Орокон (№3) - Султан Луны и Звезд
ModernLib.Net / Фэнтези / Арден Том / Султан Луны и Звезд - Чтение
(стр. 37)
Автор:
|
Арден Том |
Жанр:
|
Фэнтези |
Серия:
|
Орокон
|
-
Читать книгу полностью
(2,00 Мб)
- Скачать в формате fb2
(534 Кб)
- Скачать в формате doc
(524 Кб)
- Скачать в формате txt
(501 Кб)
- Скачать в формате html
(541 Кб)
- Страницы:
1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41, 42
|
|
Пламя назвало тебя Султаном Луны и Звезд, но этот титул не только награда за твою славу. Рука об руку с наградой следует ответственность, которая должна помочь в достижении грядущей славы. Увы, миновало десять солнцеворотов, а твое царствование пока не принесло этой славы. Наше царство пришло ко времени великих бед. Ты говоришь о бремени, которое скоро ляжет на плечи твоего сына, но нес ли ты свое бремя так, как подобает?
— Симонид, ты воистину жесток, ибо всего лишь дни, считанные дни миновали с тех пор, как меня достигли страшные вести — вести о том, что уабины проникли в ряды эбенов. Следует ли упрекать меня, если такое зло процветало во время моего правления? Но разве Пламя не наделило знанием об этом меня как своего избранника? Разве я не предал изменников смерти — сразу же, без промедления, хотя сердце мое разрывалось при мысли о том, что я вынужден отдать приказ о казни членов этого древнего священного ордена? Мой старый друг, ты осуждаешь меня за богохульные проступки моей юности, но разве я не оставил это время сомнений позади? Разве сейчас не время особых испытаний?
Симонид печально проговорил:
— Калед, я не стал бы осуждать тебя. Я лишь готов дать тебе совет, ибо перед тобой темная дорога. Принц слаб, и еще неизвестно, будет ли успешным его брак, уабинское зло распространилось по всей стране, и Роду Пророка угрожает страшная опасность. О, со времен Геденской Невесты грядущее этой страны не было в такой опасности!
Произнося этот вердикт, Симонид задрожал от страха. Но то, что произошло затем, повергло его в изумление. Покуда Симонид говорил, лицо султана исказила гримаса, и вот теперь он, совсем как его сын, охваченный глубочайшей тоской, рухнул на мягкий диван и разразился рыданиями.
— Калед! Мое дитя! Мое дитя!
Повинуясь безотчетному порыву, старик Симонид наклонился и обнял зрелого мужчину точно так же, как обнимал его ребенка. Долго, долго он держал султана в объятиях, не произнося ни слова. Свет закатного солнца обволакивал мудреца и владыку, окружал их золотым сиянием.
— Старый друг, — пробормотал султан наконец, — не расскажешь ли ты мне сказку... не расскажешь ли сказку, как тогда... в детстве?
Симонид ласково гладил смуглое лицо, обрамленное черной бородой. Глаза его наполнились болью, когда он вспомнил о тех словах, которые должны были быть произнесены затем. Этот ритуал не был изложен ни в одной из священных книг, но оттого не был менее священным. Некогда он был самым дорогим для маленького мальчика и его учителя — дороже всех ритуалов на свете.
Симонид с замиранием сердца проговорил:
— Сказку? Маленький Калед, какую сказку?
— Старик, сказку про стародавние времена.
— Маленький Калед, про какие стародавние времена ты говоришь?
— Старик, я говорю про времена, когда я еще не родился.
— Маленький Калед, но это было совсем недавно.
— Старик, расскажи мне сказку о моих предках.
— Маленький Калед, но разве не все сказки я тебе рассказал?
— Старик, но я готов выслушать их снова.
— Маленький Калед, которую из них ты хочешь послушать?
Султан задумался. Он сел, утер слезы и улыбнулся испуганному, встревоженному Симониду.
— Старик, расскажи мне про Геденскую Невесту.
У Симонида мурашки побежали по спине. Игра ему окончательно разонравилась, но он знал, что должен сыграть в нее до конца.
Он набрал в легкие побольше воздуха и начал...
СКАЗАНИЕ О ГЕДЕНСКОЙ НЕВЕСТЕ
Маленький Калед, в те времена, когда Унангом правил Булак, Султан Красной Пыли, произошла трагическая история, о которой я тебе сейчас поведаю. Знай же, что из всех султанов, которые правили Унангом, Меша Булак был одним из величайших, ибо ему выпала судьба объединить все народы, обитающие на этих пустынных землях, в поклонении единому истинному богу. Со времен правления Булака все мужчины и женщины поклоняются Святилищу Пламени и почитают Каль-Терон Священным Городом.
Однако пути огненного бога странны и неисповедимы, ибо хотя Булак и познал великую славу, но великая печаль омрачила его царствование. Печаль его была в том, что у него было много дочерей, но сын был только один, и ни одна из его жен не могла произвести на свет хотя бы еще одного. Его имамы трепетали, ибо когда Булака поразила лихорадка джубба, им казалось, что Род Пророка повис на волоске. Страх их был понятен, ибо юный принц Ашар был болезненным мальчиком и почти наверняка должен был вскоре умереть. Благодаря стараниям лучших унангских лекарей Булак поправился, однако злая лихорадка оставила после себя слабость, от которой султан так и не смог избавиться. Потому имамы настояли, чтобы его сын, хоть и был он еще мал в ту пору, принял мантию Бесспорного Наследника и взял себе жену.
Булак был человеком гордым и славился этим. Он ни за что не желал думать о смерти, однако сам он говорил, что вера его превыше гордыни. Он сказал: пусть будет, как пожелают его имамы, но что принц не должен брать в жены первую попавшуюся девушку. Только самый прекрасный цветок Унанга должен был стать женой Бесспорного Наследника. И вот по всей стране начались поиски такой девушки, по всем провинциям и колониям, которые за время своего царствования покорил султан.
Как раз в эту пору до имамов дошли слухи о великом богохульстве, которое процвело в далекой провинции под названием Геден. У шаха Гедена, согласно слухам, была дочь такой волшебной красоты, что многие поклонялись ей вместо того, чтобы поклоняться Священному Городу. Имамы, охваченные праведным гневом, стали уговаривать Булака, чтобы он распорядился казнить эту девушку, однако Булак, мудрость которого была велика, отверг их уговоры.
«Глупцы! — вскричал он. — Что за советы вы мне даете? Долгие солнцевороты моего царствования были потрачены на то, чтобы усмирить Геденского шаха, чтобы он дал мне клятву верности. Поступи я, как вы мне советуете, — снова вспыхнут бунты и меня возненавидят так, что мне никогда от этого не избавиться. Разве вы не видите, что эта девушка — добрый знак? Она священна, и это — та самая невеста, которую мы разыскиваем».
Имамы были готовы воспротивиться, но Булак объявил им, что говорил с Пламенем, и потому знал, что говорит истину. Вот так и вышло, что вместо жестокой казни девушку ожидала блестящая помолвка.
Подготовка к свадьбе шла своим чередом, и по всей стране царила великая радость, ибо культ поклонения этой девушке успел широко распространиться. А после того, как она вышла бы замуж за сына султана, поклоняться ей можно было открыто. Ведь, поклоняясь Геденской Невесте, люди поклонялись бы и Священному Городу.
Увы, никто не ведал о том, что назревает беда. Я говорил тебе, маленький Калед, о том, что твой предок принц Ашар был болезненным мальчиком. Согласно унангскому обычаю, обряд бракосочетания должен был состояться в полночь в Святилище Пламени. Все собрались на церемонию. Там присутствовал верховный имам, который должен быть совершить ритуал, и Меша Булак, Султан Красной Пыли. Но наибольшее восхищение у народа вызвала прекрасная Геденская Невеста. Оставалось дождаться только принца Ашара. Он должен был торжественно пройти по церемониальной дороге к той женщине, которой предстояло стать вместилищем драгоценного царственного семени. Но юный принц Ашар не пришел в Святилище. Представь себе, какой всех охватил ужас, когда стало известно о том, что принц умер, что он упал замертво в своих покоях за несколько мгновений до свадьбы!
Страх сковал толпу народа, ибо теперь все думали только о том, что Род Пророка прервался навсегда и царство султана обречено. Но простолюдины были глупы, они не знали об одном из древних правил, касающихся бракосочетания. Верно — если обряд начат, прерывать его нельзя. Если принцесса находится в Святилище, в эту же ночь она должна утратить невинность. Но если жених умирает или его убивают до того, как он является в Святилище, его место должен занять брат. Если же у жениха нет брата, эту роль должен исполнить его отец. Вот так вышло, что в ту ночь на брачном ложе с Геденской Невестой должен был возлечь султан Меша Булак. Народ возрадовался, ибо если и существовала женщина, способная родить султану наследников, так это, конечно, была Геденская Невеста — настоящее совершенство, апофеоз женской красоты.
Однако был один человек, который не возрадовался, и человеком этим был шах Гедена. Он стоял рядом с лестницей, ведущей к Святилищу, и бесстрастно наблюдал за свадебным обрядом, но сердце его пылало ненавистью к султану и обычаям Унанга. До того как его земли были покорены султаном Булаком, и шах, и его подданные были язычниками, идолопоклонниками. На самом деле шах до тех пор в сердце своем так и остался язычником, что и выяснилось впоследствии. Обряд завершился, и настало время вести Геденскую Невесту в брачные покои. И тогда гнев, владевший шахом, наконец вырвался на волю, и он вдруг шагнул вперед и выхватил длинный острый кинжал.
Шах вскричал:
— Злобный султан убил своего сына, чтобы завладеть моей дочерью! Нельзя позволить, чтобы свершилось такое богохульство!
С этими словами шах заколол султана Булака. Он был готов заколоть и собственную дочь, но помешал один из стражников. Он загородил собой девушку и одним ударом отсек голову неверного. Геденская Невеста дико закричала. У ее ног лежал султан, ее новый супруг, и ее отец, и оба были мертвы.
Великий страх объял всех, кто видел это — народ, имамов, придворных и стражников, ибо все они поняли, что страна, в которой они живут, осталась без султана и без наследника. Казалось, теперь стране Унанг-Лиа суждены одни только кровавые войны, а не мир и спокойствие, с таким трудом добытые султаном Булаком за время долгих боевых походов. Род Пророка был прерван, и грядущее сулило только хаос и отчаяние. Однако Всемогущий был милостив, и этого не произошло.
Геденская Невеста вышла к народу и подняла руки. Все сразу умолкли.
«Женщины и мужчины Унанга, не отчаивайтесь, — сказала красавица. — Как ни страшно все, что произошло нынче ночью, Род Пророка не прервется!»
Толпу народа охватила сумятица. Никто не мог понять, о чем говорит девушка, однако она вызывала у людей такой священный трепет, что все смиренно слушали те слова, что далее слетели с ее губ.
Она упала на колени, преклонившись перед священной истиной.
«Мужчины и женщины Унанга, всему, что случилось нынче ночью, суждено было случиться — ради того, чтобы ослабевший Род Пророка был укреплен и очищен! Знайте же, что хотя я и не побывала в брачных покоях, однако в утробе моей я ощущаю великий жар! Что это, как не самая суть султана, которая перешла внутрь меня в мгновение его гибели? Говорю вам: его семя уже прорастает во мне и через девять лун я произведу на свет его наследника! Преклоните колени вместе со мною, женщины и мужчины Унанга, и благословите милость всемогущего Терона, Бога Пламени, который зажег священный огонь внутри меня!»
Вот так отчаяние преобразилось в ликование, ибо все случилось именно так, как сказала Геденская Невеста. Имамы убедились в том, что она не вместилище безбожия, которое следовало вырвать с корнем и уничтожить, а священная посланница, дарованная богом, чтобы спасти Унанг в самое страшное время. Поэтому по сей день все высоко чтут Геденскую Невесту и того здорового, крепкого младенца, которого она произвела на свет благодаря свершившемуся чуду. Этим младенцем был Абу Макариш, Султан Волны. В течение четвертого эпицикла царствования Рода Пророка Абу расширил границы Унанга еще более, нежели то удалось его отцу на протяжении третьего эпицикла.
В сказании о Геденской Невесте нам открываются тайны, которые могут таиться в закромах судьбы, а также величие Бога Пламени и святость власти.
Маленький Калед, так заканчивается моя история. Молюсь о том, чтобы ты извлек из нее урок, как извлекли многие и многие из тех, кто слышал ее.
* * * После того как Симонид завершил рассказ, они с султаном долго молчали. Калед сидел, задумчиво потупив взор, а Симонид гадал, какие мысли владеют этим непредсказуемым человеком. А потом старика объяла дрожь — ведь султан давно не был маленьким мальчиком и прекрасно знал о богохульных толкованиях этого сказания. Конечно же, Симонид о них упоминать не стал — на такое были способны только самые злобные из уабинов. Разве можно было поверить в то, что Булак, одержимый страстью к невесте собственного сына, обесчестил ее до свадьбы? Можно ли было поверить в то, что Булак отравил собственного сына, вняв уговорам прекрасной, но злой возлюбленной? Ложь, наглая ложь!
Но тут Симонид с содроганием вспомнил о Мерцающей Принцессе, о которой говорили, что красотой она может соперничать с покойной матерью, и о принце Деа, который, как и принц Ашар, был так слаб здоровьем... Но что за мысли? Старик выругал себя, мысленно обозвал себя злым и глупым, и улыбнулся султану, когда тот наконец поднял к нему глаза и взял его за руку.
— Благодарю тебя, мой старый друг, за такой чудесный рассказ. Я — взрослый мужчина, но в сердце моем по-прежнему живет мальчик, и ты сделал приятное этому мальчику. Как я могу отчаиваться в судьбе своего царства, когда твое сказание говорит мне о том, что все будет хорошо? Мой старый друг, ведь ты веришь, что все так и будет, правда? Ты должен в это верить, должен и я. А теперь ступай. Я утомился и хочу немного отдохнуть перед тяготами грядущей ночи. Обними меня и ступай, ступай.
Однако, когда Симонид вышел из покоев султана, на сердце у него стало еще тяжелее. Речи султана его вовсе не успокоили. Они только еще сильнее убедили его в том, что он стал невольным участником игры, играть в которую вовсе не желал. Ужасное предчувствие зародилось в сердце старика, а следом за ним пришло другое, еще более ужасное.
Да, теперь не было выбора. Это должно было произойти.
Глава 66
ФЛАКОН С КРОВАВОЙ ЖИДКОСТЬЮ
Стемнело. Симонид вновь взошел по белесым ступеням лестницы. Миновало уже много ночей с тех пор, как он узнал правду о Деа. Для старика эти ночи были мучительными. Глазами, полными страха, он наблюдал за тем, как юный принц играет в свои полуночные игры. Симонид молчал и ничего не предпринимал. Более того: он ничего не видел. Да-да, именно так. Но сегодня, после той странной игры, в которую ему пришлось играть с султаном, старик понял, что его слепоте должен был прийти конец.
Он дрожал в лихорадочном ознобе. Мысль о тех силах, которые он желал пробудить, наполняла его сердце страхом. Он не сомневался в том, что будет сурово наказан. Но он должен был увидеть то, что хотел увидеть, должен был! Пусть Симониду казалось, что он сходит с ума — даже это его уже не беспокоило. На ум ему вновь пришло древнее заклинание. Он никогда не забывал его — он с ним словно родился на свет, и оно хранилось внутри него, подобно семени, уже шестьдесят с лишним солнцеворотов. И вот теперь это семя вдруг неожиданно проросло.
Симонид вдыхал благоуханные ароматы сада. Серебряно-серая и золотисто-серая под полной луной, листва окружала его со всех сторон. Старик, борясь со страхом, озирал роскошные клумбы и газоны. Когда он в последний раз прибег к помощи своего дара, погиб его отец. А что может случиться теперь? О, но ему следовало поторопиться. Пожалуй, он и так уже слишком долго промедлил. В полночь Деа поведут в Святилище. Старика замутило. Он сглотнул подступивший к горлу ком. С трудом передвигая дрожащие ноги, он направился к тому месту, где обычно играли принц и призрак.
Сейчас, в эти самые мгновения, Таргоны одевали принца Деа в ритуальные одежды. Симонид уже облачился в церемониальное платье. Опасливо, затравленно он огляделся по сторонам и вытащил из складок своего одеяния имама побитый молью лоскут ткани, расшитой звездами — словно кусочек ночного неба. С часто бьющимся сердцем он набросил на плечи то, что осталось от плаща его отца. Симонид вздохнул и поежился. Принца Деа в парадных свадебных одеждах увидят многотысячные толпы народа, выстроившиеся вдоль улиц, но никто не должен был сейчас увидеть Симонида. Раскинув морщинистые старческие руки, он стал медленно поворачиваться по кругу.
Описав круг, Симонид остановился, вгляделся в темноту. Лицо его исказила гримаса боли, и он произнес нараспев, стараясь подражать голосу давно умершего отца:
Терон, о бог священного огня, Услышь перед тобой стоящего меня! Тебя, чье Пламя исстари горит, Смиренно молит раб твой Симонид! Даруй мне светлый взгляд твоих очей И надели премудростью твоей. Позволь на миг в грядущее взглянуть, Провидеть, что сулит судьбины путь Ребенку, что в любви к тебе взращен, Молю тебя, всесильный бог Терон! Яви грядущее хотя на краткий миг, Иль ослепи, и вырви мой язык! Несколько мгновений после того, как Симонид закончил песнопение, царило безмолвие. Старик пошатнулся, но удержался на ногах. Он стоял, глубоко дыша, не слыша ничего, кроме собственного хриплого дыхания и громкого биения сердца.
В следующее мгновение Симонид упал на колени, закрыл глаза руками и дико закричал.
Таргоны завершили свою работу. Омыв принца и умастив его тело, они надели на него брачные одежды, поклонились ему, зажгли благовония, прочли молитвы и удалились.
Принц знал, что теперь пора для медитации. Ему все объяснили заранее: он должен был размышлять о детстве, которое оставлял позади, и о мужской зрелости, которая лежала впереди. Долго ли оставалось ждать? Даже сквозь толстые стены дворца в покои доносился шум с улиц. Толпы народа жаждали поскорее увидеть своего хрупкого идола. Деа повернулся к зеркалу, но зеркало исчезло. В покоях не осталось ничего, в чем он мог бы увидеть свое отражение. Стены были задернуты шторами, отгородившими принца даже от извечных соглядатаев, «шептунов». Тяжелая алая мантия оттягивала плечи принца. Дрожащей рукой он прикоснулся к красной маске, украшенной рубинами, закрывавшей его лицо. О, поскорее бы закончилась эта ночь!
Деа бессильно опустился на диван. Стараясь отвлечься от воплей разгоряченной ожиданием толпы, он стал слушать, как шипит горящее в светильниках масло. Фитили в светильниках были прикручены, поэтому в комнате царил красноватый полумрак. Деа вздохнул, его глаза наполнились слезами. Но нет, нынче ночью он не станет плакать, ни за что не станет! Времени уже почти не оставалось. В любое мгновение мог явиться Симонид и увести его вниз. Они пройдут через весь дворец к носилкам, в которых принца затем пронесут по церемониальной дороге. Деа не хотелось думать о том, что еще ему готовит грядущая ночь. Это не имело значения. Ничто теперь не имело значения. Разве Таль не дал ему клятву — клятву, которую он никогда не нарушит?
Принц схватил с дивана подушку, сжал ее, прижал к груди. Он вдруг понял: он больше никогда не вернется в эту комнату, где играл, где смеялся и плакал на протяжении долгих солнцеворотов своего детства. Но и это ему было безразлично. Скоро. Скоро. Таль будет ждать его, чтобы забрать в другой мир. Нет, его детство не кончится. После этой ночи оно станет бесконечным. Деа крепче прижал к груди подушку.
— Готовишься к брачной ночи? — послышался вдруг голос.
— Отец! Ты... Ты напугал меня!
Султан Калед с улыбкой сел рядом с юношей. Его глаза казались бездонными колодцами, в щедро умащенной бороде сверкали звезды. Он заботливо протянул руку и взял у Деа подушку.
— Ах, сын мой, скоро на твоей груди будет лежать кое-что поприятнее подушки.
Принц заглянул в глубокие темные глаза отца. Почему отец пришел к нему? Согласно обычаям, он не должен был приходить. Пальцы султана были унизаны сверкающими перстнями. Он вновь протянул руки к сыну и снял с него маску.
— Позволь, мой сын, я взгляну на тебя. Позволь, я взгляну на тебя в последний раз.
— В... в последний раз, отец?
Султан снова улыбнулся. Опять сверкнули звездочки в его бороде.
— Это просто... я образно выразился, сын мой. Когда я увижу тебя в следующий раз, разве ты не станешь другим? Конечно же, станешь, ибо такова судьба, уготованная тебе нынешней ночью.
Деа ахнул.
Султан провел рукой по часто вздымающейся груди юноши.
— Бедный Деа, я вижу слезы в твоих глазах! Ты достиг вершины своей жизни! На пороге таких великих перемен разве не устрашился бы и самый храбрый из мужчин? Не трепещи, сын мой. Не стыдись. Думай о том, что готовит тебе судьба. О пути вдоль церемониальной дороги. О том, как ты будешь подниматься по лестнице. О встрече во мраке церемониального зала. Воистину, воистину тебе есть чего страшиться.
Султан крепко обнял сына, прижал к себе и зашептал ему на ухо:
— Не бойся! Возможно, ты дивишься тому, что я прервал твои раздумья. Сын мой, я пришел из милости к тебе. Я пришел, потому что люблю тебя. Мой долг в том, чтобы избавить тебя от страха, но не речами, а другим. Другим. — Он отстранился и извлек из складок своей мантии стеклянный флакон, заполненный густой, похожей на кровь, жидкостью. — Вот моя милость, дитя мое. Этот напиток, изготовленный по древнему рецепту, прогонит все страхи из твоего сердца. Принцесса выйдет замуж, она лишится девственности, все свершится, как должно свершиться, но в твоем сердце не останется страха.
В эти последние мгновения, глядя в бездонные глаза отца, Деа был готов закричать, оттолкнуть его, выбить флакон из рук. Но он не сделал этого. Он не мог этого сделать. Он понимал — конечно же, он прекрасно понимал, что означает слово «милость». Что еще оно могло означать, как не ожидающую его судьбу?
Султан вынул из горлышка флакона пробку, и в воздухе распространился кисло-сладкий аромат.
— Выпей, сын мой. Выпей, и всем твои бедам придет конец.
Большие руки обхватили голову принца и гладили его волосы, пока он пил таинственный напиток. Потом султан еще долго смотрел на сына и наконец поцеловал его в лоб и надел на него рубиновую маску.
— Спокойной ночи, сын мой. Спокойной ночи, мой принц.
— Нет! — вскричал Симонид. — Нет, нет!
Рыдания сотрясли его грудь, и он обессиленно упал на землю посреди цветов — несчастный дряхлый старик. Он понял, что произошло в это мгновение в покоях принца, — понял с внезапной и страшной уверенностью. Он лежал на земле и мечтал о том, чтобы у него недостало сил подняться, он жаждал смерти. Если бы он не ушел из покоев Деа для того, чтобы заглянуть в будущее, яд не коснулся бы губ принца! Симонид проклинал свой провидческий дар. Он был готов отдать собственную жизнь ради спасения Деа, он был готов убить султана. Но теперь было бесполезно воображать себя героем. Было слишком поздно, и все было кончено.
Но — нет.
Таинственная музыка вдруг зазвучала неподалеку. Симонид медленно приподнял голову... и ахнул. Он протер глаза и встал на колени. Сначала он испытал изумление, потом. — страх, а потом — надежду. Что означало это новое волшебство? Что оно могло означать? Чернея на фоне луны, в небе парил ковер-самолет, а на нем стоял бледный юноша.
Он подлетал все ближе... ближе.
Наконец ковер бесшумно опустился на газон между цветочными клумбами.
Симонид выдохнул:
— Незнакомец, кто ты? Не мое ли волшебство принесло тебя сюда?
Юноша устремил на него не менее изумленный взгляд. В его взгляде был и страх.
— Альморан? Но как же так?!
— Я не Альморан, но такой же глупец, как он. — Симонид ощутил прилив сил. Он решил, что все потеряно. Но нет, это было не так. — Юноша, ты посланец моего пропавшего брата? Ты встречался с ним? Ты видел его перед тем... как он умер?
Юноша кивнул.
— А ты владеешь волшебством, как и он?
— Не говори о волшебстве! Оно принесло мне только горе. И все же... Ты несешь в себе иное волшебство. Я знаю это. Я это ощущаю.
Залитый луной сад обволакивал их подобно серебристому кокону, благоухающему и пропитанному чудесами. Юноша сошел с ковра и, сжав руки старика, помог тому подняться. Симонид опустил глаза и заметил зеленое сияние, просвечивающее сквозь одежды на груди юноши.
— Кто ты такой? Кто ты такой, песчановолосый?
— Моя история длинна. Рассказывать пришлось бы долго. Несколько дней, а может быть — и несколько лун я томился в плену в странном мире. А потом... боюсь, я потерял еще больше времени, захваченный последней волной колдовства твоего брата. Теперь же я чувствую, что время истекает и для меня вот-вот должна наступить развязка этого испытания. Сейчас не время для рассказов. Но, старик, ведь ты узнаешь меня, правда?
Глаза Симонида вспыхнули радостным светом.
— Правда, Ключ к Орокону. Озарение переполняет мое сердце. — Он отступил и знаком велел Джему следовать за ним. — Многое следует объяснить. Но поспешим. Для моего юного принца не осталось никаких надежд, но еще может быть надежда для страны, которой он должен был править. Нужно каким-то образом побороть зло, посеянное его отцом, ради того, чтобы свершилась твоя и наша судьба. Скорее, скорее. Я кое-что придумал.
Глава 67
ОБМАН РАСКРЫТ
— Вот-вот. В этом весь вопрос — зачем?
Раджал улыбнулся.
— Теперь нет выбора.
— Называй это видением. Называй чарами, заклинанием.
— Ты уже говорил, — кивнул Боб. — Вроде бы я понимаю. Но я не про это говорю. Я говорю про то, что она не может противиться волшебству, которое создало ее такой. Но похоже, она хочет через это пройти. Ну, как будто взаправду хочет. Но разве она не любит принца? В смысле — Нову? [8]
— Ты хочешь сказать «Джема». — Раджал опустил глаза. — Да, она любит его. Но, понимаешь... все дело в кристалле. Когда принцесса выйдет замуж, появится кристалл.
— Полти тоже так думает.
— Хм. Он в это верит. И она в это верит. Наверное, так и есть.
— Ну а принц? Нова? В смысле — Джем?
— Джем должен оказаться там, когда появится кристалл. Быть может, Ката надеется, что все получится наоборот. То есть... если появится кристалл, появится и Джем.
— Хм. Не нравится мне это.
— Да и мне тоже.
Несколько мгновений оба юноши, стоявшие на балконе, молчали, глядя на освещенную факелами церемониальную дорогу.
Весь день сюда прибывали все новые и новые толпы народа. Тут и там слышались песнопения, молитвы. Вдоль дороги выстроились стражники, готовые сдержать любые вспышки эмоций со стороны простолюдинов. Вскоре должна была начаться торжественная процессия почетных гостей, за ними по дороге должны были проследовать министры султана, за ними — имамы. А потом должна была настать очередь Каты.
Время летело стремительно.
Боб сказал:
— Я вот думал про эту уабинскую песню... А ты? Ты про нее думал — серьезно?
— "Пламеней-полыхай"? О да, думал.
Раджал закусил губу. Обернулся. За приоткрытыми резными дверями, перед которыми они стояли, многочисленные рабыни заканчивали сложные приготовления невесты. Они выкупали Кату, они умастили ее ароматными бальзамами, они уложили ее волосы замысловатыми завитками. И вот теперь она стояла, словно статуя, а рабыни обряжали ее в алое платье унангской невесты, похожее на панцирь. Одни рабыни подкрашивали ее лицо, другие втыкали в платье тут и там булавки, третьи украшали Кату драгоценностями, цветами, амулетами. Казалось, этому конца не будет, но вот теперь оставалось сделать совсем немного. Ката превратилась в рубиновое видение, в существо, которое, казалось, мало принадлежит к этому миру. Лицо ее по-прежнему было спрятано под чадрой.
Боб проговорил:
— У меня такое чувство, будто про нас все забыли. Мы-то что должны будем делать во время обряда?
— Мы? Будем ждать, как все остальные, наверное.
— Около дороги? Думаю, это не слишком хорошо.
— Понимаю. — Раджал развернулся и устремил взгляд вперед, к грандиозной постройке, где должен был состояться обряд бракосочетания. Как ярко, как зловеще сверкало Святилище под луной! — Хотелось бы войти туда.
— Это невозможно. Там стражников полно.
— Ладно тебе, Арон. Нет ничего невозможного.
— Ты так думаешь?
Они стояли рука об руку. Раджал вдруг ощутил странный прилив волшебства.
Боб пробормотал:
— Знаешь, в этом наряде я чувствую себя таким беспомощным.
Раджал улыбнулся.
— Этот наряд тебе жизнь спас.
— Ты спас мне жизнь. Ты и Ката.
— А ты спас нас. Помнишь?
— Помню.
Они бы сказали больше, но в это время позади послышался стук в дверь. Дверь открылась, и, словно по команде, девушки-рабыни исчезли.
— Может быть, нам тоже следует уйти?
— Наверное. Но мы не уйдем.
Они отступили в тень. В покои с церемониальной торжественностью внесли резное кресло, в котором восседал толстяк-коротышка. Следом за ним вошел высокий поджарый мужчина. Оба были в парадных одеждах и зловещего вида масках.
Носильщики удалились, двери закрылись.
— Мерцалочка! Милая Мерцалочка! — Сорвав маску, калиф Оман Эльмани протянул руки к девушке, похожей на его дочь, но тут же рассмеялся и стукнул себя по лбу. — Нет, Хасем, ну до чего же я глуп! Как я мог думать, что Мерцалочка бросится ко мне в объятия? Бедняжка, да ты ведь едва можешь пошевелиться, правда? Но дай мне хотя бы посмотреть на тебя. В последний раз перед тем, как... — Калиф умолк и горько разрыдался. — Моя бедная детка! Моя бедная, бедная детка!
Ката скованно шагнула к нему, шурша платьем из плотной, жесткой ткани и звеня драгоценностями.
— Отец, не бойся! Я готова к этой ночи.
Калиф сжал ее руки.
— Милая моя, я знаю. Прости своего глупого отца, но как же ему не печалиться, когда он теряет свою дочь? Хоть я и благословляю то волшебство, которое воссоединило тебя во плоти, я горько страдаю из-за того, что это случилось так поздно. Какие страдания мы пережили! Сколько времени упустили! Дорогая моя Мерцалочка, о, если бы нам было дано вновь вернуться в твое детство!
— Милый отец! Я тоже жалею об этом!
Раджал прошептал:
— Она неплохо играет, правда?
— Как знать, — шепотом отозвался Боб.
— Будем надеяться.
Покуда калиф проливал отцовские слезы, визирь Хасем нетерпеливо расхаживал по покоям, безо всякого любопытства озирая завешанные коврами стены, роскошную золоченую мебель, зеркала, отражавшие мягкий красноватый свет. Он тоже снял маску и беспечно положил ее на низкий, инкрустированный слоновой костью столик. Наблюдая за ним, Раджал вновь ощутил прилив ненависти, которая всегда охватывала его при виде этого человека. Сердце его тяжело билось, и он с трудом удерживался от того, чтобы не вбежать в комнату и не ударить этого холодного, наглого мерзавца.
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41, 42
|
|