— Вот это сюрприз! Не мог уж позвонить, — попеняла она Николаеву.
      — Ну, ну, — ответил он, направляясь к двери, на ходу лаская темную головенку дочери, провожавшей его до порога, — знаешь ведь ты нашу районную связь. Времени не было. Да и без экспертизы что там говорить? Слушай, — оживился он, — Сережка-то Ниткин наш каков! Все у него путем, как столичный криминалист шпарит — пакетики, пробирки. Стали изымать болотные сапоги Степанко. Ну, думаю, не будет у тебя под них упаковки, даже интересно стало. Нет, гляжу, и под эти бахилы у него пакет. Маленькая деталь, да, — обернулся он к Вере. — Но ведь работника как характеризует! Любит Ниткин свое дело, молодец, — продолжал он задумчиво, — а я люблю таких людей — одержимых. Надо будет его на курсы направить, чем больше он экспертиз освоит, тем нам самим лучше. Мы приехали ночью, а Ниткин побежал сразу к себе в лабораторию. Я, говорит, все равно не усну, пока рисунок не сравню. На подошве обуви рисунок, — пояснил он. — Помнишь ту «елочку» на полу? След же был очень четкий, и сняли хорошо. Но что-то скажет Ниткин?
      Собрались у майора обсудить план дальнейших действий. Николаев смотрел на товарищей. Как подействовал на них ощутимый успех! Повеселели, разгладились лица, блестят глаза — рады все, что наступает завершающий этап розыска. Да, еще предстоят хлопоты, но главное сделано, найдено то необходимое звено, которого так недоставало.
      «Кстати, — вдруг вспомнил Иван Александрович, — а почему это в Ярино Сенькин назвал Степанко святым Иосифом?»
 
      Подчеркнуто равнодушно эксперт Ниткин положил на стол уже отпечатанное на машинке заключение трасологической экспертизы.
      — Ах, молодец, — не удержался от похвалы майор. — Итак, товарищи, эксперт-криминалист установил, что следы на месте преступления оставлены обувью, изъятой у Снеговых в доме и принадлежащей Тамаре Снеговой.
      — А с деньгами как? — обратился Николаев к Сергею.
      Над деньгами работает сейчас судебно-медицинский эксперт, группу крови устанавливает. Сегодня будет готово.
      Договорились, что следователь продолжит работу со Снеговой, Иван Александрович и Климов, пригласив прокурора, займутся Степанко, а Петухов отправится в районную больницу к участковому Ярину, чтобы посоветоваться насчет поиска землянки. Тот знал свой участок, окрестную тайгу — подскажет, где искать.
 
      Едва Николаев остался один, тоненько заверещал селектор.
      — Товарищ майор, — раздался голос дежурного помощника, — к вам Бревич просится. Объясняю ему, что вы очень заняты, говорит, на минутку только.
      — Проводите, приму.
      Константин вошел, смущенно улыбаясь, остановился, переминаясь возле двери. Насторожившийся было начальник отдела успокоился. «Улыбается — значит, порядок».
      — Я на минуту к вам. Извините, конечно, но не мог не зайти. Переезжаем мы. Вчера в Талинке дом смотрел — хоромина. Соня уже там — белит, сразу и известку дали. Соседки ей помогают. А я на тралер сяду…
      — Вот это мужское дело, — Николаев подошел к Бревичу, протянул ему руку и крепко пожал загрубевшую ладонь.
      — Поздравляю, — сказал он.
      Лицо Бревича вспыхнуло.
      — Не хотел я говорить этого, не люблю. Но скажу, — он волновался, голос дрожал. — Софья и вы жизнь мне возвратили, понимаете? Я человеком себя почувствовал, хозяином жизни. Эх, — горько добавил он, — раньше бы мне вас встретить! Сколько лет потеряно, сколько сил! Ну ладно, хватит, — одернул он себя, — хватит об этом. Еще, Иван Александрович, я за советом к вам.
      — Давай, — весело согласился майор, — это можно.
      — Как думаете, стоит нам сейчас детей привозить? Апрель ведь, как их снимать с места? Я-то настаиваю везти, а жена боится.
      — Тут вам мой совет, Константин Ильич, ни к чему. Решайте сами — как лучше вам и детям. Но я бы привез.
      Иван Александрович положил руку на плечо посетителя, заглянул в глаза:
      — Не живите временно. Каждый день невосполним, черновиков жизнь не пишет, а потому живите сразу набело — без помарок. Понял меня?
      — Понял, — тихо ответил Бревич и заторопился: — Прощайте пока, а я еще к Вере Васильевне забегу, да к мухе этой, — он улыбнулся, — к Румянцевой.
      — Вера Васильевна у себя, а вот Таня в Одоне. Сотрудника у нас ранили, она с ним.
      — Сволочи, — зло сказал Константин, — вот сволочи, не унимаются. Если надо, я вам, Иван Александрович, — взгляд Бревича стал жестким, — всегда помогу. На меня можете рассчитывать — знаю я повадки этих гадов.
      «И поможет, — думал майор, — поможет в трудную минуту. Вот он — наш результат. И не менее важный, чем розыск».
 
      Иосиф Степанко не поддавался никаким увещеваниям. Прокурор Протасевич раскрыл перед ним Уголовный кодекс.
      — Вот, — ткнул он пальцем в мелкие строчки, — видите, записано: Чистосердечное раскаяние смягчает ответственность, суд учтет это.
      — Не знаю я ничего. Не был в тайге. Мало ли что скажет раненый, что ему померещилось. Дроби в магазине много — все берут, у нас все село — охотники. — Ноющий голос счетовода раздражал сидевшего здесь же Николаева.
      «Вот зануда», — подумал он.
      Что за человек Степанко? Что привело его в далекое таежное село? Одного, без семьи. Странно все это.
      Сенькин рассказал, что Степанко в селе зовут «святым Иосифом» за его всегда слащавый разговор, нелюдимость. В таежном селе ведь как бывает? Приехал родственник — в гости собирается вся родня, соседи, знакомые, а как же иначе, новый человек — праздник в сибирских семьях. К счетоводу родня приезжала часто, но праздников он не устраивал. Приехали тихо и уехали тихо, будто безразличны соседям новости из далеких краев. Никого из сельчан с близкими не знакомил, не рассказывал о них — тоже диковина.
      — Можно вас, товарищ майор? — заглянул в кабинет Ниткин.
      Николаев вышел. Прямо в коридоре Ниткин взволнованно зашептал ему:
      — Иван Александрович, на сапогах Степанко следы почвы, идентичной по составу почве на месте, где Алика нашли.
      — Что ты? — изумился майор. — Они же помыты были, сапоги?
      — Помыты, да не совсем. Частички земли у каблука остались, на рантах.
      — Да как же ты такую экспертизу организовал?
      — Это не я, — скромно потупился Ниткин, — я минералогов попросил, у них аппаратура и специалисты классные. Сделали анализы, сравнили — сходится. Официальное заключение дадут. А я сейчас побегу — елочку рубить, старшина привез. Проверим срез елки, которой этот паразит, — Сережа кивнул на закрытую дверь, — Богданова прикрыл. Порубим изъятым топориком, потом сравним.
      Ниткин убежал. Николаев из соседнего кабинета позвонил в свой, рассказал прокурору ситуацию, предложил прекратить бесполезный разговор со Степанко. Тот согласился. Действительно, без серьезных доказательств не будет Иосиф сдаваться. Нужно найти землянку Иосифа, там его тайна.
      — Ну и семейка, — вздохнул майор.
      Вскоре пришел Петухов. Участковый Ярим подтвердил характеристику Степанко, данную односельчанами. Но добавил интересную деталь: по приезде счетовода в Ярино инспектор, знакомясь, прямо предупредил его, что баловаться ничем противозаконным не даст. А тот ответил, что неприятностей от него не будет, он человек верующий и спокойный. О землянке участковый ничего не знал. Говорили ему, что Степанко в тайге самогонку гонит, но он присмотрелся и не поверил — Иосиф непьющий. Для поисков в чащобе Ярин советовал обратиться к охотнику и особенно к деду Семену.
      «Что ж, — решил Николаев, — сегодняшний день работаем здесь. Сережа грозится экспертизы приготовить, Вера, возможно, чего-то добьется. Ну, а завтра — снова в путь. Найдем эту землянку — раскроем и тайну Степанко. Сами. Без его помощи».
      Кстати, а почему молчит Вера Васильевна, как у нее там дела?
      Майор собрался было зайти к следователю, направился к двери, но требовательный телефонный звонок заставил его вернуться. Звонил участковый Гришин из Заозерного.
      — Товарищ майор, — кричал он в трубку.
      — Да не надрывайся, Гришин, хорошо тебя слышу. Что случилось?
      — Я тут новость узнал, думаю, пригодится. Мы транспорт проверяли, а про попа забыли!
      — Какого попа? — удивился Николаев.
      — Обыкновенного попа, из Одонской церквушки, священника. Он у нас лихой, на машине гоняет. Так вот, первого апреля он ехал после обеда из города в Одон, за Куличковой горой по нужде выскочил в лесок. Лес-то голый, поп далеко убежал. Транспорт свой он не замкнул. Вернулся, а «Жигулей» нет. Священник пехом до Заозерного шагал — ближе деревни нет. На околице нашел свою машину целехонькой и заявлять, обрадовавшись, не стал. Но его попадья поделилась с соседками, — засмеялся инспектор. — Так и до меня дошло. Наверное, Снегова это проделала. Что мне делать-то? — закричал опять Гришин.
      — Как что делать? — не понял Николаев. — Работай давай.
      — Нет, я про батюшку. Как его допрашивать, не знаю. Может, какие особые правила есть попов допрашивать?
      — Нету особых правил, — рассмеялся майор.
      Итак, найдено еще одно недостающее звено. Прослежен путь Снеговой от магазина до Заозерного.
      Начальник райотдела позвонил Вере Васильевне, рассказал о поповском автомобиле.
      — Нажми, Вера, выкладывай все — и про Алика тоже. Пора.
      — Пора, — согласилась она.
      Вера Васильевна встала из-за стола, подошла к окну. Во дворе снова хозяйничало солнышко — сушило лужи, прогревало тротуар, вытягивало из земли зеленые стрелки молодой травы. Тополя под окнами держали наизготовку коричневые пахучие почки — еще немного, и проклюнутся ярко-зеленые клейкие листочки. По-весеннему громко чирикали воробьи, собираясь кучками.
      За ее спиной тихо дышала Тамара Снегова. Вера долго говорила с нею, убеждала, расспрашивала и ясно видела — лжет. Бессовестно лжет задержанная. Ну что ж, пора провести допрос.
      Вера Васильевна резко обернулась. Снегова тревожно взглянула на нее, видимо, почувствовав перемену.
      — Хватит кормить нас сказками, — сказала Вера. Голос ее был жестким, она говорила уверенно. — Тебе нужны были деньги. Родители отказали, и ты решила их украсть. В материной шубе первого апреля приехала в город. Топор взяла у Щекиных. Выследила в «Тканях» Сенкову, у которой был ключ от магазина. Выманила обманом. Обманом же избавилась от девчат-продавщиц. В магазине закрыла дверь. Сенкову зарубила, взяла выручку из сейфа — 112 рублей. Спрятанное найти не успела — застучали в дверь. Открыла крючок, встала за дверь и убежала, когда вошли покупатели. Через пустырь выбралась на Луговую, остановила машину. Доехала до Сини. Рискуя провалиться под лед, прошла за Куличкову гору, угнала машину, дома спрятала боты и деньги в стайке под деревянный настил. Мы их обнаружили.
      По мере того, как следователь рисовала картину преступления, менялось лицо Барковой-Снеговой. Вначале оно выразило наигранное любопытство, которое сменила растерянность, затем испуг, и по этому испугу Вера догадалась: да, все они установили правильно, все до мелочей. Это-то и ужаснуло Тамару. Не думала она, что можно так восстановить события. Надеялась, что все сошло ей с рук — ан нет, узнали о каждом шаге.
      Она закрыла лицо руками, послышались глухие рыдания. «Опять плачет», — рассердилась было Вера. Но приглядевшись, поняла — это настоящее. И не стала мешать. Пусть плачет. Если это слезы раскаяния, значит, первое условие исправления уже есть.
      — Где шуба? — строго спросила Вера, внимательно наблюдавшая за Снеговой и уловившая спад эмоционального взрыва.
      — У отчима, — выдавила та. — Он увез к себе.
      «Но при обыске шубу не нашли, — подумала Вера Васильевна, — значит, или спрятал, или уничтожил. Вернемся потом к этому».
      И снова спросила:
      — Откуда узнала про спрятанные деньги?
      Снегова отняла от лица руки. Распухшее от слез лицо стало некрасивым, покрылось красными пятнами.
      — Я не знала, предполагала только, что есть. Накануне там очередь была — мы с Таней видели. Мать всегда, как план выполнит, остальные деньги припрятывала и меня так учила, когда я в котлопункте работала. Я спрячу, а потом и трачу, не удержусь, — она замолчала, опустив голову, но Вера Васильевна не давала ей опомниться.
      — Как решились на такое?
      — Не хотела я, — она безнадежно махнула рукой, затем устало сказала: — Не хотела, можете поверить. Деньги мне были нужны, — она замолчала.
      Вера Васильевна строго сказала:
      — Дальше!
      Снегова продолжала:
      — Вышла в центр города, ходила по торговым точкам, приглядывалась. Дошла до «Высокого крыльца», вспомнила про очередь накануне. Подумала, что здесь есть деньги, но обманом не возьмешь, надо напугать чем-то. А чем? Я пошла к Щекиным и в стайке нашла небольшой топорик, спрятала под шубу.
      Чем ближе рассказ к трагической развязке, тем труднее было говорить Тамаре. Она мучительно вздыхала, замолкала надолго. Следователь терпеливо ждала, не перебивала.
      — Сумку надела на левую руку, топорик под шубой держу.
      Она запнулась. — Дальше вы знаете.
      — Рассказывай.
      Звучит голос Снеговой, а Вера так ясно все себе представляет, как будто это происходит перед ее глазами. Так ясно, что хочется схватить убийцу, предотвратить трагедию.
      …Вот она закрыла дверь, накинула крючок. Вытащила топор.
      — Где деньги? — кричит изумленной, но не испугавшейся продавщице.
      — Ах, ты!.. — Сенкова же была на фронте. Без страха пошла она навстречу угрозе, как бывало в годы войны. И погибла.
      Вера Васильевна стряхнула оцепенение. Все подтвердилось. Но откуда, откуда в этой молодой женщине такая бездна жестокости и изворотливости?! Пьянство и садизм отца, лживость и безволие матери, ханжество и цинизм отчима — вот чьи плоды мы пожинаем.
      — Теперь поговорим о Степанко, — сказала следователь.
      Глаза Снеговой блеснули.
      — Гад он, арестуйте его. Это он виноват во всем. Когда денег не дал, я спросила: «Что же мне теперь — воровать?» Он и ответил: «Конечно. Что в этом особенного?» Только прикидывается, — голос Тамары от злобы окреп, — верующим, святым, а сам ни в бога, ни в черта не верит — за гроши душу продаст. Я ему про убийство сказала, он и научил — молчи, ври, не сознавайся, не докажут. Все, говорит, они скоро погибнут, плюнь и не жалей, себя спасай.
      — Верующий? — заинтересовалась Вера Васильевна.
      — Да-а, верующий, — с иронией ответила девушка. — Иеговист он. Братья и сестры, что к нему приезжали, думаете, родня ему? Черта с два! Сектанты, как и он.
      «Здорово живешь! — ахнула про себя Вера. — Вот от чьей руки Алик пострадал! Может быть, Тамара и про землянку знает?»
      — Снегова, — строго сказала она, — признание должно быть полным. Степанко едва не убил нашего сотрудника в тайге по пути к землянке. Где она?
      — Ах, изверг! — Та грязно выругалась, ничуть не смутившись. — Есть у него землянка в тайге, туда ходил с «братьями» и «сестрами» своими, молиться, говорил. Но так я им и поверила! Прячут там они что-то, прячут. В схороне я не была, но примерно знаю, где это. Он нас с мамой несколько раз брал с собой, так, для отвода глаз. Пройдем до родничка, он нас оставит, обернется минут за тридцать-сорок. Вот там и ищите. — И совсем устало добавила: — Пусть за все ответит, пакость…
      Закончен допрос. Поднялась из-за стола следователь, встала и Снегова. Они стояли рядом, но были бесконечно далеки. И вдруг лицо молодой женщины исказилось, она до боли вцепилась в руку Веры и вся затряслась от рыданий, уронив, голову ей на плечо. «Вот ведь как, — печально думала Вера, — жертвой убийства стала не только Сенкова. Преступление — это горе, и на моем плече плачет тоже настоящее горе. Загубленная молодость, любовь, несостоявшееся материнство, несмываемое позорное пятно…»
      Поразила эта неожиданно простая мысль: мы сражаемся с горем…
 
      «Как красит все-таки его эта застенчивая улыбка, как располагает к нему», — думала Вера, следя за Николаевым. Юношески стройный, в ладно сидевшем мундире, майор ходил по кабинету, изредка взъерошивая свои русые волнистые волосы.
      «А седины-то, господи! Рано как», — заметила она. Иван Александрович не скрывал своей радости.
      — Преступление раскрыто, — говорил он. — Ниткин принес данные последних экспертиз. Ель, которой прикрыт был раненый Богданов, могла быть срублена топором, найденным в рюкзаке Степанко. Если наличие почвы на сапогах он мог объяснить, — Николаев скривил губы, вспомнив унылую физиономию «святого Иосифа», — то тут уж никуда не денется. Однако же есть «но», — Николаев остановился, энергично взмахнул сжатой в кулак рукой. — Землянка. Мы должны найти ее во что бы то ни стало. Мы еще не обнаружили шубу Снеговой. Не там ли она?
      — Надо, значит надо, — сказал Петухов, думая о том, что наверняка в третий раз ему придется трястись до Ярино по весенней дрянной дороге. Анатолий угадал. Майор продолжал свою короткую речь:
      — Едут Петухов, Сенькин. Я тоже, — он смущенно улыбнулся. — Как-никак тоже те места знаю, бывал. Вера Васильевна, — Николаев с притворной строгостью глянул на нее, — едет в Одон. Допрос Богданова и все такое, — в серых его глазах прыгал смех, — закончите и догуливайте отпуск. Прокурор согласен.
      Протасевич с улыбкой кивнул.
      «Ах, душа-человек, — благодарно подумала она, — знает ведь, что Сергей Алика не оставит. Господи, счастье какое! Целых три дня! И весна, и рядом муж!»
      — Всем домой — собираться, — распорядился начальник райотдела, — экипировка таежная — сапоги и все прочее. Выезжаем в ночь.
      Оглядев оперуполномоченных, майор подошел к ним, дружески обнял за плечи:
      — Ладно, ребята, отдохнем потом. Молодые же мы, силушка есть!
      Сенькин сказал серьезным тоном:
      — Только, товарищ начальник, попрошу справочку оформить. Так, мол, и так, сотрудник такой-то не ночует дома по причине важной операции. С круглой печатью и лично вашей подписью. Теща моя только вас признает и меня всегда вами пугает. Вы мне иногда по ночам снитесь, как карающий меч закона!
      Организовать поиск землянки помог директор леспромхоза Скоробогатов — рыжий носатый мужчина с трубным голосом. Выделил людей, дал карту участка, расположенного у родничка, о котором говорила Снегова. Хотели поговорить с Клавдией Степанко, но не стали тревожить — горе свалило женщину, сердечные приступы следовали один за другим. «Обойдемся», — сказал Николаев.
      Определили примерный район поисков, разбили его на квадраты. Семен Ярин, серьезно и внимательно выслушав все предложения, заявил тоном, не допускающим возражений:
      — Вы не забывайте, однако, что весна. Шибко в лесу не шумите, ходите легонько. У каждой зверюшки место свое есть, что их лишать дома?
      С дедом Семеном все охотно согласились.
      Родничок отыскали быстро, от него растянулись в прямую линию, пошли с палками в руках, вороша завалы, бугры, прощупывая весеннюю талую землю.
      Землянку обнаружили под старой раскидистой вербой. Нежные, пушистые, белые с желтыми кончиками цветы, склоняясь на тонких ветках, прикрывали деревянный настил, покрытый хорошо прижившимся дерном.
      — Така красотища срамоту прикрыват! Тьфу, — сплюнул Ярин. Землянка почти не возвышалась — так, небольшой бугорок. Взломали глубоко сидящую в земле дверь. Пол настлан неоструганными досками, стены выложены гладкими стволами лесин, бревенчатый же потолок подпирали кедровые стояки.
      — Крепко сработана, — крякнул директор, не упустивший случая поучаствовать в операции.
      …В землянке остались Николаев, эксперт Ниткин и Петухов. Внимательно осмотрелись. На грубо сколоченный топчан эксперт поставил свой чемодан, раскрыл его, готовясь к осмотру.
      Вдоль стен сколочены стеллажи, левый был пуст, а справа лежали аккуратные небольшие брезентовые мешки, рядом зеленый рюкзак, набитый чем-то.
      Чувство нереальности происходящего охватило вдруг майора. Там, наверху, буйствовала проснувшаяся верба, светило весеннее солнце, отважно вылезали подснежники, там стояли свои, милые сердцу люди — в кирзовых и резиновых сапогах, телогрейках. А здесь, в землянке — темное царство, совсем другой мир, непонятный, чужой. Открыли рюкзак. Ниткин вытряхнул коричневую измятую шубу. Нижняя пуговица оторвана, на остальных четко просматривается цифра «63».
      — Вот она, — торжественно изрек эксперт, и опять у него нашелся подходящий целлофановый мешок.
      Брезентовые мешки были тщательно зашиты. Распороли шов — журналы для сектантов.
      — Что это? — удивленно обратился эксперт к Николаеву…
      Майор осторожно взял в руки журнал.
      — Эге, да это товар издалека! — изумился Иван Александрович. — Гляди, еще не успокоились! Здесь, Ниткин, дело серьезнее, чем мы думали, — задумчиво произнес он, — давай-ка разбираться дальше.
      В одном мешке были деньги, в других лежали какие-то листки. Взяв один из них, Николаев начал читать, не выдержав, сплюнул:
      — Сектанты проклятые.
      Ясно теперь, почему напал Иосиф Степанко на Богданова. Боялся за тайник. Решил спрятать окровавленную шубу и обнаружил погоню. На убийство пошел «святой Иосиф», вот какая у его веры мораль! «Что же, делом Степанко займутся другие, — подумал Николаев, — а у нас, похоже, финал».
      Финал? Он улыбнулся, внезапно вспомнив свой недавний сон. Бежали по зеленому лугу кони, развевая гривы, звенели гулкие ботала на их гордо изогнутых шеях. «Да это телефон звонил тогда», — только сейчас понял он…