ПОЛТИ (пытаясь подняться): — Господин!
ЭМПСТЕР (сухо кивнув): — Майор Вильдроп. Вы, вероятно, забыли о том, что у нас назначена встреча? Вы меня пригласили со всей искренностью.
ПОЛТИ: — О да, да, господин. Как видите, я немного... нездоров, но очень, очень рад видеть вас. Не желаете ли выпить немного... (обводит взглядом комнату и ругается): — Проклятие!
ЭМПСТЕР (садится напротив него и набивает трубку). — Прошу вас, не утруждайтесь. Не лучше будет, если мы хотя бы некоторое время сохраним наш разум незатуманенным? Спиртное сегодня будет литься рекой, хотя тут все старательно притворяются и делают вид, что оно запрещено.
ПОЛТИ (неуверенно): — Да-да, конечно. Сегодня — великий день в истории Куатани.
Стеклянный шар подкатывается к ногам Полти и Эмпстера.
ЭМПСТЕР: — Великий день? Вы так думаете?
ПОЛТИ: — Я, господин Эмпстер, ничего не думаю. Я хотел сказать... нам так говорят, что это великий день.
ЭМПСТЕР: — Майор, вы меня изумляете! Кто нам так говорит?
ПОЛТИ (кашляет, затем произносит): — Господин Эмпстер, меня волнует только торговля. Ведь мы точно так же успешно сможем торговать с калифом, независимо от того, кому он отдает предпочтение — шейху Рашиду или султану Каледу?
ЭМПСТЕР: — Гм-м-м. Предпочтение и дочь.
ПОЛТИ: — Ах да, и дочь.
ПОЛТИ кашляет и наконец поднимается. Он бьет себя кулаком по груди. Идет к окну. С площади по-прежнему доносится стук молотков и зудение пил. Рабы подносят и подносят материалы. Развеваются флаги, небо — бледно-голубого цвета. Через несколько мгновений ПОЛТИ задумчиво продолжает:
— Сегодня на площади соберутся все, кроме больных и калек. Сегодня все, кроме самых отъявленных изменников, присягнут на верность, дав новую клятву. Калиф объявит о расторжении договора, согласно которому его дочь должна сочетаться браком с сыном султана Каледа. Красавица Бела Дона будет обручена с грязным кочевником, восседающим на плешивом верблюде, с дикарем, чья голова повязана полотенцем. Так, так... Какая радость воцарится в городе нынче ночью! Какое будет веселье! (Пауза) Однако, как всякое веселье, и это веселье будет пустым.
Шар подкатывается к ногам ПОЛТИ, подрагивает, затем откатывается в сторону.
ЭМПСТЕР (выгнув брови): — Вы все сказали? Не сказал бы, чтобы ваши выводы были вполне справедливы. Вы говорите о притворстве, о верности, которая навязана силой. Но разве нет других радостей, более значительных?
ПОЛТИ: — Я познал радости этого мира до самых глубин.
ЭМПСТЕР: — Вы погрязли в дебоширстве. Есть более высокие ценности, но что вам о них известно? Вы подобны глухому, который не верит в существование музыки. Или слепцу, который полагает, что мир черен — только потому, что он ничего не видит.
До этого мгновения было такое ощущение, словно оба собеседника чего-то недоговаривают, и что вокруг них собираются некие силы. Теперь — поначалу медленно — эти силы начинают прорываться в словах. Когда ПОЛТИ отворачивается от окна, его голос звучит гневно.
* * *
ПОЛТИ: — Есть многое, что я вижу, господин Эмпстер. Очень многое. К примеру, вам кажется, что я не знаю, кто вы такой?
ЭМПСТЕР (смеясь): — Очень много найдется таких, кто скажет мне, кто я такой! Их даже слишком много!
ПОЛТИ (швыряя сигару на пол): — Хитрые речи! Но ведь вы понимаете, вы должны понимать, что в моей власти было отдать вас тем, кто жестоко наказал бы вас за измену и отступничество! Подумать только, что некогда вы — вы! — были доверенным членом Тайной Разведки! Таинственный лорд Э, который отдавал распоряжения агентам по особым поручениям! Как я дрожал при мысли о том, что могу вызвать ваше недовольство! Как я страдал, когда мне казалось, что я таки вызвал его! Полюбуйтесь же на себя теперь! Отступник, изменник, за которым охотятся ваши собственные бывшие агенты!
ЭМПСТЕР (с улыбкой): — Охотятся? Вряд ли.
ПОЛТИ: — Мы только начали. В конце концов вы от меня не уйдете, Эмпстер. Что вы сделали с калекой — это я выясню, и выясню очень скоро. Что же до вагана, то я нисколько не сомневаюсь, что за свои злобные выходки он будет наказан по заслугам. Но сейчас меня интересуете вы. Как легко я уговорил наших хозяев посадить вас в темницу! А вы не поинтересовались — почему вас пощадили?
ЭМПСТЕР: — Майор, вы пытаетесь умничать? Знаете, порой я отчаивался насчет принца Джемэни, но честно говоря, вы намного глупее его. Вы делаете вид, будто вам известны мои самые глубокие тайны. А не приходило ли вам в голову, что мне известны ваши?
Лицо ПОЛТИ искажает гримаса злости. Он с угрожающим видом делает шаг в сторону лорда Эмпстера, но у его ног тут же оказывается катающийся по полу шар. ПОЛТИ шатается, прижимает руку ко лбу. Он словно бы слышит некий мистический голос, отозвавшийся эхом у него в голове. Он наклоняется и поднимает с пола стеклянный шар. Мгновение он держит шар на ладони, будто бы взвешивая его. Затем он обретает уверенность и начинает небрежно подбрасывать шар. От мерцающего стекла отлетают сверкающие блики.
* * *
ПОЛТИ (с улыбкой): — Однако, мой добрый господин, мы с вами ведем игру. Разве я пригласил бы вас сюда, если бы мои намерения были враждебными? Как видите, мы наедине, я не представляю для вас никакой угрозы. На самом деле ничего я не желаю меньше, чем грозить вам.
ЭМПСТЕР: — Вы назвали меня изменником.
ПОЛТИ (смеется): — Господин, это всего-навсего ироническое выражение, не более того! Какое нам дело до воззрений плебеев, когда мы числим себя людьми, принадлежащими к элите мира сего? Какое нам дело до глупостей, совершенных в прошлом, когда перед нами простирается грядущее и назревает битва? Любезный господин, я желаю сделать вам предложение.
ЭМПСТЕР: — Вы? Мне?
ПОЛТИ: — Не стану лукавить. Я говорю с вами от имени премьер-министра.
ЭМПСТЕР: — Транимеля?
ПОЛТИ: — Именно так.
ЭМПСТЕР: — Не думаю, что теперь его так зовут.
ПОЛТИ (нахмурив брови): — Господин?
ЭМСТЕР (мягко): — Полагаю, вы говорите от имени... ТОТА-ВЕКСРАГА.
Произнесенное ЭМПСТЕРОМ имя производит неожиданное, тревожное действие. В глазах ПОЛТИ вспыхивает пламя. Он надвигается на ЭМПСТЕРА, угрожающе нависает над ним. Он поднимает руку. Стеклянный шар вертится на вытянутом указательном пальце. Шар светится, и теперь ясно, что свет исходит изнутри него. Когда ПОЛТИ снова подает голос, он звучит странно, измененно. Через несколько мгновений это уже совершенно иной голос.
ПОЛТИ: — Любезный господин, я и вправду должен поверить в то, что вам известны мои тайны. Но не должны ли и вы в таком случае поверить, что мне известны ваши? Послушайте, давайте оставим притворство. Прошло так много времени, и я уже отчаялся, уже не верил в то, что мы когда-либо встретимся вновь.
Милый господин, не пожмете ли вы мою руку? Не обнимете ли меня? Но почему я называю вас господином? Не слишком ли холодно такое обращение, когда на самом деле вы — мой брат?
ЭМПСТЕР (неожиданно резко встает): — Нет!
Стеклянный шар скатывается с пальца ПОЛТИ, но не падает. Он парит в воздухе, а потом начинает вертеться вокруг головы ПОЛТИ, словно маленькая планета, когда его устами глаголет ТОТ-ВЕКСРАГ. Кожа Полти синеет, его виски занимаются пламенем. Одежды ЛОРДА ЭМПСТЕРА — длинный плащ и широкополая шляпа — начинают таять, и вскоре он предстает в своем истинном обличье: становится сверкающим, ярким, золотым.
ТОТ: — Брат Агонис, не хватит ли дурачиться? Я же сказал, что знаю твои тайны? Так вот, мне известны все твои тайны до одной! Неужели ты думаешь, что мне неведома истинная цель твоих поисков? Ты разыскивал Ключ. Я тоже его разыскивал. Ты разослал по всему свету своих приспешников — я тоже. Как ты жаждал восстановить Орокон, встать перед ним, раскинув руки, и взирать на давно утраченные кристаллы, которые бы снова засверкали в...
АГОНИС: (прерывает ТОТА): — Лицемер! Чудовище! Да как ты смеешь даже говорить о магическом круге, когда из-за тебя он и был разрушен?
ТОТ: — Из-за меня? Увы, как я вижу, за прошедшие столетия твоя память повредилась! Разве не Корос первым похитил свой кристалл с того места, где ему положено было находиться? Разве Орок затем рассеял кристаллы по миру? Брат, не вини меня ни в чем! Вини наших братьев! Вини наших сестер! Вини нашего жестокого отца!
АГОНИС: — Моего отца, но не твоего! Если бы я пролил свое семя в сточную канаву, а потом из-за чьих-то злобных чар из этого семени выросло чудовище, разве я назвал бы это чудовище своим сыном?
ТОТ: — Подлый обманщик! Я был в расцвете сил, когда наш отец прогнал меня с глаз своих!
АГОНИС: — В расцвете сил и притом чудовище!
ТОТ: — В расцвете лет и притом твой брат! О Агонис, Агонис, что стало с тобой! Разве ты забыл о том времени, когда брат Корос провинился, но ты при всех взял его за руку и заявил, что он не виновен? С какой завистью я наблюдал за этой сценой из своего укрытия, горько жалея о том, что не я искупан в твоей любви! Не я, дитя, которому запрещено было появляться даже в самых заброшенных коридорах обители нашего отца! Разве ты не можешь полюбить меня теперь, когда сама судьба велит тебе поступить так? Разве мы созданы не из одной стихии? Разве мы не едины в своем одиночестве и в своих поисках?
АГОНИС: — Я не желаю слушать тебя. Брат мой Корос был добрым и добродетельным созданием. Все были не правы, презирая его из-за его уродства!
ТОТ: — Презирали и отвергали! А что же я? Если уж Корос был достоин твоей любви, так разве Тот не достоин ее вдвойне? Агонис, ты — бог! Я — твой брат! Почему же я обречен на то, чтобы считаться порождением Зла? Полюби меня, как любил темного бога Короса!
АГОНИС: — Я сказал, что Корос был добродетелен! Коварное, злобное существо! Что ты являешь собой, чем ты был во все времена, как не воплощенным пороком — ползучим, грязным, коварным?
Волосы ПОЛТИ объяты пламенем. В те мгновения, когда его устами глаголет ТОТ, его лицо, руки и ноги причудливо колеблются, извиваются. Шар продолжает вертеться вокруг него, комнату заливает яростный свет. ЭЛИ ОЛИ АЛИ, подслушивающий за дверью, страшно напуган, но при этом зачарован. Он то оползает на пол, стонет и всхлипывает, то приподнимается и снова приникает выпученным глазом к замочной скважине.
ТОТ (более сдержанно): — Брат мой, я являю собой нечто большее, нежели ты думаешь обо мне, но похоже, ты не желаешь меня слушать. Что ж, хорошо. Я — бог или вскоре стану им, и потому мне не к лицу умолять о любви. Я более не стану этого делать. Но подумай: ты зовешь меня изменником, но разве ты не так же изменил нашему отцу, как я? Он бы желал, чтобы ты покоился рядом с ним во мраке его смерти, но вместо этого на протяжении многих столетий существования человечества ты скитаешься по свету и разыскиваешь единственное, чего тебе никогда не суждено найти. Ах, если бы мы повстречались раньше! (Он указывает в сторону окна.) Там презренные смертные говорят о новом союзе, о новом начале. Но разве не стоит в этих стенах заключить более великий и могущественный союз?
АГОНИС (с насмешкой): — Союз? Между мной и тобой?
ТОТ: — Брат, я сказал, что знаю, что ты ищешь. Ты ищешь Орокон, но ради чего?
АГОНИС (пылко): — Ради того, чтобы спасти мир от тебя!
ТОТ: — Сладкоречивый Агонис, я так думаю, тебе нет никакого дела до этого мира. Не желаешь ли ты заглянуть — смею предложить тебе — в мое магическое стекло?
Одержимый духом ТОТА ПОЛТИ приближается к АГОНИСУ, усмехаясь, и указывает на вертящийся стеклянный шар. На мгновение АГОНИС задерживает взгляд на шаре. Кажется, что он уступит воле ТОТА. Но в следующий миг АГОНИС размахивается и выбивает шар из руки ПОЛТИ. Шар со стуком падает на пол, но не разбивается. Он бешено катается по полу из стороны в сторону. Такое впечатление, будто комната превратилась в каюту попавшего в шторм корабля. Однако магические силы сгущаются. Посреди алого пятна в углу комнаты возникает фигура девушки в длинном тонком платье, под чадрой.
АГОНИС (изумленно): — Мерцающая Принцесса — здесь?
ТОТ: — Брат мой, ты уверен в этом?
АГОНИС: — Она одета как принцесса...
ТОТ: — Но кто принцесса? Ты ведь знаешь правду, не так ли?
АГОНИС: — Злодей, боюсь, я понимаю, к чему ты клонишь!
ТОТ (игриво): — Брат мой, чего бояться? Подойди же к девушке. Она — всего лишь мираж, иллюзия, образ, сотворенный стеклянным шаром, но разве порой в образах, во снах нам не является истина? (Одобрительно): — Вот так, так... Ближе... Не хочется ли тебе приподнять ее чадру?
АГОНИС (шепотом): — Но она соткана из тумана!
ТОТ: — Говорю же тебе: она сотворена магическим шаром! Поспеши, брат мой, нельзя терять время. Это видение скоро растает, а я напрягаю все свои силы для того, что говорить устами этого пламенноволосого глупца. Быстрее, быстрее же, сорви с нее покров!
ТОТ пошатывается. Горящий ПОЛТИ падает на пол, на миг пламя, объявшее его волосы, угасает. Шар катается быстрее. ТОТ быстро оживает, но АГОНИС вдруг останавливается, резко оборачивается и обрушивается на антибожество.
АГОНИС: — Чудовище, ты решил мучить меня тем, что так терзает мое сердце?
ТОТ (с наигранным изумлением): — Мучения? Никаких мучений! Брат, я же сказал, что у меня к тебе есть предложение... верно?
АГОНИС еще мгновение медлит в растерянности, но ТОТ уже одержал маленькую победу. Физиономию ПОЛТИ искажает зловещая ухмылка. Он, не скрывая радости, наблюдает за тем, как величайший из отпрысков верховного бога Орока крадется, словно вор, к залитому кровью кругу. Он протягивает к девушке дрожащую руку и срывает с нее покров... Он в ужасе пятится.
АГОНИС: — Нет! Это невозможно! Она не может по-прежнему принадлежать тебе!
ТОТ: — Она хороша, не правда ли? Брат, что же ты колеблешься?
Видение меркнет и исчезает. АГОНИС бросается к своему огневолосому мучителю, сжимает его горло. Вокруг них вертится и вертится магический стеклянный шар.
АГОНИС: — Злодей! Что это за шутки? И не вздумай разыгрывать невинность! Зачем ты показал мне ту, которую я так безутешно разыскиваю? Зачем ты показал мне свою дочь Имагенту?
ТОТ (в экстазе): — Ах! Он произносит ее имя!
АГОНИС: — Ее имя навечно запечатлено в моей памяти, словно заклинание! За сотни лет моих поисков я познал три истины: любовь к этой прекрасной деве всегда будет наполнять мое сердце, но ты, чудовищное создание, недостоин называться ее отцом, и только власть над Ороконом навсегда вернет ее ко мне!
ТОТ: — Ха! Наконец он сказал правду!
Он отступает, всем своим видом выражая удовлетворение, но вновь качается. АГОНИС, обуреваемый чувствами, опускается на диван, где прежде лежал ПОЛТИ.
АГОНИС (через мгновение): — Чего ты хочешь от меня?
ТОТ (с трудом): — О, очень немногого.
АГОНИС: — Не верю. Ты способен только обманывать и предавать. Неужели ты подумал, что я поверю, будто унангская принцесса — это моя дева Имагента? Это невозможно! Это — попрание всех пророчеств!
ТОТ (надменно): — Что такое пророчества? Разве богу не под силу презреть их? Но, брат мой, я не могу долго оставаться в этом жалком теле. Сети мои раскинуты по всему свету, и я не без труда удерживаю этого огневолосого тупицу в своей власти. Еще несколько мгновений — и он снова рухнет на пол.
АГОНИС: — Оставь его сейчас же! Уйди прочь от меня!
ТОТ (поспешно): — Погоди! Брат мой, выслушай меня, только выслушай! Эта девушка не та, которую ты разыскиваешь, но все же она — эманация моей дочери, очень могущественная эманация...
АГОНИС: — Опять ложь!
ТОТ: — Однако ты хмуришься? Будет тебе! Ты скитался по свету тысячу циклов! Разве тебе не встретилась тысяча женщин — о, даже десять тысяч, и все они казались тебе похожими на твою возлюбленную, не так ли? Одни похожи на нее больше, другие — чуть меньше, третьи оказываются совсем не похожи, стоит только заключить их в объятия, и все же надежда все время остается, верно? Подозрение? След? А как же может быть иначе, если в конце концов, кто такая леди Имагента, как не СОЧЕТАНИЕ ВСЕХ ЖЕНЩИН?
АГОНИС (взрывается): — Их воплощение! И она будет моей!
ТОТ: — Брат мой, я бы желал, чтобы это было так! Разве я не сотворил ее в дар тебе? О, много тысячелетий назад вы вступили бы в брак, если бы не глупость нашего отца! Обладай я воистину божественной силой, я бы отдал ее тебе теперь же. Увы, моя дочь утрачена и для меня!
АГОНИС (сверкая глазами): — Ты не знаешь, где она?
ТОТ: — Разве я обладаю той властью, которой жажду? Я способен действовать только через посредство таких созданий, как этот пламенноволосый идиот, а что он такое? Но, брат мой, если ты объединишься со мной, представь только, какая слава нам предстоит!
АГОНИС (потрясенно): — Объединиться? С тобой?
ТОТ: — Подумай об этом! Мне — Орокон! Тебе — твоя возлюбленная! Брат, послушай меня...
АГОНИС (отвернувшись): — Нет! Это злобный обман! Я не стану слушать тебя! Не стану!
ТОТ (хватая его за плечи): — Послушай! (Его голос становится негромким, слова льются торопливо): — Брат, мы сегодня же можем проверить, верны ли мы друг другу! Сегодня состоится церемония обручения. Три жениха должны состязаться между собой за право обладать Мерцающей Принцессой. Каждый из женихов должен поднести принцессе дар, и рука красавицы достанется тому, чей дар будет щедрее. Конечно, все это будет представлять собой спектакль, потому что человек по имени Рашид все подстроил так, чтобы принцесса избрала его, и только его. Но брат мой, этого не произойдет! (Он бросается за шаром, хватает его и протягивает АГОНИСУ.) Возьми этот шар, держи в руке, пусть он вращается! Превзойди женихов-притворщиков, превзойди и самого Рашида — и, брат мой, клянусь, принцесса будет твоей!
АГОНИС (холодно): — Моей? Ведь она всего-навсего эманация, ты сам так сказал.
ТОТ: — Не спеши! Брат мой, ты еще не догадался? Разве ты не понял? Юноша Джемэни — Ключ к Орокону, а эта девушка укажет тебе путь к Кристаллу Терона! Кто будет владеть ею — тот овладеет и кристаллом! Поторопись же, поторопись! Так мы заключили союз?
Он вновь протягивает АГОНИСУ шар, но рука ПОЛТИ сильно дрожит. АГОНИС, резко встав, выкрикивает: «Никогда!» — и отталкивает ПОЛТИ. ПОЛТИ падает, корчится на полу. Стеклянный шар дикими зигзагами катается по комнате.
ТОТ (задыхаясь): — Брат, не будь так глуп!
АГОНИС: — Глуп? Глупо отказаться от союза с тобой? Ты говоришь, что разыскивал Ключ, но нашел его я, и он принадлежит мне! Ты говоришь, что разослал по свету своих приспешников, но мои дети уже нашли два кристалла, и очень скоро мы разыщем третий. Что же до уабина, разве он не жалкая пешка в моих руках? Что тебе может быть известно о моих замыслах? Злобная тварь, ты можешь мечтать об Ороконе, но я овладею им, а ты сгоришь в Царстве Небытия, где тебе самое место! Не знаю, какими чарами ты околдовал мою возлюбленную, но очень скоро твое зло будет уничтожено навсегда и леди Имагента вернется ко мне!
ТОТ: — Глупец! Без меня тебе ни за что не разыскать ее! Хочешь снова швырнуть меня в Царство Небытия? Глупец, глупец! Даже теперь мое могущество возрастает, питает меня тайными силами...
АГОНИС: — Могущество? Ты слаб! Ты гибнешь!
ТОТ (в отчаянии, пытаясь использовать последние мгновения): — Нет! Жестокий брат, я сокрушал тебя раньше, и... снова сокрушу... скоро я стану сильнее... (Последняя попытка): — Агонис, клянусь: еще до того, как завершится это испытание, ты познаешь всю силу моего возмездия, и ты падешь и будешь проклинать тот день и час, когда отказался от союза со мной! Я был готов подарить тебе любовь, но ты отверг ее! Теперь ты... познаешь... всю мощь моего гнева...
Звучит страшный вопль. Антибожество исчезает. Гаснет пламя, синева покидает кожу ПОЛТИ. Он обессилен, но, прежде чем он лишается чувств, его грудь сотрясает судорога. Он приподнимается и изрыгает красную, похожую на кровь, массу. АГОНИС бросает на него взгляд. Видимо, ему кажется, что в это мгновение враг, пусть и намного более слабый, нежели его злобный брат, целиком и полностью в его власти.
АГОНИС (задумчиво): — Нет, пламенноволосый, теперь я покину тебя. Ты играешь глупую роль, однако для этого испытания она не менее важна, нежели та, которая отведена мальчишке Джемэни или девчонке Катаэйн. Я пощажу тебя. Ты — проводник Зла и потому заслуживаешь сострадания, хотя на самом деле ты служишь проводником из-за того Зла, которое живет внутри тебя — точно так же, как то Добро, что живет внутри Джемэни, позволяет ему быть Ключом к Орокону. Тот, что называет себя моим братом, говорит, что я — глупец. Что ж, со временем это выяснится. Я покидаю тебя, пламенноволосый. Пусть тебе снятся твои страшные сны.
Золотой бог раскидывает руки в стороны. Вспыхивает ярчайший свет, и бог исчезает. Еще мгновение вспышка света озаряет комнату, но как только свет меркнет, слышится скрип двери. В покои боязливо заглядывает ЭЛИ ОЛИ АЛИ, затем на цыпочках входит. Теребя пальцами жирные губы, он неуверенно обводит взглядом комнату, наклоняется, дотрагивается до ПОЛТИ, затем решает не шевелить его. Катающийся по комнате шар ударяется о стену. Сводник смотрит на шар, и его глаза алчно загораются. Он нервно подходит к странному стеклянному предмету, оглядывается на ПОЛТИ, переводит взгляд на шар, вновь оборачивается, смотрит на лежащего без чувств ПОЛТИ, отворачивается, смотрит на таинственный шар...
ЭЛИ ОЛИ АЛИ: — Ах, майор-господин, бедный ты, бедный! Хватит с тебя этого колдовства — ох, хватит! Бражка, джарвел да сигары — вот какие тебе снадобья потребны... ну, еще девка ба-ба... ну, три... но только чтоб не от Каска Даллы, верно? Гм-м-м... Гм-м-м... Ну а вот когда ты болтал этим странным голосом, не сказал ли ты про то, что тот, в чьих руках будет этот забавный шарик, завоюет принцессу Бела Дону? Гм-м-м... Гм-м-м... Ну а если я завладею такой красоткой, разве Каска Далла сможет со мной тягаться?
Сводник решается. Он хватает шар и выбегает из комнаты.
Глава 54
НЕОЖИДАННАЯ ВСТРЕЧА
— О, Благословенная, — проговорила мать-Мадана.
— О, Благословенная, — повторили за ней в унисон девушки — ну, ни дать ни взять: мамаша и дочери, и все распростерлись ниц на ковре, как для молитвы. Ката неприязненно смотрела на них. Многие из Сефит и Сатим завороженно подглядывали сквозь пальцы. С содроганием Ката вспоминала о дурацких ласках этих девиц, которыми они так мучили ее, когда она была узницей этих покоев. Явиться сюда с визитом — это было совсем другое дело.
После того как Ката преобразилась, она много раз смотрелась в зеркала, изучая очертания своего нового лица. Не тщеславие руководило ею, хотя новообретенное лицо было намного красивее ее собственного. Ката гадала: долго ли продлится это преображение. Поначалу оно было неустойчивым, и Ката, глядя на свое отражение, наблюдала за тем, как лицо принцессы вдруг сменяется ее лицом. Какое-то время в ее сознании вдруг начинал звучать голос принцессы — шепот, далекое эхо. Но теперь эхо угасло и Ката осталась одна — одна наедине с задачей, смысл которой был ей едва понятен. Сможет ли она вправду сойти за принцессу Бела Дону? Обратного пути не было. Ката понимала, что должна попытаться.
Визирь Хасем прокашлялся.
— Хорошо, матушка, мы можем приступать, — проговорил он, раздраженный непривычным проявлением набожности. На самом деле визирь все утро был вне себя. Уже не в первый раз он искоса подозрительно взглянул на девушку, стоявшую рядом с ним. Красота ее была ослепительной, но настоящая ли то была красота? И настоящая ли была девушка? Посреди зеркал и покровов ее покоев она выглядела в точности так же, как прежде — мерцающей, почти прозрачной. Визирь даже задумывался о том, не лишился ли его господин и повелитель в конце концов рассудка, что было вполне возможно для человека, который так долго прожил, мучимый страхом и тревогой. Законы не позволяли визирю — да, даже визирю — прикасаться к дочери калифа, но как Хасему хотелось нарушить эти треклятые законы!
Во владениях матери-Маданы, где было светло, где повсюду играли яркие краски, девушка все равно казалась какой-то нематериальной. И все же, пристально глядя на нее, визирь сумел рассмотреть под трепещущей тонкой чадрой ее лицо и уверился в том, что это лицо окрашено жизнью. Неужто и вправду калифу явился призрак прорицателя? Кровь стучала в висках у охваченного тревогой визиря. Он в страхе гадал: какие еще чудеса могут произойти до того, как все будет кончено.
Выкрикивая приказы, мать-Мадана выстроила своих подопечных девиц рядами, словно воинов. Вот только вряд ли бы воины краснели и хихикали, когда мимо них проходил командир. Визирь смотрел на девиц довольно уныло. Калиф приступил к обходу строя.
— Они все... девственницы, матушка? — негромко осведомился он.
Глаза матери-Маданы сверкнули. Она провела рукой по ордену на груди.
— Воистину, ваше великолепие, мы поставляем сюда только первосортный товар — я и Эли... то есть я и Каска. Невинность, чистота — вот пропуск для тех, кого покупают для лучших гаремов, не так ли? Верно, — добавила она с усмешкой человека, знающего толк в своем деле, — искусство прелестниц способно дать много радостей, но эти радости я оставляю девам-юношам, которые обитают ниже.
— Верно сказано, — коротко проговорил визирь и перешел к делу.
В соответствии с древними обычаями церемонии обручения принцессу, идущую к алтарю, должны были сопровождать две прекрасные девушки. Мать-Мадана проявляла к выбору этих девушек большой интерес: в конце концов девицы, избранные для такой почетной роли, должны были затем сильно подскочить в цене. Для того чтобы впредь сотрудничать с Каска Даллой, матери-Мадане желательно было сразу показать ему, что она по-прежнему держит рынок в руках, и держит крепко. Мать-Мадана решительно сжала губы. О, как ей будет не хватать старого приятеля Эли! Она даже позволила себе проронить слезу из-за потери сводника, но лишь одну слезу: дело есть дело, и даже той, которая носит на груди орден за безупречную службу при дворе калифа, следовало напрягаться изо всех сил, дабы удержаться на высоком посту.
Мать-Мадана с готовностью расписывала достоинства той или иной девицы. У одной она отбрасывала чадру, у другой приподнимала подбородок, у третьей поправляла сари, у четвертой — драгоценное ожерелье.
Быстро устав от лицезрения девиц, визирь перевел свое внимание на мать-Мадану. Странно — ведь этот жирный, шагающий вперевалочку евнух когда-то, во дни царствования прежнего калифа, был одним из самых роскошных девоюношей. О его красоте слагали сказания, но еще более были достойны сказаний его способности доставить наслаждение. Шелковые ягодицы, ловкий язычок... Поговаривали, будто «сладкая Мадана» может возвести мужчину на вершину экстаза, купать его в волнах страсти от наступления темноты до утренней зари. Но теперь любой мужчина мог испытать только отвращение при взгляде на эту постаревшую толстуху, разряженную в шелка и бриллианты, с лицом, обильно намазанным охрой. Как с ней — или с ним — могло такое произойти? Сердце визиря забилось чаще, когда он вспомнил о юноше, который мог бы стать достойной заменой для «сладкой Маданы». Наверное, сейчас цирюльник уже заканчивал свою работу.
Ката обводила взглядом выстроенных рядами девиц с плохо скрываемым отвращением. С ее точки зрения они все были похожими, но Ката понимала, что Мерцающая Принцесса должна относиться к своим обязанностям со всей серьезностью. Сдвинув брови и стараясь избавиться от навязчивого ощущения того, что что-то идет не так, Ката всеми силами делала вид, что решает очень важные вопросы... Эту выбрать? Или нет — другую?
И тут вдруг в коридоре послышался дикий крик, а потом кто-то громко забарабанил в дверь. Девицы завизжали.
— Сефита! Сатима! — заметалась по комнате мать-Мадана.
— Что такое? Что? — Визирь Хасем настолько увлекся собственными раздумьями, что не сразу понял, что произошло и из-за чего такой переполох. Он не успел окликнуть Кату — та уже бросилась в сторону и исчезла за углом.
Она узнала этот голос. Она была в этом уверена.
Ката опрометью бросилась по коридору.
Все время, пока мать-Мадана демонстрировала калифу и визирю девиц, Кату не покидало ощущение подступающего Зла. Каким-то шестым чувством она осознавала шорохи и шипение, доносящиеся изо рва, где кишели кобры. И вот теперь Зло обрело средоточие. Ката подбежала к двери, за которой слышались крики. Кто-то бился в дверь изнутри. Но дверь была заперта, а из замочной скважины торчал ключ.
Ката повернула ключ.
Дверь приоткрылась только на мгновение. Ката успела увидеть пролет лестницы, поднимающейся с нижнего этажа. По лестнице бегом бежали мускулистые рабы, девицы в роскошных платьях и разъяренный цирюльник, размахивающий бритвой. К дверному косяку прижался обнаженный юноша.
Он развернулся и попал в объятия Каты.
— Раджал!!!
Ката быстро вытащила его в коридор, захлопнула дверь. Ее следовало бы поскорее запереть на ключ, но Ката проворно распахнула ее настежь и встала в полный рост перед ордой слуг и девиц.
— О, Благословенная! — выдохнул цирюльник и выронил бритву.
— О, Благословенная! — вскричали хором девоюноши и рабы.
Все дружно упали на колени.
Ката снова захлопнула дверь.
— Принцесса, где ты? — послышался окрик из-за угла. Это был визирь, он искал Кату, но впереди него бежали Сефита и Сатима, напуганные начавшимся переполохом. Они были уже почти совсем рядом. Ката в ужасе огляделась по сторонам.
Кладовая!
— Радж, сюда, скорее!
— Принцесса! — вскричала Сефита, протиснувшись в проем закрывающейся двери.
— Принцесса! — вскричала протиснувшаяся следом за Сефитой Сатима.
Ката, предмет их поклонения, посмотрела на них и не удержалась от вздоха. Девицы выпучили глаза от изумления.
— Я ведь вас уже видела как-то раз? — проговорила Ката и проворно стукнула девиц головами друг о дружку.
Затем Ката повернулась спиной к двери. Она лихорадочно размышляла. Пусть она не до конца понимала, что произошло, одно ей было ясно: Раджалу грозила смертельная опасность. Ката скользнула взглядом по лежавшим на полу без чувств девицам. По росту и телосложению на Раджала больше походила Сефита.