Крам мог бы им сказать, что он думает про все это, но что толку? Он угрюмо вспоминал историю, которую когда-то ему рассказывала мать, - историю про дядю Франта и дядю Ханса. Как-то раз они поменялись одеждой. А надо сказать, что дядя Франт служил в береговом патруле, а дядя Ханс был ливрейным лакеем. Что уж там потом вышло - сказать трудно, да только обоих их отправили на остров Ксоргос. Когда мать рассказывала эту историю, она всегда осуждающе поджимала губы. Что и говорить, история эта в Варле чуть ли не легендой была!
      Да-да, Краму было что сказать всем этим умникам!
      Хэл положил руку на плечо Морвена.
      - Так ты говоришь, профессор Мерколь все еще работает? Не может быть! Между прочим, именно он выдвинул мою кандидатуру для принятия в Общество Аонистов. А потом он же меня оттуда исключил, когда узнал о том, что я сотворил.
      - Он - старый маразматик, - с горечью проговорил Морвен. Представляете, он до сих пор цитирует Сивиля - подумать только, Сивиля! как главный авторитет по Великой Цезуре!
      - Поразительно!
      Крам мрачно слушал, как Морвен гордо хвастается своим прошлым, разглагольствует об эссе, за которое получил награду, и отнекивается от ответственности за то, что стал солдатом.
      - Понимаете, сэр, у меня не было выбора! Я был первокурсником и занимался историей и филологией. Нашим властям показалось, что это не так уж важно, представляете! И когда в Зензане начались беспорядки, меня забрали в армию - так же беспардонно, грубо, как Крама выдернули с его фермы в Варле!
      Проведя это сравнение, Морвен расхохотался. Крам тоскливо заморгал и вздрогнул. Его руки коснулась старуха ваганка.
      - Бедный мальчик, не бойся. Ты будешь вознагражден за свою храбрость нынче ночью. Если не в этом мире, то в Вечности.
      - В-в-в Вечности?
      У Крама уже давно дрожали коленки. А теперь они едва не подкосились.
      - Голлух.
      - Казармы?
      - Город.
      - Вот не знал, что это город.
      - Город, город. Ну... был город. Когда я мальцом был. Теперь уж там все не так. Как тогда было, в смысле. Но все равно - дом родной, как-никак. Был дом родной, в смысле.
      - Тебе еще карту?
      - Ха! Мы там маленько побыли. Сначала перлись из Тарна. Потом в Голлух обратно вернулись. То бишь как бы домой, да? Ну, вот я и думаю, на хрена меня отсюда забирали, а? Ерунда, правда?
      - Все ерунда.
      - Потом обратно погнали. Сюда.
      - Много ты понимаешь, как я погляжу. Ну, дать тебе еще?
      - Это смотря чего.
      - Шутишь или как?
      - Ха.
      Собеседники умолкли. Разговор происходил в караульной комнатушке за городскими воротами Рэкса. Двое синемундирников резались в карты перед сменой караула. Скоро им нужно было выходить на пост. На обшарпанном столе валялись карты, монеты, стояли щербатые кружки. В комнатке было сине от табачного дыма, в окошко светила полная луна.
      - А ежели честно, насчет Тарна я не жалею. В смысле, что там побывал.
      - Да ну?
      - Честно. Я ведь там с девушкой своей познакомился.
      - Да ты что, Вигглер? У тебя девушка имеется?
      - Еще карту?
      - Беру. Надо же! Король мечей!
      - Ну а ты, Роттси?
      - Чего я?
      - Тебе-то куда, охота было бы попасть? Где 6 ты был, если бы сюда не угодил?
      - В Агондоне.
      - В этой дырище? На хрена тебе туда? Рядовой Роттс осклабился.
      - Слыхал там про местечко одно. Куда офицеры ходят.
      - Что за местечко?
      - Королева мечей пришла!
      - Везет...
      - Называется "У Чоки". Там дамочки - пальчики оближешь. Понимаешь, на что намекаю?
      - Грязный развратник!
      - А ты-то кто, Вигглер? Ты-то кто со своей девицей?
      Капрал вспылил.
      - Не смей плохо говорить про мою Нирри! Она девушка порядочная, запомни!
      - Ладно, ладно, Вигглер, только не кипятись!
      Хлопнула дверь. На пороге возник сержант Банч.
      - Ольх, Роттс. На пост - шагом марш!
      - Ох, - горько вздохнул Вигглер, вскинув на плечо мушкет. - Жалко, нету сейчас со мной моей Нирри!
      * * *
      - Пойдемте. Пора.
      Атаман нервничал. Сгустилась ночная тьма. Лошади были готовы. Человек в маске должен был сопровождать маленький отряд на первом отрезке пути - до опушки леса, потом должен был указать им дорогу.
      Джем обнял Бэндо, потом - Хэла.
      - Вы были для меня героями из истории, которую мне рассказывал Тор.
      Бэндо улыбнулся.
      - Как и ты для нас, Джем, как и ты для нас. - На руках у Бэндо пошевелился спящий малыш. Отец бережно покачал его, убрал со лба курчавую прядку волос. - Как страстно Тор любил тебя! - покачал головой зензанец. Он все время говорил про тебя, Джем.
      - А правда, как странно, вот так встретиться, чтобы оказалось, что мы - настоящие? Дорогие друзья, я вас никогда не забуду! Когда-то вы шествовали по полям моего воображения подобно сказочным великанам. И тогда вы были для меня героями, героями останетесь и теперь.
      - О Джем, мы всего лишь действующие лица пролога. А ты - герой всего, что нам теперь предстоит.
      Джем пожал руку Хэла.
      - Хэл, это не так. Тем, кем я стал, меня сделали магия и пророчество. Герои - это ты, Бэндо, Боб Багряный. И Орвик. Но не я.
      Он обернулся к Ланде.
      - О будущая королева! Очень может быть, что твой возлюбленный проявляет ненужную поспешность. Быть может, он ошибается, а быть может, и прав в том, что назначил сражение на завтра. Я знаю, что он борется за правое дело. Иначе как бы он мог заслужить твою любовь? - Смущенно и почтительно Джем поцеловал руку девушки. - Далеко отсюда, очень давно, жила та, которую я любил так же, как ты любишь Орвика. Теперь я понимаю, что любил ее не так верно, как надо было бы, и от этого сердце мое наполняется тоской. Но ты, будущая королева, показала мне верный путь любви. И за это я навсегда сберегу тебя в моем сердце.
      Ксал растроганно слушала Джема. Она порывисто подошла к нему, обняла его, долго не выпускала из объятий. Отстранившись, она едва-едва, очень легко прикоснулась к тому месту на груди Джема, где он хранил кристалл Короса. В это же мгновение вспыхнул драгоценный камень на ее тюрбане.
      - Корос пребудет с тобой, о благословенный. И скоро - о, я молюсь о том, чтобы это случилось поскорее! - скоро с тобой пребудет и его сестра, нежная, как весенняя листва.
      - Великая Мать, - спросил Джем, - а что с Полти? Было время, когда я думал, что он мертв. Но... ему же не выстоять против Вичи, правда?
      - Не спрашивай о судьбе рыжеволосого. У тебя - своя судьба, у него своя. То, что все мы видели, - это часть его судьбы. Придет время, и ты узнаешь, последняя ли то была часть.
      Слова Великой Матери прозвучали загадочно. Джем был готов попросить ее истолковать их, но она уже отошла к Раджалу.
      - Ты храбрый мальчик, Раджал. Но почему я зову тебя мальчиком? За последние луны ты стал мужчиной.
      Раджал бросился к Ксал, обвил руками ее шею.
      - О Великая Мать! Боюсь, ты ошибаешься! Если я - мужчина, то почему слезы так легко набегают на мои глаза?
      - Пусть слезы льются дождем. Все равно ты - мужчина, внук мой.
      Раджал посмотрел на Дзади и понял, что Великая Мать права. И Ксал тоже утерла слезы.
      - Как бы гордился тобой мой бедный сын - твой отец, Раджал! Я буду мечтать о дне, когда мы все свидимся снова, мой Раджал. Ты, я. Дзади, Джем.
      - И Мила?
      - О да. И Мила.
      Как бы Раджалу хотелось, чтобы такой день настал! Но, увы, он понимал, что это станет возможно только в Вечности. Раджал не был наделен магическим даром, он не был ясновидцем, но в ту ночь, глядя на Великую Мать, он понял, что видит ее в последний раз. Она скоро умрет. Раджал думал о том, как это жестоко - умереть вдали от дома. Смешно... Где был дом Ксал? Всю жизнь она скиталась с места на место, она всюду была гонима, как и ее сородичи. А теперь, когда подошла к концу ее долгая жизнь, даже ее родни не было рядом с ней. Тоска разрывала сердце Раджала, готова была хлынуть наружу, как кровь из раны. Только чудовищным усилием воли, превозмогая боль, он сдержался. Джем оглядывался по сторонам.
      - А где жрица Аджль?
      Но атаман махнул рукой. Во время печальной сцены прощания никто не заметил, как ушла жрица. Искать ее теперь не было времени.
      - Клецки? Среди ночи?
      - Ладно тебе, повариха! Ребята топали весь день, от рассвета до заката!
      - А я что, виновата, что им отдают такие глупые приказы? Нет, сержант, кухня закрыта, - глухо отозвалась Нирри и одарила сержанта суровым взглядом.
      - Повариха, поимей жалость. Завтра сражение. Ирионские синие должны быть в форме.
      - В форме! - фыркнула Нирри. - Если бы спросили меня, я бы сказала, что надо, чтобы парни были в форме. Наобещали с три короба! Теплые казармы! Как же! Сижу в шатре, который промокает, как решето, да еще того и гляди рухнет под ветром!
      - Если ты замерзла, повариха, я мог бы тебя согреть! Сегодня Нирри даже не улыбнулась, отшвырнув руку сержанта.
      - Хватит с меня твоих сальностей, сержант!
      - Зато нам бы не повредило что-нибудь жирненькое! Неужто ты не слышишь, что по всему полю грохочут боевые барабаны? Утром моим ребятам потребуется сила, а сейчас им нужна еда! А где твои помощницы, девчонки?
      - На спине валяются, где же еще!
      - Глупости, повариха. Погоди, я разыщу их и велю разжечь костры.
      Сержант, поняв, что пора брать дело в свои руки, выскользнул из шатра, где сидела дрожащая от холода Нирри, и принялся раздавать направо и налево оглушительно громкие приказы.
      - Выпить они хотят, парни твои, Карни Флосс, а не поесть, - бормотала Нирри. - Вот и пусть пьют! Подумать только... Набить парню желудок вкусной едой, а потом чтобы его пристрелили? Пусть пьют, пусть так напьются, чтобы не видеть и не слышать ничего!
      Нирри разрыдалась. Это было странно. За время пути от Ириона она очень изменилась. Слишком долго госпожа унижала ее. А теперь затравленная девчонка стала женщиной. Гордой женщиной. Вот только теперь Нирри поддалась слабости. Слишком долог был день, она ужасно устала, а окончательно доконало ее то, что кругом простиралось поле предстоящего боя.
      Нирри многое знала о войне. Во время Осады Ириона она была ребенком и только-только начала прислуживать в замке, но она до сих пор помнила пушечную канонаду, крики раненых, падающие на головы людей камни. В те дни у нее на глазах гибли люди. Она видела простреленные, разорванные животы и раздавленные грудные клетки. Как-то раз на огороде возле кухни, ранним солнечным утром Нирри нашла молодого парня, совсем молоденького. Он валялся на грядке с редиской - неподвижный, как кукла. Наверное, он упал с крепостной стены и сломал позвоночник. Много лун потом перед глазами Нирри стояло его лицо - такое до странности спокойное и холодное.
      Теперь, когда прошло столько лет, когда Нирри была так далеко от Ириона, она вдруг снова вспомнила того погибшего юношу, совсем мальчика. Воспоминание вернулось вместе с той, прежней тоской, с тем же, старым ужасом. Она снова увидела лицо мертвого юноши. Она стала думать про мисс Кату. Она стала думать про Вигглера. Она упала на расстеленное на земле одеяло, стала кататься по нему и стонать.
      - Что такое, бедняжка повариха? - встревоженно спросил сержант, вернувшийся в шатер. Он сел рядом с Нирри, подсунул руку под ее плечи. Вот не думал, что такая храбрая девушка испугается какого-то дурацкого сражения! - Он протянул Нирри фляжку. - На-ка, хлебни, полегчает.
      Нирри фыркнула.
      - Не надо.
      - Ну, вот и молодец. Я этих дурацких сражений повидал... сотню, не меньше. У меня и шрамы имеются... только они в таких местах, какие девушкам я редко показываю. - Он усмехнулся. - Ну, уже улыбаешься? Вот и славненько. Я так и знал, что моя Нирри - молодчина!
      - Я тебе не "твоя Нирри"! - буркнула Нирри, но не удержалась от улыбки и повернула голову к сержанту. В шатре горела только одна свечка, и при ее свете лицо сержанта казалось дружелюбным и родным.
      - Карни? - проговорила Нирри.
      - Нирри?
      - Знаешь про пять золотых тиралей?
      - Про пять золотых тиралей? Это что, сон какой-то?
      - Да ты же сам говорил! Столько нужно парню, чтобы от армии откупиться. Как думаешь, многие бы откупились? Если бы такими деньжищами обзавелись?
      - Если бы да кабы! У нас, поди, тогда и войска не было бы! Сержант усмехнулся, но тут же посерьезнел и печально опустил глаза.
      - Карни... - смущенно проговорила Нирри.
      - Нирри?
      - А если бы я захотела найти солдата...
      - Послушай, дорогуша, ты же говорила, что у тебя уже есть солдат!
      - У-у-у, злыдень! Я же не про то!
      - Не про то? Ну, тогда надо знать, в какой он роте.
      Нирри робко вымолвила:
      - Это я знаю. В пятой.
      - Ты опять про пятую!
      - Я же говорила тебе, что собираюсь замуж, Карни.
      Сержант хлебнул из фляги.
      - А я тебе говорил, что парни в пятой роте никуда не годятся.
      - Только не мой Вигглер.
      - Не твой Вигглер? Ну что ж, похоже, ты что-то задумала, а? - Сержант глубокомысленно обозрел свои сапоги. Когда он снова посмотрел на Нирри, глаза его были подернуты слезами, но он старательно усмехнулся. - Пятая рота - в казармах, дорогуша. Они здесь с прошлого сезона.
      - Правда? - Лицо Нирри озарилось радостью. - О Карни! Правда?
      Плоховато соображая от радости, Нирри поцеловала сержанта в щеку.
      Сержант рассмеялся.
      - Ты поосторожнее с поцелуйчиками, дорогуша. А вдруг мне еще захочется?
      - Ах ты!
      - Ну, все, все! Только учти, дорогуша, если этот твой малый, что ушами шевелить умеет, будет с тобой плохо обходиться, то ты только приди и скажи старине Карни Флоссу. Можешь всегда рассчитывать на старину Карни.
      Нирри снова залилась слезами.
      - О Карни!
      - Ты очень хорошая, Нирри Джабб. Лучше тебя я никого не встречал, это точно.
      - Ты чего? Кто тебе сказал, что ты можешь меня называть "Нирри"?
      - Ну, так ты же меня зовешь "Карни"!
      Нирри хихикнула.
      - Зову. Потому что имечко потешное.
      - Чье-чье имя потешное?
      - Твое! - И Нирри несколько раз повторила имя сержанта, всякий раз произнося его так, словно оно и вправду могло вызвать смех: - Карни Флосс! Карни Флосс!
      - Ах ты, противная девчонка! Вот я тебе сейчас задам! Сержант и Нирри повалились на одеяло, и началась шутливая драка. Нирри болтала ногами, отбивалась. Наверное, так не стоило вести себя порядочной женщине, но Нирри ни о чем таком не думала. Ей было так весело, так хорошо!
      И вдруг послышался глухой удар, и сержант, обмякнув, навалился на Нирри всем телом и застыл в неподвижности.
      - Нирри, с тобой все в порядке?
      - Что? Что? - Нирри выползла из-под сержанта и при свете свечи разглядела молодого синемундирника, сжимавшего самую лучшую сковороду Нирри. - Мисс Ката! - прошептала Нирри. - Ой, мисс Ката, что вы наделали?
      Сержант глухо застонал.
      - Не волнуйся, Нирри. Я его просто оглоушила. Мерзкий бабник! Я давно за ним следила, с тех самых пор, как ты пожаловалась.
      Ката была готова пнуть сержанта под ребра.
      - Мисс Ката, не надо! Это не то, что вы подумали, просто... Ладно, я помолчу. Бедняга Карни. Он неплохой парень. Выпить любит, а так неплохой.
      - Он просто пьяная свинья, - с брезгливостью проговорила Ката.
      Спорить не стоило. Нирри поднесла свечку к голове сержанта. Бедняга Карни, какая шишка у него набухнет к утру!
      - Ой, мисс, зря вы это! Он узнает, что это вы учудили, и тогда вам несдобровать.
      - Ничего мне не будет, Нирри.
      - Вы так думаете? А он догадливый, мисс.
      - Нирри, я хочу сказать, что меня здесь не будет.
      - Что? - Нирри медленно опустила свечку.
      - Я пришла попрощаться.
      - Мисс Ката, что вы такое говорите?
      - Помнишь, Нирри, ты спросила меня, как только я смогу сражаться на стороне синемундирников? Вот теперь пора ответить на этот вопрос. Я не буду сражаться на их стороне. И не собиралась. Я собираюсь перейти на другую сторону.
      Нирри мгновенно побледнела и прикрыла губы ладонью.
      - Мисс Ката, нет! Зензанцев всех перебьют, так все говорят! Ой-ой-ой, глупенькая вы девочка! Я-то думала, вы господина Джема разыскиваете, как я разыскиваю своего Вигглера! А какой ему от вас толк будет, вы мне скажите, ежели вас убьют? А за что? Да ни за что!
      - Нет, Нирри, не ни за что! За свободу.
      Из глаз несчастной Нирри снова хлынули слезы.
      - Да ну вас совсем, со свободой вашей! Мне никакой этой свободы не надо! Если Вигглер мой живой останется, мы откроем свой маленький трактирчик, и пусть весь мир живет, как хочет! Синемундирники, красномундирники, зензанцы - мне все равно!
      - Все не так просто, Нирри! - крикнула Ката.
      - Просто? Да, мисс Ката, я, может быть, женщина простая, глупая, но все-таки я на этом свете дольше вас прожила и потому знаю, что все самое важное очень даже просто - жизнь, любовь, здоровье! А эти мужчины все время что-то придумывают - свои ссоры, споры, войны! Словом, я сейчас пойду в казармы, найду моего Вигглера и...
      Нирри сказала бы что-нибудь еще, но залилась слезами и умолкла. Расплакалась и Ката.
      - О мисс Ката! - Нирри смахнула слезы со щек. - Вы все равно все сделаете по-своему... Я знаю. Просто... Просто.. Я буду по вам скучать. Вот и все.
      - О Нирри!
      Они обнялись и долго не выпускали друг друга из объятий.
      ГЛАВА 69
      ВСАДНИК НА ХОЛМЕ
      Этой ночью произошло еще одно прощание. Оно случилось позже, на опушке леса. Покинув лагерь, отряд ехал по темным тропкам. Все молчали. Все четверо молодых людей были взволнованы. Потом ими овладевал страх. Потом снова волнение. Пожалуй, они могли бы поделиться друг с другом своими страхами, печалями и надеждами, но атаман, сопровождавший их, действовал на них устрашающе. Только тогда, когда они выехали из леса, когда с вершины лесистого холма открылся вид на аджльские поля, разбойник повернул коня и заговорил с остальными. Все пятеро были залиты мистическим серебристым светом луны.
      - Сегодня - ночь полнолуния. Почему я говорю об этом? Луна нам ни к чему. Видите, внизу горят костры? Как только станет темнее, я поведу моих людей на эти поля, и мы соединимся с войском Орвика под стенами города. Пусть он затеял глупый бой, но пусть никому не придет в голову сказать, что... что Боб Багряный струсил и не стал драться рядом с ним. А теперь, мои юные друзья... Ваша задача ясна. Только передайте пароль, а все остальное произойдет само собой.
      Атаман всем по очереди пожал руки. С Джемом он попрощался последним. Быть может, в последний раз он вгляделся в глаза под маской.
      - Не думай обо мне плохо, юный принц. Быть может, я смущал тебя, но я желаю тебе добра. Знай, что я воистину желаю тебе добра.
      Слова эти прозвучали для Джема неожиданно и были произнесены с удивительным чувством. И у Джема возникло странное ощущение. Оно и прежде посещало его в присутствии атамана, но никогда не было таким сильным.
      Нет. Нет, это было невозможно. Это было бы нелепо.
      Джем нахмурился и в волнении отвел взгляд. А через несколько мгновений, когда он выехал на тропу, это чувство охватило его с невероятной силой. Еще бы чуть-чуть - и он бы закричал и бросился обратно.
      Но он не сделал этого. Он только обернулся и устремил взгляд на атамана, который, сидя верхом на коне, задумчиво смотрел на простиравшийся у подножия холма мир.
      Он был так одинок. Так призрачен. Так знаком.
      - Арлекин! - прошептал Джем. - Арлекин, почему?
      Но Джем ошибся. Это был не арлекин.
      - Вы ничего не сказали ему?
      Этот вопрос прозвучал только тогда, когда Джем отъехал далеко и не смог бы его услышать. Атаман без особого удивления обернулся и увидел Хэла. Ученый на всякий случай тайком последовал за отрядом.
      - Не сказал ему... - эхом отозвался атаман. - Хэл, но как я мог сказать? Ты - необычайно прозорливый человек, ты сам догадался, кто я такой. Но разве я имею право открыть правду тому, кому эта правда принесет только боль? Разве имею я право отяготить Ключ к Орокону знанием, которое только отвлечет его от предстоящих ему испытаний? Нет, Хэл, никто, кроме тебя, не должен знать моей тайны. Никто!
      Хэл в тревоге посмотрел вниз, на поле.
      - Но, государь, подумайте о завтрашнем дне!
      - Не называй меня государем! - вспылил атаман. - Но что ты хотел сказать о завтрашнем дне, Хэл?
      - Сражение, которое затеял Орвик, - оно бессмысленно, его невозможно выиграть. Вы это сами говорили.
      - Хэл, ты забыл о миссии юного Джемэни?
      - Нет, не забыл! Если он преуспеет в своей миссии, поражение обернется победой. И все же, прежде чем солнце вновь взойдет над этой землей, государь, вас могут убить!
      Глаза под маской сверкнули.
      - В чем дело? Уж не хочешь ли ты, чтобы я покинул поле боя? Или, быть может, ты не желаешь быть рядом со мной в бою? Я многое мог бы сказать о тебе, старый товарищ, но я никогда не считал тебя трусом!
      Хэл проговорил умоляюще:
      - Государь, вы не понимаете! Я повторяю вновь: завтра вы можете погибнуть и все же не желаете расстаться со своим упрямством? Позвольте мне догнать принца Джемэни и вернуть его к вам!
      Атаман выхватил пистоль.
      - Только тронься с места, Хэл, и тогда погибнешь ты - на месте!
      - Государь!
      - Я не шучу, Хэл! Если я погибну, то я это заслужу! У меня есть наследник. Я видел его. Я знаю, что он - герой, и если я погибну, я погибну без сожаления!
      Хэл с горечью глянул на атамана и воскликнул:
      - Если так, государь, то вы - глупец! Неужели вы таились так долго только ради того, чтобы принять мученическую гибель? Государь, подумайте о Джемэни! Подумайте о своем сыне!
      - Хэл, ведь я попросил тебя, не называй меня государем! И его не называй моим сыном! Старый друг, я доверяю тебе более чем кому бы то ни было. Но если ты изменишь мне и откроешь эту тайну, то между нами все будет кончено. Слушай меня. Слушай меня внимательно. Я даю тебе клятву. Я ни слова не скажу Джемэни о том, что он - мой сын, до тех пор, пока в этой империи, наконец, не воцарится свобода, пока не будет свергнут мой брат-узурпатор. Только тогда все увидят меня в моем истинном обличье, и я снова стану его императорским величеством, королем Эджардом Алым!
      Позади зензанских линий даже воздух кажется раскаленным. Долгие дни и ночи войско добиралось до Рэкса, и сердца зензанцев стучали в такт с боем аранских боевых барабанов и пели вместе с пронзительными деркольдскими флейтами. Только теперь, во тьме ночи перед предстоящим боем, в лагере Орвика наступила тишина. Тишина, но не покой, не сон. Тишина напряженного ожидания. Орвик, благословенный принц, наследник зензанского престола, намерен обратиться с речью к пятидесятитысячному войску, собравшемуся под его знамена. Высокий помост окружен горящими факелами. Сквозь тучи светит полная луна. Пятьдесят тысяч пар глаз устремлены на истинного правителя страны, одетого в королевскую зеленую мантию. Зеленый цвет означает, что принц верен своей стране, своему народу. На голове у принца золотая корона. В руке он сжимает золоченый меч, голос его полон страсти.
      - Люди мои, - говорит Орвик. - Наша судьба должна, наконец, решиться. Слишком долго мое королевство томилось под тяжким игом короля-захватчика. Эджландец Эджард Синий сместил с престола своего брата, законного властителя страны. Этого ему оказалось мало, он отнял у меня мое королевство. Я пришел для того, чтобы вернуть себе то, что принадлежит мне по праву! Люди мои, вы - самое могущественное войско в истории Зензана! Вы собрались из самых дальних уголков страны - из далеких степей Деркольда, с гор Ана-Зензана, со скалистых берегов Антиоса. Все вы проделали долгий путь для того, чтобы сегодня оказаться здесь. Вы страдали. Вы многое претерпели. Многие из вас голодны. Многим из вас холодно. Мне бы очень хотелось, чтобы вы все были одеты в зеленые мундиры. Увы, на многих из вас - только жалкие лохмотья. Как мне хотелось бы, чтобы у всех вас были лошади, ружья, мушкеты. Увы, большинство из вас вооружено только вилами, серпами да мотыгами, которыми вы трудились на полях, которые теперь брошены, да молотами, которыми вы стучали в кузницах, печи в которых успели остыть.
      Но, люди мои, послушайте, что я скажу вам. Наше дело правое, на нашей стороне - богиня Виана. И еще я скажу вам: если есть среди вас кто-то, кто не готов драться на моей стороне, пусть нынче ночью явится ко мне в шатер, и я дам тому мешочек с золотыми монетами. Ибо для короля, который ведет людей в бой насильно, не может быть победы, хоть и падут все его враги до единого. Разве решусь я пасть в бою рядом с теми, кто не верен моему делу?
      Но это еще не все. Принц Орвик говорит о том, что завтра - празднество в честь жрицы Хары, самый священный из праздников былого зензанского календаря, который ныне заменен календарем завоевателей. Орвик обещает своим людям, что после победы древний календарь будет восстановлен и те, кто выстоит в бою, будут завтра праздновать победу на пиру в честь Хары. Орвик говорит о том, что потом, в преддверии этого дня, его сердце всегда будет биться с волнением, что он будет смотреть на свои раны и говорить о том, что получил их в день Хары. Орвик говорит о том, что этого дня никто никогда не забудет, что его будут помнить до скончания времен как день славы зензанцев, что он сам никогда не забудет никого из тех, кто сражался с ним плечом к плечу.
      О да, он говорит еще долго, но слышат его слова отчетливо только те, кто стоит в первых рядах, ближе к помосту. До остальных ветер доносит только обрывки фраз. Но они с восторгом смотрят на золотую корону, на меч, а потом ахают при виде золотых доспехов, когда король сбрасывает зеленую мантию.
      Орвик, величественный при свете факелов и луны, поднимает меч над головой, а потом быстро сходит с помоста и возвращается в свой шатер в сопровождении адъютантов.
      - Ох! - простонал Крам.
      - Не так туго! - пискнул Морвен.
      - Не капризничайте! - округлил глаза Джем. - Вы как бы пленные!
      - Как бы! Поэтому вовсе не обязательно связывать нам руки так туго!
      - И не пойму я, зачем лошадей нам тут бросать, - проворчал Крам.
      Тут глаза округлил Морвен.
      - Крам, честное слово! Мы же пленные!
      - Пленные, всю дорогу мы пленные! Что, нельзя просто руки связать, что ли?
      - Но ведь это будет не слишком убедительно, правда? Мы с тобой синемундирники. Мы же знаем, как это делается.
      - Что, кучу народа в плен брали? - осведомился Раджал.
      - Ну, не то чтобы... - Морвен поморщился. Джем закрепил последний узел на его руках, после чего обернул веревку вокруг пояса Морвена. Свободный конец веревки был привязан к уздечке лошади Джема. У пленного не было иного выбора, как покорно тащиться за лошадью, уповая на то, что всадник не пустит ее галопом.
      - Ни одного пленного сроду не брали, - проворчал Крам. - А вот сами уже второй раз за день в плен угодили!
      - Первый раз как синемундирники, а второй - как мятежники, рассмеялся Раджал. - Если так дальше пойдет, в следующий раз ваганами окажетесь!
      - Тише! - одернул его Джем. - Синемундирники близко. В смысле настоящие.
      В шатре Орвика ждут два неожиданных гостя. Первый из них - молодой человек (по крайней мере, так кажется), которому нужно срочно переговорить с принцем. Это Ката. Она в крестьянском платье и пришла, чтобы присягнуть на верность Орвику. Она уже заготовила речь - не менее торжественную, чем та, что только что была произнесена принцем. Но принцу не суждено выслушать эту речь. Один из его адъютантов решает, что явился один из струсивших ополченцев, прельщенный обещанием золота. Адъютант выхватывает меч. Ката разворачивается и пускается наутек.
      А второй гость стремительно бросается к принцу. На нем плащ с капюшоном. Похоже, это еще один юноша. Сверкают выхваченные мечи, но капюшон уже отброшен, и Орвик смотрит в глаза Ланды. Девушка припадает к груди возлюбленного. Она плачет и говорит о том, что должна была прийти, что убежала от отца, что хочет провести эту ночь с Орвиком.
      Принц обнимает ее, но обнимает не страстно, а печально. Глупенькая Ланда. Она не понимает, что эта ночь - не для любви, а для подготовки к бою.
      Аджльские поля, окружающие Рэкс, делятся на две разновысокие части. Ниже лежит Рин, или нижний Аджль, - в лощине между холмами и городом. Отряд Джема, следуя по указанным атаманом тропам, добрался до невысокого подъема, являющегося границей этих, нижних полей. На нижних полях расположилось войско Орвика. Наверное, некоторые его воины сейчас спали перед завтрашним сражением. Однако большинство бодрствовало. Это было странное ночное бдение. Снова зазвучали песни, флейты, барабаны. Бесчисленные костры разгоняли мрак. Но если бы кто-то назвал эти костры маяками надежды, то это была отчаянная надежда. Как убедились в свое время синемундирники во время осады Рэкса, Рин был далеко не самой удачной позицией для нападения на город. Все преимущества были у врагов.
      Верхние поля, примыкающие к крепостным стенам, называются Ринг "кольцо". Во время долгой осады года 996-д, только заняв Ринг, синемундирники обрели надежду на победу. Но для того чтобы это случилось, потребовалась долгая позиционная война, а ведь войско синемундирников на ту пору было куда сильнее теперешнего войска Орвика. Теперь, когда войска поменялись местами, синемундирники прочно владели Рингом и менее всего намеревались уйти с этих позиций.
      - Мы должны сделать это, - пробормотал Джем.
      - Джем? - непонимающе переспросил Раджал.
      - Что бы нам ни суждено было сделать, мы должны сделать это.
      - Боюсь, это нечто злое.
      - Но это единственный путь, - отозвался Джем. Говорил он шепотом, но шепот его был полон почти жестокой решимости. А в сердце Джема гнездились тревога и неуверенность.