— Я сперва думал оставить как есть, — признался вдруг рыжебородый. — А потом понял: незачем. — Он перехватил удивленный взгляд Иссканра и ухмыльнулся — в далеком свете Йнуугского маяка видно было, что вопреки ухмылке фэгрик совсем не весел. — Ты не из морских, это сразу ясно. Иначе бы первым делом спросил, откуда взялись такие пробоины — а они… — Рыбак сплюнул комок пережеванных листьев и бросил в рот новую порцию. — Такие дыры не поставишь, налетев на камни!
Иссканр кивнул, соглашаясь. Теперь он получше разглядел повреждения: даже сейчас, на полуразобранной лодке, видно было, что они необычные. Словно кто-то с силой ударил по днищу копьем, причем ударил снаружи.
— Знаю, — продолжал Фэгрик, — считается, что все моряки любят прихвастнуть для красного словца. Любим, чего уж… Вам, сухопутным, правду рассказать — всё равно не поверите!
— Правду?
— Правду! В море тайн побольше, чем в любом королевском дворце! И хранить их оно умеет получше, эти тайны. А Пелена… Ты хоть слышал про Пелену?
Про Пелену Иссканр слышал — двух недель в Сна-Тонре хватило с лихвой, даже если учесть, что он большую часть времени провалялся в госпитале, однако тот находился в ступениатской гостинице.
— И про Узлы, наверное, тоже знаешь, — промолвил Фэгрик. — А теперь представь, что Узлы падают не только на земле, но и на море. И что тогда случается. И какие твари тогда попадают в Ллаургин. Ну, до материка-то они не добираются, ясное дело, но волны поднимают — будь здоров! И буквально и фигурально выражаясь.
— Пробоины — тоже из-за таких тварей?
— Хуже, — ссутулился Фэгрик, — Пробоины нам поставили дротиковые кальмары. Только, знаешь ли, кальмары эти обычно наверх не поднимаются, их вообще редко кто видел. Они водятся лишь на больших глубинах.
— И что-то их вспугнуло, — догадался Иссканр.
— Что-то или кто-то. Хотя, это ведь могли быть несколько сумасшедших кальмаров, а в глубинах на самом деле всё спокойно. Потому я и решил разобрать лодку. Если никакой опасности нет, к чему пугать людей? А если есть — на всем побережье очень скоро об этом узнают. И мы с тобой узнаем раньше, чем другие… если ты по-прежнему хочешь попасть на Йнууг.
— Ты поплывешь, чтобы предупредить их? — Фэгрик пожал плечами:
— Я должен. А вот ты вполне можешь остаться здесь.
— Не могу. Если ты прав и кальмаров на самом деле кто-то вспугнул, следующая лодка поплывет на Йнууг нескоро, так? А мне обязательно нужно туда попасть, — твердо заявил Иссканр.
Впрочем, сам он сейчас уже не был так в этом уверен.
«Перво-наперво заехал я в Таллигон, дабы убедиться в добром здравии младенчика. И там выяснил деталь весьма и весьма странную. Осматривая ребенка (коему упомянутой особой имя дано было Иссканр, в честь одного из героев древности), заметил я, что пупок у младенчика сделался вполне обычный. Переговорив с женщиной, на попеченье коей я оставил младенчика, узнал я, что сперва-то кожица на животике у ребенка была ровненькая, только с вмятинкой небольшой (о чем я писал уже), а потом постепенно вмятинка та углубилась, образовавши пупок. Чтобы, выходит, ничем младенчик среди прочих людей не выделялся.
Вспомнили мы тут с приемной матерью младенчика и о зандробах — какне вспомнить?! А вспомнивши, решили не отдавать всё ж таки дитя чародеям. Точнее, повременить с решением до моего возвращенья из Тайдонского эпимелитства.
Сойдясь на том, расстались мы — и отправился я в Тайдон, ктамошнему архиэпимелиту».
Лодка была просторная, но завалена разновсяким рыбацким хламом, который перекатывался по днищу, лез под ноги, колол в спину или пониже, цеплялся за рукава. Иссканр угнездился на носу, рядом с бортом, чтоб удобнее было кормить рыб своим завтраком. Что он уже успел пару раз сделать.
— Дальше будет еще веселей! — обернувшись на звуки, подмигнул ему Фэгрик. С самого утра рыжебородый был жизнерадостен, что никак не вязалось с его вчерашним настроением. Всё дело, как подозревал Иссканр, в брате Фэгрика и племяннике — хозяевах лодки, сидевших соответственно на правом весле и у руля. Они наверняка знали про дротиковых кальмаров и про возможную опасность — вот фэгрик и старался подбодрить их. Да и себя, кажется, тоже.
— Если б погодка была спокойней, поставили бы парус, — объяснил он Иссканру утром, когда садились в лодку. — Но при таком ветре и таких волнах…
— Может, подождать? Вдруг распогодится…
— Ждать придется до очередного Нисхождения! — буркнул Фэгрик. — Ясно же… А-а, что с вас, сухопутных, возьмешь! Короче, не будет в ближайшее время лучшей погоды. Вот худшая — будет. Поэтому как знаешь: хочешь — отдай вещи монаха мне, сам отвезу. И если что нужно на словах передать — говори, не бойся.
— Я поплыву, — качнул головой Иссканр.
Теперь (когда пути назад не было) он мог позволить себе посожалеть о принятом решении. И даже помечтать, как было бы здорово посидеть у печи и пожевать… н-нет, пожевать — не здорово!..
Он снова перегнулся через борт, угодил лицом во встречную волну и долго протирал глаза, ругаясь вполголоса. Море плескалось невыносимо близко к лодке, почти захлестывало внутрь… Акула Неустанная, он-то думал, это почти одно и то же: плыть по волнам и ехать на верблюде! Оказывается… ох!..
— Закрой глаза! — посоветовал, перекрикивая усиливающийся ветер, Фэгрик. — Закрой глаза и попытайся считать до скольки умеешь.
Иссканр молча помотал головой: ну уж нет, он привык встречать опасность лицом к лицу!
Подтверждая это, Иссканр собрался снова перегнуться через борт, когда вода рядом с лодкой буквально вскипела. пробивая поверхность, в воздух взлетели черные, с ярко-желтыми пятнами, копья.
— Заклюй меня Разящая! — выругался Фэгрик. — Опять!.. Вот же!..
«Дротиковые кальмары», — понял Иссканр. Он не знал, что делать — то ли выпрыгивать за борт, то ли ложиться на дно… нет, пожалуй, ложиться не стоит — достаточно вспомнить пробоины, которые он видел вчера.
— Еще! — завопил племянник Фэгрика, показывая влево. Там тоже вскипала вода — стройные тела кальмаров вспарывали воздух и падали в море, чтобы мгновение спустя выпрыгнуть из воды снова.
— Кто-то здорово их напугал, — пробормотал брат Фэгрика — такой же рыжий, но без бороды, зато с длинными усами, заплетенными на концах в косички. — Эй, Кэлиш, следи за рулем! Это всего лишь кальмары.
— И они удирают на юг, точнее, на юго-запад, — сказал Фэгрик, провожая взглядом стаю. — Ну, братишка, поднажмем-ка!
Как любил выражаться рыжебородый, «всё было ясно»: если кальмары идут на юго-запад, следовательно, некто, вспугнувший их, движется с северо-востока. И лучше бы поскорее убраться с его пути.
Иссканр повернулся и посмотрел на Йнуугский маяк. Он горел и днем и ночью — считалось, что маяк отпугивает разных непотребных морских тварей и вообще помогает рыбакам. Нечто вроде постоянной молитвы за тех, кто в море.
«Кто бы там сейчас ни молился, надеюсь, он делает это искренне. И надеюсь, это нам поможет».
— Не унывай, — обернувшись, подмигнул Фэгрик. — Скоро будем на месте!
«На острове, — мысленно уточнил Иссканр. — Откуда еще потом придется как-то возвращаться на материк».
«Тайдонский архиэпимелитп принял меня благосклонно, отнесся со вниманьем и пообещал всяческое содействие. Выражалось оное в предоставлении мне крова и возможности поскорее добраться до деревни Нэрруш. Названной так, кстати, в честь одного из братьев обители Рыхлой Земли, каковой брат некогда проповедовал в этих краях, а после прославился в Пятом захребетном походе (о чем см. мои заметки в путевнике).
Нэррушский жрец, господин Балхай, сперва сильно был удивлен причиной моего визита. Сей любознательный господин, кажется, немного обиделся, когда на его сообщенье остранном младенчике не отозвались. Мне пришлось сослаться на высокую занятость переписчиков и посетовать на то, что не всё еще совершенно в нашей системе взаимодействия с эпимелитами и местными жрецами.
Сам же я немало удивился тому обстоятельству, что господин Балхай решил послать сообщение о младенчике именно в нашу обитель. Конечно, ни одна из деревень и ни один из городов официально не отдают предпочтенье тому или иному зверобогу и в течение года поклоняются всем им, — но в действительности почти в каждом населенном пункте «больше любят» своего зверобога, считают его хранителем города и так далее. И в Нэрруше это, разумеется, Проницающий. А так как одна из обителей его находится здесь же, в Тайдонском эпимелитпве, непонятно мне было, зачем господин Балхай отправил свое сообщение именно на Йнууг. Однако же и спрашивать у него о том я не стал, сочтя, что ежели захочет, сам расскажет; да и важней мне было другое — узнатьпро странного младенчика.
Прошло уже несколько лет, но господин Балхай помнил всё очень хорошо. Я бы тоже помнил! В конце концов, младенчик-то появился в доме господина Балхая, как говорится, из ниоткуда — в комнате, из которой жрец на минуту вышел и в которую тотчас же вернулся. Выглядел он так же, как и мой, и пупка у тайдонского младенчика тоже не было, образовался он лишь несколькими днями спустя.
Я спросил, не наблюдал ли господин Балхай еще каких-то странностей, связанных с младенчиком. Тот — вполне справедливо — взглянул на меня, как на умалишенного: неужто, мол, мне этих странностей мало?! А вообще, ответил, не наблюдал, ибо вскорости передал младенчика «в хорошие руки». И так уже на жреца косились, подозревая его в отцовстве. (Тут-то я догадался, почему оповестить о «чуде» господин Балхай решил не обитель Проницающего, а послал сообщение аж на Йнууг. Боролись, видно, в нем два чувства: желание рассказать о случившемся и боязнь, что в обители Проницающего появление младенчика объяснят так же, как это сделали нэррушцы.)
Итак, в Тайдоне я узнал всё, что мог. Теперь оставалось найти владельца «хороших рук», в которые господин Балхайпередал младенчика. Когда я услышал, кто это, то понял, что отыскать приемного отца будет нелегко».
* * *
Возле Северных ворот Нуллатона образовался затор: у какой-то крестьянской телеги в самый ответственный момент (то бишь прямо в проеме ворот) сломалась задняя ось. В телеге же ехали клетки с бойцовыми петухами. От удара клетки вывалились на мостовую, прутья сломались — и теперь пернатый товар вовсю бедокурил и кукарекал, удирая от стражников. И заодно доказывая, что таки да, они действительно бойцовые петухи, высшего качества и отменной выучки.
— Надолго, — подытожил Жмун — и покосился на господина К'Дунеля, восседавшего рядом (заветная сумка прижата к животу!).
— Ничего, лошадки зато отдохнут, — зевнул Кайнор, подмигивая капитану гвардейцев. — Совсем ведь выдохлись, бедные.
Зверобоги ведают зачем, но К'Дунель очень торопился в столицу. Он даже не стал разбираться, что, собственно, случилось в Трех Соснах — погрузил Кайнора в фургон, отозвал не на шутку разошедшихся гвардейцев и велел ехать дальше. Причем приказал своим подчиненным сменить коней на свежих, взятых у господина таарига, — хоть те и не шли ни в какое сравнение с гвардейскими. «Потом вернемся, обменяем обратно», — вот и все объяснения.
Присмиревший Гвоздь мысленно пожимал плечами: раньше приедем — раньше выяснится, что к чему. Впрочем, присмиревший не значит смирившийся. И затор в воротах можно ведь использовать, чтобы…
— Выходите, — хлопнул его по плечу К'Дунель. Капитан знаком подозвал к фургону двух верховых гвардейцев, что-то шепнул, показывая на ворота и артистов. Потом повернулся к Гвоздю: — Вы не против небольшой прогулки, господин Кайнор?
— Почему бы нет? А что с моими друзьями?
— Вы увидитесь с ними позже. Кстати, господин Жмун, держите. — И Жокруа К'Дунель вручил старому фокуснику заветную сумку. — Как вы можете убедиться, я выполнил свою часть уговора. Надеюсь, что и вы выполните свою, господин Кайнор.
Гвоздь скупо кивнул: говорить было не о чем. Теперь, когда деньги выданы, пути назад нет. Ладно, съездим, посмотрим, куда так торопился доставить нас бравый капитан.
Кайнор чмокнул в щеку Лютен, подмигнул Ясскену (того, беднягу, аж передернуло), обменялся рукопожатием со Жмуном.
— Время, — напомнил Жокруа. — Вы расстаетесь ненадолго, господин Кайнор.
В общем, даже попрощаться по-людски не дал, нехороший человек. Но как ни старался, Гвоздь не мог всерьез разозлиться на капитана — всё-таки тот спас ему жизнь, пусть в первую очередь и из соображений собственной выгоды.
Им с К'Дунелем подвели лошадей, а один из гвардейцев поехал впереди, разгоняя с дороги простолюдинов. Добравшись до стражников, он перегнулся и принялся что-то втолковывать старшему. Тот пожал плечами и отрицательно качнул головой. Тогда гвардеец развернул и показал ему некий свиток — стражник вчитался, переменился в лице и, отдав честь, отошел с дороги, позволяя всем троим проехать в город.
И Гвоздь ничуть не удивился, когда понял, что едут они в кварталы аристократов, называемые в народе Шатрами Захребетников. Здесь в основном селились потомки наиболее древних иншгурранских родов, не одно поколение которых участвовало в захребетных походах. Знатные, но зачастую не такие уж и богатые семьи, ведь для того, чтобы отправиться на войну, им приходилось собирать огромные суммы денег, продавая поместья, закладывая под залог фамильные драгоценности, отдавая свои земли в аренду монастырям… И те, кто уцелел в походах, не всегда возвращались с добычей, способной возместить все их расходы. Что же до разговоров о чести, доблести и рыцарском благородстве, то Гвоздь знает им настоящую цену — и разговорам, и самим «высоким материям»!..
Так значит, его хочет видеть кто-то из старых захребетников? Ну-ну.
Улица, по которой они ехали, больше напоминала горное ущелье: высоченные каменные заборы (да-да, с самыми настоящими бойницами по верхнему краю!), массивные створки ворот, на створках — фамильные гербы со всяческими тиграми, пчелами и оторванными руками, одни герольды ведают, что призванными символизировать. За заборами ничего и не разглядеть, кроме флаговых башенок, высота которых отмеряется строго согласно количеству представителей фамилии, участвовавших в захребетных походах, длительности оных походов и прочая, прочая, прочая. При этом самый, так сказать, «захребетный» род башенку свою не должен громоздить выше уровня башен королевского дворца — до которого, кстати, отсюда не так уж далеко.
Далее (Гвоздь как будто приглядывал место будущего выступления или искал пути для побега) — улица длинная, широкая, постепенно заворачивающая направо, вымощена булыжником, деревьев нет, одни фонари (сейчас, поздним утром, разумеется, погашенные), прохожих мало, зато всюду патрули — «драконы» с гребнистыми шлемами, доспехами-«чешуей» и шелковыми крыльями за спиной. А ночью здесь наверняка несут службу «кроты» в черных балахонах… Впрочем, до ночи еще дожить надо.
Ну-с, так куда нам, господин К'Дунель?
А вот сюда, показал на очередные ворота капитан. На их створках, само собой, красовался герб: оскалившийся серебряный волк на золотом фоне. Над гербом, как и положено, был изображен шлем с решетчатым забралом, двумя кожистыми крыльями по бокам и нашлемником в виде гнусной хари демона — из тех, что только после хорошей порции порошка из кровяных цветочков и увидишь. Харя, похоже, должна была олицетворять (или охаряктеризовывать?) некий сборный образ злобных и коварных врагов, с которыми неустанно боролись носители славного герба. Кстати, судя по черной ленте, пересекавшей верхний левый угол щита, одним представителем древней фамилии стало меньше. Если, конечно, Гвоздь ничего не путает, а он, признаться, ой не специалист в геральдике!
…Не было ничего: не появились на стене дозорные, не выглянул из окна караулки стражник, из-за ворот вообще не доносилось ни звука, да и гвардейцы, что безымянный, что господин К'Дунель, не спешивались, не кричали, мол, принимайте дорогих гостей, — ни-че-го! — однако же правая створка, разламывая герб пополам, беззвучно открылась и стражники, одетые в роскошные камзолы, с блестящими алебардами, ретиво взбзынькнули шпорами: милости просим-с!
Очень, знаете, не понравился Гвоздю подобный прием. Он в последний раз окинул взглядом улицу, где лениво и в то же время бдительно прохаживались «драконы», вздохнул и въехал-таки за ворота. Обернулся — и нате вам, створки уже успели неслышно захлопнуться!
— Спешивайтесь, — сказал ему К'Дунель. — Приехали, господин Гвоздь.
* * *
Когда на горизонте показался Йнууг, Иссканр не поверил своим глазам. Во-первых, слишком уж легко всё получилось: ведь если не считать кальмаров и скверной погоды, доплыли без приключений. Ну а во-вторых… во-вторых…
— Я же говорил, что на остров тебя не пустят, — ухмыльнулся Фэгрик. — Впрочем, как и меня, Оварда или Кэлиша. Или ты думал, придется в лодке всё это время ждать?
Ни о чем подобном Иссканр не думал, он вообще, если честно, не обратил внимания на те слова старосты. И только теперь, глядя на массивный корпус древнего парусника-дома, понял, что Фэгрик имел в виду.
— Впечатляет, верно? — подмигнул тот. — Уж не знаю, как он сохранился. Это ведь легендарный «Кинатит» из армады самого Бердальфа. Считай, полтыщи лет прошло, как его швырнуло на прибрежные скалы, а вот, до сих пор стоит целехонек. Умели строить предки, а?
— Мой брат каждый раз восхищается «Кинатитом», — объяснил Иссканру Овард. — И старается не замечать гнилых досок, многажды подновленных переборок и других признаков того, что время сильнее любого дерева. Даже лучших пород алмазного дуба, выросших на Востоке.
— Ладно, хватит болтать, — проворчал Фэгрик. — Давайте причаливать. Чем раньше закончим здесь свои дела, тем раньше сможем вернуться на землю.
— Куда причаливать?
— К кораблю, сухопутный, к кораблю. Больше-то некуда, весь остров, кроме дальней восточной бухты, с такими высокими и отвесными каменными берегами, что не подберешься. А в бухте нам высадиться не позволят, мы же не монахи.
— Но… — Иссканр не успел спросить, как они собираются причаливать к кораблю, лодка проплыла чуть дальше, и он увидел громадную пробоину в боку парусника-дома. Причем пробоину, явно сделанную людьми уже после того, как корабль сел на мель.
— Здесь всё сразу: и причал, и гостиница, и двор для приемов, — сказал Овард. — Есть даже храмовенка я уже не говорю про госпиталь или там кухню. Хотя, конечно, часть отсеков затоплена водой, а другие попросту заброшены. На Йнууге никогда не бывает много гостей с материка, монахи же не любят жить на «Кинатите». Я с ними согласен — гадкое местечко.
«Тойра Мудрый — одна из самых загадочных личностей нашего времени. Я мало что могу о нем сказать, ибо видел его лишь однажды, на рынке в Таллигоне, где он читал свои проповеди-притчи. Слышал же о нем, как, наверное, и всякий, много и разное, однако не сомневаюсь, что большая часть историй — выдумка. А прочие, хоть и основаны на действительно случившемся, здорово приукрашены.
Когда-то давно Тойра был монахом обители Цветочного Нектара (об-лъ находится на юго-зап. берегу о. Ллусим, посвящена Мотыльку Яркокрылому — больше см. в моих заметках для путевника). Однако еще в отроческие годы он прозверел, долгое время находился в бессознательном состоянии, потом пришел в себя. После чего покинул монастырь и подался в странствующие проповедники. Как и прочие пилигримы, которые не принадлежат к каким-либо монастырям, не являются монахами и действия коих Сатьякалова церковь не одобряет, однако зачастую закрывает на них глаза, — как и подобные ему, Тойра вел жизнь вечного странника, нигде подолгу не останавливался, и жил на то, что подавали слушатели проповедей. Проповеди Тойры были необычными: сперва он рассказывал некую историю, но после не торопился ее объяснить, как это делают иные странствующие проповедники. «Если на ваш вопрос ответил кто-то другой, вы остались без ответа», — любил он говорить.
Впрочем, я не совсем правильно поступаю, когда пишу о Тойре в прошедшем времени. Ведь он жив, насколько мне известно, и по сей день.
И я не теряю надежды когда-нибудь повстречаться с ним еще раз, чтобы спросить о судьбе младенчика из Тайдонского округа».
…Подплывя поближе к пролому — собственно, вплыв на лодке внутрь, — они словно оказались в чреве исполинской рыбы. Выломанными ребрами топорщились переборки нижних, подпалубных ярусов, которые пришлось частично разобрать. Некоторые из них залатали новыми дверьми, другие же так и чернели коридорами, ведущими невесть куда. Света здесь было крайне мало, фонари висели лишь там, где устроен был причал для лодок, да еще в нескольких местах, видимо, время от времени всё же использовавшихся, хоть и не по назначению.
— Только такой безумец, как ты, Фэгрик, мог явиться сюда в такую погоду! — по настилу одного из нижних ярусов к прибывшим спешил высокий седоусый мужчина в обычном одеянии рыбака. За ним следовали двое в балахонах монастырских служек, они несли фонари на недлинных деревянных шестах.
— А ты, как и прежде, по самую макушку переполнен гостеприимством, Миннебар, — парировал Фэгрик. — Или думаешь, я притащился сюда, чтобы полюбоваться на твою морщинистую физиономию?
— У тебя не такой изысканный вкус, как у моей супруги, поэтому, уверен, ты рисковал лодкой брата не из-за моей физиономии. — Седоусый кивнул служкам, чтобы те пришвартовали лодку, и подал руку Иссканру, помогая выбраться на относительно устойчивую поверхность: — Миннебар, распорядитель здешней гостиницы, если «Кинатит» так можно называть. Не спрашиваю, для чего вы сюда приплыли, — ясно, что по делу, иначе Фэгрик просто не взял бы вас. Верно, Тюлень?
— Верно, — фыркнул рыжебородый.
— Ну вот. Поэтому спрашиваю только одно: надолго к нам?
— Выгляни наружу, — ответил ему Овард. — Если и дальше будет твориться такое безобразие, мы тут вообще навсегда застрянем. — Он досадливо махнул рукой: — Ладно, извини. Вот, спроси у господина Иссканра, у нас-то дело короткое, а он, кажется, собрался с самим Баллушем говорить.
Миннебар посмотрел на Иссканра с интересом:
— Да? Ну, тогда вам здесь точно придется подзадержаться. Баллуш с утра не в духе. — Он оглянулся на служек и добавил шепотом: — По слухам, старику что-то очень гадкое приснилось, чуть ли не плавающая кверху брюхом акула. Он сейчас молится, велел тревожить только в самом крайнем случае.
— Ну так у нас именно такой случай, — прервал седоусого Фэгрик. — Или кто-нибудь из ваших дозорных уже заметил дротиковых кальмаров, которые со всех щупалец дают стрекача на юг? Возможно, кальмарам приснился тот же самый гадкий сон, что и господину настоятелю. Но скорей всего, старина, они увидели этот кошмар наяву.
«Из Тайдонского округа я должен был вернуться на Йнууг, но неожиданные события вмешались в мои планы. Точнее, сразу несколько событий, на первый взгляд, между собою никак не связанных.
Первое: я во что бы то ни стало хотел отыскать Тойру Мудрого, но не знал, в какой части Ллаургина он сейчас пребывает. Искать же наугад я не мог — на то у меня не было ни времени, ни средств. Оставалось обратиться в какую-либо из обителей, дабы кто-то помог бы мне, подсказал, где искать Тойру. Я еще раздумывал, куда именно, когда случай выбрал за меня.
И это было вторым событием из тех, о которых я упоминаю».
(Читая эту часть записок, Иссканр не мог отделаться от мысли, что брат Гланнах писал не то, что думал, или же часть случившегося скрывал даже от бумаги. И с каждым новым листом это ощущение усиливалось. Словно что-то очень пугало писавшего — потрясло до глубины души…)
Когда на Йнууге основали обитель Акулы Неустанной, монахам не пришлось перестраивать «Кинатит», чтобы в нем жили гости с материка: парусники-дома предназначались для перевозок на большие расстояния множества людей, и потому здесь всё было устроено с учетом этого. Правда, за столетия даже самая прочная древесина приходит в негодность…
— Мы все тут боимся, что однажды эта дырявая бочка возьмет да и развалится на куски, — говорил Миннебар, проводя гостей по узким, темным коридорам, корабля. — Когда-нибудь, попомните мое слово, так и случится — и я надеюсь, что к тому времени буду далеко отсюда.
— На небесах, что ли? — фыркнул рыжебородый. — Ты же из этой «бочки» сколько лет уже не вылазишь. Всё ищешь древние клады, забытые лично Бердальфом и специально для тебя. Представляешь, Иссканр, человек полжизни гоняется за парусом на горизонте и никак не поймет, что этот парус — мираж!
— Мы все только тем и занимаемся, что гоняемся за призрачными парусами, — тихо заметил Иссканр. — Но неужели за пятьсот лет корабль не обыскали сверху донизу?
— Вот видишь! — подхватил Фэгрик. — Даже этот вьюноша, хоть и сухопутник, понимает, что к чему.
Миннебар покачал головой.
— Когда «Кинатит» выбросило на скалы, берег был уже совсем рядом. Люди не видели земли месяцами, к тому же «Кинатит» не тонул. Они просто оставили корабль и перебрались на сушу. Потом сюда, конечно, наведывались, чтобы забрать какие-то вещи, но очень скоро монахи Неустанной решили основать на острове обитель, и Бердальф отписал его в их полное распоряжение. По сути, вместе с «Кинатитом». И хотя тот по-прежнему считался собственностью короля (Бердальф даже собирался починить его), корабль никому не был нужен. Поселенцы приплыли как раз в самый разгар десятилетия Сатьякалова Гнева: пралюди, которые населяли Ллаургин до нас, были почти полностью истреблены, а выжившие бежали на запад и юг. Их города лежали в развалинах, многие колодцы были отравлены, поля выжжены — и всё это следовало привести в порядок. — Он поднял руку, призывая к вниманию: — Осторожно, здесь доски прогнили, идите под стенкой. Так вот, — продолжал Миннебар, — поселенцам было чем заняться. А странствие по морю отбило желание совершить еще одно такое же — даже ради того, чтобы вернуться на Восток, в уже известные земли.
— Тем более, — добавил Иссканр, — что, наверное, тех, кто решился на подобное плавание, вряд ли на Востоке что-то удерживало.
— Точно! Так оно и было, если верить летописям, да и вообще здравому смыслу. Это я веду к тому, Фэгрик, что «Кинатит» с самого начала бросили в спешке — и потом так никто и не озаботился хорошенько его исследовать. Монахам Неустанной было где жить — на Йнууге существовали поселения и до них, но островитяне повымерли во время Гневного Десятилетия. Потом, когда легендарный Кеввал Волны Усмиряющий решил запретить немонахам ступать на землю Йнууга, понадобился и «Кинатит», но не целиком, хватило только ближайших к пробоине помещений, хозяйственных и жилых. И так, заметь, продолжалось столетиями! Монахам просто некогда было шарить по судну в поисках «каких-то сокровищ», а обслуге и без того хватает работы.
— Хватало, — криво усмехнулся Фэгрик. — А теперь, как я погляжу, свободного времени у вас хоть отбавляй!
— А что ты скажешь, Овард?
— То же, что и тогда, когда ты решил оставить семью и переехать сюда: это твой выбор, — пожал тот плечами. — Ты сам решил удить такую рыбу — так тяни леску, пока есть силы, и не оглядывайся.
— Спасибо, — вполне серьезно поблагодарил его Миннебар.
— Не за что, братец. Надеюсь, в виде благодарности ты поселишь нас не в тех дырах, что в прошлый раз.
Седоусый покачал головой:
— Тут всё такое, Овард, и ты это знаешь… Та-ак, здесь по лестнице вверх, держитесь крепче за перила. Ступеньки скользкие и непрочные сколько хожу, столько жду, что вот-вот проломятся. В общем, — продолжал он, — работы-то на самом деле достаточно. Но в основном по мелочам, поэтому возможностей исследовать «Кинатит» у меня больше, чем раньше.
— Сбылась места умалишенного, — беззлобно проворчал Фэгрик. — Ладно, братец, ты главное не зазнайся, когда найдешь здесь золотой нужник Морепашца, ага?
— Ты же знаешь, треть в этом случае будет принадлежать тебе.
— Я от своей части в этом случае отказываюсь в пользу Фэгрика, — вставил Овард, и все трое захохотали.
«Неожиданная и нелепая смерть господина Балхая сама собою определила ту обитель, куда мне пришлось направиться. Ибо, хочешь — не хочешь, а господин Балхай был приписан к Тайдонскому эпимелитству, подчинялся тамошнему архиэпимелиту, а значит, моим долгом было сообщить об этом туда. Ну а из Тайдона ближе всего было к Тайдонской обители Проницающего».
(«Что за чушь?! — читая, недоумевал Иссканр. — Какая смерть, от чего? В записках об этом ни слова. И почему брат Гланнах ссылается на эту смерть, когда объясняет, что выбрал Тайдонскую обитель? Если бы он выбирал ближайшую из обителей, то выбрал бы именно ее. Что-то не так! Но что?»)
…доски, балки, клинья, дверные петли — и всему этому несколько сотен лет. Корабль дышал, стонал, кашлял, словно дряхлый, болезненный старец, который никак не может заснуть. Не может — и не дает заснуть другим!
Иссканр поднялся с узкой койки и принялся вышагивать по каморке, которую ему отвели. Когда Овард и Фэгрик увидели, в каких тесных помещениях им придется жить, они здорово осерчали на брата, но Миннебар объяснил, что только небольшие каюты удается поддерживать в приличном состоянии. И хотя бы частично отваживать оттуда крыс (во что Иссканр не поверил — и, кажется, не зря).
В полумраке он заметил юркую тень, шмыгнувшую в дальний угол и замершую там в надежде остаться незамеченной. Потянулся за подсвечником, но тень метнулась в коридор через щель под дверью. Иссканр усмехнулся, поставил подсвечник на стол и хотел было зажечь свечу, но передумал: что толку? На что здесь смотреть, в этом гробу с дверцей?!
К тому же ему внезапно потребовался нужник — не золотой Бердальфов, а вообще любой ближайший. Чтоб им утонуть, этим монахам! Кормят гостей невесть чем — Иссканру еще за ужином показалось, что с теми лепешками что-то неладно!
Он выскочил в коридор и поспешил налево, до поворота, а оттуда свернул направо — всё, как рассказывал Миннебар, — а там — третья дверь по правой стороне… или вторая? Нет, третья.