Альфредо вернулся за свою парту. Вы думаете, он еще выше задрал нос? Ничуть не бывало.
      На него никогда не действовали похвалы этой темной женщины, которая не могла похвастать даже в два раза меньшим, чем у него, невежеством, и она сама это понимала и терялась в его присутствии. Бедняжка была из тех, кто ошибается, почти угадывая: подумать только, она знала, что в Италии есть столица!
      Восхищенные глаза одноклассников смотрели на него с завистью. Каждый был бы рад отвоевать у Альфредо почетное место, мечтал отобрать у него Черный бант, которым награждается величайший оболтус НьюГрамотеевки. Но что это были за конкуренты! Такими и похвалиться стыдно - не ослы, а ослики, ослята, сосунки! Ни одна душа в НьюГрамотеевке не в силах тягаться с ним. Его замухрышка-сестра уходила в школу не в двенадцать часов, как он, а в десять. А что написал этот неуч портье? "Партье"! И ему не стыдно, что он сделал в таком длинном слове только одну ошибку! Нет, человек, достойный уважения, написал бы это слово не меньше чем с тремя ошибками. "Парртье" - вот как надо писать!
      Он вспомнил ребят на остановке, которые, опаздывая на занятия, сели в автобус с надписью: "К школе", и бедную женщину, продававшую персики по 250 килограммов за лиру вместо того, чтобы самой платить покупателям.
      "Как это унизительно, - подумал он. - Образец невежества, неподражаемый болван должен жить среди таких посредственностей! Болванчики, болванишки, иначе их не назовешь, ведь среди них попадаются почти образованные".
      В класс вошел директор, и Альфредо с горечью отметил, что кое-кто из ребят поспешил встать. Какой позор - вскакивать, когда входят старшие!
      Разумеется, директор пришел ради него.
      - Ну как наш Альфредо? - поинтересовался он.
      - Очень плохо, - сияя от радости, ответила учительница. - Мне пришлось поставить ему еще одну жирную единицу - мальчик ее, несомненно, заслужил. Он не сумел ответить ни на один даже самый простой вопрос.
      - Поздравляю, Альфредо, - сказал директор. - Продолжай в том же духе, и никто не отнимет у тебя этот почетный знак.
      Он показал театральным жестом на Черный бант.
      Похвалу директора Альфредо выслушал почти с удовольствием: какникак директор был неучем из неучей.
      - Скажи мне правду, - попросил директор, - как тебе удается быть все время первым?
      - Очень просто, - ответил Альфредо. - Я в руки не беру учебников, сплю сколько влезет, не слушаю, что объясняет учительница.
      - Молодец. Твоя сила воли вызывает восхищение. У меня тоже сын осел, но ему до тебя, к сожалению, далеко. Чтобы расшевелить его самолюбие, я всегда ставлю тебя в пример. "Не было случая, - внушаю я ему, - чтобы наш Альфредо позволил себе что-то понять. А с тобой это бывает". Ты не поверишь, но он и слушать не хочет, топает на меня ногами: дескать, надоел ты мне со своим Альфредо и вообще я не знаю, о ком ты говоришь.
      - Люди забыли, что такое уважение, - с горечью заметил Альфредо. Я из кожи лезу вон, чтобы завоевать Черный бант, а между тем находится мальчишка, который не преклоняется перед первым оболтусом в городе.
      - Ты сам не знаешь, насколько ты прав, - поддакнул директор.
      - Ошибаетесь, - не согласился с ним Альфредо. - Во всем городе нет большего болвана, чем я. Это единственное, что я понял.
      - Как ты сказал? - переспросил директор в надежде, что ослышался.
      - Могу повторить, - спокойно ответил Альфредо. - Я не слепой и прекрасно понимаю, что ошибки других - пустяки по сравнению с моими. Значит, другим болванам далеко до меня.
      Что случилось? Почему в классе воцарилась вдруг зловещая тишина и все уставились на Альфредо выпученными от удивления глазами?
      - Как ты меня огорчил, Альфредо, - еле слышно произнес директор. Ты понял одну вещь - что ты глупее всех. Но ведь это в состоянии понять только мы, мы, которые недостаточно глупы!
      Он попался в ловушку. Под его ногами разверзлась бездна, и Альфредо почувствовал, что проваливается туда.
      - Как ты мог? - всхлипывала учительница. - Почему ты что-то понял?
      Уже летя в пропасть, Альфредо предпринял отчаянную попытку спастись. Лишиться Черного банта! Нет, никогда!
      - Неправда! - закричал он. - Я ничего не понял, честное слово!
      - Не выкручивайся, - с грустью сказал директор. - Кто оступился один раз, может оступиться и в другой.
      Одноклассники, которые при его астрономическом невежестве вечно чувствовали себя ничтожествами рядом с ним, наконец-то получили возможность отыграться за прежние унижения.
      - Он понял! Он понял! - ехидно повторяли они.
      Но Альфредо их не слышал. Он смотрел на медленно поднимающиеся руки директора.
      - Простите меня! - закричал он. - Я не хотел понимать, честное слово!
      Руки директора были уже на уровне Черного банта.
      - Я больше ничего не пойму! Никогда!
      Руки легли на бант.
      - Ну, пожалуйста, не надо! - умолял Альфредо. Но было поздно.
      - Эту высокую награду получит тот, кто ее действительно достоин, объявил директор, снимая с груди Альфредо Черный бант.
      Альфредо казалось, что у него вырвали сердце.
      Бедняга расплакался. Гордость Нью-Грамотеевки, всеобщий любимец, как низко он пал, превратившись из круглого дурака в посредственность, в человека, который что-то понимает!
      Новость в мгновение ока облетела школу и распространилась по всему городу. К месту происшествия устремились журналисты; не прошло и часа, как мальчишки уже продавали экстренный выпуск "Голоса НьюГрамотеевки". Нью-Грамотеевка переживала глубокое разочарование.
      ХОЗЯИНОПОЛЬ
      Хозяин панорамы
      В этом городе даже у воздуха есть хозяин: сделал вдох - получай счет. Есть хозяин телефона, газа, воды, кошек, цветов, хозяин бара, трамвая, такси, бильярда, кинотеатра, ресторана, магазинов, автомата, продающего жевательную резинку.
      Ты хочешь пить и подходишь к фонтанчику... Откуда ни возьмись, появляется решительный господин и вручает тебе чек:
      - Пожалуйста, в кассу...
      В Хозяинополе ни один человек понятия не имеет, что такое городской сад: все сады здесь чья-нибудь собственность, и за вход в них взимается плата. И в реке хочешь искупаться - плати хозяину. Если же тебе нужно на другой берег, а в воду лезть неохота, приходится платить за переправу хозяину моста.
      Куда ни повернись, всюду хозяева! Даже у городской футбольной команды хозяин есть: он покупает и продает игроков, как будто это кегли или оловянные солдатики.
      Нужно сказать, что существует две разновидности хозяев обыкновенные владельцы и мультивладельцы. Одному мультивладельцу могут, например, принадлежать заводы + дома + магазины + аптеки + газеты + и т. д., не считая, разумеется, собственной квартиры, виллы на море, яхты, загородного имения. Нужно ли говорить после этого, что мультивладельцы важнее обыкновенных владельцев?
      Понять, что представляет собой Хозяинополь, лучше всего, если смотреть на него сверху, с видовой площадки, царящей над городом. Она находится на лесистом холме и оборудована биноклями на специальных постаментах. Едва ты появляешься на площадке, как к тебе подходит господин с изысканными манерами и протягивает жетон:
      - Вам угодно полюбоваться прекрасной панорамой города? Сто лир одна минута.
      Это хозяин панорамы.
      Ты опускаешь жетон и, припав к биноклю, видишь весь город как на ладони, до того близко, что можно разобрать фамилии хозяев, написанные на заводских и фабричных трубах, на крышах домов и даже на уборных.
      Что я оставлю сыну
      Он чувствовал себя наверху блаженства. Вместе с другими рабочими завода, выходившими, как и он, на пенсию, Вальдо переступил порог большого, нарядно украшенного зала. Это был их общий праздник праздник заслуженных рабочих. Подобные торжества устраиваются на всех предприятиях Хозяинополя каждый год; это настолько важное событие, что о нем упоминают в газетах и телевизионных выпусках.
      Вальдо пришел на завод подростком много лет назад. Здесь он обрел не только нового хозяина, но и обзавелся другом - парнем по имени Марко, который работал за соседним верстаком. Днем они виделись на заводе, а в субботу вечером - в баре, где можно поболтать за кувшином вина, поиграть в карты или на бильярде. Друзья никогда не ссорились, хотя по-разному смотрели на одни и те же вещи.
      Марко постоянно ворчал:
      - Ну и город! Сплошные хозяева! Один наш чего стоит!
      - Опять ты за свое! - говорил Вальдо. - Хозяева всегда были, есть и будут. Так устроен мир. На свете существуют деревья, дома, заводы, точно так же существуют и хозяева.
      - Ничего подобного, - возражал Марко. - Деревья, дома и заводы тут ни при чем. В городе без хозяев тоже будут деревья, дома, заводы, но жить в нем будет лучше, чем здесь.
      - Сменил бы ты, братец, пластинку, - морщился Вальдо. - Во всем городе ты один так считаешь. Я слышал про такое место, Солдафонию, где за лишние разговоры в тюрьму садятся. Выпей-ка лучше вина да помолчи.
      Они встречались на заводе - и Марко вновь принимался за свое:
      - Ну и город! У людей ничего нет, только мозоли на руках собственные, все остальное хозяевам принадлежит.
      - Ну и дружок у меня, - в тон ему говорил Вальдо. - О работе надо думать, а не язык чесать.
      Сам Вальдо, даже если его переводили в другой цех или посылали на более тяжелую работу, никогда не жаловался. Однажды хозяин назвал его молодцом, и он был до того счастлив, что не помнил себя от радости. Кажется, можно было впервые в жизни помечтать о повышении: его повысят - и в один прекрасный день судьба подарит ему... Со временем расплывчатая мечта Вальдо, о которой никто не подозревал, стала обретать цвет и форму. Ничего страшного, что летом ему не на что было отправить семью за город, ничего страшного, что перешитые из его костюмов детские вещи переходили от одного ребенка к другому и что два раза в неделю - в четверг и воскресенье - приходилось исключать из домашнего меню фрукты и мясо. Ничего страшного, потому что теперь он жил надеждой, и чем черт не шутит...
      В субботу он поделился своей радостью с Марко:
      - Ты знаешь? Хозяин назвал меня молодцом. Я начинаю всерьез надеяться. В глубине души я верю...
      Но Марко даже не поинтересовался, на что надеется его друг.
      - Нечего сказать, в хорошем городе мы с тобой живем, - мрачно произнес он. - Даже у человеческих душ есть хозяева.
      - Ты преувеличиваешь. И охота тебе желчью исходить! Так было всегда. Зато своему сыну я... Однако Марко не дал ему договорить:
      - Нет, как ни крути, а порядки в Хозяинополе - дрянь.
      - Опять двадцать пять!.. Промочил бы ты лучше горло, - весело предложил Вальдо, чья тайная мечта постепенно становилась все определеннее, все яснее.
      Время шло, друзья старели. Вальдо старательно работал и надеялся, а Марко, как и прежде, при каждом удобном случае поминал недобрым словом город, где они жили.
      Наступил день ухода на пенсию, и для заслуженных рабочих, преданных заводу, - как уточнял хозяин, душой и телом, - были устроены торжественные проводы.
      Одетые в праздничные костюмы, завтрашние пенсионеры собрались в заводском зале. Хозяин произнес длинную речь:
      - Хвала и честь вам за ваше трудолюбие и преданность, на таких, как вы, держится наш город, с вас должна брать пример молодежь. - И прочее, и прочее.
      Потом он вручил каждому по медали и каждого похлопал по плечу. Он был растроган, рабочие - тоже: у многих на глазах блестели слезы.
      Марко в зале не было, он не относился к числу преданнейших рабочих.
      Вечером в баре Вальдо показал медаль друзьям.
      - Красота, правда? Чистое золото. И смотрите, что на ней написано: "45 лет верной службы".
      - Молодец! Какая честь! - говорили сидевшие за столиком друзья и с благоговением передавали медаль из рук в руки.
      Марко даже не прикоснулся к медали.
      - Три тысячи лир, - заявил он. - Красная цена этой побрякушки!
      - При чем тут цена! - вспылил Вальдо, оскорбленный пренебрежительным тоном друга. - Если человека наградили, значит, он достоин награды. Меня отметили как примерного гражданина и заслуженного работника. Вот увидишь, завтра мое имя будет напечатано во всех газетах...
      В ответ Марко пристально, как никогда прежде, посмотрел на него и, словно врач, ставящий пациенту диагноз, сказал:
      - Признайся, ты ведь никогда не работал ради того, чтобы тебя считали хорошим специалистом, старательным работником и тому подобное. Ты всегда надеялся выбиться в хозяева, хотя бы в хозяева фонтанчика.
      - Ну и что из этого? - не стал отпираться Вальдо, не чувствуя неловкости от того, что ему заглянули в душу. - А если бы мне повезло! Каждый человек надеется на лучшее, это в порядке вещей. К тому же я мечтал не о фонтанчике - в мечтах я видел себя хозяином скамейки в парке. Старики, любящие посидеть на скамейке в саду и погреться на солнышке, никогда не переведутся. Билеты покупали бы нарасхват, и у меня был бы неплохой доход. - Он махнул рукой. - Но ничего не поделаешь, судьба у меня такая, что не бывать мне хозяином.
      - Бедный Вальдо, ты все еще не понял, что нет покорнее раба, чем человек, который сам мечтает стать хозяином. Это значит, что хозяин подчинил себе даже твою душу. Он заставил тебя мечтать. Вы обманываете себя, ты и тебе подобные, когда мечтаете о том, чтобы стать хозяевами хотя бы фонтанчика или одной-единственной скамейки в парке. Вы мечтаете, беспрекословно подчиняясь чужой воле, а после того, как из вас выжали все соки и сказали "спасибо и прощайте", довольствуетесь никчемной медалью.
      Все слушали затаив дыхание.
      Вальдо, нахохлившись, отхлебнул из стакана и, не глядя на Марко, вытер губы рукой.
      - Ну ладно, - сказал он. - А чего добился ты со своими крамольными мыслями? Всю жизнь только и знал, что желчью исходил. Пусть мне не удалось стать хозяином скамейки, зато у меня есть медаль, которую я могу оставить детям.
      - Я предпочитаю оставить им кое-что другое.
      - А именно? - поинтересовался Вальдо.
      Марко не ответил. Вернее, ответ можно было прочесть у него в глазах: в них промелькнуло что-то напоминающее птицу в высоком полете, в них вспыхнул свет, свойственный глазам людей, у которых нет хозяев во всяком случае, нет их в душе.
      Вальдо осушил стакан и молча поставил его на стол.
      МАШИНОГРАДОС
      Город кнопок
      - Мамочка, а для чего у нас руки?
      Мама подоткнула ей одеяло и улыбнулась:
      - Чтобы нажимать кнопки, доченька.
      - И все?
      - Ну, и чтобы мыть их под рукомойником.
      - И еще брать разные вещи, правда?
      - Глупенькая, для этого есть машины.
      - А ноги для чего?
      - Какая ты еще маленькая! Чтобы нажимать на педали в автомобиле, вот для чего. Неужели ты когда-нибудь видела человека, который бы передвигался пешком?
      - Ну, а голова? Без головы, наверно, нам не обойтись?
      - Умница, правильно. Она нужна нам как запасная, на случай, если испортится электронный мозг, который думает за нас. А теперь спи.
      Мама поцеловала Паолину и нажала кнопку. Магнитофон заиграл колыбельную, окна автоматически закрылись, пришла в действие установка для кондиционирования воздуха, будильник перевел стрелку звонка на семь часов.
      В семь часов - дзинь-дзинь-дзинь, и Паолина проснулась. В городе машин, в городе сплошной автоматики начинался новый день.
      Маленькая жительница Машиноградоса сменила кровать на электроуправляемое кресло, кресло проехало в ванную и остановилось под душем, механические руки намылили Паолину, тррр... - зашумела сушилка, подавая теплый воздух.
      Кресло плавно въехало в столовую. Завтрак. Буль-буль-буль... поилка влила Паолине в рот кофе с молоком.
      - До свидания, мама.
      - До свидания, золотко.
      Кресло поплыло к двери, дверь распахнулась, и Па-олина пересела на сиденье в лифте. Вввв... - кабина опустилась в гараж под домом, и девочка уже в автомобиле. Зачем напрягаться, самой вести машину, когда есть автопилот? Би-би... - и Паолина уже перед школьным эскалатором. Трак-трак-трак... - и она в классе.
      На парте, с правой стороны, стоит счетная машина, слева электронный микромозг. Паолина нажимает клавишу - и написанная на доске задача решена. Паолина нажимает клавишу - и сочинение на заданную тему готово.
      Тем временем мама Паолины убирает квартиру. Сидя перед домашним пультом управления, она, чтобы поскорее покончить с уборкой, нажимает все кнопки сразу: бринк-брунк-клац-трик-трак! И вот уже работают пылесосы, электрополотеры, стеликровати, окно-мойки.
      А что же отец Паолины? В поте лица он трудится на заводе. Его указательный палец так и мелькает над кнопками. Дунк-данк-бада-дунк!.. Один человек на весь завод, не позавидуешь! Но он твердо решил: если в самое ближайшее время его не обеспечат, как обещали, автоматическим кнопконажимателем, он объявит забастовку. Хватит с него! Смена продолжается целый час, и за эти бесконечные шестьдесят минут палец становится как деревянный.
      Но вернемся в школу, в класс, где учится Паолина. Учитель раздает задания на дом: каждый ученик получает магнитную ленту с записью той или иной книги. Дома ребята включат магнитофоны и спокойно прослушают записи, - не портить же чтением глаза! Паолина удивляется, отчего им ни разу не задавали "Робинзона Крузо". Впрочем, если ей не изменяет память, Паолина слышала от кого-то, будто во всем городе нет ни одного экземпляра этого романа. А кроме того, слышала она, школьники Машиноградоса все равно бы ничего не поняли в книге Дефо.
      Изобретение Клориндо
      Среди мальчишек Машиноградоса Клориндо не был исключением. Уединившись в своей комнате-лаборатории, он часами ломал себе голову, придумывая, что бы такое изобрести. Но город был битком набит самыми совершенными машинами: казалось, все возможное уже спроектировано и создано, тем более что даже такое устройство, как машина мыслей, существовало давным-давно. Во время оно была изобретена и машина снов. Зная, какие сны тебе по душе - веселые, страшные, исторические, музыкальные или фантастические, - ты нажимал кнопку. Как только ты засыпал, механические руки, обернутые во что-то мягкое, принимались массировать тебе голову - и ты видел заказанный сон. Случалось, что некоторые наутро не в силах были вспомнить, что им снилось; поэтому та же машина записывала сон, и его можно было повторно посмотреть на телеэкране, в черно-белом или цветном изображении (это зависело от того, каким он был на самом деле) и даже в озвученном виде и с запахами. Но и это не все. Гениальность устройства состояла еще и в том, что оно безошибочно предсказывало выигрышные номера спортлото.
      И все-таки он придумал. Изобретать еще одну машину, полезную для человека? Только этого не хватало! Изобрести механического человека, способного управлять всеми сложными механизмами в городе, освободив людей даже от такой работы, как нажатие кнопок, - вот что пришло ему в голову. Не рядового робота (их было уже предостаточно), а именно человеческое устройство, ничем не отличающееся от человека, способное мыслить и действовать.
      Не теряя времени, Клориндо принялся за разработку проекта. Счетновычислительная машина и электронный мозг отца помогли маленькому изобретателю сделать самые сложные расчеты, а химический компьютер матери дал новые виды необходимых синтетических материалов. К счастью, при создании механического человека можно было использовать немало давно уже испытанных на практике искусственных органов: сердце и почки, зубы, ресницы, родинки, а также появившиеся в последнее время пластмассовые кости, обычно применяемые при переломах, полиэтиленовые легкие и хлорвиниловые желудки.
      Собрав скелет, Клориндо занялся нервами - сочетанием проводочков, транзисторов и батареек для регистрации ощущений, затем прикрепил почки, желудок, легкие. Мало-помалу изобретение обретало форму.
      Вечером, когда папа с мамой заходили в комнату к сыну - поцеловать его и пожелать спокойной ночи, он с трудом сдерживался, чтобы не рассказать им о своей работе. Но нет, он сделает родителям сюрприз, как только получит патент на свое изобретение, - и он засыпал, мечтая об этом счастливом дне. И вот уже работа близка к завершению. Оставалось, правда, самое трудное - покрыть тело синтетической кожей собственного изобретения и наполнить вены искусственной плазмой. На это ушло еще несколько дней, и наконец конструкция готова. Внешне ее невозможно было отличить от человека, и - что самое главное - она работала! Механический человек, открыв глаза, двигался, подчинялся...
      Клориндо посадил его в машину и повез во Дворец науки. Там он поднялся в лифте и ступил на движущийся пол, который доставил его в просторное помещение, погруженное в полумрак.
      И вот он стоит плечом к плечу со своим механическим человеком перед Всеведасом - Великим Инженером, восседающим в кресле с широкими подлокотниками, усеянными кнопками. Облеченный высшей властью в Машиноградосе, Всеведас рассматривает и утверждает предложения изобретателей. Двери его кабинета открыты перед всеми, грустный взгляд мудрого старца в любое время дня и ночи готов сосредоточиться на очередном изобретении, разобраться в нем и по достоинству его оценить.
      - Великий Инженер, - заикаясь от волнения, начал Клориндо, - я изобрел... вот это...
      Ни один мускул не дрогнул на лице Всеведаса. Великий Инженер сделал лишь едва уловимое движение пальцем и нажал кнопку на подлокотнике: прожектор осветил механического человека.
      - Я ничего не упустил, - продолжал Клориндо. - Он делает все, что я хочу: его электронный мозг реагирует на любое мое желание. Если мы построим много таких машин, людям не нужно будет ничего делать: на кнопки в учреждениях и на заводах станут нажимать их механические двойники.
      Печальное лицо Всеведаса оставалось непроницаемым.
      - Ты мне не веришь? - спросил Клориндо. - Сейчас я покажу, как он работает. Иди! (Механический человек пошел. ) Видел? Он может делать все. Сядь! (Механический человек выполнил команду. ) Поздоровайся! Стань на колени! Почеши в затылке!
      Луч прожектора следовал за механическим человеком, и Всеведас внимательно присматривался к детищу Клориндо, напоминая режиссера на репетиции. Но в грустных его глазах по-прежнему нельзя было ничего прочесть. Клориндо страшно волновался. От одного слова этого старика зависела судьба его изобретения
      - Я же тебе говорил! Он работает. Хочешь, я прикажу ему еще чтонибудь?
      Всеведас покачал головой.
      - Ну как, выдашь мне патент? - сгорая от нетерпения, спросил Клориндо.
      Всеведас молчал.
      - Ну? - настаивал Клориндо. Великий Инженер опустил веки.
      - Нет, - еле слышно ответил он через несколько секунд, вздрогнув, словно очнулся от сна.
      У Клориндо потемнело в глазах. Все в нем протестовало против такой оценки.
      - Почему нет?
      * * *
      Привязанный к металлической кровати, Клориндо смотрит прямо перед собой - на электрические стенные часы. Секундная стрелка бежит рывками, будто движется под водой, - по крайней мере, так кажется Клориндо. Но виноваты в этом его глаза, полные слез.
      Через сколько секунд сработают электронные лучи? Сколько осталось времени? Тридцать, двадцать девять... Точно приговоренный к смерти, он следит за стрелкой, неумолимо близящейся к точке забвения.
      Он так хотел изобрести полезную машину... механического человека... помочь людям стать еще счастливее... Теперь ему все безразлично, все кажется до отвращения бессмысленным, никчемным... Мать, отец... их поцелуй на ночь - нежное напутствие в мир снов... Никаких воспоминаний... ему противно... он не желает думать о подобных вещах... Он мечтает лишь о машине снов: нажать кнопку освободительного бесконечного сна и никогда больше не просыпаться.
      - Потому что изобретение тебе не удалось, - ответил ему Всеведас. - Взять, например, движения: в них нет плавности, это все еще движения механизма.
      - Но ведь это машина! И нельзя требовать от нее...
      - Я высоко ценю твои добрые побуждения и твой труд, но тебе предстоит решить еще столько проблем. Обрати внимание на цвет его лица.
      Прожектор осветил лицо механического человека.
      Нашел к чему придраться! Кожа выглядела как настоящая, он все предусмотрел, даже поры и несколько веснушек.
      - Ты уверен, что к такой коже пристанет загар?
      - Загар?.. Не знаю, - пролепетал Клориндо. - Честно говоря, я об этом не думал.
      - Вот видишь! Выходит, нельзя говорить о полном сходстве между механическим человеком и живым существом. Он постареет? У него поседеют волосы? Он ссутулится с годами?
      И об этом Клориндо не подумал.
      - Я исправлю ошибки, я еще поработаю над ним, посмотришь, у меня получится.
      Всеведас покачал головой:
      - Может быть, это тебе и удастся, но вряд ли ты сумеешь устранить главный недостаток - сделать так, чтобы подобно живому человеку твой механический человек думал и действовал, не нуждаясь в чьих-то указаниях.
      - Это невыполнимо! - воскликнул Клориндо. - Такое изобретение невозможно!
      Всеведас нажал кнопку: луч прожектора осветил Клориндо, так что маленький неудачник почувствовал себя в роли обвиняемого.
      - На каком основании ты подвергаешь сомнению сказанное мною? строго спросил Великий Инженер.
      - Невозможно изобрести машину, которая действовала бы сама по себе! - не сдавался Клориндо.
      - Невозможно? Такого слова не существует в Машиноградосе.
      - Признайся, ты рад любой отговорке, лишь бы не признавать мое изобретение. Я тебе не верю!
      Всеведас еще больше насупился.
      - Верь мне, Клориндо, - сказал он. - Наука в состоянии добиться результатов, о которых ты и не подозреваешь.
      - В тебе говорит ревность! - закричал Клориндо, чуть не плача. - Я считал тебя первым мудрецом Машиноградоса, а ты злой завистник, только и всего. Да-да, ты завидуешь моему изобретению!
      - Очень жаль, но в ответ на твои слова я вынужден показать тебе, что ты заблуждаешься, - сказал Всеведас, неохотно нажимая одну из кнопок.
      На стене зажегся огромный экран, и Клориндо увидел незнакомую лабораторию и в ней людей - человек десять, которые не спускали глаз со спящего мальчика. Клориндо показалось, что мальчик на кроватке напоминает кого-то знакомого, хотя фильм, судя по всему, был очень старый. Из-за плохого звука приходилось напрягать слух, чтобы разобрать слова людей на экране, да и люди эти были до того старенькие, что говорили слабыми, дрожащими голосами.
      - Иного выхода у нас нет, - произнес один из них.
      - Попробуем, - согласился другой и разбудил мальчика.
      Проснувшись, мальчик сел на кроватке, протер глаза. Все смотрели на него выжидающе. Он спустил ноги с постели, встал, поздоровался с обступившими его людьми и сказал, что проголодался.
      Перед ним поставили поднос с завтраком. Мальчик ел, а у взрослых при этом был такой вид, будто на их глазах происходило чудо. А между тем завтрак мальчика состоял из самых обыкновенных хлебцев и кофе с молоком.
      - Вот оно, утешение! - воскликнул один из стариков.
      - Да, - подхватил другой. - Наше последнее утешение.
      Всеведас нажал кнопку, экран погас, и в зале снова воцарился полумрак.
      - Что это значит? - спросил Клориндо. - Я ровным счетом ничего не понял. Правда, мне кажется, что где-то я этого мальчика видел, он мне кого-то напоминает, не припомню кого.
      Всеведас нажал кнопку - и прожектор осветил его лицо.
      - Это ты! - узнал Клориндо. - Ты в детстве!
      - Да, - подтвердил Всеведас. - Этому фильму более полувека.
      - Но при чем тут мое изобретение?
      - Ты еще не понял? Я решил показать тебе, сколь оно несовершенно. А вот старики, которых ты видел на экране, действительно великие изобретатели.
      Что имел в виду Всеведас и почему в его глазах было столько боли?
      - Что они изобрели? - спросил Клориндо.
      Всеведас откинулся на спинку кресла, словно хотел стать меньше и раствориться в тени.
      - Они изобрели меня, - сказал он.
      Стоя посреди зала, ярко освещенный прожектором, Клориндо смотрел на Всеведаса, сжавшегося в комок. Он отчетливо слышал каждое его слово, но отказывался понимать услышанное.
      - Выходит, что ты... - пролепетал он.
      - Так оно и есть. Выходит, что я - машина, изобретение людей, лучшая из когда-либо созданных моделей механического человека. А они, - Всеведас показал на пустой экран, - все они давным-давно умерли. Это были последние люди в Машиноградосе.
      У Клориндо голова шла кругом. Может быть, он ослышался?
      - Последние? Да ты понимаешь, что говоришь?
      Всеведас кивнул.
      - Ты смеешься надо мной, - не унимался Клориндо. - Я человек, живой человек, и моя мама - тоже, и папа...
      Всеведас молчал, но ответ можно было прочесть в его глазах, безутешных, как сама печаль.
      У Клориндо подкосились ноги, комната закружилась, казалось, вселенная затряслась вдруг в безумной пляске.
      - Я, - вяло сказал он, - я...
      - Да, так же, как и все. В Машиноградосе давно не осталось ни одной живой души. Но чтобы создать иллюзию продолжающейся жизни, последние люди изобрели механического человека. Я был первым экземпляром. Теперь ты знаешь, что я имею в виду, говоря о совершенной машине, похожей на человека.
      Механический человек, сделанный Клориндо, стоял неподвижно в углу в позе манекена. Он был смешон, теперь Клориндо отлично это понимал. Достаточно беглого взгляда, чтобы увидеть: это машина.
      Всеведас тем временем продолжал:
      - О машине, которая думает, действует и чувствует, никем к тому не понуждаемая. У нее растет борода, она стареет и умрет, когда кончится заданный ей срок. Но мы остаемся машинами - я, ты, все. Машиноградос город науки, где все счастливы... - Он горько улыбнулся. - Однако мы не более чем машины, подобные тем, которыми мы пользуемся. Никто этого не знает, кроме меня. Если бы остальные узнали, они бы обезумели от горя. Как я, единственный, кто несет в себе эту муку... Как ты теперь. Но никто ничего не узнает: это тайна, и тебе не удастся поделиться ею с другими.