Прямо по замкнутому кругу

Татьяна Ивановна тут же вернулась в исходную позицию – вытянула руку и взглянула на Андрея с мольбой. Андрей забрал у нее комок, опознав недавно купленный свитер из чистого кашемира, который обошелся ему в целое состояние. Эта дура постирала его в машинке с горячей водой и теперь от свитера остались только чек и пакет.

Но самое интересное заключалось в том, что купил он его двадцать восьмого марта, а второго апреля эта курица свитер угробила, и случилось разбирательство, и угрозы вычесть стоимость из зарплаты, и слезы домработницы, и клятвы… А вчера было второе октября.

А это значит…

– Хрен с ним, со свитером, Татьяна Ивановна, – сказал Андрей. – Дайте я вас лучше обниму…

И он прижал к себе всполошившуюся домработницу, которая от таких душевных щедрот совершенно расстроилась.

Андрей с тоской посмотрел на бутылку виски, что стояла на столе. Переварить случившееся без алкоголя было невозможно. Но и заявиться на работу к десяти утра с запахом легкого, но свежего перегара было бы неумно.

И Андрей позвонил знакомому человеку.

– Толик, есть чего? – поинтересовался он.

– Андрей, ты с ума сошел звонить в такое время? – пробурчал знакомец.

– Не гони! – усмехнулся Андрей. – Ты еще и не ложился…

– И что с того?

– Ты в центре?

– Ну, – ответил мрачный Толик.

– Приезжай ко мне, не обижу! – обнадежил Андрей.

– Втройне! – Толик, конечно, проявил несусветную наглость, но Андрея сейчас такие мелочи не беспокоили.

– Не вопрос! – обрадовался он и заручился обещанием Толика объявиться через полчаса.

Переговоры по телефону совершенно его вымотали: сердце часто-часто билось, руки дрожали, а дыхание превратилось в мучительный и сложный процесс.

Андрей добрался до ванной, где попытался отвлечься на рутинные процедуры: надо умыться кремом-пенкой, сделать увлажняющую маску, почистить зубы… Но, похоже, всему нужно учиться заново – Андрей озадаченно разглядывал тюбики и флаконы, пока, наконец, не осознал, что уже минут пять читает состав зубной пасты.

В дверь постучали.

– Андрей, к вам пришли, – пропищала Татьяна Ивановна.

Она была из тех, кто не умеет повышать голос. Если случалось крикнуть – без злости, раздражения, просто позвать Андрея к телефону, домработница брала высокие ноты, сипела, визжала, но ни в коем случае не кричала.

Андрей встретил Толика, пообщался с ним пару минут, после чего заперся на своей замечательной террасе и раскурил лучшую в мире траву. Как только реальность стала такой же странной, путаной и невыносимой, как и его внутренний мир, он почувствовал облегчение. Это было правильное, взрослое решение – позвонить дилеру и одурманить себя с утра пораньше.

Андрей потянулся на шезлонге. Апрель был необыкновенно теплый, и все же не настолько, чтобы загорать, но двигаться, суетиться ради того, чтобы прикрыть от ветра обнаженный торс, было, по меньшей мере, глупо. И пошло.

Неожиданно все вдруг стало таким ясным и очевидным…

Он – король мира!

Если все правда – и у него все же не было ни белой горячки, ни бреда, ни иного помутнения рассудка, тогда он, Андрей Панов, знает наперед, что случится с ним в ближайшие полгода.

Двенадцатого апреля пройдет гроза, о которой будут вспоминать долгие годы. Нужно поставить машину в гараж – иначе на его любимца «Порше» рухнет тополь.

Второго мая разобъется рейсовый самолет Москва – Анкара. Пятнадцатого Андрей попадет на Кутузовском в пробку и не успеет на деловую встречу – надо выехать пораньше.

«О боже, боже…» – думал Андрей.

Он – счастливчик.

В приподнятом настроении он ворвался на кухню и рявкнул:

– Татьяна Ивановна!

Вышло громко и нелепо – куда-то исчезла координация между мыслями и действиями.

Домработница к тому времени совершенно успокоилась на предмет загубленного свитера. Андрея уже не первый раз удивляли дружеские отношения домработниц с совестью – угроза расплаты их так пугала, что они рыдали, стопками употребляли валокардин, обещали, что сын или дочь будут отказывать себе во всем, даже в лекарстве от астмы, только бы расплатиться… Но стоило даровать им прощение, как они немедленно принимались с пылом бить посуду, стирать цветное белье с белым, протирать «Кометом» антикварную мебель – и милосердная совесть не мучила их, пока их не ловили с остатками фарфора «Ville– roys Boch», который они пытались выкинуть из окна. Андрей считал себя демократом. С Татьяной общался на равных. Но эта странная ее особенность опровергала всю его систему либеральных ценностей и принуждала время от времени вести себя как рабовладелец.

Татьяна Ивановна с укором взглянула на Андрея.

– А нет ли у нас… пирога? – поинтересовался он.

– Пирога? – растерялась та. – А вы заказывали…

– Нет! – Андрей замахал руками. – Просто я решил, что вдруг… ну, совершенно неожиданно, случайно, по воле судьбы… пирог все-таки есть! Представляете, как замечательно проснуться утром и обнаружить теплый пирог с капустой! В постели. Я бы проснулся и обнял его, – и он захихикал. – Можно как-то так рассчитать, чтобы поставить вечером в духовку сырой пирог, и чтобы утром он только– только приготовился?

Татьяна Ивановна, кажется, немного испугалась.

– Нет, пирога нет, но если вы скажете…

– Да ладно! – Добрый Андрей улыбнулся очень дружелюбно. – А давайте закажем пиццу?!

– Пиццу? – Татьяна Ивановна, кажется, утратила способность понимать родную речь.

– Все! – Андрей поднял руки, как бы говоря «сдаюсь». – Не надо пиццы. Куплю по дороге. Отличную пиццу с сочными, жирными тигровыми креветками, рукколой, на средней подошве. Да, Татьяна Ивановна?

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.