(на правах мемуаров)
 

Еда

 
      (краткий кулинарный экскурс)
 
      Согласитесь, в жизни не так уж много радостей. К тому же, как сказал один мудрец, все истинные удовольствия в ней или противозаконны, или аморальны, или ведут к ожирению.
      По большому счету, истинное счастье ждёт нас лишь в любви да в изысканной еде. При этом в любви бывают болезненные срывы, трагедии, с годами она чахнет. А вот в еде, кроме случаев, когда что-то не то съел или уж очень переел, сплошное и незатухающее удовольствие. И удовольствие универсальное. Нет денег на икорку или обрыдло однообразие, перенеси обед на ужин, и манная кашка покажется истинным деликатесом. Еда – как вехи на жизненном пути, особо вкусненькое – всплеск на кардиограмме, деликатес – памятная зарубка в жизненном календаре.
      Для меня первым кулинарным оргазмом стал омлет, но не привычный нам, а китайский. Было это в далеком 1965 году, в разгар "культурной революции" в Китае. Я добирался поездом из Пекина во Вьетнам. В международном вагоне было нас всего трое, я да два поляка, хоть все остальные вагоны были забиты под завязку. Путь долгий, из развлечений лишь упрятанный под обшивку и не умолкающий денно и нощно динамик, из которого неслись оглушающие звуки бравурных революционных маршей и цитаты Мао Цзэдуна. На остановках столь же шумные митинги у наших окон с обличением подлых ревизионистов в нашем лице да еще ресторан в соседнем вагоне.
      На завтраке, дабы не искушать судьбу, заказали стоявшее первым в пухлом меню и знакомое не понаслышке – омлет. Но принесли нам на большом овальном блюде нечто невообразимое. Вернее, вообразить можно было только одно – женскую грудь, судя по цвету и консистенции, китаянки, но весьма упитанной. Это нечто слегка колыхалось под мерный стук вагонных колес и источало восхитительный аромат. Когда мы решились разрезать, грудь не опала, а величественно открыла нежное жёлто-розовое нутро с ломтиками ветчины и кусочками овощей и зелени. Мякоть таяла во рту, вкус – божественный. Как сотворено это кулинарное чудо, для меня секрет и по сей день.
      В последующие посещения Китая я плотно познакомился с его кухней, вернее, кухнями, ибо там в каждой провинции она своя и особенная.
      Как самое экзотичное осталось в памяти считающееся культовым блюдо
      "лунхудоу" или по-нашему – "бой дракона с тигром", что на поверку оказалось змеятиной с кошатиной вкуса необыкновенно утончённого.
      Единожды в жизни наотрез отказался попробовать лишь одно экзотическое блюдо, мозг живой обезьяны. Приятель мой не устоял перед соблазном и после этого как-то сник и прятал глаза при попытках узнать о полученном впечатлении.
      Вообще-то, отношение к приёму пищи в Китае здорово отличается от нашего. Китайцы воистину знают толк в еде и разбираются в её воздействии на организм. Популярный в Китае и по всему миру супчик из акульих плавников сами граждане Поднебесной потребляют не абы как, а с целью привести в порядок печень, почки и сердце. Мидий и устриц китайцы съедают, чтобы нормализовать кровяное давление, а десертом из ласточкиных гнёзд очищают кровь. Мао Цзэдун ежедневно ел блюда с красным перцем и считал, что это лучшее средство омоложения организма.
      При этом каждое блюдо имеет по китайским поверьям свой смысл.
      Так, запечённый целиком карп означает материальный достаток, грибы – открывающиеся возможности, свиные ножки – везение, телячьи языки – доходы, устрицы – везение в предпринимательстве.
      Кулинария Поднебесной, как никакая другая в мире, увязана с медициной. Так, например, считается, что рисовая водка, настоянная на змее, укрепляет потенцию и помогает при головной боли. Но голову можно лечить и другими средствами, а вот для повышения мужского достоинства в самый раз отведать блюдо "Бычья гордость". Но не надейтесь на свои кровные рублики быстренько приобщиться в расплодившихся сейчас китайских ресторанах к многовековым тайнам китайцев – по старинным неписаным правилам им западло раскрывать по-настоящему секреты национального искусства каким-то "гвайло", т. е. белым дьяволам.
      Основатель главной китайской религии – философской системы Дао,
      Чжан Даолин (совершенно реальная личность) много места в своих трудах уделил проблемам питания и изобрёл "пилюли бессмертия". Из каких продуктов он их лепил, неизвестно, но попринимав их, стал выглядеть в 60 лет пятнадцатилетним мальчиком, что, впрочем, не помешало ему умереть в возрасте 122 лет. Но ведь тоже неплохой результат, правда?
      Жаль, что мне не довелось их попробовать, а вот собачатинку, стыдно признаться, вкушал неоднократно. Вкусно, если бы только не грустные глаза друга человека, всплывающие в воображении. В Китае щенков, выращиваемых для ресторанов, в течение нескольких недель перед забоем по 20 часов гоняют по вольеру, чтобы мясо меньше пахло псиной. А вот вьетнамцы и корейцы, считающие собаку своим национальным блюдом, готовят ее ещё более варварским методом.
      Подвешенного за задние ноги пёсика нещадно колотят дубиной и у еще живого перебивают все кости и сосуды. Делается это для того, чтобы кровь пропитала мясо, которое после приготовления приобретает специфический вкус и становится буро-перламутровым. Слабым, но оправданием служит то, что едят специально выведенную породу собак с психологией поросенка.
      Корейцы как-то вообще в своих кулинарных изысках заходят слишком далеко. Ну что вы скажете на то, то осьминогов с их мудрыми глазами едят живыми, отрезая по кусочку, а те, бедные, молчат и только эти свои глаза таращат? А такую любимую у нас детьми черепаху они перед варкой вытаскивают из панциря, разбивая его дубинкой. Но корейцы, будем справедливы, не так уж одиноки в своём увлечении.
      В Индии, скажем, очень популярны крысы гриль. Их перед разделкой живыми опускают в кипящий гудрон, чтобы легче снять шкурку. Во
      Вьетнаме очень уважают блюдо под названием "Три писка". Вырезанных из брюшка беременной крысы зародышей тут же подают к столу. Первый писк – когда эмбрион подхватывают палочками, второй – при обмакивании в острейший соус, третий и последний – в пищеводе едока.
      Ну да Бог им всем судья да Бриджит Бардо, защитница животных, а мы вернёмся к китайской еде. Совершенно новой стороной открылась мне китайская кухня в клубном ресторане Бангкока для китайских богатеев, играющих в Юго-Восточной Азии роль евреев в Европе и подмявших под себя весь крупный бизнес в торговле и финансах. Представьте себе довольно большой зал со стеклянными шкафами по стенам, в которых стоят старинные статуэтки ценой в миллионы долларов, некоторые – вообще бесценные. Посередине массивный круглый стол, центральная часть которого проворачивается, давая доступ к постоянно меняющимся блюдам, число коих близко к сотне.
      Тихая музыка, эдакое китайское попурри, создаётся специалистом-аранжировщиком под каждое меню и строго согласуется по времени с подачей очередного блюда. От крещендо под семенники молодых обезьян, возбуждающие плоть, до модерато под семена лотоса в мучнистом соусе, её, плоть, расслабляющих. Каждое блюдо воздействует на строго определенные органы и части тела, и в конце трапезы встаешь помолодевшим и умиротворенным.
      Моим поводырем в этом застолье был местный мультимиллионер
      (естественно, в долларах, а не в таиландских батах) и номер один в торговле так называемыми товарами тибетской медицины. Немалую часть своих капиталов он заработал на поставках с нашего Дальнего Востока, в том числе кабардиной струи, что означает олений пенис и высоко ценится китайцами как препарат повышения потенции. Кстати, от него же я узнал, что есть и специальный ресторан для желающих похудеть, где еду вам подберут специально обученные лекари. Так как тогда ожирение мне ещё не грозило, желания его посетить не возникло.
      Там же, в Бангкоке, попробовал я впервые и знаменитую на весь мир утку по-пекински. Это, действительно, нечто божественное, однако тайцы считают, что их поросёнок по-бангкокски, приготовленный по схожей технологии, достойный ответ этому блюду. И в том, и в другом случае едят только зажаренную до аппетитного хруста кожицу, а тушки идут в отход. Такое отношение к продукту для нас, русских, сами понимаете, кощунство, потому мы обычно, смолотив кожицу, гнали официанта на кухню приготовить из останков порося или утиного мяса аппетитный супчик, который, кстати, почему-то считается первейшим средством для поссорившихся супругов и примиряет их сразу по окончании совместной трапезы.
      Вообще китайцы являются истинными виртуозами по части кулинарно-лечебного искусства. В их фармакопее присутствуют препараты из тигра, леопарда, слона. Из России в Поднебесную везут древесных лягушек, средство из которых используется для разжижения крови. Однако, создается такое впечатление, что их мужиков заботит больше всего одна сторона здоровья, называемая половой потенцией. В любой из китайских аптек, разбросанных по всему миру и забитых высушенными рогами, рысьими лапами, змеями, варанами, лягушками, летучими мышами и другой нечистью, во что не ткнешь пальцем с вопросом "Для чего это?", продавщица-китаянка стыдливо прикрывает рот ладошкой и хихикает.
      Одно из ярчайших воспоминаний, связанных с китайской кухней, оставило посещение ресторана в Калифорнии. Там перед каждым новым блюдом мэтр торжественно объявлял название и автора художественного полотна. Официанты подносили нам большие блюда, на которых ломтиками мяса, рыбы и кусочками овощей, зелени и фруктов были мозаично выложены картины китайской классической живописи, есть которые рука не поднималась. Когда же я ненароком углядел сумму в счете, поданном моему американскому партнеру за съеденную картинную галерею, понял, каких жертв требует наслаждение подлинным искусством.
      С японской кухней я познакомился в других странах, так, к величайшему моему сожалению, и не побывав в этой стране грёз (я-то и в Институт стран Азии и Дальнего Востока в своё время поступал в надежде изучать японский). Но главное отличие японских кулинаров от
      Бога (прошу прощения за ляп – от Будды), как я понял от китайцев, в том, что те могут вам приготовить конфетку из гуано местной птицы и вы ни в жисть не догадаетесь о происхождении сырьевого продукта.
      Японцы же, напротив, так подчеркнут суть смака продукта, что то же самое гуано покажется вам слаще мёда.
      Чтобы понять размер японского кулинарного фанатизма, стоит лишь напомнить об одном блюде – рыбе-собаке, больше известной под названием фугу. В её мол*о*ках, икре, коже, а особенно в печени содержится нервно-паралитический яд, в 1200 раз сильнее цианистого калия. Смертельная доза человека – 1 г, противоядия не существует.
      Съевшие фугу и оставшиеся при этом живыми японцы со слезами умиления на глазах пытаются передать ощущение внутреннего комфорта и чуть ли не равнозначного сексуальному возбуждение. Не хочу навязывать вам свою точку зрения, но при всём моём кулинарном любопытстве я всё же предпочёл бы альтернативный вариант безопасного секса.
      Отменными кулинарами считаются на Востоке и вьетнамцы. Особенно хороши у них лягушки. Ох, уж эти лягушки-квакушки, мечта любого гурмана. Некоторые их виды, например, лягушка буйволиная, достигают размера средней курочки и весят до килограмма. Надо сказать, что, в отличие от китайских кулинаров, вьетнамцы более гуманны в приготовлении лягушачьих блюд. Те считают необходимым предварительно содрать с лягушки шкурку и дать ей поплавать, ещё живой, в кастрюле с водой. Вьетнамцы же, видимо, из жалости шкурку ей сохраняют. В
      Ханое в моё время лягушка считалась пробным камнем для новоприбывших. Их угощали лягушачьим блюдом, называя полевой курочкой, а в конце застолья ошарашивали правдой-маткой. Кончалось либо смехом до слез, либо отпаиванием водкой, а то и валерьянкой.
      Хорош у них и кофе местных сортов, но крепости столь необычайной, что лучше идёт со сливками. А совершенно божественный вкус у кофе, сваренного из зёрен, предварительно скормленных хорьку (ну т. е. им, хорьком, выкаканных). Такой не каждому предложат, да и стоит он ого-го. Есть у вьетнамцев и свои вина, но не виноградные, а фруктовые, вкусней всего из слив. Причём настаивают их от десяти до двадцати лет. И на чём, вы думаете? Не поверите, наверно, но на скорпионах, морском коньке и жучках-тараканчиках.
      От Камбоджи навсегда остался в памяти непревзойденный вкус лягушачьего супа с цитроном. Готовят его в своеобразном агрегате, называемом "кон дао" (остров) и похожем на наш самовар. На трубу с поддоном с тлеющими угольями надевается плоская кастрюля, в которой суп варится, и всё это подается на стол. Варево насыщенного изумрудно-зеленого цвета, густое как илистая вода в застоялом болотце, и лягушачьи лапки, всплывающие промеж пузырей как последний привет утопающего. Вкус нашего рассольника, но поядрёней и подушистее.
      Едят его, как и всё остальное, палочками, но предварительно налив себе в пиалу фарфоровой ложечкой. Кстати, два слова о палочках для еды. Обычно удивляются, а как же ими едят суп? А никак. Просто миска с супом прижимается ко рту, и с громким чавканьем содержимое всасывается, палочками же в рот проталкивается гуща. Надо сказать, что и отрыжка за столом приветствуется как показатель сытости и комплимент хозяйке. Слышал о японце, который палочками ловит мух в полете, сам с восхищением наблюдал за вьетнамцем, жонглирующим в воздухе с помощью палочек мелкой монеткой.
      Но вернемся к еде. В Ханое на десерт подают очень вкусные сладкие пирожки из тонкого рисового теста. В конце шестидесятых я в качестве переводчика сопровождал двух наших партчинуш высокого ранга. Один из них после весьма сытного приема пристал ко мне, выспрашивая рецепт этих пирожков для жены, большой любительницы выпечки. Я долго держался, а потом раскололся. Начинкой для пирожков служила гусеница, такая же, как у нас, ворсистая, нежно-зеленая, только толщиной с большой палец. Хорошо, что дядя сидел у открытого по жаре окна автомобиля, всё меню в обратной очередности украсило метров двадцать мостовой.
      Да, я еще ничего не сказал о восточных фруктах. Это особая песня.
      Манго, лонган, лиджи (называемое еще глазом дракона за чёрную, как зрачок вьетнамца, косточку в светлой мякоти) и, конечно же, ананас, банан и сотни других, мало или совсем неизвестных у нас. Ананас, почитаемый на Филиппинах как сырье для пряжи, во Вьетнаме великолепен с уткой, тушённой в его соусе с древесными грибами. А вкус клубники со сливками представляете? Так это один к одному мангустан. Рамбутан с колючей, как у ёжика, кожицей – наша спелая вишня. Наверняка пробовали манго, но их, например, в Камбодже более
      200 видов и столько же оттенков вкуса.
      А о "флямбе", подаваемом в Пном Пене, слышали? Это крупные бананы в сахаре, залитые виски и подожженные до образования стеклянистой корочки. Такое блюдо в пламени не стыдно подать и богам на Олимпе.
      Попробуйте сами приготовить, дело немудреное. Ну, и, конечно же, король фруктов – дурьян. Тайцы от него без ума, и просто обязательно угостят вас. Да вот пахнет он… как бы помягче сказать, ну как в отхожем месте дальнего полустанка на задворках Российской империи.
      Но если, зажав нос, раз его попробовать, влюбишься на всю жизнь, ибо нет равного ему послевкусья.
      Непременным атрибутом ресторанного меню в восточных странах является змея. Памятен связанный с ней ритуал, с которым познакомился в Сайгоне, в плавучем ресторане на набережной. Змею по выбору клиента достают из стоящего тут же вивария и бросают на пол рядом со столом, дразнят, а потом принявшему боевую стойку шипящему аспиду резким ударом остро отточенного ножа сносят голову. Сочащуюся кровь выдавливают в рюмки с водкой, туда же кладут сердце, печень, еще что-то из вспоротого нутра змеи и предлагают выпить за здоровье жён, уверяя, что они будут мужьями очень довольны. Кстати, водку там тоже настаивают на змейке, которая вбирает в себя сивушные масла и придает легкий болотистый привкус свежести.
      Змей едят разных. Самого крупного удава размером со слоновий хобот я ел в компании с чудо каким человеком и без преувеличения гениальным поэтом Евтушенко в Пном Пене, куда он приехал в творческую командировку. Хотел поразить его экзотикой, но на фоне блестящих импровизаций Евгения Александровича она как-то впечатления не произвела. Настоящий пир для желудка и сердца мы устроили на следующий день по сермяжному сценарию: банька, парилка, окрошка, шашлычок ну и, естественно, она, родимая, со льда и со слезой.
      Так что не подумайте, что вкуснятина водится только на Востоке. К примеру скажем, будете в Техасе, зайдите в ресторан "У мясника"
      ("Bucher`s"). Он за углом того дома, с верхнего этажа которого стрелял и убил президента Кеннеди Ли Освальд (а может быть, и не он). В предбаннике ресторана за стойкой стоит мужик с комплекцией нашего Поддубного, за спиной – подвешенные на крюках телячьи туши и объявление "Еще 20 минут назад она мычала".
      По указке клиента вырезается шмоть мяса, а дальше сам с усам.
      Идёшь к стоящей здесь же печи с решеткой и, натянув перчатки по локоть и фартук до полу, жаришь мясо на открытом огне. Хочешь – с кровью, хочешь – до угольной черноты. К твоим услугам консультант, негр двухметроворостый с белозубой улыбкой, различные соусы, специи, инструментарий. Тут же берёшь запечённую в фольге картофелину размером чуть меньше мяча для регби, переходишь в зал, устраиваешься за столом, на котором тебя уже ждут зеленый салат и свежие овощи.
      Посоветовался с сомелье насчет выпивки и ешь не тужи, чрево ублажи.
      Там же, в Америке, до ломоты в скулах позавидовал их студентам, попав в столовку Калифорнийского университета. Наш студиозус наелся бы там за один единственный бакс на целый семестр вперед. Причем не забыты здесь мусульмане с их неприятием, Боже упаси, чего-нибудь свиного, евреи с их кошерностью, вегетарианцы со строгой диетой. А меня за уши оттаскивали от запечённых в соевом соусе с шампиньонами мослов с дымящимся костным мозгом и форели в сметане.
      Ну, как тут не вспомнить и не отдать должное немецкой голяшке с кислой капустой "вырви глаз", омару в нежнейшем майонезе и эскарго
      (то бишь устрицы) в Нормандии, жареным колбаскам длиной чуть не в метр в эльзасском ресторане в Париже. А мясные ломтики в кипящем сыре под веселеньким названием "фондю" в Женеве, а итальянские посиделки в приморском Бари, с обеда до отбоя, с "пастой" десяти видов, жареными анчоусами и ликером "Дижестиво" для помощи желудку в его тяжелейшей и при том сладострастной работе по перевариванию всего этого деликатессимо?!
      Так что истинное удовольствие можно получить и от простого продукта, но, конечно, с "изюминкой". Вот, скажем, застрял я как-то в числе небольшой делегации в аэропорту Орли из-за очередной забастовки французских авиадиспетчеров. Администрация, дабы занять скучающих пассажиров, прислала в зал ожидания несколько огромных корзин с булочками. Кто-то из нас трепетно молвил: "Халява, братцы".
      Ну, а дальше масса удовольствия до самой посадки. Булочки с ветчиной, сухой колбаской, рыбой красненькой, пахучим сыром были завернуты каждая в пергаментную бумагу, с пылу с жару, и с хрустящей корочкой. Такого не забудешь.
      А еще я помню, как в 50-е годы в портале Елисеевского магазина на
      Тверской стояла широченная в кости тётя в синем халате и фартуке не первой свежести, в перчатках без пальчиков и торговала, по-нынешнему коли сказать, хотдогами. Доставала из большого ящика французскую булочку, разрезала вдоль и вкладывала в нее две горячие сочные сосиски. Это была пища богов за пару рублей с изображением родного дедушки Ленина. И, главное, булочки были с хрустящей ко-ро-чкой.
      И с такой же корочкой можно было купить булочку с изюмом в расположенной там же рядом Федотовской булочной. Помните, она ещё называлась калорийной и связана была с ней история занимательная.
      Владелец булочной и поставщик его императорского двора Федотов был вызван к Николаю Кровавому, и тот сунул его носом в разломленную булочку, в которой оказался запечённый таракан.
      Помилуй бог, – воскликнул купец, схватив таракана и проглотив, – это же изюминка, ваше величество. И в подтверждение бросился тотчас в свою пекарню при магазине, засыпал в заготовленную опару сито изюма, и через час сам батюшка-царь с женой своей немецкой
      Александрой, чадами и домочадцами, вкушали горячие да румяные калорийки с изюмом да похваливали.
      На этой ностальгической ноте ставлю точку. Во-первых, как считал мудрейший Козьма Прутков, нельзя объять необъятное, а во-вторых и последних, если у вас, как у меня, от повествования началось бурное слюноотделение, то бегом на кухню, к столу, тарелочке, ложечке и вилочке. И долой все и всяческие диеты.
      Приятного аппетита!
 

Пословицы и поговорки

 
      Пословицы и поговорки – суть души народной, так сказать, квинтэссенция жизненного опыта и мудрости, приправленная почти всегда доброй порцией здорового юмора, как специями в умело и от души приготовленном блюде. Истинное удовольствие доставляет испить из этого кладезя, а услышав в разговоре с умным человеком, никогда не уходишь с чувством не солоно хлебавши. Вот и эта поговорка пошла со времён, когда соль на Руси была редкой приправой и подавалась лишь к княжескому столу, остальные едоки ели несолоно. Сравним на немногих примерах наше достояние с английским.
      Так, в нашей поговорке "как капля в море" чувствуется широта и размах русской натуры, англичанам фантазии хватило лишь на кадушку, в которой капля тоже, конечно, величина малая. Нам досадно, когда портят бочку меда ложкой дёгтя, им – когда муха в рюмке бальзама попадётся. Мы коротышку успокаиваем тем, что мал золотник, да дорог, они – что в мелком теле часто таится великая душа, правда, наши братья-украинцы считают, что "хай дурне, абы велыкий", то есть высокий. Наша буря в стакане воды в Англии может разразиться, естественно, только в чашке чая, нам важна ложка к обеду, для англичанина представить отсутствие на накрытом столе прибора немыслимо, поэтому проколом считается забытая горчица.
      С трудом представляешь пьяного, как лорд, англичанина, нам легче надраться, как извозчик, а если надо подчеркнуть разницу, то у нас одно на другое похоже, как гвоздь на панихиду, там прагматичнее – как мел на сыр. У нас схожее "как две капли воды", англичанину в голову приходят две горошины, роль нашего мартовского кота, который шалеет по весне, исполняет тоже мартовский, но заяц. Бледный, как смерть, ассоциируется в их воображении с обязательным атрибутом замка, приведением, а худой, как щепка, – с граблями. Чувство комфортности, передаваемое поговоркой "Кататься как сыр в масле", выражается тоже представимо – "уютно, как клопу в ковре".
      У нас краткость – сестра таланта, там, по Шекспиру, – душа остроумия, не совсем к селу их осторожный совет не класть яйца в одну корзину, ведь у нас кто не рискует, не пьет шампанского и вообще бояться – в лес не ходить. Просто и ясно звучит "На всех не угодить", англичане же намудрили по-чёрному: "Тот, кто всем угождал, умер раньше, чем родился на свет". В пословице "Фамильярность порождает презрение" так и чувствуется английский снобизм, нам не свойственный, а наша, чуть грубоватая пословица "Кто поздно пришёл, тому обглоданный мосол" в Англии аналогична по-светски элегантной
      "Кто первым пришёл, тому первому и подали".
      Очень разумно английское наблюдение "Если хочешь, чтобы дело было сделано хорошо, сделай его сам" и совет продержать вещь семь лет, тогда сумеешь найти ей применение. Не знаю, чем вызвано такое отношение в Англии к морским пехотинцам, но там отсылают к ним, а не как у нас к бабушке, сказки рассказывать и лапшу на уши вешать.
      Притом не советуют учить свою бабушку, как высасывать яйца. У нас в подобной ситуации говорят "не учи учёного" или "не лохматьте мою бабушку".
      В России, как известно, можно родиться в рубашке, в
      Великобритании же – с серебряной ложечкой во рту, мы иногда покупаем кота в мешке, они свинью, роль нашего рака, от которого ждут, что он когда-нибудь свистнет, также поручена свиньям, которые всё никак не полетят. Мы откладываем про черный день, они – дождливый, мы сдуру едем в Тулу со своим самоваром, они – с углем в Ньюкасл, мы из двух зол по бедности выбираем меньшее, они вообще отметают выбор в столь жёстких условиях. И, признаюсь, просто влюблён в английскую сентенцию "Живи и давай жить другим!". Нам бы проникнуться этой прямо библейской жизненной философией.
      Хочу еще немного злоупотребить вашим вниманием и привлечь его к франко-русским аналогиям. Так, если у нас кашу маслом не испортишь, то у французов более широко – "избыток никому не в тягость", наш кулик своё болото хвалит, у них каждая птичка – свое милое гнёздышко. Французская поговорка "На войне как на войне" русским так пришлась по нраву, что сделалась своей, а "В здоровом теле – здоровый дух" стал в своё время официальным девизом почившего в бозе
      ДОСААФа. "Кто не работает, тот не ест" явно занесена на беду нашу вместе с лозунгом "свобода, равенство и братство".
      У них плохому работнику мешают вы думаете что? Правильно, инструменты, а до танцора они не додумались, всё больше о любви размышляют. Она и слепа, и все возрасты ей покорны, любовь и смерть преград не знают, от любви, что от болезни, теряют сон и аппетит, сердцу не прикажешь и, конечно, чего хочет женщина, хочет
      Бог…чувствуете, кое-что и мы, слава Богу, позаимствовали. Аналогом нашей несколько фривольной поговорке "На безрыбье и сам раком станешь" служит "В царстве слепых и король кривой". Им же принадлежит и высказывание "Народ заслуживает того правителя, которого имеет", правда, у нас к этому привычно добавляют "и который нас имеет". Такая вот специфика.
      Интересно, что если у нас голь на выдумки хитра, то во Франции
      "нужда и бабушку (опять бедная бабушка!) заставит рысью бегать".
      Нашу поговорку "Милые бранятся, только тешатся" я бы дополнил французской "Удовольствие в семейной ссоре в возможности помириться". Очень мудро ими замечено: "Распустил сопли – воспользуйся платком". Наш Жванецкий тоже эту мысль (помните?) нащупал: "Испортил воздух, не стой в этом, выйди".
      А вот как чисто по-французски переиначена наша пословица "Взялся за гуж, не говори, что не дюж" – "Коль достал винцо – надо пить".
      Замените винцо на водочку и чем не наше? А вообще-то много у нас общего в словесном фольклоре, видно, сказывается традиционное культурное тяготение. И у нас, и у них друзья наших друзей – наши друзья, только у французов ещё и враги наших врагов – наши друзья, наше "Чужое добро впрок нейдет" у них звучит как "От дьявола пришло, к дьяволу и ушло", у нас спасибом сыт не будешь, у них почти калька с этого: "Даже большим мерси кошелёк не наполнишь".
      И завершаем мы дела одинаково – "Конец – делу венец" или по-французски: "La fin couronne l'oeuvre".
 

Приметы

 
      Намедни пропускаю женщину у выхода из метро вперед, а она мне:
      "Мужчина, позвольте вас со спины обойти, а то у меня кошёлка пустая, дурная примета". Я удивился: "Так это же к вёдрам относится да к попу". "Нет, – говорит дама, – я сама деревенская, знаю, что там вёдра, поп и дева непорочная, а здесь, в городе, ничего этого нет, так что взамен пустая сумка срабатывает".
      И подумал я – крепко ещё сидит в человеке вера в приметы, даже я, москвич в пятом колене, не напрягаясь, с полсотни наберу. Первым моим учителем в этом деле была бабушка Марфа, к которой пацаном ходил с нашей дачи под Питером за парным молоком. У неё на каждый случай была своя примета. От нее и узнал, что сплёвывать надо только через левое плечо, потому как за ним дьявол маячит, а за правым – ангел-хранитель стоит. Чёрта вспоминать – к себе звать, а ногами под лавкой качать – чёрта тешить. Обознаться – к свадьбе, варежку потерять, зеркало разбить, соль просыпать – не к добру. Урожай рябины – к худому году, паук – к добрым вестям, дым прямым столбом – к вёдру, лягушки квакают – к грозе, ласточки низко парят – к сырой погоде, локоть чесать – на новом месте спать, собачий вой – на вечный покой.
      Вообще-то баба Марфа слыла на селе ведьмой, но доброй и уважаемой, а ещё отменной знахаркой. Так что к ней народу, почитай, больше ходило со своими болячками, чем в построенную ещё барином кирпичную поликлинику (по-местному полуклинику). Барина тоже добром поминали, хоть и пустили ему в семнадцатом году "красного петуха" по указке "большаков" из Питера. Навсегда остался в памяти духмяный аромат её хатёнки, а горница, так вся была в травах. Над дверью из бревенчатых щелей свисала омела, как я потом узнал, от воров, и пришпиленная гвоздиком чесночная косичка – это от всякой нечисти. У порога лежал топор, которым была зарублена змея, – это от всех тёмных сил разом.
      Стол всегда был завален охапками трав и полевых цветов, собранных в надлежащее время и в надлежащем месте. И у каждого стебелька своё предназначение. Зверобой, крапива, "мать и мачеха" – это от злых чар и бесовской силы, укроп ведьм отпугивает, чертополох – чертей, душица чистит лёгкие и кровь. Отдельной горочкой лежали цветики для приворотов, то есть для любовной магии. В приворотные зелья шли листья папоротника, жасмин, анютины глазки, валерьяна, даже латук.
      Как ни странно, возбудителем любовных чувств баба Марфа считала и морковь, как я сейчас думаю, из-за фаллической формы этого овоща.
      Как-то провела она меня в свой сад за хатой, утопающий в цветах, и про каждый цветочек что-то ласковое сказала об их языке. Всё уж не помню, но вот навскидку: вишня – чистота, красная гвоздика – страсть, жёлтая – печаль; боярышник – надежда, незабудка – на помин, магнолия – я вас хочу, мимоза – я вас стесняюсь, колокольчик – больно вы болтливы, нарцисс – мне на вас…, фиалка – скромность, ландыш – возвращение любви, пион – стыд и срам. А ещё помню совет бабы Марфы – при посадке плодового дерева плюнуть посмачнее в вырытую яму, тогда выращенные плоды будут лечебными и бороться с болезнями, которые саженец распознает в слюне.
      А пока по саду гуляли с просветительной беседой, узнал я, что коли еду со стола ненароком уронил, так это духи себе забрали.
      Собачке или кошечке отдать можно, а уж себе в рот ни-ни, ибо духов домашних обидишь. Ключи от дома и хозяйства, вернувшись, положить надо аккуратненько на привычное место, а бросать небрежно нельзя ни в коем случае – дом чужим отдашь. Свистунов из дома вон, это язык мира потустороннего, а здесь хозяйство и мошну разоряет. Ассигнацию денежную мять не след, она неуважения к себе не терпит. Нищему подавая, сказать надо "Ради Христа", т. е. духам добрым даю, а те воздадут сторицей.