Он нажал кнопку - и все двери зала автоматически закрылись.
      - Что ты задумал? Ты хочешь убить меня?
      * * *
      Лежа на кровати в комнате, прилегающей к залу Великого Инженера, Клориндо ждет разряда электронных лучей, которые навсегда зачеркнут то, что он услышал.
      Но пока еще он знает: люди давно вымерли, остались одни машины. И он тоже машина - такая же, как стиральная, как холодильник, как телевизор, только более совершенная.
      А стрелка на циферблате все бежит. Впереди у него двадцать секунд, девятнадцать...
      И папа с мамой оказались всего лишь машинами. Тепло их мягких губ, целующих его каждый вечер, - ласковое напутствие в мир снов искусственное тепло. А папины глаза, такие светлые и умные, - не что иное, как фотоэлементы.
      "Что со мной? Я плачу?" - спрашивает он себя.
      Всеведас, тот, понятно, никогда не плачет: слезами ничего не изменить. Он владеет тайной, этим и объясняется вечная его грусть.
      "Глупый, ты ведь не человек, почему же ты плачешь? Ты смешон: машины не плачут".
      Десять секунд, девять... Еще целых восемь секунд агонии.
      "Я всего лишь машина! Глупо, смешно так мучиться. Зачем я мучаюсь? Это мысли машины, это думает мой гениальный электронный мозг. Какой абсурд - мучиться, как человек, и не быть человеком!"
      Стрелка продолжает свой путь. Пять секунд, четыре... Разряд электронных лучей - и все будет кончено. Смерть? В некотором роде да, ведь он вернется домой, не помня, о чем у них был разговор с Великим Инженером. Всеведас ему объяснил: он, Клориндо, будет жить, как жил раньше, только забыв обо всем, что узнал.
      По дороге домой он встретит знакомых.
      "Здравствуй, Клориндо"
      "Добрый день, господин Росси"
      Они поговорят: "О, ты был у Всеведаса! Ты заметил, какой он грустный? Почему бы это?".
      Им никогда не узнать почему, как не узнать никогда, что они машины... Две секунды.
      "Папа, мама, у меня для вас сюрприз! Я был у Всеведаса! Я показал ему свое изобретение - этого механического человека. Он меня очень хвалил. По его совету мне осталось лишь кое-что изменить..."
      "Молодец, Клориндо, молодец, - похвалят сына родители. - Трудись, может быть, он выдаст тебе патент".
      Но сейчас Клориндо еще знает, что ничего у него не получится.
      Пройдет секунда - и он все забудет. Забудет, что он машина, и опять будет счастливым, как все в Машиноградосе.
      Да, поистине Машиноградос - лучший город на свете.
      РАФАЭЛИЯ
      Царство художников
      Один совет: если вы когда-нибудь попадете в Рафаэлию, не вздумайте разгуливать по городу с фотоаппаратом, иначе все будут смотреть на вас с нескрываемым сочувствием, как на математика, решающего алгебраическую задачу на счетах. Предположим, вам понравится панорама города или один из его живописных уголков и вы захотите запечатлеть его на память. Сделайте милость, только не прибегайте для этого к помощи фотоаппарата, а напишите картину или, на худой конец, ограничьтесь рисунком. В Рафаэлии так принято. Если кто-то говорит вам: "Я хочу сделать ваш портрет", то он подразумевает настоящий портрет, написанный масляными красками на холсте, а не карточку, на которой вы сфотографированы по грудь или по пояс. Даже на документы здесь вместо фотографий приклеиваются изящные миниатюры - написанные маслом автопортреты. Красивые вещи, говорят в Рафаэлии, нельзя оценить при помощи какого-то там аппарата: человеческий глаз, а тем более глаз художника, совершеннее любого объектива.
      И еще один совет: не дарите детям погремушек, кукол или плюшевых мишек. Малыши и смотреть не станут на такие подарки. Не успев появиться на свет, они уже мечтают о цветных мелках, об альбомах для рисования, о книжках для раскрашивания.
      Итак, первый подарок в жизни, который получают малыши, - это цветные мелки: ведь Рафаэлия единственный в мире город, где взрослые разрешают детям рисовать на стенах. Мальчикам и девочкам чуть постарше дарят разноцветные карандаши. Следующий подарок - акварельные краски, а в шесть лет дети получают мольберты, этюдники, палитры, масляные краски и набор кистей.
      Родители отдают детей в первый класс не для того, чтобы их учили писать палочки. В первом классе маленькие художники учатся писать настоящие картины. С удовольствием ходят в школу и старшеклассники, не знающие, что такое экзамены, трудные билеты и дополнительные вопросы: перед летними каникулами в класс приходит комиссия, которая знакомится с выставкой картин, написанных в течение учебного года (как правило, картины бывают настолько талантливы, что почти на всех рамах приклеены таблички: "Продано").
      Школьники Рафаэлии знают историю живописи не хуже, чем историю родного города. Попросите любого из них сказать, в каком году Пабло Пикассо переехал из Испании в Париж, и вы услышите безошибочный ответ - в 1904. Где родился Рафаэль, один из величайших художников эпохи Возрождения? В городе Урбино. Кто из современных итальянских художников иллюстрировал поэму Данте Алигьери "Божественная комедия"? Ренато Гуттузо.
      Но не думайте, что в Рафаэлии все только и знают, что стоят перед мольбертом. Рафаэльцы живые люди и умеют отдыхать. По воскресеньям на улицах выстраиваются очереди за билетами. В этом городе так любят театр и кино, спросите вы? Ничего подобного! В театры и в кино никто не ходит, все отдают предпочтение художественным галереям. Чтобы попасть в музей в праздники, приходится заказывать билеты не позже чем за месяц, точь-в-точь как на персональную выставку какой-нибудь знаменитости.
      Все маленькие рафаэльцы - страстные коллекционеры. Но о том, что можно собирать марки или этикетки от спичечных коробок, они даже не слышали. Они собирают небольшие картины, гравюры, рисунки и репродукции. Как все коллекционеры, они меняются: "Я тебе репродукцию Пикассо, а ты мне - два эстампа Гуттузо", "Меняю книгу о Рафаэле на полную серию открыток Караваджо"...
      Царство красок, царство вдохновения, Рафаэлия - самый веселый город на земле. Здесь есть дома всех цветов - красные, голубые, фисташковые в желтую полоску, дома с сиреневыми балконами, бордовыми крышами. Здесь есть мозаичные мостовые. Благодаря витражам в каждой квартире радует глаз удивительная игра света. Обращают на себя внимание яркие плакаты на улицах. Разумеется, это реклама, но не такого-то стирального порошка или оливкового масла: рафаэльцы народ серьезный, и рекламируются здесь исключительно произведения искусства.
      Что за великое счастье - жить в этом городе! Все прямо-таки помешались на красках. Вы бы посмотрели, как здесь одеваются! Люди привыкли выражать свои чувства красками, и если человеку грустно, он выходит из дому в строгом сером костюме, а если весело, надевает желтый пиджак в красный горошек. В дни карнавала, когда город превращается в огромную выставку, на всех художниках - костюм Арлекина: какое это удивительное зрелище - маскарад, пир красок, радужная палитра Рафаэлии!
      Таинственный голос
      Дочь художника и художницы, Донателла рано осталась сиротой. У нее были добрые светлые глаза, полные любви - любви к прекрасному. Она смотрела на мир с восторженной жадностью, ее взгляд радовали мягкие переливы радуги на голубом после дождя небе, изумрудный газон, человеческая улыбка. Донателла родилась в Рафаэлии - и, значит, родилась с душой художника и не мыслила жизни без искусства. Она бесконечно гордилась тем, что в одном из лучших городских музеев современной живописи представлены три работы ее отца и две картины кисти ее матери. Часто копируя в музее произведения больших мастеров, Донателла каждый раз хоть на несколько минут забегала в зал, где висели эти дорогие ее сердцу пять холстов.
      Как это нередко случается с людьми искусства, слава родителей Донателлы была посмертною славой, и дорога к ней далеко не всегда вознаграждала их за покорную преданность любимому делу. Однако они зарабатывали достаточно, чтобы не отказывать себе и единственной дочке в самом необходимом. Когда же в доме появлялось немного больше денег, чем обычно, семейные поездки на этюды превращались в чудесные путешествия, откуда мама и папа привозили замыслы и эскизы будущих картин, а маленькая Донателла - то перламутровую морскую раковину для натюрморта, то чешуйчатую шишку пинии из тенистой рощи под Равенной, где гулял шесть столетий назад великий Данте, то альбом для рисования с флорентийской лилией на кожаном переплете.
      "Неужели я никогда больше не увижу моря, не увижу красивых городов, которые успели показать мне папа и мама? - порою спрашивала себя Донателла, вспоминая со щемящей грустью шумные сборы в дорогу, атласы и карты, разложенные на кровати в гостинице, фрески и мозаики всемирно известных соборов, внушительные остовы древних арен, сверкающие на солнце сотнями окон небоскребы. Вот если бы она была волшебницей...
      Однажды, когда на душе у нее было особенно грустно, Донателла услышала вдруг чей-то едва различимый голос, заставивший ее вздрогнуть:
      - Волшебники живут не только в сказках. Голос произнес эти слова с вежливой настойчивостью непрошеного доброжелателя.
      В комнате все еще звучало чуть внятное эхо.
      - Кто ты? - спросила Донателла. - Кто здесь только что разговаривал?
      Молчание. Девочка обошла весь дом: пусто. Откуда же исходил этот странный голос, чье эхо тем временем смолкло?
      Донателла задумалась над словами, которые застали ее врасплох.
      "Волшебники живут не только в сказках", - вот все, что сказал таинственный голос, но смысл этих слов был куда как ясен. Донателла сразу догадалась, что они означали.
      И она вспомнила Венецию. Кажется, она была там с родителями в конце октября или в самом начале ноября. Теплые солнечные дни сменялись прохладными ветреными вечерами. Туристский сезон был уже позади, на набережной Скьявони не приходилось лавировать в многоязычной толпе, лакированные гондолы качались на приколе. В один из вечеров мама, папа и Донателла остановились на площади Святого Марка, где несколько молодых художников со скромным достоинством стояли возле своих мольбертов с картинами и рисунками, запечатлевшими достопримечательности Венеции...
      Донателла выдавила из тюбиков краски на палитру и уверенными мазками наметила на холсте контуры собора Святого Марка; площадь перед собором пока что оставалась пустынной, но вот на переднем плане появились фигуры молодых художников - одного, второго, третьего...
      Отойдя на несколько шагов, Донателла улыбнулась. На сегодня хватит, а завтра она продолжит картину, уделив больше внимания отдельным деталям и, главное, дополнив ее приметами того осеннего вечера.
      Прошла неделя - и картина была готова. Через Пьяццетту к собору вели мостки, представляющие собой уложенные на козлы дощатые щиты, ветер в это время года нередко дует с моря, и тогда не только Пьяццетта, но и прилегающая к собору часть площади становится как бы продолжением лагуны.
      Устало опустившись на стул, Донателла закрыла глаза и мысленно представила себе только что законченный холст. Он был настолько безупречен, что казалось, в комнате пахнет морем и за окнами неожиданно смолк рев автомобилей и мотоциклов и воцарилась необычная тишина, роднящая любой из ста восемнадцати островов, на которых построена Венеция, с каким-нибудь необитаемым островом.
      Маленькой художнице не в чем было себя упрекнуть, но она почему-то не торопилась мыть кисти, словно они могли ей снова понадобиться через минуту-другую.
      Несколько дней Донателла ходила как в воду опущенная.
      "Волшебники живут не только в сказках!.." Ему легко говорить, ведь он сам, скорее всего, волшебник, - думала она. - Ну хоть бы еще разик сказал что-нибудь. Мне так не хватает его совета!"
      И, словно услышав ее мысли, таинственный голос вновь прозвучал в один прекрасный день под крышей дома, где жила маленькая художница:
      - Милая Донателла, мне нечего прибавить к моим прежним словам. Судя по всему, ты верно меня поняла. Что же до твоей картины, то, если не ошибаюсь, впечатление твое о Венеции во многом определили...
      - Ты прав! - воскликнула маленькая художница и, на этот раз поняв таинственный голос с полуслова, взялась за краски и привела на площадь Святого Марка женщину и мужчину и смешно семенящую между ними девочку лет четырех-пяти. У девочки были добрые светлые глаза, полные любви любви к прекрасному.
      Только теперь Донателла могла сказать себе, что довольна картиной. И если обычно она ставила законченные работы в штабель, лицевой стороной к стене, то холст с Венецией ей захотелось непременно повесить, что она и сделала, выбрав для него место против окна.
      На стене холст выглядел иначе, чем на мольберте. Да и комната с появлением картины на одной из ее стен словно стала светлее и просторнее.
      В зависимости от освещения красавица площадь на холсте преображалась что ни час, тогда как люди на ней не менялись. Молодые художники в выцветших джинсах все с тем же скромным достоинством стояли у своих мольбертов, женщина и мужчина не старели, а смешно семенящая между ними девочка оставалась прежней крохой.
      Прошло некоторое время, и вот однажды Донателла поймала себя на мысли, что завидует девочке на картине.
      "Даже не верится, что это я, - думала она, подолгу стоя перед картиной. - И зачем только люди придумали зеркала!"
      Она все чаще и чаще подходила к зеркалу, откуда на нее смотрела обыкновенная девочка с обыкновенными глазами. При виде ее Донателла чуть не плакала от обиды:
      "Что и говорить, девочка на холсте лучше меня. Вернее, если бы она не осталась маленькой, была бы сейчас лучше, чем я. И уж конечно, талантливее и красивее!"
      Донателла уже ругала себя за то, что поверила злосчастному голосу. Пусть он звучал приятно, но ведь не случайно, должно быть, его обладатель не решался показаться ей на глаза. Наверное, кому-то вздумалось подшутить над ней, только и всего.
      "Больше я не стану развешивать уши, - пообещала себе Донателла. И если он опять осмелится заговорить со мной, я сделаю все, чтобы выпытать у него, кому он принадлежит!"
      Не известно, слышал обладатель таинственного голоса маленькую художницу или не слышал, но после этого он долго не давал о себе знать. И Донателла не выдержала:
      - Где ты? Почему молчишь? Ты мне нужен, я так несчастна. Отзовись! Ну пожалуйста!
      И в один прекрасный день знакомый негромкий голос снова порадовал ее.
      - Глупышка, - сказал он на этот раз с ласковым укором. - Разве я не говорил тебе, что волшебники живут не только в сказках? Существует такое выражение - "чудо искусства". Девочка на твоей картине написана художником. Настоящий художник всегда пристрастен, он умеет любить и ненавидеть, а зеркалу это не дано. Настоящий художник видит больше того, что лежит на поверхности: он проникает в суть вещей, обогащая этим не только себя, но и всех, кто с доверием относится к искусству. Запомни: талант делает тебя сильной.
      - Спасибо, - застенчиво поблагодарила Донателла. - Что бы я делала без тебя? Я так счастлива! Ты подарил мне целый мир - мир искусства.
      Теперь маленькая художница с уверенностью могла сказать, что разгадала тайну говорившего с ней голоса. Это был голос искусства - и звучал он у нее в сердце. ______________________________________________________________________
      Твой город
      Мы с тобой проделали
      много тысяч миль.
      Может, это сказка?
      Может, это быль?
      Написал я книгу,
      дал тебе прочесть.
      Сказка?
      В каждой сказке
      доля правды есть,
      и не надо путать
      вымысел и ложь...
      Но скажи, читатель,
      где ты сам живешь?
      Любишь ли свой город
      или день и ночь
      о другом мечтаешь?
      Рад тебе помочь.
      Я бы выбрал...
      Впрочем,
      выбор - за тобой.
      Выбирай по вкусу,
      выбирай любой.
      Город живописцев,
      зодчих,
      суперзвезд...
      Понимаю,
      выбор
      далеко не прост.
      Разве в мире только
      десять городов?
      Только ль Грамотеевка
      рай для дураков?
      Разве нет поэтов
      в Риме и в Москве?
      Разве им не тесно
      всем в одной главе?..
      Может, этой книжкой
      я тебе помог
      самый лучший в мире
      выбрать уголок.