Но сейчас нужно было искать лодку, может быть, она выведет на завхоза. Другого выхода нет.
— Вот какие у нас свидетели: елки, палки, лодки — все бессловесные, и всех разыскивать надо, никто сам не придет и по телефону анонимно не позвонит, — невесело пошутил Колбин, сообщая Седых и своим помощникам о принятом решении.
Едва уснули, послышался близкий выстрел. Насторожились. Седых выстрелил в ответ из своего карабина. И вскоре к встревоженному лагерю вышли из леса Сорока, Балуткин и Николаев, до предела уставшие. Ночное путешествие по тайге во сто крат труднее, чем днем, но они не хотели терять драгоценного времени. Шла вторая неделя розыска.
Убийца был на свободе, и полной ясности в деле не было.
После раннего завтрака решили еще раз обсудить обстановку. В розыске помимо работников милиции участвовали, по существу, и Сорока, и Седых, и его четыре геолога.
Необычное совещание в лесу у костра открыл Николаев, предложив высказать соображения по поводу дальнейших розысков.
Дед Сорока одобрил предложение Колбина искать лодку и обследовать Тагну по направлению к устью.
Решили сплавляться вчетвером вниз по реке на двух резиновых лодках, которые дал Седых. По двое в лодке. Колбин, Николаев, Балуткин и Сорока. А геологи займутся своей работой.
По возвращении из этой экспедиции решено было двумя группами направиться к Голубым озерам.
Не мешкая, собрались в путь. Из своих припасов Седых выделил им тушенку, макароны, хлеб, чай. Дали геологи котелок, на четверых не хватит посудины деда Сороки, которую он носил в тайгу в своем рюкзаке.
Не простым было это плавание. Трудно управляться с тяжелыми шестами на юрких неустойчивых лодчонках, которые крутятся при всяком неловком движении.
Николаев плыл с Балуткиным, и участковый, жалея парня, непривычного к такой работе, часто забирал у него шест, но, чуть отдохнув, Николаев просил:
— Давайте, Михалыч, я потолкаюсь.
Колбин с Сорокой плыли на первой лодке, и дело у них шло лучше. Колбин был повыносливее и, видимо, не в первый раз орудовал шестом. Они останавливали лодку у речных завалов по обоим берегам, ворошили завалы, прощупывали шестами дно. Это был тяжелый физический труд, требующий огромного внимания и напряжения.
И так целый день с небольшим перерывом, когда, измученные и мокрые, они вышли на берег, разожгли костер, немного обсушились, поели тушенки с хлебом, попили заваренный Сорокой крепкий чай со сгущенкой, которую не пожалел для них Седых.
Вечером не было сил соорудить шалаш.
Спасаясь от сильно досаждавшего гнуса, разожгли дымный костер, улеглись на еловый лапник, который нарубил неутомимый Сорока.
Колбин уснул моментально, а Николаев, следя за красными точками искр, взлетающих от костра к темному небу, еще долго слушал мирный разговор старых друзей.
На исходе второго дня Колбин и Сорока, как и накануне опережавшие вторую лодку, нашли труп Степана Горбуна.
Тело завхоза, видимо, долго несло по быстрине, затем оно застряло в завале, зацепившись одеждой за сучья.
Степан Остапович Горбун был убит выстрелом в спину.
12
Соорудили носилки, положили на них завернутые в одеяло останки завхоза. Предстоял еще более трудный обратный путь по бездорожью с тяжелой ношей.
— Тронем, ребята, — сказал Сорока, — пока светло еще. Завтра за день — кровь из носу — надо быть у лагеря. Вы ведь труп в райцентр повезете? — обратился он к Николаеву.
— Конечно, — кивнул тот. — Экспертиза нужна. Судебно-медицинская.
— Вот видите. Пока Седых свяжется с центром да пока вертолет прилетит. А мужик, — он кивнул на носилки, — успокоиться должен. В землице. Заслужил.
Колбин не поддержал разговора. Целую неделю он азартно и деловито искал Степана Горбуна. И вот нашел. «Живого или мертвого», — горько усмехнувшись про себя, вспомнил он свои слова. Нашел мертвого.
Целый день, делая лишь короткие остановки для отдыха, шли они к стоянке геологов. Тяжелые носилки оттягивали руки. Жалея стариков, Колбин и Николаев редко отдавали им ношу.
Шли молча.
«Вот уж в прямом смысле тяжелое расследование», — думал Николаев. Костюм, в котором прилетел в Заранты, лежит в рюкзаке у Седых, а ему собрали, что называется, с миру по нитке. Геологи дали сапоги, куртку энцефалитку. Так же экипировали и Колбина.
— Иван Михалыч, — обратился Николаев к участковому во время короткого привала, — давно вы в этих краях служите?
— Давно уж. Молодым пора дорогу уступать, а нам — на пенсию, — ответил усталый Балуткин.
— Ты, Михалыч, не прибедняйся, — шутливо возразил Сорока. — На пенсию рано нам. Успеем належаться еще. Человек, пока может, работать должен. Вот вы, ребята, — Сорока поднял палец, — Ивана Михайловича Балуткина запомните. Всю жизнь человек отдал делу. Сколько уж лет мы знакомы — не один десяток, и я знаю, как его уважают. А порядок на уважении держится.
— Брось, Сорока, — горько сказал участковый. — Видишь сам, что по тайге несем. И знаешь, кого искать будем.
— Это, Михалыч, случай особый, ты больно-то себя не казни. В семье не без урода. Найдем вот Андрея, спросим. Я сам бы хотел знать, как такое могло приключиться. А пока себя не черни. — Сорока искренне возмущался.
А Николаев вновь подивился мудрости этих двух людей. «Закончим дело, напишу рапорт начальству, чтобы поощрили обоих — и Балуткина, и Сороку», — решил он.
Почти в сумерках дошли до лагеря.
Без слов поняли геологи все, увидев носилки.
— Вот и Степан Остапович. Прости, брат, за все, — Седых снял кепку, склонив голову перед носилками с телом завхоза.
Уснули усталые люди. Лишь дежурные сменяли друг друга у костра, оберегая сон товарищей. Меры предосторожности геологи продолжали соблюдать.
13
На следующий день натруженные руки Николаева болели еще сильнее. Колбин бодрился, но видно было, что тоже очень устал. Сорока и Балуткин выглядели лучше, сказывалась привычка к таежной жизни, к большим переходам.
Ждали вертолет и готовились к новому походу. К Голубым озерам нужно было идти не на один день, никто не знал точно, на сколько времени растянется эта экспедиция.
До этих озер от Васильевской заимки километров семьдесят, не менее. Собственно, это не несколько озер, а одно озеро. Когда-то, видимо, их было много в предгорьях Саян, но теперь в тех местах лишь одно, а название осталось старое, так вот и зовут во множественном числе — Голубые озера.
Далеко от жилья Голубые озера, никто не беспокоит без особой нужды дикую птицу, живут там вольготно утки, гуси. Кто в такую даль пойдет? Как говорится, за морем телушка — полушка, да рубль перевоз.
Сорока же навещал озеро ежегодно осенью и не столько из-за утиной охоты, сколько из-за первозданной красоты.
Озеро, действительно, было голубым, с чистой холодной водой, в озерной глади отражались недалекие отроги Саян, берега казались драгоценной ажурной рамой. Дальше за озером шли болотистые места — вот где, видимо, были раньше другие озера. На этих болотах в изобилии рос трилистник, которым неизменно ходили лакомиться великаны-сохатые.
Богатые места, но труднодоступные.
Там у Сороки есть крепкий шалаш, о котором знает Андрей. Договариваясь о встрече на озере, они имели в виду его.
Николаев как руководитель следственно-оперативной группы понимал важность хорошей подготовки операции. Нельзя упустить ни единой мелочи. И самым разумным посчитал он опять обратиться к опыту старых таежников. Вместе обсудили детали. Прилетел вызванный вертолет. С радостью Николаев увидел спешащего к нему Серова.
Поздоровавшись, майор сказал Николаеву:
— Криминалист звонил из области. Подтвердились наши догадки. Геолог убит картечью игошинского зятя. Все сходится — физико-химические свойства, способ изготовления. А вот дробь стандартная, да теперь не в ней главное. О ваших делах мне сообщили, я и решил сам наведаться, да еще вам подспорье прихватил. — Он показал на сверток, который положил на землю при встрече. — Здесь автомат. Может пригодиться. Работа, видимо, серьезная предстоит.
— Спасибо, товарищ майор, — от души поблагодарил Николаев. Он и сам уже задумывался над тем, что вооружены они для блуждания по тайге неважно. А ведь он обязан не только организовать розыск преступника, но и обеспечить безопасность людей и в случае необходимости защитить их.
— При задержании Игошина нужна большая осторожность, — продолжал майор. — Я сам не могу с вами идти. А хотелось бы, — вздохнул он огорченно. — Но я прошу вас рассказать мне о плане операции. Времени у нас есть немного, — и взглянул на вертолет, вокруг которого собрались геологи.
Николаев посвятил майора Серова в план, который они разработали утром.
Организуются две группы задержания. Седых выделил двух геологов, так что в каждой группе будет по три человека.
В первой — старшим Николаев, с ним пойдут Сорока и один из геологов.
Во второй — старшим Колбин, с ним — Балуткин и геолог.
До озера группы идут вместе, затем разделяются и контролируют озеро с двух сторон, сходясь у шалаша Сороки.
Николаев и Колбин вооружены пистолетами, у Сороки — ружье. Балуткину Седых отдал свой карабин. В одной из групп будет автомат.
Николаев, подумав, проговорил:
— Автомат передам Колбину.
Серов одобрительно кивнул и заметил:
— Продумали правильно все, дельно. Примите и мои советы. Последите, Иван Александрович, за одеждой, снаряжением. Вы должны выглядеть, как настоящие геологи в маршруте. Предупредите, чтобы во время пути не велись разговоры о цели экспедиции, лучше всего вообще не касайтесь этой темы. В тайге Игошин может заметить вас и следить за вами, такую возможность нельзя исключить, он опытный охотник, и мы не знаем, где он. Я уже подумывал, — он горько усмехнулся, — нормальный ли он, здоров ли психически? Не укладывается в голове подобное преступление. В общем, надо быть готовым ко всему. Берегите людей, будьте осторожны. Если за неделю поисков результата не будет — объедините группы и шлите связного, лучше всего Балуткина. И еще. В случае задержания Игошина тщательно продумайте конвоирование. Ему терять нечего, а вести далеко. И не спешите при конвоировании, только не спешите.
— Ясно, товарищ майор, мы все это учтем, — ответил Николаев. — Я лично займусь инструктажем, все проверю. Только бы найти его. А упустить не упустим, хотя сложности конвоирования я уже предвижу. За день нам с ним до табора геологов не дойти, ночевка нужна будет, так что придется повозиться. Да найти бы только, — повторил он задумчиво.
— Ну, удачи вам! — Майор встал и, попрощавшись со всеми, пошел к вертолету, где его уже ждали.
14
Во второй половине дня группы были готовы к походу. Николаев вместе с Седых придирчиво осмотрел людей. Продукты взяты на неделю, да и Сорока добудет в тайге пищу, на озере будет рыба. Оружие в порядке, одежда тоже, взяли даже геологические молотки.
Николаев напомнил о недопустимости каких-либо разговоров о цели похода, предупредил, что люди в группах должны держаться кучно, не отставать, еще раз со всей строгостью подчеркнул, что при обнаружении Игошина задержание начинает старший в группе, остальные оказывают ему необходимую помощь.
Август — прекрасная пора в тайге. Солнце днем припекает, небо синее, чистое, высокое, а тайга-красавица выставляет напоказ свои прелести, словно говоря: «Любуйтесь! Вот они — мои стройные ели и сосны, мои могучие кедры, ажурные стланики. Вот моя сизая с матовым налетом крупная голубика, вот с розовеющими бочками брусника». А последние летние цветы — они просто великолепны в зеленой рамке лесов: белые нежные ромашки, густо-сиреневый мощный иван-чай.
— Эх, погодка-то какая стоит! — мечтательно говорит Балуткин, замыкающий цепочку, и прикрикивает на Сороку, идущего впереди: — Ты, Семеныч, не гони так, загнал совсем. Зачем запаливать ребят, подумай сам.
Дед Сорока, смеясь, оборачивается:
— Что я слышу? Михалыч пощады запросил. Во дела, так дела. Михалыч, не позорься, ты меня младше на десяток лет! Застоялся конь в стойле! Вот я тебя теперь по тайге погоняю, — шутливо пригрозил он, но сбавил темп.
Николаев слушал дружескую перепалку и думал, что затеял ее участковый не зря, хочется ему подбодрить людей. Несколько часов идут они за дедом Сорокой, привал решили не делать до ночлега.
Время бежит быстро, а идти по тайге трудно.
Путается в ногах высокая гибкая трава, то и дело попадаются старые огромные валежины, иные и не перешагнешь, приходится влезать на них и съезжать как с горки. Чуть зазеваешься, хлестнет по лицу ветка.
Остановились на ночлег, когда совсем стемнело. Сорока вывел их прямо к небольшому родничку. Они еще раньше решили, что отряду не следует таиться, чтоб не вызвать преждевременного подозрения у Игошина, который мог заметить их.
Разожгли костер, поужинали, Николаев назначил очередность дежурств, и наступил блаженный отдых.
— Марш-бросок, — шутил Колбин, — чемпионы мира по таежной ходьбе. Лидирует Сорока.
Вечером у костра Сорока сказал:
— Доставайте карты, ребята. Озеро теперь уже близко, завтра пути наши разойдутся.
На карте Колбина Сорока показал, где сделан второй привал, отметил место, где у озера находится его шалаш. По расчетам старого охотника, группа Колбина, обогнув озеро с севера, должна подойти к шалашу примерно в одно время со второй группой, которая обследует его южную часть.
— Будете споро шагать, поспеете к чаю, что мы заварим, — опять пошутил он. — Не ленись, Михалыч, а то чай остынет.
Сорока подробно стал рассказывать о таежных ориентирах, обращаясь главным образом к Балуткину и извинившись перед Колбиным:
— Ты, парень, извини, хоть ты старший, а меня в тайге Михалыч лучше поймет, мы с ним договоримся быстро. А ты на него опирайся.
— Да понимаю я все, — ответил Колбин. — Какие тут могут быть обиды? Я в этих местах впервые.
Утром группы разошлись. Николаев с беспокойством смотрел вслед уходящим товарищам. Конечно, он уверен был в них, но как предугадать, что предстоит им, в какой ситуации они окажутся? Поиск был необычным и трудным.
Впервые подумал, что, может быть, не следовало разделяться на небольшие группы, но тут же одернул себя — все они сделали верно. Нужно рисковать, избирать оптимальный вариант задержания. А самым рациональным было решение о контроле как можно большей площади тайги.
Если ничто не насторожило Игошина, он выйдет к озеру, а если выйдет, значит, находится где-то поблизости.
Когда произойдет встреча с ним, не знал никто.
— Ну, молодая гвардия, пошли дальше, — негромко сказал Сорока. — Иван Александрович, ты замыкаешь, а Вадим, — он показал на геолога, — в середке у нас будет. Поглядывайте, ребята, по сторонам, да и под ноги не забывайте смотреть. Спешить особенно не будем.
Пообещав не спешить, Сорока тем не менее вел группу ходко. Не переставал удивляться Николаев выносливости и неутомимости деда, а тот на ходу еще рассказывал им о местах, где они проходили. Отдых давал только, как он говорил, со значением — на ягодных полянах, у лесных родничков.
Солнце припекало, рюкзаки казались тяжелее, чем прежде, а встречавшиеся колодины еще больше, чем раньше.
Часа через три утомительной ходьбы вышли наконец к озеру, искупались в прохладной воде, и силы вроде прибавились. С улыбкой наблюдал за молодыми Сорока.
— Эх, молодость, молодость. Мне бы ваши годы, ребята, — вздохнул он.
Веселый Вадим ответил:
— А нам бы, Семеныч, ваши силы! По тайге, как сохатый, идете. Не угонишься.
— Сейчас что! А вот раньше я ходил, так ходил. Что летом, что зимой. Как говорится, ветер свистел за мной. По соболиному следу по три дня в мороз без отдыха бегал. Пересплю ночь — и опять. Сейчас уж не то, — охотник вздохнул. — Не то, ребята. Но силы еще есть, — бодро добавил он, — айда дальше. Сегодня мы до шалаша моего не дойдем, заночуем, знаю я место хорошее, недалече будет, верст десять с гаком. — Сорока шутил, и Николаев, зная присказку, подыграл деду:
— А гак-то велик?
— Не велик гак, ребята, верст десять всего, — засмеялся старик.
Притворно завздыхал Вадим:
— Десять верст, да десять гак — итого двадцать. Что же ты делаешь с нами, дедушка!
— Здесь гнус нас заест, — уже серьезно ответил Сорока, — отдохнуть не даст. Место низкое, видите? — он развел руками. — А вот подальше вдоль берега будет взгорье, берег повыше, ветерком продувается, там будет спокойнее. И поляна там большая, ночевать удобно, — добавил, обращаясь уже к Николаеву, — не то, что здесь, — и показал на лес, близко подступивший к воде.
— Правильно, Семеныч, — одобрил Николаев, — пошли, пока светло, доберемся.
Снова в путь, теперь уже вдоль берега озера. Сорока был прав: к усталости добавились муки от гнуса. Комаров было здесь пропасть, но особенно досаждала мошкара. Несмотря на жару, надели и плотно завязали капюшоны, но проклятый гнус попадал и под завязки.
Сорока вынужден был сделать привал.
— Ну, завтра вас и мама не узнает, — засмеялся он, достал из рюкзака баночку с мазью, дал помазаться ребятам, предупредив:
— В глаза не попадите. Мазилка крепкая.
Мазь отпугнула таежных кровососов, стало полегче, и опять дед Сорока шутил:
— Какую вы, братцы, скорость развили, когда гнус вас прижал! Чуть меня не обогнали. План, считай, перевыполнили. Скоро, скоро дойдем до заветного местечка.
15
До заветной дедовой полянки шли долго, но было еще светло, когда вышли, наконец, к ней.
Сорока замер у края леса, предостерегающе поднял руку — полянка была обитаемой. На ней разбита палатка.
Они поняли, что стоять у опушки нельзя — опасно. На вопросительный взгляд Николаева Сорока лишь едва заметно пожал плечами.
Чуть придержав деда за рукав, Николаев шагнул на поляну первым, за ним — остальные.
И здесь Сорока громко и весело заговорил:
— Кто тут есть, добрые люди, встречайте гостей!
Николаев снял с предохранителя пистолет, лежащий в кармане куртки. Догадливый Вадим быстрым движением сбросил с плеча рюкзак и держал его теперь в левой руке, готовый в любую минуту прийти Николаеву на помощь.
На голос Сороки полог палатки откинулся, и из нее вышел загорелый человек в плавках.
— Здравствуйте, — приветливо поздоровался он. — Здравствуйте, — повторил он, удивленно глядя на напряженно замерших людей.
— Давненько здесь обитаете? — продолжал Сорока. — Что-то раньше я вас в этих местах не встречал. Геологи?
— Геологи, — ответил человек и надел очки, висевшие, как оказалось, на крючке у входа в палатку. — Вот теперь и я вас разгляжу. Проходите, гости.
— Мы к озеру поохотиться пришли, надоели консервы, решили побаловать своих свежениной. А вы здесь как? — вмешался в разговор Николаев, решив не открывать карты, пока не выяснится обстановка.
— Мы здесь уже третью неделю. Такой нам маршрутик достался. Двое наших ушли с утра к шурфам, а я вчера ногу повредил. — Геолог показал на пятку, заклеенную пластырем. — Один домовничаю.
«Один», — отметил про себя Николаев.
— Я тебе, парень, травку привяжу, заживет как… — дед Сорока, не договорив, засмеялся, — в общем, быстро заживет.
— Спасибо, попробуем. А вы местный, дедуся, охотник? — Геолог вопросительно посмотрел на Сороку.
— Ну да, — кивнул Сорока, — охотник и местный. Вот тоже геологи. — Он показал на Николаева и Вадима. — Попросили к озеру проводить, поохотиться им надо, подкормить своих, а я все равно сюда собирался, каждый год хожу за уткой. Ну вот и притопали. К моему шалашу шли, да в гости попали. Ночевать тут придется, не возражаете?
— Отчего же возражать? — ответил неторопливо геолог. — Нам веселее будет. Новости расскажете. У нас рации нет, мы без связи совсем забурели. — Он засмеялся, показав ровные белые зубы, — скоро ребята подойдут, будем ужинать. Я уже ушицу варю, — повернулся к Сороке и опять спросил:
— А не вас ли это рыбак ждет на озере?
Сорока тревожно взглянул на Николаева и ответил на вопрос вопросом:
— Рыбак? Какой это рыбак, где ждет?
Николаев замер, ожидая ответа.
— Ну, не рыбак, а в тельняшке, — поправился геолог. — Мы на шалаш случайно вышли. Это километров десять — двенадцать отсюда будет, а там рыбак этот. Говорит, жду деда-охотника, пойдем с ним дальше в тайгу. Я и подумал, не вас ли он ждет?
Николаев отметил про себя, что геолог не назвал дату встречи, хотел уточнить, но Сорока опередил его и равнодушно протянул:
— А-а, это Андрей, видно. Когда вы его видели-то?
«Ах, какой молодец Сорока, — подумал Николаев, — никак нельзя сейчас выдать себя, ничем нельзя».
— Дня два назад. Нет, три, — поправился геолог, — точно, три дня. А имя не знаю. Не знакомились. Мы спешили, надо было сюда, — он показал на палатку, — вернуться.
— Понятно, — сказал Сорока и обратился к Николаеву: — Ну, Александрыч, кажется, нам попутчик будет, Андрей. Охотник он хороший, не помешает.
— Да мне-то что, пусть себе. Дичи всем хватит, тайга большая, — как можно спокойнее ответил Николаев, а мысль его уже лихорадочно работала в поисках решения.
Ясно, что на стоянке геологов Игошина нет, но он где-то поблизости. Контакта с геологами он, по-видимому, не испугался.
До шалаша Сороки не менее десяти километров, значит, сегодня засветло не дойти. Самое лучшее — отдохнуть сейчас, поужинать, набраться сил и во второй половине ночи, соблюдая крайнюю осторожность, направиться к шалашу, подойти к нему обязательно до рассвета и устроить засаду. Если Игошин в шалаше Сороки, они быстро обнаружат его и тогда задержание будет обеспечено. Геолог не должен ничего понять, они не знают, что это за человек.
«С дедом надо срочно обговорить все», — решил он и сказал:
— Давай, Вадим, располагайся, еду доставай, есть хочется, — и приложил ладонь к губам.
Вадим наклонил голову, он все понял. Подошли к костру, над которым устроен был таган и варилась уха. Вадим развязал рюкзак, достал хлеб, кружки, банку тушенки.
— Я, ребята, отлучусь на минутку. — Николаев встал и пошел к лесу в противоположную сторону от тропы, по которой они пришли.
Понятливый Сорока тоже встал, попросил геолога снять с ноги пластырь, посмотрел на рану, покачал головой:
— Эк тебя, парень! Сейчас я травку принесу, — и тоже направился к лесу.
На поляне было проще. Войдя в лес, Николаев вдруг ясно понял, что их маленький отряд легко обнаружить. Пока они были более уязвимы, чем жестокий и хитрый преступник, которого нужно обезвредить. С тревогой вспомнил Николаев об отряде Колбина. Ребята не знают, что Игошин где-то близко.
«Только бы не выдали чем-нибудь себя, — подумал он. — Нужно первым выйти к шалашу, чтобы не случилось нового несчастья».
Николаев оглядывал тайгу, невольно отмечая, что она может укрыть Игошина за любым деревом, за валежиной, в высокой густой траве. Даже вот в тех роскошных цветах можно схорониться. Сейчас тайга казалась ему не нарядной красавицей, а коварной сообщницей Игошина.
Неслышно подошел Сорока, тихо окликнул:
— Давай-ка, брат, обмозгуем дело. Быстро только. Что думаешь предпринимать?
Николаев рассказал, что он решил на поляне. Сорока задумчиво покачал головой.
— Александрыч, пугать не хочу, но скрывать не стану. Опасно стало. Андрей зверя скрадывал, ему нас выследить — раз плюнуть. До темноты с поляны нельзя уходить, но глядите в оба. С геологами — молчок, так я советую. Незачем нам лишний шум. Они пока в безопасности. Андрей их не тронул раньше, сейчас подавно не тронет, меня ждет. Если утром Андрея не найдем — вернемся, предупредим. А сейчас нельзя. Как погуще стемнеет — тронемся, но не по тропе — вдоль тропы пойдем и очень тихо, с оглядкой. — К удивлению Николаева, зло выругался и добавил: — Ты пушку свою поближе держи, на зверя идем. Дуй к костру, я следом.
Николаев вернулся к костру, где Вадим увлеченно и громко обсуждал с хозяином какие-то геологические проблемы.
Вскоре подошел Сорока, принес травку, пополоскал в озере, привязал к ране геолога, дал про запас, наказал сменить повязку утром.
— Мы-то до свету тронемся, а простимся с вечера, — пояснил он.
Сняли с костра готовую уху, вскипятили чай. Николаев и Сорока, казалось, без слов понимали друг друга.
Стараясь казаться беспечным, Сорока громко шутил, смеялся, подтрунивал над ребятами, а сам настороженно прислушивался, незаметно оглядывал тайгу.
Николаев был начеку. Улучив минутку, он осторожно переложил в карман куртки наручники, приготовленные для задержания, — вдруг понадобятся, пистолет тоже был под рукой.
Собираясь ужинать, Сорока и Николаев сели у затухающего костерка лицом к лесу, чтобы не упускать из вида всю поляну. Геологи расположились рядышком напротив них, лицом к озеру.
Отведали свежей наваристой ухи. Разлили в железные кружки черный, обжигающе горячий чай. Хозяин палатки вынес в мешочке из-под проб сахар, стал угощать. Куски сахара были крупными, неровными, и геолог похвалился:
— Завхоз наш такой сахарок добыл. Самый таежный. Крепкий, сладкий, берите, не стесняйтесь!
Вадим взял кусок, стал прилаживаться, как удобнее расколоть его в ладони обушком ножа. Николаев отвлекся, следя за его веселой возней, и вдруг всем своим существом почувствовал, как напрягся старый охотник Сорока.
Вскинув голову, Николаев увидел стоящего за спиной геологов человека. Это был Андрей Игошин.
Высокий, широкоплечий, он казался еще выше от того, что стоял на взгорке. Выцветшая рыбацкая роба. Патронташ. Нож в чехле. Под правой рукой, стволами вниз — двустволка, он придерживал ее, палец на спусковом крючке.
Все это успел охватить Николаев единым взглядом и в тот же миг понял, что все они под прицелом.
Игошин видел их, улучив момент, застал врасплох и был сейчас хозяином положения, контролируя действия всей группы.
Недаром призывали к осторожности Сорока и майор Серов. «Андрей — Медвежье сердце» был опытным охотником, вышел из леса бесшумно и занял такую позицию, с которой мог отразить любое нападение, стреляя навскидку. Уж он не промахнется.
А жертв допустить нельзя.
— Привет, — сказал Игошин, не изменяя позиции. На звук его голоса мгновенно обернулся Вадим, да так и застыл, а Игошин обратился прямо к Сороке:
— Ты, дед, что рано прибежал? Кого привел?
Сорока равнодушно ответил:
— А-а, Андрюха, ты. Подходи чаевничать. Да я давно в тайге, вот геологи попросили к уткам подвести, я и пришел, все одно собирался сюда. А ты что рано?
— Да так. Дома-то чего сидеть? — Игошин не двигался с места, настороженно следя за сидящими.
Кстати вмешался гостеприимный хозяин палатки:
— Подходи, садись с нами. Сколько гостей у меня сегодня, как в городе, — засмеялся он. — То за полмесяца одного его встретили, — он кивнул на Андрея, — а тут за час — целая толпа!
«Спокойно, спокойно, — опять подумал Николаев. — Сорока уже оценил обстановку, понял, что нужно хоть немного отвлечь Игошина. Только бы не сорвался Вадим!»
Но строгий инструктаж не пропал даром. Вадим, глянув на следователя, тоже изобразил равнодушие, хотя голову вновь повернул к Андрею.
Нельзя было немедленно приступать к задержанию. Игошин может среагировать даже на резкое движение, если оно покажется ему подозрительным.
«Ему терять нечего», — вспомнил Николаев слова Серова.
Но и особенно медлить было нельзя. Скоро подойдут геологи, увеличится число людей на стоянке. Люди эти ни о чем не знают, как поведут они себя при задержании Андрея? Не бросятся ли ему на помошь? Не станут ли сами жертвами, если возникнет перестрелка? А такую возможность Николаев не исключал.
«Только бы он положил ружье, только бы положил», — твердил про себя Николаев, а Сорока между тем продолжал разговор:
— Ты, Андрюха, что столбом встал? Застеснялся, что ли? Проходи давай, присаживайся. Мы тут ночевать вздумали, а завтра поутру тронем к шалашу. А ты, коли хочешь, давай с нами. Есть-то будешь? Уха знатная у геологов, навострились варить, — похвалил он.
— Сейчас чашку дам, подходи. — Хозяин палатки приподнялся было, но Андрей опередил его:
— Не беспокойтесь, сыт я, есть не буду.
И Николаев увидел, как Игошин при движении геолога чуть заметно повел стволом в его сторону.
«Точно, — понял Николаев, — Игошин будет стрелять».
Сорока продолжал:
— Ты направился куда или меня ждешь?
— Я тебя, дед, одного ждал, а ты с целым полком прибыл, какая тут охота, — ответил Андрей. — Нет, не пойду я с тобой, на гольцы пока подамся. А у тебя хочу патронами разжиться, дашь?
— Отчего не дать, дам, конечно. Много у самого нет, но поделюсь. Да ты куда торопишься-то? Сам не хочешь пить, так мне не мешай! Погоди, напьюсь чаю, дам тебе патроны и катись, торопыга, — сердито говорил Сорока, и под эти слова Игошин подошел ближе, сел на чурку возле костра, но ружье из руки не выпустил, по-прежнему держа всех под прицелом.
Николаев мучительно искал выхода. Тянуть долго нельзя. Не бросит Андрей ружье, осторожен. Нужно брать его сейчас, у костра, пока он немного успокоился.
А что если..? Николаев принял решение. Автоматизм — вот что он использует.
На практикумах по психологии они, тогда еще студенты, часто забавлялись этим свойством человека. Каждый из нас, занятый мыслями об одном, автоматически, бездумно выполняет многие действия.
Напряжение и настороженность преступника помогут обезвредить его. Только бы удалось!
— Утки много видел? — спросил Сорока Андрея. — А гуси? Нагуливают жирок?
— Есть утки, и гуся много, нагуливают, — отвечал односложно Игошин, а в это время Николаев, держа в левой руке кружку, правой взял хваленый геологами большой кусок сахара.
— Ничего минерал, — весело сказал он и быстро протянул сахар Андрею: — Расколи-ка, парень.
Сработало! Андрей, разговаривая с Сорокой, машинально протянул свободную руку, чтобы принять сахар, а Николаев, молниеносно распрямившись, быстро схватил его за руку и что было силы рванул на себя прямо через неостывшее кострище, где стояли котелки с ухой и чаем.
