Мимо проскользнул дворецкий в великолепном фраке с подносом, на котором искрились напитками бокалы. Голлукская джига закончилась. Гости весело захлопали в ладоши.
      - О, я все вижу! Теперь я все вижу яснее ясного! - с горечью проговорил лекарь. Его унылая физиономия побагровела. - А вижу я, что среди нас появился некто, кто продал истинную веру за мыльные пузыри мирских утех!
      Лекарь отступил назад, дернул ленту на груди, она порвалась и осталась у него в руке.
      Но в этот миг Джем уже не смотрел на Воксвелла. И даже не слушал, о чем они говорят с его теткой. Пусть у него звенело в ушах, пусть кружилась голова, но он начал что-то вспоминать. Воспоминания бились у него в мозгу, налетали друг на друга.
      Он вспомнил!
      Он схватил костыли, встал. Вдруг ему показалось, что оркестр играет слишком громко и в зале нестерпимо душно.
      Ему ужасно захотелось уйти. Нет, не уйти - бежать отсюда.
      Умбекка закрыла глаза. Какое счастье - лекарь оставил ее в покое. Но где же капеллан? Он ведь был рядом с ней весь вечер. Если он не танцевал какой-то танец с ней лично, он передавал ее, что называется, с рук на руки какому-нибудь молодому красивому офицеру, чьи имена появлялись, словно по волшебству, в бальной карточке Умбекки. Умбекка растерянно оглядывалась, неожиданно почувствовав, что ей жарко и душно. Она вдруг увидела, как великолепно одеты дамы, какие у них гладкие, тонкие, поистине лебединые шеи. Какие тонкие талии - вот уж действительно, как у песочных часов. Впервые за вечер Умбекка осталась совсем одна.
      Однако это длилось всего лишь одно мгновение.
      - Госпожа Ренч?
      Ей низко поклонился какой-то молодой человек.
      - Весь вечер мечтал вам представиться, но все никак не удавалось, но не потому, что я был недостаточно настойчив, а потому, что слишком много кавалеров у такой очаровательной дамы.
      Умбекка улыбнулась. Молодой человек был исключительно галантен. Она смутно помнила подобный монолог - кажется, он звучал в романе сестры "О делах военных и любовных". Если Умбекка не ошибалась, монолог этот был вложен Руанной в уста скользкого грязного Юстэна Вайлзха. Но сейчас перед Умбеккой стоял красивый молодой офицер в новенькой, с иголочки, форме. А какие у него были дивные локоны!
      Как ни странно, лицо его показалось Умбекке знакомым.
      - Очаровательный господин - этот досточтимый Воксвелл, - отметил молодой офицер, проводив взглядом сгорбленную спину лекаря. Воксвелл с трудом протиснулся между двумя дамами в пышных платьях. Ему пришлось нервно кашлянуть, чтобы они расступились и пропустили его.
      - О да, весьма, - откликнулась Умбекка с улыбкой.
      - У Ириона есть все основания испытывать к нему благодарность - и лично у меня тоже.
      Умбекка узнала собеседника - и просияла:
      - Полтисс Воксвелл?
      Столько времени миновало с тех пор, как она последний раз видела сынка лекаря! Умбекку потрясли произошедшие с юношей перемены. Он выглядел просто великолепно! Глядя на Полтисса, Умбекка с новой силой осознала лживость натуры досточтимого Воксвелла. Этот человек явно болен. Он страдал заблуждениями. Наверняка! Ведь он утверждал, что его сынок пошел по греховному пути!
      А молодой офицер склонил курчавую голову и улыбнулся:
      - Полтисс - это верно, любезная госпожа, но уже не Воксвелл. Вильдроп. Полтисс Вильдроп.
      - Вильдроп?
      Умбекку охватило странное чувство. Теперь молодой офицер - о, как же вырос Полтисс! - показался ей еще более знакомым, чем прежде. Умбекка закрыла глаза и предалась воспоминаниям.
      - Госпожа Ренч?
      Оклик прозвучал вежливо и заботливо.
      Полтисс взял Умбекку за руку. Музыка стихла. Кто-то постучал ложечкой по хрустальному бокалу, призывая гостей к тишине.
      Умбекка даже не стала смотреть. Она и так знала, кто это.
      Капеллан, поднявшийся на возвышение, где сидели оркестранты, передал бокал слуге. Затем он поднял затянутые в белоснежные перчатки руки ладонями к залу. Губы его растянулись в вежливую улыбку. Шум в зале постепенно стихал.
      - Дамы и господа, жители Тарна, - начал свою речь капеллан. - Сегодня вечером мы собрались здесь по особому поводу. Сегодня в этих краях отмечается самый замечательный праздник за все время, прошедшее с той поры, как эти земли были освобождены от ненавистной тирании лжекороля-красномундирника. В этом празднике, на что я искренне надеюсь, каждый из нас сумеет увидеть и кульминацию, и подтверждение правоты нашего дела.
      Миновало четыре луны с тех пор, как объединенное правительство Тарна вернулось, дабы занять подобающее ему по закону место в здешних краях. За это время у нас на глазах деревня преобразилась. Состояние ее было плачевным, а теперь она становится - я не боюсь этого слова - городом, способным вызвать восторг и зависть у всех, кто проживает на агонистских землях.
      Эй Фиваль был до крайности доволен собой. Похоже, он произносил одну из своих лучших речей. Он только всей душой уповал на то, что стоящий за занавесом старик не споткнется и не упадет, выходя на подиум. Ведь так важно было произвести хорошее впечатление.
      - Подумайте о том обновлении, что мы все видим теперь, о том, как славно это обновление! Обновлять! Восстанавливать! Расчищать! Реставрировать - оживлять, омолаживать! Это благороднейшее из занятий, однако, воспринимать происходящее только с физической стороны было бы неверно, друзья мои. Не отыщем ли мы в возрождении этих долин символ возрождения наших сердец, которые мы, идущие тропой бога Агониса, должны быть готовы отдать этому погибающему миру?
      Капеллан милостиво взирал на гостей. Он отметил, что госпожа Ренч чем-то немного расстроена. Толстуха явно разволновалась.
      Ну, что ж...
      Ей еще многое предстояло узнать.
      И многому научиться.
      А Умбекка удалилась в область своих воспоминаний.
      В тяжкие дни после Осады, когда весь мир висел на волоске. Неужели теперь опять вернулись такие же дни? Она боялась даже надеяться на такое. И все-таки... разве сейчас все шло не так же, как тогда? Она вспомнила двор под окнами, где сновали солдаты и офицеры в синих мундирах. Они вернулись. Она вспомнила грохот тележных колес и жуткие крики узников, вспомнила казни на лужайке, развевающиеся флаги и музыку. Они вернулись. Она вспомнила тот день, когда она познакомилась с командиром синемундирников. "Сестра Бекка, это командор Вильдроп", - сказал тогда эрцгерцог. Неужели он тоже вернулся? Умбекка давно перестала думать о нем. Ей не хотелось думать о нем. Но она ничего не могла поделать. Сейчас она думала только о нем. Он был высок. Он был красив. Она вспомнила его волосы. Его руки. Его великолепные курчавые усы!
      Нет, она не желает думать о нем!
      - Итак, - продолжал распинаться Фиваль, - мне остается только представить вам человека, от которого зависит то удивительное обновление, которое мы воочию наблюдаем в Тарне. Вам он известен как... гм-м... один из величайших героев в истории агонистов. Он известен вам как человек, который прежде освободил вас точно так же, как освободил сейчас. Господа и дамы, жители Тарна, если о чем и сожалею, представляя вам этого человека, так это о том, что не могу предварить его имя титулом, которого он, безусловно, заслуживает - ведь он не просто командор, он лорд Вильдроп!
      Окончание речи было встречено громовыми рукоплесканиями. Медленно, словно очнувшись от глубокого сна, Умбекка открыла глаза. И в изумлении уставилась на болезненного вида старика, который неуверенно вышел на возвышение, опираясь на трость с роскошной рукояткой. Затем старик, не сказав ни слова, опустился в кресло.
      Капеллан поспешно захлопал в ладоши, публика подхватила аплодисменты, а оркестр заиграл "Гимн флагу".
      ГЛАВА 53
      ТЕМНЫЙ САД
      Джема знобило.
      В саду было прохладно, но дрожал Джем не от холода, от страха. Да, ему было страшно, но, помимо этого, его интересовало, почему же ему так страшно. Ведь он как раз ушел от опасности. Сбежал.
      Джем положил костыли на край чаши фонтана и, облокотившись, внимательно всмотрелся в скульптуры, такие таинственные при свете луны. Чаша была полна воды, скульптуры очистили ото мха. Серебристая вода плескалась у ног мраморных людей, словно огромный мерцающий хрустальный цветок, и падала в чашу. Джем помнил, что тогда, когда они были здесь с теткой, вода пахла гнилью, а в жалкой лужице на дне чаши ползали слизни. Джем опустил взгляд и увидел в воде отражение луны. Луна, казалось, погружена в сеть из отраженных листьев и ветвей.
      Вверху едва слышно шелестела листва аккуратно подстриженных деревьев.
      Шлеп!
      Луна растворилась. Брызги воды ударили по лицу Джема. Что-то упало с дерева в фонтан. Яблоки? Луна, мерцая, восстановила свое отражение. Джем нахмурил брови, всмотрелся в глубину.
      Мгновение спустя в воду снова что-то упало.
      Осторожно, стараясь не отпускать край чаши фонтана, Джем обернулся:
      - Кто здесь?
      Молчание.
      Однако на этот раз, когда в воде снова возникло отражение луны, рядом с луной появилось и лицо. Знакомая грива темных волос, широкие высокие скулы. Глубокие, пытливые глаза.
      Джем что-то вспомнил.
      А теперь он вспомнил все.
      - Ката! - и он громко расхохотался.
      - Чего ты хохочешь?
      Громко зашуршали листья, и девушка оказалась рядом с ним.
      - Ну, чего? - требовательно вопросила она.
      Но Джем не мог перестать смеяться. Да и перестань он смеяться, он не смог бы объяснить, почему смеялся. Теперь ему было ясно, почему он чего-то боялся. Он боялся, что больше никогда не увидит Кату. Он ведь, оказывается, похоронил не одну память, а две.
      Первую - потому что ему было грустно вспоминать.
      А вторую - потому что слишком радостно.
      И теперь он смеялся от счастья. От счастья он начал раскачиваться из стороны в сторону, начал шарить рукой в поисках костылей, не нашел их, ухватился в испуге за край фонтана, а костыли застучали по ступеням лестницы.
      Задыхаясь между приступами смеха, Джем выдавил:
      - Ката, помоги мне!
      Он протянул девушке руку, но каково же было его изумление, когда Ката резко и злобно отбросила его руку. Джем больно ударился о мраморную плиту.
      - Ненавижу тебя! - бросила Ката, подпрыгнула и исчезла в ветвях.
      Ката!
      Джем лежал на спине и смотрел вверх. По идее, он должен был чувствовать себя несчастным, беспомощным, но, как ни странно, он был спокоен. Очень спокоен. Он смотрел на трепещущие на ветру листья, на крупные спелые яблоки. Где-то вверху слышались ритмичные всхлипывания.
      Ката плакала.
      У нее вырвалось:
      - Я тебя искала! О, как же я тебя искала! А ты... ты... нарядился в красивые тряпки, да еще и смеешься надо мной!
      - О Ката! - воскликнул Джем. - Что ты такое говоришь. Я над тобой не смеялся!
      Пауза. Тихое шмыганье носом.
      - А чего ты тогда смеялся? Ты же мне не говорил!
      - Не мог! Ката, я смеялся от радости.
      Ката громко высморкалась.
      - Чего бы тебе радоваться, - огрызнулась она. - Ты все такой же калека.
      Джем чуть было не рассмеялся снова. Но, сдержавшись, стеснительно проговорил:
      - У меня есть ты.
      - Что?
      Джему не очень хотелось повторять сказанное, но он закрыл глаза и тихо, спокойно проговорил:
      - Я радуюсь из-за тебя. Никогда я не был так счастлив, как тогда, когда ты была со мной рядом. И я рад, что сейчас ты здесь.
      На яблоне долго молчали, даже носом Ката не шмыгала. Потом она тихо-тихо спросила:
      - Правда?
      - Правда, - ответил Джем.
      На этот раз девушка спустилась с дерева тихо, почти бесшумно. В одно мгновение она оказалась рядом с юношей.
      Встала рядом с ним. Протянула руку.
      Джем взял ее за руку, и тогда случилось нечто совершенно необыкновенное. Между ним и Катой словно образовалась какая-то невидимая связь, какая-то сила связала их руки. Джем почувствовал, что его притягивает к сцеплению их рук. Джем не сразу поверил, но потом его озарило: он понял, что снова произошло невозможное.
      Он стоял.
      Он держался на ногах.
      Потом, по прошествии времени, Джему это мгновение будет казаться чуть ли не самым важным в жизни. До сих пор его жизнь была бесцельна. Он не понимал, зачем живет. С этого мгновения он осознал: у него - своя судьба, вот только что за судьба - этого он тогда еще не понял.
      Но Ката была частью этой судьбы.
      Должна была быть!
      Они бродили у фонтана-Оракула, крепко, жарко держась за руки, потом спустились на усыпанную гравием дорожку и ушли под деревья. И только тогда, когда Джем вдруг решил пробежаться и отпустил руку Каты, он сразу упал. И тогда юная пара поняла, каково соединившее их волшебство.
      Джем мог ходить - но только тогда, когда за руку его держала Ката.
      Полтисс Вильдроп дышал полной грудью, радуясь тому, что выбрался на свежий воздух из духоты. Он шагал по дорожке ухоженного отцовского сада.
      В бальном зале снова зазвучала музыка. Полились тягучие звуки плавного варбийского вальса. Вечер выдался на редкость удачным. Полти танцевал с лучшими из провинциальных красавиц, а уж все остальные дамы - это точно! не спускали с него глаз. Вернись он сейчас в зал и протяни руку прехорошенькой Виэлле Рекстель, она бы пошла с ним танцевать, можно было бы даже не сомневаться!
      Полти свернул в сторону. Женщины! Они вызывали у него отвращение. Теперь он стал красавцем, но слишком долго пробыл уродом и потому с горечью осознавал, сколь летуча красота и сколь непрочны чувства, которые она вызывает. И теперь, когда он ловил на себе восторженные взгляды, он не радовался, а злился, потому что знал, что те же глаза еще совсем недавно смотрели бы на него с отвращением. Женщины - дуры. Им подавай яркие мыльные пузыри. Лицемерки, предпочитающие жить в логовах собственной похоти.
      Даже эта старая корова из замка втюрилась в него, это точно! Умбекка Ренч! Потешная старуха - нарядилась в платье, сшитое из занавесок, да еще какой-то платок носовой на грудь присобачила! Все знатные дамы хихикали над ней, прикрывая рты руками. Но, похоже, капеллан насчет этой коровы что-то задумал и потому держал ее при себе. Полти решил, что у капеллана есть чему поучиться, в частности, тому, как держать людей при себе.
      Ведь это капеллан, потрудившись, изменил внешность Полти.
      Но сердца его он не изменил.
      Полти тихонько рассмеялся. Прислушался к отдаленному шуму из бального зала. Скоро должны были заиграть лексионский гавот. Он обещал этот танец милашке мисс Ви, но ничего, пусть эта гордячка немного поволнуется, подождет. О, Полти со злорадством думал о том, как ему будет приятно увидеть, как лихорадочно порозовеют эти белые щеки!
      Полти лениво шел к воротам, что вели во фруктовый сад. Войдя в сад, он пошел не по тропинке, а по траве. Ему нравилось шагать бесшумно. Он даже листья, упавшие на траву, обходил, стараясь не шуршать.
      Взгляд Полти сновал по листве веток, пригнувшихся к земле от тяжести плодов. Он вдруг услышал приглушенные голоса, доносившиеся со стороны фонтана. На какой-то миг Полти вообще показалось, что это разговаривают статуи. Он вспомнил, что фонтан зовут Оракулом и что статуи - это бог Агонис и леди Имагента, обнаженные и держащиеся за руки.
      Сентиментальная чепуха.
      А потом он увидел более темные фигуры, ростом пониже статуй. Парень и девушка. Они стояли и...
      Обнимались.
      Девушка - это Полти сразу понял, была не знатного рода, да она, похоже, была в лохмотьях.
      - Но когда я увижу тебя снова? Как?
      - Приходи ко мне в Диколесье!
      - Не могу. Меня же не...
      - Ты ведь в храм ходишь, правда?
      - Не смогу же я уйти.
      - Придумаешь что-нибудь. На кладбище есть одно местечко. Рядом с большим тисом. Там дыра в стене. Ее не видно, она кустами заросла. Ну, там как плетень получается. Но пролезть можно.
      - Плетень?
      - Я буду ждать тебя.
      А потом девушка поцеловала юношу на прощание и быстро исчезла в густой листве - забралась на дерево.
      Какая-то крестьянская шлюха, нарушающая комендантский час? Наверное, через забор перелезла.
      Но парень-то кто, вот интересно?
      Но только тогда, когда юноша развернулся, Полти изумленно узнал ответ на этот вопрос.
      Скрип-скрип, - поскрипывали по гравийной дорожке костыли.
      Скрип-скрип.
      Но как же так? Ведь Полти был уверен - парень стоял сам, безо всяких там костылей! Странно, очень странно.
      Полти мысленно присвистнул.
      ГЛАВА 54
      УМБЕККА Б ЧАЩЕ
      - О капеллан, да тут настоящие джунгли!
      Перья папоротника задевали руки Умбекки. Лозы лиан щекотали щеки.
      - Это называется "Стеклянной комнатой", милейшая госпожа...
      - "Стеклянная комната"? Как мило.
      На самом деле Умбекка, конечно, прекрасно знала, как называется это место. Не сосчитать, сколько раз она сидела здесь в былые времена, не сводя упоенного взгляда с проповедника Вольверона...
      Умбекка поежилась.
      Сейчас ей вовсе не хотелось думать о Сайласе.
      - Ну, вот мы и пришли.
      Капеллан раздвинул листву, словно шторы, и Умбекка немного пугливо ступила на зеленый ковер. Похоже, она явилась первой. В самой середине ковра стоял стол, накрытый к чаю. Вокруг стояли обитые ситцем стулья с высокими спинками.
      Стульев было три.
      - Сударыня, прошу садиться.
      Умбекка слегка покраснела и нервно улыбнулась капеллану:
      - Стало быть, большого общества не ожидается, капеллан?
      - О нет, сударыня! Командор предпочитает пить чай... в узком кругу.
      - А-а-а, понятно. Какие чудесные пирожные!
      Радость смешалась в душе Умбекки с невнятной тревогой. Она гадала правильно ли поняла приглашение. Она снова нарядилась в бальное платье, немного подшитое и соответствующим образом перекроенное, но не то чтобы ставшее скромным - скорее платье стало более соответствовать случаю. Умбекка надеялась произвести такое впечатление, будто бы у нее множество красивых нарядов, но все одного цвета - синего, королевского.
      Да.
      Именно этого ей хотелось - но она никак не ожидала, что ей предстоит чаепитие в узком кругу. Во время очередной долгой примерки она сказала горничной: "В благородном обществе, Нирри, просто так на чаепитие не приглашают. Это явно не то, что понимаешь под чаепитием ты - выпить чашку чая и довольно вздохнуть. Скорее это похоже на то, как ты, наверное, представляешь себе бал... но только такой бал, который начинается пораньше, чем обычно. И все взгляды, Нирри, будут устремлены на меня. Ты понимаешь меня, девчонка, или нет?"
      Но противная девчонка только что-то промычала в ответ, так как сжимала губами уйму булавок. Новые клинья в боковинах юбки давались Нирри с трудом, и горничная ужасно страдала.
      Будь она неладна, эта девчонка!
      На этот раз приглашение Умбекке доставил не капеллан, а Полтисс Вильдроп. Умбекка глядела на него с улыбкой - более красивого молодого синемундирника она прежде не встречала. Между тем вежливость не позволяла ей задать Полтиссу вопросы, которые готовы были сорваться с ее губ. С тех пор как Умбекка вновь увидела командора, ее не покидало странное волнение.
      Теперь же она волновалась еще сильнее, осматривая "Стеклянную комнату". Взгляд Умбекки сновал по застывшей, какой-то безумной зелени папоротников, по вьющимся лианам и ярким цветам. Листья растений извивались причудливо изогнутыми языками, расходились пышными шапками, торчали во все стороны длинными иглами. Растения эти казались Умбекке опасными, ядовитыми. Она решила, что они, наверное, вывезены из южных колоний. Как это ужасно находиться в окружении таких жутких растений! Умбекка порадовалась тому, что живет в Эджландии.
      Затем взгляд ее переместился к огромному письменному столу с ножками, напоминавшими толщиной и формой колонны. На столе аккуратной стопкой лежали книги. Позади стола находилось кожаное кресло, повернутое в сторону джунглей. Создавалось такое впечатление, что хозяин спешно покинул комнату.
      Но где же командор?
      Если здесь его штаб, то более странного места для штаба и не придумаешь! Находись такая комната в ее собственном доме, Умбекка бы ее уничтожила. От этой комнаты веяло пороком, извращениями. Она сохранила дух человека, который был ее создателем. Умбекка смутно догадывалась о том, что, обустраивая эту комнату, Сайлас Вольверон отразил двойственность своей натуры. Находясь здесь, он как бы пребывал в Диколесье и одновременно вне его. Массивный письменный стол казался вызовом пышной растительности, однако джунгли обступали его со всех сторон. Нарочито. Хищно. О, как это отвратительно! Ведь среди таких растений наверняка обитают насекомые! Какие-нибудь жуки-кровососы! И даже... черви! С содроганием Умбекка подумала о том, что некоторые из них могли забраться даже в ковер...
      Она неуверенно переминалась с ноги на ногу.
      - Чаю? - улыбнулся ей Эй Фиваль.
      Он решил не дожидаться командора?
      Чайник оказался настоящим произведением искусства. На его фарфоровых боках были изображены тучные свиньи, краснощекие молочницы, всевозможные коровы и овцы, ветряная мельница, весело бегущая речка. Эй Фиваль изящно, уверенно наполнил дымящимся напитком красивую чашку с таким же рисунком. Такие сервизы бытовали под названием "варбийский пасторальный". Умбекка знала, что сервизы эти дороги и редки. Она немного приободрилась и вдруг припомнила, что как раз такой сервиз был описан в одном из романов покойной сестры - "Тернистый путь к брачному ложу". Сервиз фигурировал в хитросплетениях долгого ухаживания полковника Фоннеля за главной героиней, Мелиной.
      И тогда Умбекка оглянулась на письменный стол и по-новому посмотрела на стопку книг в красивых переплетах. Это были не просто какие-нибудь книги.
      Это было собрание сочинений Руанны.
      - Пирожное, сударыня? - предложил гостье Эй Фиваль.
      Умбекка улыбнулась. Желудок ее издал еле слышное одобрительное журчание. О, как же приятно ей было сидеть здесь в обществе капеллана! Чудесный жирный крем стекал по ее пальцам.
      Она решилась завести беседу:
      - Чудесное пирожное. Позвольте заметить, капеллан, молодой капитан Вильдроп просто очарователен. Как это чудесно, - осторожно продолжала она, - что командор теперь вновь встретился с сыном.
      - О, конечно. Молодой капитан Вильдроп - замечательный юноша и очень радует его превосходительство. Знаете, я не удивлюсь, если в один прекрасный день он пойдет по стопам отца и станет таким же выдающимся человеком.
      - Нисколько в этом не сомневаюсь.
      Ведь молодой человек внешне так походил на отца. Повзрослев и став более мужественным, Полтисс и вообще мог стать копией отца в молодости. Ну, как будто он был создан для того, чтобы напомнить Умбекке о прошлом. Милый Полтисс!
      Умбекка немного нервно посмотрела на пустующий стул:
      - Командор, видимо, занят делами? Но на ее вопрос Эй Фиваль не ответил.
      - Еще чаю, сударыня?
      Только тогда, когда Умбекка выпила еще несколько чашек чаю и поглотила несколько пирожных, ей стало ясно, зачем ее пригласили. Однако это озадачило ее еще сильнее.
      Разговор вертелся вокруг самых незначительных тем, и вдруг капеллан сказал:
      - Вы не упомянули, любезная сударыня, об одном явлении. О явлении, которое, как я полагал, вас заинтересует.
      Умбекка проследила взглядом за указующим перстом капеллана. Рука в белой перчатке указывала - о да, без сомнения - на знакомые золоченые корешки "Агондонского издания". Если Умбекка до сих пор ни словом не обмолвилась о книгах сестры, то только потому, что эта тема была ей не слишком приятна. Она не любила вспоминать об успехах Руанны. Да и потом, зачем бы ей об этом вспоминать?
      - Вы о книгах, капеллан?
      - Да, об "Агондонском издании", - кивнул Эй Фиваль. - Это собрание сочинений, если я не ошибаюсь, принадлежит перу одной молодой дамы? Смею предположить, что она была дамой нашего круга?
      Умбекка пригубила чай и, стараясь, чтобы ее голос звучал по возможности равнодушно, проговорила:
      - "Мисс Р", если не ошибаюсь, слыхала о ней... но это было так давно. По-моему, у моей племянницы сохранилось несколько ее книжек. Я как-то пробовала почитать. Но романы... это так глупо, вы не находите? Не думаю, что "мисс Р" - это исключение из правил.
      Умбекка коротко рассмеялась, но покраснела и, поняв это, не смогла скрыть схвативших ее чувств.
      Капеллан тоже притворился равнодушным.
      Он встал и как бы небрежно выбрал одну из книг. Посмотрел на название.
      - "О делах военных и любовных", - прочел он. - Эту вы читали?
      - Гм-м-м. Точно не припомню.
      Капеллан наугад раскрыл книгу и поднес ее Умбекке.
      - Гм, - вежливо кашлянул он. - Не откажетесь ли прочесть немного, сударыня. Шрифт мелкий, правда, я без очков не разберу. Но послушать, как это звучит из женских уст...
      Умбекка сразу снова ужасно разволновалась. Она почувствовала, что капеллан ведет какую-то хитрую игру. Игра эта ей была мучительна, хотя она пока сама не понимала - почему. Что ему было известно? Чего он добивался? Как ни старалась Умбекка разыгрывать светскую даму, она была женщиной сильных, грубых эмоций. А капеллан обладал такой изощренной хитростью, что пугал Умбекку.
      Будь положение дел иным, Умбекка или отказалась бы читать, или вырвала бы книгу из рук капеллана и в гневе швырнула ее на пол. А сейчас выбора у нее не было. Она вынуждена была исполнить просьбу Фиваля. Умбекка покорно взяла книгу из его рук.
      Руки у нее дрожали.
      Она беспомощно подняла голову и увидела сквозь стеклянную крышу призраки облаков, похожих на белесые корабли на бледно-сером небе. Теряясь в догадках, но стараясь, чтобы ее голос звучал ровно, Умбекка прочла:
      ПИСЬМО ДВАДЦАТЬ ПЕРВОЕ
      Мой милый друг!
      О, как все ужасно! Что мне сказать и что я могу сказать об этих тревожных новостях? Мне трудно говорить, да и пишу я с трудом... Чтобы такие страсти бушевали в уважаемом семействе! Напиши мне еще, милый, и расскажи мне обо всем, что случилось с тех пор, как твой братец, сорвиголова, поссорился с тем, кто просил твоей руки. И как только они до сих пор смеют навязывать тебе столь одиозную партию! Это невыносимо! Как часто, любимая, я вспоминал наше печальное расставание перед твоим отъездом в Агондон. Тогда я желал только одного - забрать тебя навсегда из дома твоих ненавистных родителей и вернуть в наши родные долины, где мы могли бы жить вместе в лоне природы? Что же это за мир, в котором мы живем, если самая добродетельная девушка должна подвергаться таким испытаниям.
      Пришла мама, и я вынуждена попрощаться с тобой.
      Умбекка прервала чтение, чуть не плача. Растерянно подняла взгляд от книги. Конечно, ей не удалось скрыть свои чувства. Она пугливо посмотрела на капеллана и тут поняла, что они не одни. Они все время были не одни. Он все это время был здесь - сидел в кресле, повернутом спинкой к письменному столу.
      Теперь командор шел к ней, кривясь от боли и опираясь на трость. Старик поднял маску и взирал на Умбекку с жадным злорадством. Она, вся дрожа, вскочила, томик упал на пол. Умбекка была готова закричать от страха, но командор бросился к ней и схватил ее за руки.
      - О, сударыня! Любезная сударыня! Как приятно, что вы навестили нас. Надеюсь, вы зайдете и завтра?
      ГЛАВА 55
      ПЛЕТЕНЬ
      "И подал бог Орок своему первенцу кристалл цвета ночи с лиловым отблеском, и отблеск этот был подобен мраку".
      - Мужчины и женщины Ириона, давайте же задумаемся об этом необычайном случае. Написано, что кристалл тот был "цвета ночи" и отблеск его был "подобен мраку". О, я знаю, о чем многие из вас сейчас подумали. Я знаю, ибо я слыхал и прежде о подобных помыслах. Но нет, не надо так тревожиться, друзья мои, ибо не это я имел в виду.
      Ропот.
      - Задумайтесь! Прелюбопытная вещь - этот темный кристалл и его отблеск, что был "подобен мраку". И я говорю вам: я знаю, о чем вы подумали. Но вы спросите: откуда я это знаю? Я отвечу вам: ибо слышал о подобных помыслах прежде. Откуда я слышал о них? Откуда? Откуда?
      Голос Эя Фиваля превратился в шепот. Он навис над кафедрой и не без удовольствия отметил, что прихожане вытянули шеи, стараясь не пропустить ни единого слова проповедника. Он произносил слова медленно, старательно выговаривая их, пытаясь создать такое впечатление, что обращается к каждому из собравшихся в храме лично.
      О, это был удивительно правильный подход!
      - Мужчины и женщины Ириона! Я должен вам признаться, что о подобных помыслах я слышал в месте уединенном и сугубо личном. Я бы даже сказал, что более уединенного места я не...
      Джем украдкой глянул на застывшую, словно статуя, тетку, сидевшую рядом с ним. По ее щекам расползался лихорадочный румянец.
      - О каком же месте я говорю? О друзья мои, неужели это не ясно? То место, о котором я говорю, - это мое собственное сердце. - Капеллан выпрямился. Раскинул синие рукава и вскричал: - О да, друзья мои, и я был отягощен грузом сомнений, тем самым грузом, что сейчас отягощает вас! Этот груз подобен поклаже, которую мы взваливаем на спину вьючного животного! О, разве я не скитался по темным глубинам моего сердца, словно по запутанному лабиринту? Скитался! Ибо как же это могло быть - спрашивал я себя, - как это могло произойти, чтобы мрак мог произвести отблеск?
      Друзья мои, давайте задумаемся об этом темном кристалле. Ибо написано, что темный кристалл был отдан умирающим богом его первенцу. Но спросим себя: кто же был этим первенцем?
      Взгляд капеллана промчался по лицам прихожан. Да, его метод сработал превосходно. Просто превосходно!
      - Корос! - прогремел голос капеллана. - Корос, бог ваганов!
      Джем нервничал.
      Попав на проповедь впервые, юноша ощутил что-то вроде благоговейного трепета. Верно, капеллан его немного пугал. Капеллан вне храма и капеллан в храме - это были как бы разные люди. Не вел ли себя капеллан несколько, скажем так, фривольно? Разве так должен был вести себя тот, кто стоял на страже истинной веры? Нет, Джем не сомневался в том, что истина может быть... Его озадачивало то, как он играл свою роль.
      Теперь же происходило нечто большее. Джем был несведущ во многом и простодушен, но глуп не был никогда - он умел думать.