Прямо перед ней на комоде стояла огромная серебряная ваза с тремя дюжинами красных роз, точнее говоря, роз было ровно тридцать семь, и она это отлично знала, поскольку только что пересчитала. Для неё цветы в серебряной вазе дышали роскошью в гораздо большей степени, чем мебель и интерьер а ля Людовик ХV.
      На глянцевых обложках модных журналов оставались матовые следы её пальцев, и она чувствовала себя как пациент в приемной дантиста, со страхом ожидающий, когда откроется дверь и подойдет его очередь.
      Портье сказал, что номер триста шесть — на третьем этаже, и что из окон открывается прекрасный вид на море. Сейчас она сидела в будуаре, граничащем с большой гостиной. Совсем не то, что её довольно скромная спаленка с окном выходящим в сад. Хотя и там в первый же день Хильда увидела букет цветов и карточку с приветствием.
      В тот же вечер её по телефону предупредили, что человек, с которым предстояла встреча, в ближайших пару дней принять её не в состоянии, и Хильда могла распоряжаться временем по своему усмотрению: сходить к парикмахеру, прогуляться морем, зайти в дансинг или просто отдохнуть с дороги. Ей оставили на карманные расходы приличную сумму во французских франках, и для её получения нужно было только расписаться в квитанции у портье.
      Так и не представившись, звонивший пожелал ей приятно провести время и оставил ломать голову.
      Хильда посетила местного парикмахера, отдала горничной одежду, чтоб погладили, купила несколько пар чулок и какой-то роман.
      Через два дня позвонила секретарша, любезно поинтересовался, как она провела время, и условилась о встрече на четыре часа.
      Прошло несколько минут, прежде чем дверь наконец-то открылась, и на пороге появилась девушка — похоже, именно она ей звонила — с улыбкой спросившая:
      — Мисс Хильдегарде Майснер?
      Она смущенно кивнула.
      — Вам назначили на четыре часа?
      Снова кивок.
      — Проходите, пожалуйста… — девушка грациозным жестом показала на дверь.
      Хильда встала и уронила сумочку, потом они едва не столкнулись лбами, когда почти одновременно за ней нагнулись. Наконец она вошла в гостиную и услышала, как захлопнулась дверь.
      Лысоватый мужчина довольно приятной наружности, строго, но весьма элегантно одетый, шагнул к ней и протянул руку. Хильда улыбнулась и про себя облегченно вздохнула. Конечно, он далеко не молод, но вполне привлекателен.
      — Мадмуазель Майснер, рад приветствовать вас на французской земле. Простите, вы говорите по-французски?
      — Да, свободно.
      — Это прекрасно. Не хотите присесть?
      Он предложил ей кресло и обошел вокруг большого инкрустированного стола со стопками бумаг, несколькими телефонами и переговорным устройством, которым тут же не преминул воспользоваться.
      — Прошу меня не беспокоить ни по каким вопросам. И не забудьте подготовить к вечеру дело Бремера, — мужчина выключил микрофон, и снова они остались наедине.
      — Как вы находите Францию, мадмуазель? Вам доводилось здесь бывать?
      — Нет, я никогда не выезжала за границу. Практически не покидала Гамбург.
      — Прекрасный город. Но от войны ужасно пострадал…
      Хильда промолчала.
      — Вы действительно потеряли родных во время бомбежки?
      — О, да. Отца, мать и сестру с ребенком.
      — Понимаю… Примите мои искренние соболезнования. А её мужу удалось избежать этой участи?
      — Да, ему повезло, но не надолго. Он погиб на Западном фронте.
      — Ужасная судьба. И вы остались совсем одна?
      — Совершенно.
      — У вас нет близких друзей, знакомого мужчины?
      — Нет.
      Беседа начала принимать довольно странный оборот. Она пыталась вообразить себе первую встречу, но даже и представить не могла, что придется буквально давать показания.
      — Вы курите, мадмуазель?
      — Да, спасибо.
      Он достал золотой портсигар, предложил сигарету и щелкнул золотой зажигалкой. С известным удивлением Хильда заметила, что сам он не курит.
      — Вы хорошо устроились?
      — Да, вполне.
      — Жаль, что не оказалось ни одного свободного номера с видом на море.
      — Неважно. Мне очень нравится смотреть в сад.
      — Чуть не забыл спросить о самом главном: как вы перенесли дорогу? Полагаю, вам впервые пришлось путешествовать самолетом?
      Она просто кивнула, недоумевая, неужели для этой беспорядочной беседы ей стоило приезжать во Францию. Возможно, ему просто не хотелось раскрывать карты до того, как он составит свое мнение. Хильда постаралась собраться с мыслями. Вопреки самым мрачным опасениям приходилось признать, что мужчина пришелся ей по вкусу. Сейчас ей очень хотелось бы встать и сказать:
      — Ну ладно, хватит болтать, поехали в Канны купить дорогих безделушек, чтобы компенсировать потерянное время.
      — Могу я поинтересоваться, чем вы зарабатываете на жизнь? Простите, что я вторгаюсь в вашу личную жизнь, но иногда просто поражаешься, как прекрасная половина человечества в наши дни умудряется выжить в этом хаосе.
      — Я занимаюсь переводами.
      — Просто удивительно, что на это можно существовать.
      — Ну, вы же понимаете, что здорово не разбежишься, но даже эти крохи избавляют меня от необходимости поддерживать случайные знакомства.
      — Великолепно, просто великолепно.
      — Да, на проблему можно взглянуть и под таким углом зрения.
      — О, извините меня, это просто моя манера выражаться.
      Оба понимающе улыбнулись.
      — Чашку чая или бокал портвейна?
      — На ваш выбор.
      Он встал и открыл дверцу секретера, переделанного под бар. Продолговатый светильник внутри отразился в целой батарее хрустальных графинов. Мужчина выбрал один, наполнил бокалы, которые Хильда с удовольствием поставила бы в сервант у себя дома, и протянул один ей. Потом заглянул в её глаза и улыбнулся. Она не решилась сразу поднести бокал к губам, поскольку чувствовала, что он хочет произнести тост.
      — За будущее, — не связывая себя никакими обязательствами, предложил мужчина. Он не сказал «за наше будущее», но она все равно выпила.
      — Знаете, дорогая, почему я обратил внимание именно на ваше письмо и выбрал его из массы других?
      — Обычная случайность?
      — Определенно нет. Ничто нельзя отдавать на волю случая в этом… скажем так… предприятии, потому, что слово «приключение» слишком многое оставляет на волю случая.
      Хильда подумала, что это не так важно.
      — Ваша удивительная откровенность… Состояние, особенно когда его рамки не ограничены одним государством, способствует появлению у человека шестого чувства, сразу позволяющего определить, когда его просто хотят использовать.
      Хильда нервно заерзала в кресле.
      — Среди полученных мной писем многие пришли от таких простушек, что я не стал даже читать их до конца. Большинство считало вполне разумным вообще не упоминать о богатстве, которое было самой притягательной деталью в объявлении. Согласитесь, это слишком отдает лицемерием и выглядит очень неуклюже. Другие все-таки о нем упоминали, но почти все представляли будущего мужа молодым, красивым и любвеобильным…
      — Он ненадолго замолчал, задумчиво покрутил бокал в руке, затем продолжил.
      — Любопытно, сколько все-таки в обществе проблем. Помещаешь в газете объявление, адресованное бедным одиноким женщинам без средств и особых надежд, — раз уж им приходится прибегать к такому способу найти себе мужа. Я не имею в виду вас, мадмуазель Майснер, поскольку вы совсем на них не похожи, но большинство женщин, решивших ответить на подобное объявление, принадлежат к вполне определенному типу и обычно связывают судьбу с чиновником на пенсии или капризным инвалидом, лишь бы он обеспечил им достаток. Эти создания готовы на все, лишь бы не оставаться в одиночестве. Предложите им дом на окраине или лавку зеленщика, и они сразу начнут мечтать, но только никогда не поминайте слово «деньги». А, как вы понимаете, это слово — ключевое. Стоит только намекнуть на него, и они немедленно начинают требовать немыслимых гарантий.
      — Но в то же время письма дали мне замечательный урок психологии. Вот почему я сразу обратил внимание на ваше. Вы говорили о финансовых вопросах с удивительной откровенностью. Я благодарен, что вы не опустились до сентиментальных причитаний, хотя в вашем случае, учитывая трагические обстоятельства, которые лишили вас семьи, это можно было бы понять и извинить. У меня нет предубеждения к сентиментальным людям, хотя в немецкой женщине этой черты следует особенно опасаться, но я сразу понял, что вы отличаетесь от остальных. — Тут он учтиво склонил голову. — Вы прекрасно понимаете, что в этой жизни ничего даром не дается, и эта проницательность говорит в вашу пользу.
      — Трудно представить, что, кроме меня, этим качеством больше никто не обладает.
      — О, нет, я выделил из общей массы соискательниц ещё три кандидатуры. Так же как вы, они благосклонно воспользовались моим гостеприимством, и последние несколько недель мы с ними тесно общались. Я даже не скрываю, что поместил вашу кандидидатуру в самом конце списка.
      — И они тоже остановились в «Карлтоне»? — встревожилась Хильда.
      — Конечно. Но не волнуйтесь. Это не скачки, и участники обходятся без номеров. У вас практически нет шансов с ними встретиться.
      — Да, понимаю, — протянула Хильда, и у неё появилось огромное желание объявить, что победит сильнейший, но это и так должно было случиться, поэтому она благоразумно промолчала.
      — Я должен извиниться, мадмуазель Майснер, что вызвал вас из Гамбурга, но хотелось лично поговорить со всеми, чтобы не составлять мнение только по переписке.
      — Я ни о чем не жалею, уверяю вас, — заверила она.
      — Ну, дорогая, теперь лед между нами сломан и вы мне расскажете, чего ожидаете от нашего брака.
      Хильда с трудом проглотила комок в горле. События развивались совсем не так, как она полагала; мужчина ей напоминал квалифицированного психиатра. Скрестив руки на столе, он с улыбкой наблюдал за её реакцией, олицетворяя само спокойствие и невозмутимость.
      — Я…я… — попыталась выдавить она.
      Но он остался абсолютно бесстрастным и ничем её не ободрил.
      — Мое письмо само все объясняет. В жизни одинокой женщины нет никаких загадок. Мне даже трудно себе представить, что ещё можно добавить.
      — Часто вам приходится отвечать на подобные объявления?
      — О Боже, конечно нет! Что вы! Это совсем исключительный случай.
      — Тогда я повторю вопрос. Что же вы все-таки ждете от этого брака?
      — Только то, что вы предложили. Комфорт, приятную обеспеченную жизнь и возможность посмотреть мир.
      — Значит, деньги имеют для вас большое значение?
      — Я полагаю, так можно сказать обо всех, у кого их никогда не было.
      — На что бы вы могли пойти, чтобы получить желаемое, мадмуазель?
      — Что за странный вопрос? Вряд ли вы меня вызвали только за тем, чтобы выяснить мои условия, а не поставить свои.
      — Мне нравится ваш ответ.
      — Могу я в свою очередь спросить, что вы ждете от этого союза, раз уж мне нечего вам предложить?
      — Извините, но вопросы здесь задаю я. Пожалуйста, будьте добры никогда больше этого не забывать. Судя по вашему письму, вы готовы на любой… назовем это компромиссом… Готовы стерпеть горбуна, садиста или хронического меланхолика?
      — Да, я не собираюсь отрицать.
      — Раз так, вы допускаете возможность завести любовника на случай, если муж не будет вас устраивать?
      — Конечно нет. Любовные шалости меня абсолютно не интересуют. Мне уже тридцать четыре, и я пережила несколько романов. Если вы больше всего цените верность, то я готова дать вам гарантии. Это даже не станет жертвой с моей стороны. Я просто хочу жить, вот и все. Мне совсем не хочется, чтобы месяц снова состоял из десяти дней.
      — Десяти дней?..
      — Именно столько мне удается прожить без проблем. Дальше этого мои амбиции не простираются, и потребуется не один год, чтобы развить мой аппетит. Молодость прошла впустую, и это не жалоба, а просто факт. А ваше предложение дает мне шанс изменить свою жизнь. Так неужели мне захочется всем рисковать из-за какой-то интрижки? Долгие годы я ждала такого предложения, в надежде на него выписала эту чертову газету, у меня было достаточно времени для размышлений, и нет на свете такой вещи, которая могла бы помешать осуществлению моей мечты.
      В комнате воцарилось тягостное молчание.
      — Конечно, — наконец она решилась продолжить свою мысль, — с моей стороны не совсем правильно так откровенничать. Вы можете принять меня за авантюристку, но… — Хильда машинально понизила голос, — я полагаю, вы дали объявление в поисках именно такой женщины.
      — Продолжайте, мадмуазель Майснер.
      — Видимо, я считала, что состоятельный муж наверняка окажется маньяком или монстром. Но я смотрю на вас, вижу вашу привлекательность, и это вселяет в меня беспокойство.
      Он промолчал и жестом дал понять, чтобы она продолжала.
      — Вы достаточно интересный мужчина, чтобы заполучить любую женщину, какую пожелаете, не прибегая к силе денег. Тогда зачем вы поместили такое объявление? Если речь не идет о каком-то физическом недостатке…
      — Вы очень умны и довольно проницательны. Я просто процитирую одну вашу фразу по поводу состояния: «Ничто на свете не станет препятствием к осуществлению этой мечты». Вы понимаете, что это вас весьма компрометирует?
      — Полагаю, все останется между нами. Если уж вы отметили эту мысль, значит наши точки зрения совпадают.
      — А вам не кажется, что молодой женщине с практическим складом ума слишком опрометчиво отвечать на объявление совершенно незнакомого мужчины?
      — В каждом приключении есть свой риск. У меня ничего нет, так что мне нечего терять.
      — Но вы надеетесь получить сразу все, верно?
      — Насколько возможно.
      — И вас не смущает, какими средствами?
      — Вы заставляете меня подумать, что затевается что-то ужасное?
      — Моя дорогая, должно быть, я вел себя слишком неуклюже, если после нашей беседы сложилось такое вульгарное представление. Но именно ваша откровенность позволила мне придать столь интимный поворот нашей беседе. Главная проблема в том, что мы должны прийти к соглашению по всем вопросам, поскольку по своим внешним данным вы вполне соответствуете моим ожиданиям. Похоже, вы намекали на нечестную игру. Могу я поинтересоваться, что, по-вашему, действительно заслуживает осуждения?
      Хильда ненадолго задумалась. Что, если это хорошо замаскированная ловушка?
      — Самое прискорбное в любом обмане — то, что развязка его наступает в суде.
      Мужчина расхохотался, она удивленно уставилась на него.
      — Нет, вы определенно романтичное создание, — выдавил он сквозь смех. — Мадмуазель Майснер, я полагаю, брак в ваших глазах является вполне приличным делом?
      — Вполне, и я должна признать, что никогда не надеялась на брак с человеком вроде вас.
      — И были совершенно правы, поскольку речь об этом не идет, я никогда не стану вашим мужем.
      — Что вы хотите сказать?
      — Я просто проверяю вас, вот и все.
      — Что ещё за шутки?
      — Садитесь, пожалуйста. Нет причин выходить из себя. Вы же понимаете, выйти замуж за миллионера — совсем не то же самое, что за железнодорожника. Это дело нелегкое, и соискательница его руки должна проявить массу способностей, которыми природа вас не обделила, но это далеко не все.
      — Так где же все-таки таинственный жених?
      — Мы поговорим на эту тему несколько позже, если, конечно, вы сами захотите. А сейчас нам нужно решить вопросы поважнее.
      Хильда была совершенно сбита с толку и озадаченно уставилась на собеседника.
      — Мадмуазель Майснер, наша беседа совершенно конфиденциальна. Могу вам это гарантировать, потому что это и в моих собственных интересах. Знаете, я остановился на вашей кандидатуре с самого начала нашей беседы. Скорее всего вы и есть та женщина, которую мне так долго не удавалось найти.
      — Не обижайтесь, что я не представился, и что не открыл имя вашего будущего супруга. Теперь мне пора последовать вашему примеру и открыть карты. Пора оставить недомолвки, так что слушайте меня внимательно. Человек, чьим секретарем и правой рукой я являюсь, владеет одним из самых крупных в мире состояний. Это пожилой, больной человек с трудным и довольно эксцентричным характером. Он привык, что за большие деньги окружение стерпит от него все, и причем с улыбкой. За многие годы нашего общения мне удалось его неплохо изучить. На мою долю выпала нелегкая роль, ведь на этой службе прошли лучшие годы жизни. Я вынужден терпеть его капризы (Господь свидетель — их у него множество), сносить оскорбления, отказаться от личной жизни, предугадывать малейшие желания, ухаживать за ним, как сиделка, и выполнять любые прихоти. С момента поступления к нему на службу у меня не было ни минуты покоя. Ни для кого я бы не сделал этого. Но я далек от альтруизма и жду достойного вознаграждения своих усилий.
      Мое положение, которое может показаться завидным, а с финансовой точки зрения так оно и есть, — не более чем рабство. Но мне удалось стать для него незаменимым, и я терпеливо ждал вознаграждения своих трудов. Совершенно случайно мне стало известно, что этого может не произойти. Как я уже говорил, мой хозяин стар и болен. Он холост, и недавно решил оформить завещание. Мне посчастливилось с ним познакомиться и увидеть, какая меня ждет благодарность.
      Мне шестьдесят два года, мадмуазель, и двадцать из них я провел на службе у этого неблагодарного типа. Все его состояние перейдет к благотворительному фонду, носящему его имя. Он цинично безразличен к будущему других, но это единственный способ увековечить свое имя в памяти грядущих поколений. Оно будет сиять неоном во всех отделениях его фонда, там же установят и его мраморные бюсты.
      Я тщательно прикинул, как повлиять на ход событий. Выход только один, и именно потому мне пришлось дать это объявление.
      Хильда слушала так внимательно, что боялась шевельнуться.
      — За эти годы я прекрасно изучил его, и потому знаю, как с ним управляться. Если вы станете скрупулезно следовать моим указаниям, то ваше будущее обеспечено.