— Зачем мне обманывать вас? — Мальцева вскинула брови, изображая оскорбленную невинность.
      Полковник Николаев был человеком выдержанным. Вот и сейчас ничем не выдавал своего растущего раздражения. Похоже, он стучался в закрытую дверь. Как от стенки горох отлетали от Мальцевой все разумные доводы. Она, несмотря на воскресенье, обратилась в милицию сама, без тени робости попросила приема «у самого главного дежурного начальника».
      В кабинете спокойно уселась на предложенный стул, расстегнула черное модное пальто, привычно поправила пушистую белую шапочку и потребовала объяснить, по какому праву милиция интересовалась ею — дома и на работе.
      Ни Волина, ни Ермакова на месте не оказалось, и Николаев, зная, зачем искали Мальцеву, решил сам допросить ее. И вот уж сколько времени не мог добиться чего-нибудь определенного. Женщина отрицала все, даже самые очевидные факты.
      Печказова знала. Да, были дружны. Немного ухаживал, но очень недолго.
      Нет, никогда писем Печказову не писала. С женой не знакома, знает о ней только со слов Печказова…
      Возмущаясь явной ложью, Николаев из разговора с Мальцевой все же выяснил, что она вряд ли знает о происшедших событиях.
      «Что ж, если пока не осведомлена о судьбе Печказова, возможно, к его исчезновению отношения не имеет, — подумал полковник. — Как видно, вся ее задача — избавиться от подозрений в неверности. Попробуем разъяснить дамочке, в какую историйку она влипла со своими романами!»
      Теперь, услышав о том, что Печказов пропал, что полковнику известно о ее отношениях с этим человеком, Мальцева сдалась. Исчезли уверенность в движениях, достоинство и невинность в глазах. Мальцева, вытирая редкие, черные от туши слезинки, принялась выторговывать плату за правду, умоляя не сообщать мужу, если она расскажет все. Представив, что крылось за этим «все», Иван Александрович брезгливо поморщился.
      Пришлось разъяснить Зое, что он попросту не вправе раскрывать глаза ее мужу, если не будет выяснено ничего криминального.
      Мало-помалу Мальцева успокоилась и рассказала неприглядную свою историю. Случайно познакомившись с Печказовым, она стала принимать от него богатые подарки. Между ними возникли близкие отношения. Однако она боялась разоблачения и уехала к мужу, который учился в другом городе. Оттуда она и писала письма Печказову. После возвращения встречи с Печказовым продолжались, обычно встречались днем в квартире его больной матери.
      Когда Печказов поздравлял ее с женским днем, то, волнуясь, сказал, что ему звонили по телефону и угрожали убить. Потом он успокоился, отмахнулся. «Пустяки все это, лишь бы ты была со мной», — точно воспроизвела она его слова. Угрожали Георгию и раньше — прежний ее друг Скрипач. Но он больной и старый. Она не придавала значения этим угрозам. А в четверг Печказов провожал ее в эту коротенькую командировку. Он приехал на вокзал, но к вагону не подходил: там оказались знакомые.
      Постояли немного, и Печказов сказал, что утром к нему приходили двое.
      На том они расстались, договорившись созвониться в субботу вечером.
      — Вчера и сегодня он не звонил, — закончила Мальцева.
      Собственно, нового она почти ничего не сообщила, лишь подтвердила уже имеющиеся сведения. Разговор затянулся. Полковник уже поглядывал на часы, нетерпеливо ожидая известий от Волина и Ермакова.
      Подписав Мальцевой пропуск, Николаев спустился на первый этаж в лабораторию Пахомова, составлявшего по описанию соседки Печказовых фоторобот неизвестных, с которыми ушел в четверг Печказов. Интересно, что показания соседки совпадали с рассказом Мальцевой о двоих якобы из милиции, приходивших к Печказову. Семен Лузгин видел двух парней возле гаража Печказова. Эти две фигуры заявляли о себе все настойчивей.
      Эксперт успел не только составить фоторобот, но и сделать множество снимков. Пахомов молча подал два снимка полковнику, и тот не сдержал удивленного возгласа: шапка, одежда, осанка снятого со спины человека на обоих снимках были очень похожи!
      А ведь сделаны снимки по описаниям разных людей — Лузгина и соседки Печказовых!
      — Возможно, что один и тот же человек приходил и к квартире, и к гаражу Печказовых!
      — По-моему, один и тот же, — подтвердил Пахомов, — я по описаниям так ясно себе его представляю, что, кажется, знаком с ним. Второй парень проявляется хуже, а этот описан хорошо. Конечно, — добавил эксперт смущенно, — лицо мы плохо представляем. Лузгин совсем не видел, соседка Печказовых видела мельком. Но вот со спины — видите сами, как точно. Можно ведь узнать?
      — Я узнал бы, — сказал Николаев. — С этого мы и начнем, — продолжал он задумчиво. — Давайте, Володя, побольше снимков. Соберем своих сотрудников, дружинников подключим — где-нибудь да всплывет эта фигура, приметная она.
      Мелодично звякнул внутренний телефон, эксперт поднял трубку и тут же передал ее Николаеву:
      — Вас, товарищ полковник.
      Говорил дежурный, и Николаев невольно огорчился — стоило ему выйти ненадолго из кабинета, как поступили важные сведения. Звонил Волин и, не застав полковника, просил передать ему следующее. В квартиру Печказовых шантажисты звонили из автомата на привокзальной площади. Подброшенный в почтовый ящик протез челюсти действительно принадлежал Печказову. Ермаков установил Тихоню. Им оказался Албин Филипп Тихонович. А сам Волин съездил к Скрипачу неудачно и направлялся в отдел.
      Вскоре после звонка Ермаков доставил в милицию Албина, почти следом появился и Волин.
      Вновь началась работа.

      Албин на вопросы отвечать наотрез отказался. Плакал, ругая все и вся, так что не выдержал дежурный, упрекнул:
      — Да вроде тебя насильно не заставляли ничего делать, тем более воровать, сам виноват, и ругать некого.
      При обыске из разорванного в клочья костюма Албина извлекли записную книжицу в изящном черном переплете.
      Ермаков полистал ее и молча показал Волину запись «Гошка» и номер телефона.
      — Очень может быть, что это Гогу он так именует, — сказал обрадованный Волин.
      Оказалось — точно. Записанный номер был номером телефона продуктового магазина, где грузчика Гошку Грибкова знали и тотчас же сообщили, что в настоящее время живет он у пенсионера Петренки. «Без прописки», добавлено было не без злорадства.
 
      …Деревянный домик Петренки смотрел на улицу двумя захлестанными весенней непогодой окнами. Через темные сени Волин попал прямо в петренкины хоромы — кухоньку да комнату со столом, стульями, тумбочкой, старым приемником и двумя кроватями у стены.
      Гошка оказался дома, сидел один у стола. Увидев Волина и входившего с ним мрачного участкового инспектора, Гошка вскочил. Суетливо, по-бабьи обмахнул ладошкой стулья, пригласил садиться и на первый же вопрос Волина, который не очень-то привык к легким победам, заявил не в пример своему молчаливому шефу:
      — Я, граждане начальники, человек маленький, мне скрывать нечего, я все расскажу. Заявляю, что сам хотел пойти в милицию, изобличить расхитителей народного добра.
      Волин улыбнулся. Похоже, что показания давать будет. И действительно, Гошка сыпал слова круглые и ровные как горох.
      — Я с Тихоней в колонии познакомился.
      — Как в колонии? — удивился Волин. По сведениям Ермакова, Албин судим не был.
      — Что вы, что вы, — Гошка округлил глаза, — я с его брательником сидел, а Тихоня только навещал его.
      Гошка не скрывал своих связей.
      — Я с ним детей не крестил, пусть отвечает. А я что? Принеси, унеси. «Гога туда, Гога сюда», — передразнил он кого-то и добавил, комично посерьезнев: — Я рабочий человек.
      Из Гошкиного рассказа выходило, что он иногда вместе с Албиным, а иногда и без него доставлял магнитофоны в торговые точки. Как отметил про себя Волин, охотно и подробно рассказывая обо всем этом, Гошка старался не касаться своих отношений с Печказовым. Лишь мимоходом в числе последних небрежно назвал он завмага. Пожалуй, слишком вскользь, чтобы Волин не обратил на это внимания. А ведь капитан знал, что Гошка виделся с Печказовым в день его исчезновения!
      Алексей Иванович строго спросил:
      — Давай-ка, Грибков, о Печказове поговорим, о Георгии Ивановиче.
      — А что Печказов? — Гошка насторожился и скрыть этого не сумел.
      — Когда виделись с ним в последний раз? Зачем? Кто велел?
      Гошка из всех сил делал вид, что пытается вспомнить. Наморщив лоб, он поднял глаза к потолку, помолчал, шевеля губами, потом решительно мотнул головой:
      — Нет, не помню.
      Заметим, что капитан укоризненно покачал головой, Гошка снова заторопился:
      — Не помню, честно, гражданин начальник, не помню! Может, вы напомните деталь какую, чтоб я вспомнил, а?
      «Ну и жук, — подумал Волин, — как он только что распинался, а вот на тебе — пытается выудить, что нам известно о Печказове. Узнает и выложит ровно столько, сколько и сами мы знаем. Однако же неспроста это!»
      — Провалы памяти? — сказал Волин спокойно. — Можно и напомнить. Для начала давайте о встрече в «Рембыттехнике». Поподробнее. Вопросы те же: когда, зачем и по чьему приказу?
      — Да что в «Рембыттехнике»? Он и разговаривать со мной не стал!
      «Пошел ты», — сказал мне Георгий Иваныч и, извините, еще нецензурно добавил. Вот и весь разговор.
      — И дальше? — вновь спросил Волин. — Албину об этом сказал?
      — А как же, — ответил Гошка, и глаза его метнулись, понял, что проговорился.
      — Ну вот что, парень, — построжал Волин, — хватит ходить вокруг да около, выкладывай, что знаешь о Печказове. Где он?
      — Это Тихоня вам набрехал, да? — Не получив ответа, он продолжал:
      — Да ничего я не знаю! Паны дерутся, а у холопов чубы трясутся. Тихоня послал меня, приказал припугнуть завмага. Сам-то не может. Тихоня культурный. Я его и встретил в «Рембыттехнике». Ну, какой был разговор — я уже рассказал! Доложил Тихоне, а он мне, дескать, набей ему морду, только втихую. А как я ему морду набью, если он вон какой комод? Тихоне я обещал, конечно. Ждал его, не скрою, хотел вечерком камушком в глаз засветить, но не пришлось.
      — Где ждал-то? Когда?
      — У гаража его ждал. В тот же день. Думаю, как выйдет он из машины, тут я и приварю ему кирпичиком. Стемнело уже, замерз я да и оторвался до дому.
      — В каком часу это было?
      Гошка задумался ненадолго, потом обрадованно зачастил:
      — Вспомнил, вспомнил, время не назову, но когда я домой пришел, у Петренки комиссия сидела — из жэка, что ли, прорабатывали его за пьянку.
      Вмешался участковый инспектор:
      — Алексей Петрович, я это мигом уточню. Действительно, товарищеский суд за Петренку взялся, он после смерти жены выпивать начал, я и попросил. Ходят теперь к нему, вроде действует.
      Опыт подсказывал Волину, что трусливый Гошка не способен напасть на решительного завмага, но он знает что-то. Стоп! Откуда Албин мог узнать об исчезновении Печказова? А он знал и именно поэтому предложил Урсу очистить склад от левого товара! Не от Гошки ли получил он эти сведения?
      «Построже придется с ним», — решил Волин и, обращаясь к Гошке, сурово сказал:
      — Собирайся, парень, договорим в милиции.
      — За что, гражданин начальник? — заныл Гошка, не двигаясь с места; между тем Волин встал, поднялся и участковый инспектор.
      — Сам не желаешь, так Албин, возможно, напомнит, что было.
      — Да не верьте вы Тихоне, — Гошка не хотел так сразу сдать позицию.
      — Я ведь насвистел ему. Понимаете, насвистел, чтобы он отвязался. Откуда мне было знать, что все так повернется. А он мне пригрозил, я же говорил вам, помните?
      — Вы сказали Албину, что Печказов исчез? — спросил Волин напрямую.
      — Отвечайте коротко и ясно.
      — Я не говорил, что он исчез, — пытался заныть Гошка, но Волин прервал его:
      — А как говорил?
      Решительный тон подействовал на Гошку.
      — Ладно. Скажу. Но предупреждаю: отвечать мне не за что, я, можно сказать, беду отводил.
      «Опять понес», — досадливо поморщился Волин, а Гошка, уловив эту невольную гримасу, тут же перестроился:
      — В общем, я Печказова ждал во дворе «Скорой», там гараж его. Уж стемнело, а его все нет. Смотрю, вроде как не я один за гаражом наблюдаю, кто-то стоит между забором и гаражной стенкой — там узенький такой проход. Человека мне не видно, только тень. Откуда он появился и когда, не знаю, но по двору не проходил, видно, с тылу зашел: там дворы проходные.
      «Точно, проходные», — вспомнил капитан и потребовал:
      — Дальше!
      — Я понял, конечно, что и камушком не достану завмага — при свидетелях-то я не дурак кидаться, но интересно мне, чего мужик прячется там, за гаражом? Жду. Если, думаю, завмаг еще кому насолил, то я чужими руками с ним и разделаюсь! Посмотрю, что будет, а Тихоне доложу, что это я его пристукнул. Слышу, подъехал к гаражу «жигуленок». Я в подъезде стоял напротив, выходить не стал. Смотрю, тот из-за гаража прыг к машине. Мотор работал, и никаких слов я не разобрал, но, видно, был разговор, потому что завмаг сперва свою дверцу чуть приоткрыл, потом, видел я, перегнулся, кнопку задней дверцы — раз! — выдернул и дверь открыл. Парень этот сел в машину на заднее сиденье.
      — Парень? — переспросил Волин.
      — Парень, — подтвердил Гошка серьезно, — по всему видно, прыткий, молодой. Я разглядеть его не сумел, только молодого-то от старого отличить можно. И еще шапку на нем заметил — светлая такая.
      — Дальше, дальше, — поторопил Гошку Волин. Опять всплывала фигура таинственного парня.
      — Дальше развернул завмаг своего «жигуленка» и укатил. А я домой пошел, что мне ждать оставалось?
      — А Тихоня?
      — Тихоне тут же позвонил из автомата и сказал, что нанял ухарей и, мол, переживаю сам, как бы его не пришибли. Тихоня меня поругал, а на следующий день примчался к магазину как бешеный: где, мол, завмаг, куда девали?! Не буду же я ему признаваться, что я ни при чем. Но вот вам честное слово. — Гошка театрально прижал руки к впалой груди. — Честное слово мое, правду сказал. Тихоне я тогда наврал, дескать, узнаю все у ребят. А сам ушел с работы да и сижу дома. Звонил Печказову на работу, домой — нет его. А где он? — теперь во взгляде Гошки Волин увидел недоумение и искренний интерес.
      Значит, опять появился какой-то человек. Из числа установленных свидетелей Гошка видел Печказова последним. И с этим неизвестным.

      Весь день Волина не покидала мысль о Скрипаче. Версия о причастности старого ловеласа к исчезновению Печказова имела право на существование и подлежала тщательной проверке. Ясность могли внести Скрипач и Андрей Курко. Но первый, Волин справлялся, не приходил в сознание, а второго разыскать че могли. Мать Курко, измученная, рано состарившаяся женщина, объяснила, что сына-алкоголика не видит неделями. Где он обитает, чем занимается — ей неизвестно. После лечения парень какое-то время не пил, потом старые дружки встретились и опять жизнь покатилась под горку.
      Меры к розыску Курко были приняты, но результата пока не дали.
      А интересно бы знать, о каких деньгах шла речь в последнем телефонном разговоре Скрипача? Зачем он снял с книжки деньги? Что за дела у Скрипача с опустившимся бывшим пациентом психбольницы?
      И угрозы, угрозы в адрес завмага, их не сбросишь со счета.
      Волин тщетно пытался дозвониться до квартиры Скрипача. То никто не подходил к телефону, то было занято. Наконец трубку подняли, и незнакомый мужской голос на вопрос Волина ответил, что Скрипач только что скончался от нового сердечного приступа.
      Ошеломленный этим известием, Волин долго держал в руке телефонную трубку, из которой звучал настойчивый гудок отбоя.

      Семен Лузгин, шофер первого класса, двадцать лет водивший автомобиль и считавший шоферскую работу самой интересной, тосковал. Впервые ему показалось, что есть дело интереснее, чем у него самого.
      С тех пор как он стал невольным свидетелем попытки ограбить печказовский гараж, его жизнь утратила размеренное течение, в ней появился новый интерес. Лузгин увлекался часто — спорт, рыбалка, книги, но все это были увлечения спокойные, без особых страстей и волнений. Теперь Семен прикоснулся к событиям, происходившим на таком накале, когда вплотную вставали вопросы жизни и смерти. События захлестнули его впечатлительную душу. Все эти два дня самым страстным его желанием было найти приходивших к гаражу людей. Он был уверен, что узнает их, особенно того, высокого, в бежевом кожушке, что возился с замками и оглянулся на окрик.
      Ему нравились неутомимый здоровяк Волин и смуглый быстрый Ермаков, его потряс эксперт Володя Пахомов, в лице которого сочетались для Лузгина наука, техника и трудный розыск преступника.
      Будь его воля, Семен не уходил бы из лаборатории эксперта день и ночь и все последующие дни и ночи — так было интересно. А еще он впервые близко увидел и поразился, насколько трудна милицейская работа.
      Прошлой ночью, подменив напарника, Лузгин терпеливо и зорко наблюдал за гаражом, во время выездов на вызовы поручал наблюдение своим сослуживцам, уважительно отчитывавшимся перед ним о результатах дежурства. Однако все было напрасно.
      Сегодня Семену предъявили для опознания снимки фоторобота, составленного со слов соседки Печказовых, и Лузгин вышел из милиции еще более утвердившимся в сознании важности своего участия в розыске.
      Он не чувствовал усталости после ночной смены и хлопотного дня, сказывалась многолетняя привычка к суточным дежурствам.
      Смеркалось, вечерние улицы в эти часы были пустынными. Лузгин шел неторопливо и рассуждал про себя, где можно встретить тех парней. «Судя по добротной одежке, они не ханыги, нет, — думал он. — Напротив, с претензиями ребята. Замок с шифром сразу пилить не стали, открыть надеялись. Значит, в этом деле мало-мальски соображают, квалификация есть. Убегать бросились дворами, значит, подходы к гаражу изучали заранее местные парни, наверняка местные. Ну и где же можно их застать, местных, с такими ухватками? Рестораны? Могут поостеречься, коли виноваты в чем. Если я в первую очередь ресторан вспомнил, то не дураки же они, чтобы не сообразить, где искать станут».
      Лузгину нравился ход собственных размышлений. Действительно, стоит перебрать в уме все места, где могут они появиться, эти парни. Кинотеатры Лузгин отмел — не до кино им, конечно; театр, музеи и выставки отпадали тоже. Так где же, где? Город велик. И тут Лузгина осенило.
      Парни знали Печказова, гараж его, квартиру, работу и все эти дни как-то появлялись именно в этих местах, значит, там и надо будет смотреть.
      «Кстати, — вдруг вспомнил он, — ведь у Печказова еще мать больная есть». Лузгин стал вспоминать, где эта квартира; в его присутствии Волин говорил Ермакову, что участковый был у Мавриди и там все в порядке. Волин назвал и улицу, но название вылетело из головы Лузгина, и он, как ни старался, вспомнить его не мог.
      Семен был человеком настойчивым, даже упрямым: если решил чего, добьется непременно. Конечно, он понимал, что обращаться за адресом Мавриди к Волину или кому другому из милиции бесполезно — не дадут да еще и отругают: сами, мол, справимся.
      Лузгин посмотрел на часы — поздновато, но на вокзале справочный киоск работает, адрес узнать можно, да тут как раз и остановка автобуса близко. Короче, всего через полчаса Семен Лузгин держал в руке белый листочек с адресом Мавриди. Редкая фамилия не оставляла сомнений в правильности адреса.
      И он не был бы Семеном Лузгиным, если бы тут же не отправился по этому адресу — просто так, посмотреть. Улицу и даже дом, где жила Мавриди, он знал — недаром ведь работает столько лет на «скорой».
      Дом Мавриди — старая семиэтажка с тремя подъездами. Над каждым входом горела тусклая лампочка. Не подходя близко к дому, Семен остановился в скверике.
      «Середина марта, а весна не разгуляется никак», — подумал он, оглядывая светящиеся окна, и тут дверь крайнего правого подъезда хлопнула, выпустив высокую тоненькую девушку. Разглядеть ее Семен не успел, она быстро завернула за угол, и он не обратил на нее особого внимания, продолжая разглядывать окна и прикидывая, за каким из них квартира Мавриди.
      Так простоял он несколько минут и уже собрался было домой, как вдруг заметил направлявшегося к дому человека. Судя по походке, человек был молодым. В обычное время Семен не обратил бы на него внимания — идет и идет себе человек, но сейчас Лузгин был настороже, и ему показалось, что человек идет как-то не совсем спокойно, осторожничает, что ли.
      Семен ждал, когда он подойдет ближе к дому, но тот вскинул голову, глянул на окна и, быстро повернувшись, направился за угол — туда, где несколькими минутами ранее скрылась девушка.
      Скудного света хватило, чтобы Семен Лузгин разглядел светлую пушистую шапку на голове незнакомца.
      Да это же тот, кто был у гаража!
      Не раздумывая, шофер бросился за ним. Узкая асфальтовая дорожка вела через скверик к соседней улице. Человек в пыжиковой шапке маячил впереди и резко обернулся, когда Семен, выскочив на дорожку, шаркнул подошвами об асфальт. В конце дорожки Лузгин успел заметить фигуру девушки. «Ждет», догадался он.
      Парень прибавил шагу и через несколько секунд исчез вместе с девушкой в тени деревьев, обрамлявших соседнюю улицу. Семен, уже не таясь, побежал по дорожке прямо к старым деревьям на плохо освещенной улице.
      Он миновал эти деревья и только подумал, что надо бы приглядеться, как вдруг улица осветилась внезапной вспышкой, и ничего не понявший Семен Лузгин, теряя сознание, рухнул на асфальт.

      Протрезвевший Албин подтвердил показания Гошки. Категорически отрицал лишь то, что давал ему задание расправиться с Печказовым.
      В кабинете Николаева, будто это и не было воскресенье, опять долго, подробно обсуждали дело об исчезновении, прикидывали так и этак, что нужно было сделать абсолютно срочно. Разошлись поздно.
      Волин, быстро поужинав, уснул как убитый. Эта ночь для него прошла спокойно. Полковник Николаев запретил дежурному звонить Волину о том, что ночью с поезда сняли Андрея Курко, убегавшего от Скрипача, который никому уже навредить не мог.
      По подробной ориентировке Курко был опознан нарядом линейной милиции. При обыске у него обнаружили большую сумму денег. К утру Курко доставят в отдел.
      — А Волин пусть спит, сил набирается на завтра, — сказал полковник дежурному помощнику.
      И еще одно событие произошло этой ночью. Овчарка жильца пятиэтажного дома по улице Борской обнаружила на дорожке под деревьями лежавшего без сознания мужчину.
      Испуганный хозяин собаки позвонил в милицию и вызвал «скорую помощь», которые прибыли почти одновременно. Когда лицо мужчины осветили, врач всплеснул руками:
      — Да это же Лузгин, наш водитель!
      Одежда Лузгина была в порядке, пальто, шапка, часы на руке, бумажник с документами — все при нем. Значит, не ограбление.
      В больнице выяснили, что у Лузгина травма черепа.
      — Ударился затылком крепко, — сказал озабоченный врач, и дежурный по району, строго наказав врачу позвонить, когда потерпевший очнется, сообщать о происшествии начальнику не стал.
      Фамилия Лузгина дежурному была незнакома, и он не мог связать ее с делом об исчезновении Печказова.

      Выспавшийся, отдохнувший капитан Волин вошел в горотдел.
      Еще из дома он позвонил на квартиру Печказовых, там было все в относительном порядке. Нелли Борисовна здорова, Тамара находилась при ней неотлучно, и за ночь ничего не произошло.
      По длинному пустому коридору Волин направился к деревянной лестнице, ведущей на второй этаж, где был его кабинет, но из-за перегородки дежурного его окликнул участковый инспектор Карцев. Волин с симпатией относился к Николаю Павловичу Карцеву, не раз обращался к нему за помощью, никогда не получая отказа. Карцев давно работал на своем участке, его знали и уважали. Бывали случаи, когда Карцев здорово выручал Волина, поэтому Алексей Петрович обрадовался, увидев участкового инспектора. Несмотря на разницу в возрасте — Карцеву было около пятидесяти, — они были на «ты»: сблизила их совместная работа и взаимная симпатия.
      — Я тебя, Алексей Петрович, поджидаю, — поздоровавшись, сказал Карцев, — давай-ка покумекаем.
      — Пошли, Николай Павлович, ко мне в кабинет, — пригласил Волин, пожимая жесткую руку участкового инспектора.
      Поднимаясь по лестнице за Карцевым, Волин, оглядывая его крепкую спортивную фигуру, отметил легкую, пружинистую поступь. Зная серьезный и основательный характер Карцева, Волин подумал, что не с пустым делом ждал его Николай Павлович.
      Привычно ударившись о ручку сейфа, капитан прошел к своему столу, вопросительно посмотрел на Карцева. Тот молча положил на стол снимки фотороботов, изготовленных экспертом со слов Лузгина и соседки Печказовых. На снимках явно проглядывали черты одного и того же человека, снятого со спины: бежевая дубленка с небольшим воротничком, характерно опущенные плечи, высоко остриженный темный затылок, тонковатая шея.
      — Знаю я его, — сказал Карцев, — мой это.
      — Как — твой? — не понял Волин.
      — Ну, мой, с моего участка. Чернов это. Миша, — пояснил участковый. И по тому, как это сказал Карцев, капитан понял, что Мишу Чернова участковый инспектор знал, но особых претензий к нему не имел, иначе не назвал бы Чернова так — Миша.
      — И что? — Волину не терпелось узнать об этом Мише поподробнее.
      Участковый инспектор покачал головой.
      — Трудно поверить, Алексей Петрович, но надо проверить. Миша Чернов меня никогда не тревожил особенно, так только, по мелочи. Семья неплохая была, мать не работала, за Мишей приглядывала. Потом отец бросил их, уехал куда-то, мать на работу пошла. Миша к отцу уезжал на год или два, затем вернулся. После школы на работу пошел, потом в армию. Время быстро летит, гляжу, Миша уже отслужил, женился. Мать его свою судьбу еще раньше устроила, уехала с новым мужем. Миша и остался с женой в квартире. И опять я доволен был им — не выпивал, работал, дома все тихо, учиться в институте стал. Потом смотрю — один он ходит, да и выпивши нередко. В чем дело, думаю, и узнаю, что жена-то ушла от него. Стороной я услышал, что вроде разошлись они.
      Волин слушал участкового не перебивая.
      — Замечаю, выпивки на квартире своей Миша устраивает, девица к нему зачастила, — продолжал участковый. — Особых друзей у него нет, один только почаще других ходит. И знаешь, Алексей Петрович, — участковый вздохнул и вытащил снимок. — Похож на этого.
      На втором снимке фоторобот получился похуже. Парень был невысокого роста, и свидетели плохо видели его из-за спины второго, высокого. Четко выделялась лишь одна деталь — светлая пушистая меховая шапка.
      — Сам видишь, Алексей Петрович, тут, кроме шапки, ничего приметного нет, и вот у Мишиного друга, кажется мне, такая же.
      Итак, фигуры двух теней, мелькавших вокруг печказовского дела, получали материальное воплощение. Михаила Чернова и его друга нужно было срочно проверять.
      Когда Волин и Карцев обсуждали, как лучше это сделать, позвонил Николаев.
      — Алексей Петрович, — голос полковника был тревожным, — Лузгин ведь у нас по печказовскому делу проходит?