Все у вас будет в достатке». Я вот пенсию не получаю, хоть у меня стаж сорок лет… А живу — и никакой нужды… Дрова мне добрые люди бесплатно привозят… Огород копают, все сажают… За электричество с меня денег не бepут… Хлеба всегда принесут, молока… И деньги присылают… Мне тут один из города, из собеса, пришел воды напиться: «Что-то, говорит, — я вас не знаю. Вы пенсию получаете?» — «Нет», — говорю. «Как так?» — «А вот так…» — «Я вам могу выхлопотать». — «А мне, — говорю, она не нужна…» Так и живу тут, как Батюшка мне благословил, до смерти… А летом тут у меня народу много… Сестры бывают наши — Даша, Мария, Нина, Анна… Приезжают хоть на денек к Батюшке на могилку. Дети его духовные из Москвы, из Орла — каждый год… Да мало уж нас в живых сестер-то осталось, штук, наверное, двадцать… Батюшка нам так сказал: «Здесь у вас маленькая обитель. Всех, кто приходит к вам, принимайте…»
      Господи, до смерти моей не дай мне забыть — курчавые облака, небо, распахнутое над лугами и дальним лесом, речушка Малица, толпа старых берез с тучей птиц над ними, грачиное «Р» над полуброшенной деревней, развалины церквушки, избушка Батюшки, его огород, где он копал картошку, его ель, которая так разрослась, его обительское кресло с потертой бархатной подушкой, кивот с безыскусными украшениями, лампадки, бумажные сытинские иконки, Святитель Митрофаний, Преподобный Онуфрий с бородою ниже колен, Преподобный Серафим согбенный и в такой же полумантии, как у Батюшки, и фотографии, фотографии — удивительное Батюшкино лицо, Великая Матушка с прямым носом и тонкими губами, Валентина Сергеевна, Батюшкина Матушка, Фросенька с цветами, и вечером тоненький голосок: «Се Жених грядет в полунощи…» и самоя Матушка Надежда, и как она провожала меня, как мы шли с ней через рожь, и как она потом стояла возле кладбища, где Батюшкина могилка, худая и прямая, со своим посохом, и как смотрела мне вслед, и как я, уже не различая черт ее лица, все еще чувствовал на себе ее взгляд несказанной доброты и кротости — все, что осталось в этом мире от Марфо-Мариинской обители милосердия.
 
       июнь-июль 1971
 
      Нет, нет, он не забыл, не забыл…
      А я?..
      А мне?…
      А у меня?…
      Да и откуда ей взяться, вере-то?
      Елка на Рождество?
      Куличи на Пасху?
      Блины на масленицу?
      В марте жаворонки?
      И там где-то далеко-далеко моя няня — не Матрена — та, первая… И вынос Плащаницы… И слеза катится по рябой щеке…
      Ах, зачем вы прогнали ее?..
      Зачем не разбудили меня к Заутрене?..
      Может быть, жизнь моя, вся моя жизнь пошла по-другому?..
      Поздно теперь, поздно!
      Чего и вспоминать…
      А я. и вера-то Твоя, вера-то вся ваша — вое равно лазейка, все равно — сердобольная ямочка…
      Нет!
      Нет!
      Не хочу!
      Не хочу сердобольную ямочку!
      Дави меня!
      Дави!..
      Слышишь?
      Ты слышишь?!
      Не хо-чу!…
      А субботним утром, в канун Троицына Дня длится в церкви бесконечная вселенская панихида Ясные снопы свечей, разноцветные блики лампадок, женские вздохи, приглушенное всхлипывание, дребезжащее старушечье «по-ми-ии-луй», шелест записок с именами и монотонные голоса, изредка чуть возвышаемые на слове «новопреставленного».
      И вот из этого полушепота, из этой полумглы вырвался, взмыл к самому куполу четкий голос иерея:

      ЯКО ТЫ ЕСИ ВОСКРЕСЕНИЕ И ЖИВОТ И ПОКОЙ УСОПШИХ РАБ ТВОИХ:
      ПРАВОСЛАВНЫХ СВЯТЕЙШИХ ПАТРИАРХОВ,
      ПРЕОСВЯЩЕННЫХ МИТРОПОЛИТОВ,
      АРХИЕПИСКОПОВ,
      ЕПИСКОПОВ,
      АРХИМАНДРИТОВ,
      ПРОТОИЕРЕЕВ,
      ИГУМЕНОВ,
      ИЕРОМОНАХОВ,
      ИЕРЕЕВ,
      ДИАКОНОВ,
      КЛИРИКОВ,
      И ВСЕХ СВЯЩЕННИЧЕСКОГО,
      МОНАШЕСКОГО
      И КЛИРИЧЕСКОГО ЧИНА,
      БЛАЖЕННЫХ СОЗДАТЕЛЕЯ СВЯТАГО ХРАМА СЕГО,
      СЛУЖИВШИХ В НЕМ БРАТИИ НАШИХ,
      И ВСЕХ РАБОВ ТВОИХ ПЛОДОНОСИВШИХ И ДОБРОДЕЯВШИХ
      В СВЯТЕМ И ВСЕЧЕМ ХРАМЕ СЕМ,
      И ВО ВСЕХ СВЯТЫХ ТВОИХ ХРАМАХ И ОБИТЕЛЕХ,
      ВО ВСЯКОМ НАЧАЛЬСТЕ И ВЛАСТИ
      И СЛУЖЕНИИ БЛАГА РАДИ ОБЩАГО ПОТРУДИВШИХСЯ,
      МИЛОВАВШИХ НИЩИЯ,
      ПОСЕЩАВШИХ БОЛЬНЫЯ,
      ЗАСТУПАВШИХ НЕМОЩНЫЯ,
      ПОДВИЗАВШИХСЯ ЗА ПРАВДУ,
      СКОНЧАВШИХСЯ В ПЛЕНЕНИИ И ЗАКЛЮЧЕНИИ,
      В ГОРЬКИХ РАБОТАХ, В РУДАХ,
      В УЗАХ И ТЕМНИЦАХ,
      ПОГИБШИХ ОТ МЕЖДУУСОБИЯ,
      И ВСЕХ РАБОВ ТВОИХ ВНЕЗАПНОЮ
      И НАСИЛЬСТВЕННОЮ СМЕРТИЮ СКОНЧАВШИХСЯ,
      И ПРЕДСМЕРТНАГО ПОКАЯНИЯ
      И ПРИЧАЩЕНИЯ СВЯТЫХ ТАЙН НЕ СПОДОБИВШИХСЯ,
      ПРАВОСЛАВНЫХ ВОИНОВ НА ПОЛИ БРАНИ УБИЕННЫХ,
      СКОНЧАВШИХСЯ ВНЕ УМА И ПАМЯТИ,
      ОТ РАЗБОЙНИКОВ И НАВЕТЧИКОВ ЖИЗНИ ЛИШЕННЫХ,
      УМЕРШИХ ОТ ОГНЯ, ГРОМА И МОЛНИИ, ОТ МРАКА,
      ОТ ЯРОСТИ СКОТОВ И ЗВЕРЕЙ, ГАДОВ И ПТИЦ,
      В МОРЕ, РЕКАХ, ЕЗЕРАХ И ИСТОЧНИКАХ УТОПШИХ,
      И ИНЫМИ МНОГОРАЗЛИЧНЫМИ ВИДЫ НЕЧАЯННЫЕ СМЕРТИ СКОНЧАВШИХСЯ,
      ПО БЕДСТВЕННОЙ СМЕРТИ ПОГРЕБЕНИЯ ЛИШЕННЫХ,
      СИРОТЫ И НИШИЯ,
      УБОГИЯ, СТРАННИКИ И МЛАДЕНЦЫ,
      ПРАОТЕЦ, ОТЕЦ, БРАТИИ И СЕСТР НАШИХ, И ВСЕХ ЯЖЕ ОТ ВЕКА И ДО НЫНЕ ТВОИХ РАБОВ ОТ ЧЕТЫРЕХ КОНЕЦ ЗЕМЛИ В ПРАВОСЛАВНОЙ ВЕРЕ СКОНЧАВШИХСЯ,
      И ИЖЕ МЫ НЕ ПОМЯНУХОМ НЕВЕДЕНИЕМ, ЗАБВЕНИЕМ ИЛИ МНОЖЕСТВОМ ИМЕН,
      В СЕЙ САМЫЙ ЧАС,
      ВОНЬ ЖЕ МОЛИМСЯ ТЕБЕ,
      ОТ СЕГО ЗЕМНАГО ЖИТИЯ ОТХОДЯЩИХ,
      ХРИСТЕ БОЖЕ НАШ,
      И ТЕБЕ СЛАВУ ВОССЫЛАЕМ
      СО БЕЗНАЧАЛЬНЫМ ТВОИМ ОТЦЕМ
      И ПРЕСВЯТЫМ И БЛАГИМ И ЖИВОТВОРЯЩИМ ТВОИМ ДУХОМ
      НЫНЕ И ПРИСНО И ВО ВЕКИ ВЕКОВ, АМИНЬ.

       11 марта 1977
       г. Москва