от такого приема, Антон Корф наклонился и уделил воспалившемуся глазу ровно столько времени, сколько требовали приличия.
      — Нужно связаться со специалистом по глазным болезням, медлить не следует. Я немедленно распоряжусь пригласить профессора Мори из Лозанны. Тогда он сможет вылететь ещё сегодня.
      — Какая удача, что вы уже здесь! Этим ослам ничего не стоит уморить меня до смерти.
      — Не волнуйтесь, завтра начнем лечение, уверяю вас. Как прошло плавание?
      — Неплохо. Мы попали в довольно сильный шторм, некоторых из моих людей сильно укачало.
      — Но как вы сами себя чувствуете?
      — У меня ужасно болит глаз.
      — Понимаю, но я имел в виду не это.
      — А вы считаете, этого мало? Конечно, у вас ничего не болит.
      — Я просто не так выразился.
      — Ну, ладно. В каком состоянии дело Бремера?
      — Все улажено, сэр. После должного убеждения он согласился на ваши условия.
      — Вы не принесли сигар?
      — Нет, но я немедленно распоряжусь доставить.
      — Не стоит. Эти ослы опять купят какое-нибудь барахло. Займитесь этим лично.
      — Хорошо, я привезу их сам. Что ещё можно сделать?
      — Позаботьтесь о враче, он нужен мне срочно. Я не собираюсь задерживаться в Канне. Уладьте дела и возвращайтесь.
      Антон Корф оставил бумаги на подпись, вернулся в машину и вернулся в отель. Не теряя времени, он заказал телефонный разговор с клиникой Мори в Лозанне и настоял на личной беседе с профессором. Наконец-то Корф нашел предлог для появления на сцене Хильды.
      Когда секретарша объявила, что Лозанна на связи, Корф переключил разговор на личный телефон и объяснил профессору все, что от того требуется, а часом позже в его офисе появилась Хильда.
      Он окинул её придирчивым взглядом. Перемена поражала. Стоявшая перед ним молодая женщина была не просто красива, в ней чувствовался настоящий класс. Породу за деньги не купишь.
      — Вы готовы к встрече с женихом?